Самая читающая страна в мире

Самая читающая страна в мире

Увидев заголовок, читатель может предположить, что в статье речь пойдет о нашей с ним общей родине. Однако, дорогой читатель, обратите внимание на название рубрики, и вам станет ясно, что вы ошиблись. Родина у нас, безусловно, самая-самая. Но что до чтения, тут нас кое-кто давно догнал и перегнал. Не верите? Тогда отправляйтесь прямиком в Уэльс.

Уэльс утверждает собственную независимость в составе Великобритании скорее не на политическом уровне, а на уровне языка, ничем не напоминающего английский, и культуры, древней, богатой, самобытной, как и полагается настоящей культуре. Говорить на валлийском в Уэльсе модно и патриотично. Согласитесь, не так уж много в мире стран, в которых модно говорить на официальном национальном языке. Отсюда обостренное языковое сознание, огромный интерес к литературе, более того, мыслимое ли дело, массовое увлечение поэзией. Хотите фактов? Пожалуйста.

Население Уэльса — около двух миллионов человек. А сборник стихов Мерерид Хопвуд, победительницы национального поэтического конкурса Айстеддфод, вышел в этом году пятимиллионным тиражом. При этом никаких проблем с продажами не возникло — наоборот, есть мнение, что придется допечатать еще некоторое количество экземпляров. Куда, спрашивается, делись книги?

Куда они делись, легко понять, изучая афиши в городах Уэльса. Концертные залы по всей стране собирают сотни и тысячи зрителей на публичные чтения поэтов и писателей, литературные и поэтические фестивали и конкурсы. А теперь примерьте это к нашей с вами действительности. Кто из современных российских авторов, как вы думаете, смог бы собрать концертный зал? И сколько поэтических фестивалей, дорогой читатель, вы посетили, скажем, за последние полгода?

Главный конкурс национальной поэзии и музыки, все тот же Айстеддфод, проводится в Уэльсе ежегодно и пребывает в более чем почтенном возрасте — ему около восьмисот лет. В 2007 году фестиваль посетили более 150 тысяч зрителей, в конкурсной программе приняли участие шесть тысяч человек. В главном музыкальном соревновании нашей страны — конкурсе имени П. И. Чайковского — в 2007 году участвовали 440 музыкантов. Крупнейшие российские рок-фестивали собирают от сорока до ста тысяч зрителей. О поэтических и литературных конкурсах и говорить нечего — большинство из них не подразумевают очного участия авторов, да и авторов заочных там никогда не бывает слишком много.

Для валлийских писателей и поэтов участие в конкурсах — дело чести. Уникальный канон валлийского стихосложения «кинханед», причудливо сочетающий аллитерации, ритмические вариации, внутренние и конечные рифмы, справедливо считается национальным достоянием Уэльса и сохраняется в первозданном виде уже около десяти веков. Чтобы стать победителем знаменитого Айстеддфода, поэт должен написать триста стихотворных строк на актуальную тематику в соответствии с этим каноном. Задача, конечно, не из легких, зато автор лучшего стихотворения получает титул «Короля поэтов», трон и корону, становится национальным героем, его творчество прославляют все средства массовой информации, а сам победитель получает достаточную премию, чтобы в ближайший год заниматься исключительно творчеством и публичными поэтическими выступлениями. Тут поневоле станешь поэтом.

Стороннему наблюдателю может показаться, что Уэльс движется в направлении, прямо противоположном вектору развития мировой современной поэзии, которая давно и успешно порвала со строгими формами и вековыми традициями. Но стоит ли национальной поэзии порывать с тем, что у нее так красиво и хорошо получается? Вот в чем вопрос.

Пожалуй, все-таки не стоит. Ибо ведущие критики страны в один голос утверждают, что в Уэльсе сейчас в разгаре золотой век литературы. Почему же блеск валлийского золотого века нам отсюда совсем не виден? Не по вине валлийцев, уж точно. Они-то как раз делают все возможное, чтобы пропагандировать и распространять собственную литературу. Об этом заботятся многочисленные общественные и правительственные организации и специальные культурные фонды.

Да что там организации и фонды — обычные валлийцы, горожане и сельские жители, готовы часами рассказывать всем желающим о поэтах и писателях, живущих в округе. А надо вам сказать, в любой округе поэтов и писателей там предостаточно. В пабах поднимаются тосты за Дилана Томаса, завсегдатаи на собственном ярком примере показывают интересующимся, сколько именно выпивки, какого сорта, из какой посуды и с какой скоростью любил потреблять поэтический гений Уэльса. Очаровательные старушки, выгуливающие не менее очаровательных собак, обсуждают мужское очарование Дэвида Ллойда Джорджа, а потом с неменьшим пылом сетуют на то, что, хотя эссе и мемуары у него неплохие, политический деятель он был так себе, ибо провел пенсионную реформу и сократил размер пенсий в Британии. Прихожане церкви Святого Михаила до сих пор помнят священника Р. С. Томаса: как он приходил на проповеди в красном галстуке, как читал с кафедры стихи, как коллекционировал кости, как грубил по телефону досаждавшим журналистам и критикам. Земля валлийская так и полнится литературными мифами разной степени правдоподобности.

А что мы знаем о литературе Уэльса? На самом деле не так уж много. Просвещенные, наверно, помнят Мабиногион да еще разве Дилана Томаса. Причем, пожалуй, только самые просвещенные скажут, что тот и другой именно из Уэльса. Зато валлийцы нас знают, и переводят, и читают. Причем не только стандартный набор «Пушкин — Достоевский — Чехов». А еще и, например, Пелевин. Или, например, Акунин. А вы кого из современных валлийских авторов предпочитаете? Говорят ли вам о чем-нибудь имена Карадога Причарда, Найла Гриффитса, Тони Бианки, Джима Перрина? Такая вот национально-литературная асимметрия получается.

Если вышеперечисленные чудеса впечатлили вас в недостаточной степени или вы ждали чего-то другого от рубрики о путешествиях, могу сказать вам, дорогой читатель, что в Уэльсе к тому же очень и очень красиво. Океан, горы, каменистые пляжи, на которые с шумом набегает прибой, зеленые пастбища с кудлатыми овечками, древние замки, уютные городки — смотришь на все это и радуешься. И даже не будучи валлийцем, чувствуешь, как руки тянутся к перу, а перо к бумаге…

Елена Третьякова

17 апреля состоится автограф-сессия с писателем Виктором Мережко

Автограф-сессия с писателем Виктором Мережко

Издательство «Амфора» и «Московский Дом Книги» представляют автограф-сессию кинодраматурга, писателя, режиссера Виктора Мережко в рамках программы презентации нового романа «Кандидат»

Герой новой книги сценариста и режиссёра Виктора Мережко — человек, решивший войти в «большую политику», в мгновение ока превращается в марионетку, которой манипулируют кукловоды политического бомонда. Его жизнь, жизнь его близких становится разменной картой в игре, где не всегда играют по правилам и где цель, как правило, оправдывает любые средства.

История человечества — это история борьбы за власть. Сменялись века, рождались и гибли цивилизации, но одно оставалось неизменным — человеческая жажда власти.

17.04, в 18.00

Московский Дом Книги

(Новый Арбат, 8)

Мир кино привлекал его всегда. В юности он хотел работать киномехаником, затем пробовал стать киноартистом, а успеха добился как кинодраматург. Виктор Мережко — один из основателей премии «Ника» и президент фестиваля «Киношок», автор сценария к таким известным картинам, как «Здравствуй и прощай» Виталия Мельникова, «Трясина» Григория Чухрая, «Родня» Никиты Михалкова, «Одинокая женщина желает познакомиться» Вячеслава Криштофовича. За фильм «Полёты во сне и наяву» (1987) Виктор Мережко был удостоен Госпремии СССР. В 2006 г. в издательстве «Амфора» вышел роман «Сонька Золотая Ручка», которым Виктор Иванович уверенно заявил о себе и как о талантливом писателе. Суммарный тираж романа «Сонька Золотая Ручка» составил 70 000 экземпляров.

Общая контактная информация: 8 (499) 192-83-81, 8 (495) 944-96-76, e-mail.

18 апреля состоится презентация книги Александра Кобринского «Дуэльные истории серебряного века»

Презентация книги Александра Кобринского «Дуэльные истории серебряного века. Поединки поэтов как факт литературной жизни»

18 апреля 2008 г. в 18.00 в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме (Литейный пр., 53) состоится презентация книги Александра Кобринского «Дуэльные истории серебряного века. Поединки поэтов как факт литературной жизни» (СПб: «Вита Нова», 2007)

В программе вечера — выступление автора; песни композитора и автора-исполнителя Н. Якимова на стихи поэтов Серебряного века; фуршет.

Новая книга А. Кобринского — первое исследование дуэльных историй с участием русских литераторов и между ними: реальных и несостоявшихся дуэлей Н. Гумилева и М. Волошина, М. Кузьмина и С. Шварсалона, В. Брюсова и А. Белого, А. Блока и А. Белого, О. Мандельштама и А. Толстого, Б. Пастернака и Ю. Анисимова и т. д. Удивительно, что только одна дуэль из описанных поединков действительно состоялась: бОльшая часть книги посвящена описанию подготовки к дуэли, предыстории вызова, обстоятельств, позволяющих восстановить подоплеку и ход событий. В книге цитируются подлинные протоколы и многочисленные архивные материалы — письма, дневники, записные книжки свидетелей и участников событий.

«Теоретическое» исследование А. Кобринского подкрепляется в издании «Вита Нова» приложением — «практическим руководством» — наиболее авторитетным российским дуэльным кодексом. Указом императора Александра III в 1894 году дуэли в России были легализованы, тогда же офицеру В. Дурасову было поручено составить дуэльный кодекс. Этим кодексом, выдержавшим в начале XX века четыре издания, пользовались все дуэлянты ХХ века.

Сама дуэль являлась не просто ритуалом или скандалом — обрастая деталями и подробностями, намеренными искажениями, событие влекло за собой целый мифологический шлейф. Эта мифология прочно вплеталась в биографию поэта или писателя, отражалась в мемуарах и дневниках, влияла на саму литературу, порождая в текстах сюжеты, узнаваемые лишь посвященными современниками.

 

Об авторе

Александр Аркадьевич Кобринский (род. 1967) — коренной ленинградец-петербуржец. Окончил Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена; с 1988 года работает на кафедре новейшей русской литературы, профессором которой является в настоящее время. В 1992 году защитил кандидатскую диссертацию о прозе Даниила Хармса, в 1999 году — докторскую диссертацию, посвященную поэтике ОБЭРИУ.

Автор более ста статей о русской литературе первой трети ХХ века. Монография о дуэлях в литературной среде — вторая работа Александра Кобринского из серии исследований, посвященных литературной мифологии и литературным скандалам. Первая — о русских поэтах-самоубийцах «А сердце рвется к выстрелу…» — издана в 2003 году.

Высшее образование: Freе download

Высшее образование:
Freе download

Свое и чужое — одна из базовых бинарных оппозиций традиционной культуры. Свое и чужое — оппозиция, которая в культуре современной размывается до полного неразличения. Где заканчивается чужой текст и начинается свой? Если мы возьмем пару слов из чужого текста и используем в своем, этого, наверное, никто не заметит. Если нам понадобится чужое словосочетание или предложение, вероятность того, что заимствование останется незамеченным, существенно уменьшится. А если взять абзац? А страницу?

Сейчас использование чужого текста — штамп массовой культуры и факт повседневной жизни. Мы разговариваем фразами из фильмов и книг. Мы цитируем академические издания и ссылаемся на авторитетные мнения. Мы читаем заголовки новостей: «Про смелых и больших людей», «Пойдем-ка покурим-ка», «Потому что мы холдинг», «Сундук мертвеца», «А ночи здесь тихие». Так надо ли выяснять, кто автор? И имеет ли это значение?

Безжалостный удар по институту авторства нанес Интернет. Всякий текст в Сети не только предназначен для всеобщего прочтения, но и доступен для присвоения и гораздо менее защищен от плагиата, чем текст на бумаге. Несложная последовательность операций “coру-paste” — и произведение уже более не принадлежит автору.

Главный текст в Сети — реферат. Ничто не ищется в Интернете столь лихорадочно, не пробуждает столько надежд и не выбрасывается столь безжалостно в ближайшую урну сразу после сданного зачета или экзамена. Реферат спасителен, в роковую ночь «накануне» только он способен вселить надежду в замирающее от страха сердце нерадивого студента, поднять его боевой дух. Реферат безымянен и безлик, автор его неизвестен, а титульный лист может быть украшен чьим угодно именем. Рефераты универсальны и способны образовывать абсолютно идентичные бумажные стопки на столах вузовских преподавателей в Москве и в Якутии, в нынешнюю зимнюю сессию и через два года. Рефераты редко читают, ибо не для того они распечатываются.

Говорят, что на Западе нет студенческого плагиата, потому что он официально сурово преследуется. Пойманный с чужим эссе подлежит остракизму и исключению из университета. Говорят, что в Америке студенческого плагиата нет, потому что тамошний процесс обучения есть разновидность соревнования, а в честном соревновании жульничать неприлично. И еще. Письменные работы американских школьников сначала представляют собой эссе, основанные на личном опыте: ребенок пишет о себе любимом, делится своими мнениями и впечатлениями. По мере приближения к graduate school в эссе начинают проникать чужие мнения и цитаты из книжек, которые становятся предметом тщательного анализа и подлежат субъективной оценке. Путь американского студента — от своего к чужому, от субъективного к объективному. Путь студента российского — обратный, причем в основном тупиковый: от конспекта (где личное исключается a priori) через реферат (где личное явлено в акте структурирования материала) к научно-исследовательской работе, которая по привычке также часто оказывается просто пересказом прочитанной литературы.

Еще одна причина массового плагиата — неуверенность в собственном тексте, в собственных силах. Привыкший конспектировать, реферировать, пересказывать чужие идеи студент постепенно теряет способность критически относиться к авторитетам. Монография так хорошо написана, а если попробовать изложить свои мысли, наверняка выйдет наивно и глупо. Доступный и готовый текст очаровывает и соблазняет: там все замечательно сформулировано и как раз так, как я и хотел сказать! Но цитировать целыми абзацами и страницами неприлично. Выход один: убрать кавычки и присвоить чужой текст.

Дурной пример заразителен, плохое быстро входит в привычку. И вот уже таким же образом пишутся не только рефераты, но и курсовые, бакалаврские, дипломные работы из Интернета и даже кандидатские диссертации с десятками страниц заимствованного текста и множеством незакавыченных цитат; монографии почти-докторов-наук, главы из которых принадлежат перу неизвестного дипломника; скомпилированные научно-популярные книги с большей или меньшей степенью обработки-рерайтинга.

Студенты объясняют: «Все уже написано». Постмодернистские установки в быту: нет больше своего и чужого, есть текст как таковой, оригинальность его под вопросом, автор его неизвестен.

Мария Левченко

Невеселый Роджер: гордо реет флаг пиратства

Невеселый Роджер: гордо реет флаг пиратства

Потребительской общественности посредством мозгодробильного PR’a упрямо навязывается мысль о ее причастности к пиратству в сфере интеллектуальной собственности. Неожиданно мы узнали, что все эти годы активно содействовали преступникам, бессовестно обирая правообладателей. Теперь, благодаря СМИ и соцрекламе, мы должны чувствовать себя как минимум «подельниками» и изо всех сил стремиться искупить свою вину — искупить в прямом, финансовом смысле.

Судя по наблюдениям за общественными настроениями, инициативы по «обелению» рынка мультимедиа пока себя не оправдывают — они попросту не находят отклика среди потребителей. Ужесточение ответственности за «пиратку» вплоть до административных штрафов в случае приобретения контрафактных товаров, PR-кампании с ритуальным уничтожением подделок и бесконечные апелляции к заповеди «Не укради» никакого явного переворота в сознании покупателей не произвели. Людям не страшно — просто в голове не укладывается, как за какой-то там мультик можно понести наказание? Пусть не суровое, не существенное, но все же наказание. Ведь мультик он и есть мультик, кино и есть кино, — просто для развлечения. «И почему мы вообще должны задумываться о происхождении того или иного диска? За „Шрека“ штраф, суд? А может, еще в тюрьму? Да вы смеетесь. Я его во-о-о-о-он у того мужика купил».

Попробуйте хоть кому-нибудь доказать, что такое отношение к проблеме в принципе неверно. Нет, конечно, юридически можно оспорить все что угодно. Доказать, привлечь, взыскать. Было бы желание, а оно, несомненно, есть: особенно сейчас, на волне всеобщего (по крайней мере, официально утвержденного в качестве всеобщего) стремления очиститься от пиратской скверны. Может быть, вам удастся даже подогнать под государственные директивы неплохую статистику. Де-юре. А вот де-факто… Де-факто мы остаемся в списке стран-лидеров по производству контрафактной мультимедиа продукции. По разным оценкам, на российском рынке пиратскими являются 90% компьютерных программ, 80% фильмов на DVD-дисках и 66% музыкальных аудиозаписей.

«Стабильно высокие показатели» имеют под собой доступные пониманию основания — производители и распространители всей вышеозначенной роскоши, с точки зрения подавляющего большинства потребителей, являются этаким синдикатом Робин Гудов, благородная цель которых — сделать продукты интеллектуальной собственности доступнее для покупателей. Лишь немногие усматривают в пиратстве состав преступления — таких «борцов за копирайт» примерно столько же, сколько тех, кто расценивает контрафактщиков как простых бизнесменов, преследующих свои прагматические цели. Такова российская реальность, причем не только нынешняя, но и историческая.

Ну кто из нас задумывался о легальности механизма распространения голливудского ширпотреба на VHS в начале 90-х? Если помните, существовали даже клубы по обмену видеокассетами, фильмотеки в которых по определению были пиратскими. Насквозь. Предприниматель, организовывавший просмотры умерщвления Уиллисом или Шварценеггером врагов Америки, упрощенные видеокурсы немецкого («Дас ист фантастиш, я-я!») и сеансы вечного недетского мочилова Тома и Джерри, требовал за все это великолепие раз в пять (!) больше, чем какой-нибудь честный кинотеатр, худо-бедно обеспечивавший доступ всем желающим к контенту советского проката. Но даже тогда пиратские культпросвет-точки не знали отбоя от посетителей. А сегодня цена на пиратскую продукцию в те же самые пять раз ниже, чем на лицензионную. Комментарии нужны?

Специфика современной экономической ситуации напрямую обусловлена особой культурой потребления аудио-видеотоваров, сформировавшейся в нашей стране. А происходит эта самая культура, как уже говорилось, из пещерных сумерек видеосалонов, которые зачастую располагались прямо в помещениях вполне легальных кинотеатров, только вход в них обычно был со двора. Приобщение к новому киноязыку в его голливудской откровенности протекало как сеанс тайного общества, о котором лучше много не болтать. Обсуждать же увиденное и услышанное рекомендовалось лишь с посвященными, то есть такими же приобщившимися к нелегальному кинокульту, как ты сам. Доступ к священному древу познания требовал значительных финансовых затрат, но они казались оправданными. Сейчас лицензированные продавцы рубят это древо на щепки, раскладывают по коробкам и продают по невероятно завышенной цене. Потом еще показывают стружку, а иногда и явный жмых по общедоступному ТВ. С плохим, подчеркиваю, подчас просто чудовищным переводом. И все — волшебство ушло! Струна порвалась. Платить вам за то, чего вы нас лишили? Никогда.

И потом, все эти деппы, спилберги, боно — от кого из них убудет, если я куплю диск не за 470 рублей в салоне на Невском, а в подвале без вывески в собственном доме рублей за сто? «Я ведь люблю искусство в себе, а не себя в искусстве, а значит, те люди как настоящие художники меня бы поняли».

Слава богу, умный англосакс Тим Бернерс-Ли придумал Интернет. И, слава богу, доступ в него давно перестал быть экзотикой. Можно себе позволить. Правда, в связи с этой вседозволенностью священнодейственности в акте ознакомления с новинками кино и музыки существенно поубавилось: от глобальной Сети веет плотно набитым складом, а то и вообще гипермаркетом. Зашел, взял и пошел — и всем по барабану: склад огромный, товара навалом, и он, в общем-то, ничей. Домашние сети содержат «локальные ресурсы» (читай — все последние новинки на рынке аудио-видео, коллекции музыки по жанрам, фильмов по режиссерам и прочая, и прочая). Террабайты аудио-видео-и-всего-чего-угодно свободно путешествуют с одного компьютера на другой — «Мы победили!»? Скорее к ситуации подходит сопротивленческий лозунг “¡No pasarán!” Да и на нем разумнее не настаивать. Лидеры аудиовизуальной индустрии откровенно не одобряют сетевой либерализм, и их представители в частных разговорах, как правило, отмечают, что ограничения в работе сайтов и файлообменных сетей могли бы стать серьезным подспорьем в деле приобщения плебса к «цивилизованному рынку». Тучи сгущаются. Пока суть да дело, стойла для «культурного потребления» подвергаются активным чисткам — например, в Петербурге в крупных торговых сетях контрафакт выбивали, как пыль по весне из ковра: весело, сердито и безрезультатно. Ковер — его ведь сколько ни выбивай, за месяц опять запылится.

Можно, конечно, верить официальным отчетам о снижении доли нелицензионной продукции на мультимедийном рынке северной столицы в два-три раза. А можно просто свернуть с Невского в какую-нибудь подворотню навестить знакомый магазинчик или поподробнее изучить скрытые возможности Интернета.

Потребитель как конечное (и главное) звено «пищевой» цепи аудио-видео индустрии не должен забывать о том, что последнее слово, в конечном счете, за ним. Так будем же готовы при случае сделать свой выбор: способов голосования у нас, как известно, всего два: рублем и ногами. Главное, чтобы то и другое было в наличии.

Иван Колдобанов

Люди будущего

Люди будущего

Каждое утро я встаю и иду в школу. Жесть. Не хочется туда вообще. Хочется вместо этого гулять и веселиться, так ведь нет! Надо набираться знаний, и родители постоянно твердят, что без образования никуда не пробьешься. Ну вот я прихожу в школу, встречаю друзей, иду в класс. А там так скучно: сижу, и мне плохо, меня прямо тошнит! Вы вообще знаете, что такое современная школа?! Я думаю, нет. Рассказываю.

Что мы обсуждаем в школе? Канал «2×2», «Ой, смотрите какой у меня значок!», «Задолбали родители!», «Где ближайший солярий? У меня перемена двадцать минут, надо бы туда успеть, а то сегодня к парню ехать», «А ну-ка все заценили мои кеды!», «Лариса Витальевна — дура».

Из кого сейчас классы состоят? Эмобои и эмочки, гопота, дебилы (по словам учителей) и процентов пять нормальных детей. В любой среднестатистической школе, в каждом классе есть изгой (некий / некая зяба). Зяба обычно плохо одет, еще хуже пахнет, хорошо или наоборот очень плохо учится, всегда на нервах и обычно не чувствует плохого отношения к себе окружающих. Скорее всего, это ребенок богемных родителей.

— Маша (Галя, Лена, Вася, в общем, зяба), подпиши свою работу!

— Нет. Я останусь инкогнито!!!

Девочке круто сказать про себя, что она фригидна. Парни часто ведут себя как геи. Ну, чему удивляться, 91–93-й годы рождения, голодное время, вот и дети такие.

В школах дети обычно делятся на два лагеря: богатые и бедные. Под богатеньких мальчиков подстраиваются местные шалавы. К потомкам буржуев по-другому относятся учителя. Допустим, бедные дети, которые «барыжат» (торгуют наркотой), скорее вылетят из школы, чем богатые. Иногда на параллели бывает два класса: платный (для богатеньких) и обычный (для остальных). Естественно, что они воюют. А когда в старших классах их сливают в один, начинается бойня.

— Прости, что наступил на твои дешевые кроссовки своими дорогими ботинками.

— Я на Мальдивы летом ездила, а ты?

Задолбали наркоты! Взрослым может казаться, что наркоту добыть очень сложно. Ха! Совсем нет! Если вам вдруг что-то нужно, попросите у своего ребенка: либо его друзья, либо он сам наверняка в теме. Расценок я не знаю, но с уверенностью могу сказать, что примерно тридцать процентов школьников (включая учеников младших классов) знают людей, через которых можно купить гашика, «колес» или там кокса.

Курение в школе, конечно, тоже важная тема, но многие учителя уже на это дело забили. Нет смысла. Если человек хочет и курит, он все равно будет курить в школьном туалете. Вот если в школе с наркотой запалят или с алкоголем, тогда аттестата не видать! Во всяком случае, нам так говорят. А когда кого-нибудь ловят, обычно не хотят поднимать скандал, особенно если у ребенка богатые предки.

Сейчас самый клевый человек для вашего ребенка — это либо толстый говнюк Картман, либо Стьюи, постоянно хотящий убить Лоис (его мать). Вы не знаете, кто это? Спросите у своего ребенка. Есть еще Гена Букин — продавец обуви, который ненавидит свою семью. Вы больше не авторитет. Смиритесь. Попробуйте вникнуть.

А еще сейчас ввели ЕГЭ, супер! Молодцы! Тесты — мечта дебила. Подчеркнуть правильный ответ, выбрав его по считалочке. Думаете, это не отупляет? Еще как! А еще мы не пишем сочинений. Как, вы и этого не знали? Максимум, на что способен девятиклассник, — это пересказать книжку, краткое содержание которой он прочитал. А еще работу могут не принять, если почерк непонятный. Это ли не бред? Мало ли кому какой почерк непонятен.

Еще учителя добивают: поучают нас, типа дети не пейте, поздно не гуляйте, не курите! Нет, все понятно, мы их даже слушали до тех пор, пока не стали замечать, сколько они сами курят и как бухают на своих корпоративах. Дорогие учителя, вы хотите знать, с кого мы берем пример? Подойдите к зеркалу и посмотрите в него. Вот с кого! Вы знаете, что дети (за редким исключением) перестали смотреть «Дом-2»? Это же вообще не круто. Зато его любят училки, а еще они тащатся от «Звезд на льду», в цирке, в танцах, на ринге. Вот такие вот люди учат нас жить!

Вот в такую вот школу ходит ваш ребенок. Думаете, нет? Именно в такую, даже не сомневайтесь. И все, что со стороны кажется таким ужасным, для нас, детей, вроде как и нормально. Кто же, спрашивается, виноват в этом школьном беспределе? Честное слово, я не знаю.

Лера, 9-й класс

Ремейк в квадрате

«Ремейк в квадрате»

Для тех, кто не смог присутствовать на мероприятии в клубе “Place” журнал «Прочтение» организует специальный повтор. Говорим о ремейках — в литературе, кино, искусстве, жизни. В финале — выборы секс-символа и розыгрыш книг.

Участники:

  • Олег Грабко (продюсер, генеральный директор ЗАО «Бомба-Питер»)
  • Денис Елеонский (режиссер, сценарист)
  • Полина Ермакова (координатор издательских проектов издательства «Арка»)
  • Александр Прокопович (главный редактор издательства «Астрель-СПб»)
  • Мария Шишкова («Прочтение»)

17 апреля, четверг, 19.00

Дом книги, Невский 62

Не благодаря, а вопреки

«Не благодаря, а вопреки»

В рамках презентации юбилейного номера журнала «Прочтение» дискуссия о журналах: причины появления, рецепты выживания, критерии успеха.

Участники:

  • Андрей Аствацатуров (филолог, журналист, автор «Прочтения»)
  • Александр Егоров (главный редактор журнала “The Chief”)
  • Сергей Князев (лит. критик, редактор изд-ва Ивана Лимбаха)
  • Анджей Иконников-Галицкий (поэт, публицист)
  • Мария Шишкова (в качестве одного из создателей журнала «Прочтение»)

16 апреля, среда, 20.00

Дом книги, Невский 28

Заполняя паузы

Заполняя паузы

В детстве учитель музыки мне говорил:

— Пауза в музыкальном произведении поставлена композитором не для того, чтобы исполнитель мог в носу поковыряться! Паузу надо слушать и чувствовать.

И я слушал. Это были дивные мгновения! Даже сейчас, спустя столько скомканных лет, я вспоминаю эти паузы. Паузы-катушки, намотавшие на себя нити звуков. Паузы, взыскующие все твое существо, возвращающие тебя к самому себе, дарующие покой твоим рахитичным ушам, травмированным избытком благозвучия.

Январь — это пауза. Для очень многих. В твоем распоряжении несколько свободных дней или даже неделя. Свободных? Лучше назвать их «не занятыми работой». Словом, остановка в пути, каникулы, пауза. Что теперь делать с этой паузой? Можно попробовать книгу написать — сейчас все пишут, сочиняют, чем ты хуже? Так разве за неделю успеешь?

Можно в жаркие страны податься. Во все сразу. Там хорошо: солнце, море, песок, девушки, телевизор в гостиничном номере. И в придачу загорелые, спортивные массовики-затейники, «аниматоры», готовые в любой момент тебя развеселить. Если они где-то поблизости — а они всегда поблизости (работа такая) — будь уверен: в одиночестве, наедине с самим собой, или с миром, или с книгой ты не останешься. Помню, год назад в Египте в Шарм-эль-Шейхе лежу у бассейна в шезлонге, книгу читаю. «Уолдена» Генри Торо. Книга не то чтобы очень интересная. Просто важная лично для меня. Подходит аниматор. Молодой человек лет двадцати пяти. Загорелый, спортивный, веселый. Белая футболка, синие шорты. На ногах кроссовки.

— Вы, — говорит (разговор ведется по-английски), — не хотите в водное поло поиграть? Мы команду собираем. Матч начнется через двадцать минут на понтоне.

— Нет, спасибо, — отвечаю.

— А в настольный теннис? — тут только я замечаю (аниматор стоит против солнца), что он вертит в руках теннисную ракетку.

— Нет, не хочу, спасибо, — я кисло улыбаюсь, понимая, что, видимо, в чем-то виноват.

— А почему? — участливо интересуется аниматор.

— Просто не хочу.

Аниматор, покачав головой, идет к следующему шезлонгу, а я вновь погружаюсь в книгу Генри Торо. Интересно, думаю, а что на моем месте сделал бы Генри Торо, этот великий отшельник, бакалавр природы, инспектор лесных троп, воспевший одиночество? Наверное, встал бы, улыбнулся этому говнюку, потом обыграл бы его в его дурацкий теннис, поблагодарил бы и вернулся к своей книге. Нет, я совсем не такой. Да Торо никогда и не поехал бы сюда.

Вокруг — слишком много людей, старающихся заполнить твое время, помочь тебе преодолеть паузу.

Между прочим, у нас ведь есть замечательные журналы, дивные, глянцевые. В них работают очень компетентные и профессиональные сотрудники. Они-то нам и объяснят, куда пойти, где поесть, что послушать, посмотреть или почитать. Тут главное не ошибиться и понять, где именно модно побывать. Куда-то же надо пойти. Все равно куда. Можно посетить концерт певицы Максим (очень хочется), но в возрасте старше двадцати пяти вряд ли стоит — друзья и коллеги засмеют. Лучше в филармонию, на модного пианиста, или в театр, на модного режиссера. И неважно, что ты скрипичный ключ плохо отличаешь от гаечного, а театр тебе нужен как козе баян. Важно, что теперь есть о чем поговорить с друзьями. А то все сплетни-сплетни, и других тем для разговоров никаких.

В любом случае, пауза будет заполнена и каникулы пройдут успешно. Одного вас не оставят. Как можно? Как, скажите, можно вас оставить без присмотра? А вдруг вам в голову чего-нибудь взбредет? И вы захотите изменить мир или, на худой конец, стать самим собой. Такие каникулы, такие паузы ничем хорошим не кончатся.

Кстати! Чуть не забыл. Вам ведь теперь не надо вставать ни свет ни заря и не надо бежать на работу. Можно отоспаться всласть, вволю.

Хотя, наверное, пора просыпаться.

Андрей Аствацатуров

Наперегонки со временем

Наперегонки со временем

Один мой приятель любит повторять, что когда-нибудь (и он надеется дожить до этого времени!) он сможет по Интернету узнавать о событиях раньше, чем они произойдут. Мысль довольно парадоксальная, однако если задуматься, то окажется, что мы уже давно живем в мире, где можно с легкостью предвосхищать отдельные события.

Хорошо известно, что еще до того, как одиннадцатого сентября самолеты с террористами врезались в башни-близнецы, в Голливуде снимался фильм, где отчасти воспроизводилась эта ситуация: в одной из сцен последнего «Человека-паука» (в окончательный вариант она по понятным соображениям не вошла) злоумышленник натягивал между злополучными башнями паутину, чтобы ловить в нее самолеты. Случайность? И да, и нет.

Причина этих совпадений достаточно проста: кино что-то заимствует из жизни, а жизнь что-то заимствует из кино. Или, вернее, сама жизнь теперь может восприниматься как фильм с невероятными поворотами сюжета и спецэффектами. Будучи высокотехнологичной отраслью, кино придает реальности удивительную эластичность, делая грезу абсолютно правдоподобной. При этом могущество реального (подлинного, нерукотворного) времени постоянно подтачивается образами времени вымышленного, которое обладает невиданной податливостью и которое можно кроить по собственному желанию и ради собственных целей. А цель всегда одна — избавиться от страха перед будущим и самой возможностью изменений.

Эта черта кажется определяющей для массовой культуры (а есть ли теперь какая-нибудь другая культура?), и не последнюю роль здесь играют новые способы получения, обращения и хранения визуальной информации. Именно благодаря новым технологиям человечеству, сильно подуставшему от стрессов и переживаний, удалось создать для себя особый мир, где живется легко и привольно, не существует времени и перемен и все скроено из неизнашивающихся материалов. Это мир глянцевый, цифровой, вымышленный, повторяющийся.

Однажды я видел Джека Николсона, выходившего из гостиницы. Он производил впечатление вполне обычного человека, у которого можно стрельнуть покурить или спросить, который час. Он совершенно не производил впечатления звезды, хотя мало кто сомневается в том, что это житель самого глянцевого из миров. Лишенный магической силы, которой его наделяет киноиндустрия, он вдруг стал простым, может быть, даже самым заурядным человеком.

Основные функции глянца как специальной техники обработки поверхности состоят в уникальной способности отражать свет, рождать блики на том, что само по себе бликовать не может. Глянцевый объект, недвусмысленно утверждая себя в качестве главного действующего лица, отводит всем остальным роль зрителя. Это право привлекать к себе внимание за счет изменения физической природы своего тела дано далеко не всем, его надо заслужить. Это знак избранности, и те, кто добился права источать сияние, пребывают в царственной неподвижности. Они пытаются убедить нас в том, что процессы, которым подвержены обычные люди, над ними не властны. Глянец — это особый стиль жизни. Его главная черта — замкнутость на самом себе. Сама жизнь, как в недавнем фильме Михалкова-Кончаловского с таким же названием, становится игрой бликов зеркальных поверхностей, в которых бесследно исчезает все.

При всем том не следует забывать, что любая зеркальная поверхность (и глянцевая в том числе) должна отражать того, кто в нее смотрит. Поэтому, листая глянцевый журнал, мы бессознательно ищем там место для самих себя, для нашей истории. И кажется, что все, что происходит там, на самом деле происходит здесь со мной.

В последнее время фотографирование приобрело характер повального увлечения. Эта стало возможно благодаря легкости, с которой теперь можно создавать бесчисленное множество фотографий, а также благодаря предельному сокращению времени, которое требуется для изготовления снимков.

Возвращаясь из отпуска, мы привозим с собой не десятки, как в прежние пленочные времена, а сотни или даже тысячи фотографий, которые потом сортируются, раскладываются по папкам (в основном компьютерным) на вечное хранение. Такое фотографирование — когда человек стремится получать изображение как можно чаще — по сути приближается к киносъемке и должно запечатлевать не отдельный эпизод или момент, а сам ход времени. Удаляя некоторые фотографии, мы по-своему монтируем этот фильм, создавая его оптимальные версии. Да и сама фотография, которая, начиная с момента своего появления, считалась бесстрастным документом, свидетельством, перестала быть таковой. Обрабатывая снимок в фотошопе, создавая искусственную ауру, оттеняя и ретушируя изображение, мы внушаем себе, что эта тщательно выверенная и сконструированная красота и есть мы сами.

 

Вымышленный

Человек с детства любит истории. Он любит слушать сказки, которые рассказываются в полутемной комнате на сон грядущий и незаметно становятся этим сном. И если история захватывает, то возникает желание, чтобы она не прекращалась, а мир вокруг нас перестал существовать. Ради этого издаются книжные серии типа «Библиотеки женского романа» или такие мегапроекты, как «Гарри Поттер». Потом по этим книгам снимаются фильмы, и нет ничего удивительного в том, что книга и кинематограф словно сообщающиеся сосуды: количество сюжетов ограничено, а индустрия не должна простаивать ни на минуту. Иногда в результате слияния некоторых сюжетов возникают немыслимые клоны. В пример можно привести такие книги отечественного производства, как «Кот да Винчи» или «Пираты кошмарского моря».

Кинобренды раскручиваются медленно, но если свершилось чудо и на долю какого-то персонажа или сюжета выпал успех, то с ним так же трудно расстаться, как с месторождением, которое не выработано до конца. Как следствие появляются фильмы под номерами, разного рода «чужие», «крепкие орешки», «рокки» и т. д. И под знаковые даты (под Рождество или Новый год) мы получаем новые порции удовольствия, которое тем больше, чем длиннее повествование. В результате возникает время, которое начинает двигаться по кругу и которое контролируется при помощи различных стереотипных сюжетов. Функции всего этого механизма очевидны: киноистория восполняет дефицит эмоций, возвращает человеку остроту переживаний, гарантируя при этом, что мир на самом деле устойчив и неизменен. Что ему ничего не угрожает. Что герой обязательно вернется и все опять встанет на свои места. И что этим героем можешь быть и ты.

 

Повторение пройденного

Строго говоря, ремейк — это повтор, фильм, не просто снятый по мотивам какого-то другого фильма, а точная копия. Он предлагает нам удовольствие несколько иного толка, чем разрастающиеся до бесконечности истории. Соотношение между ремейком и фильмом-источником приблизительно такое же, как между копией и оригиналом. Для ремейка принципиально только то, что фильм должен иметь прецедент, он воспроизведение чего-то, что завоевало успех и стало знаменитым. Поэтому ремейк должен постоянно напоминать о фильме-источнике, и самое интересное состоит здесь в том, чтобы отыскивать сходства и различия, смаковать детали и режиссерские ходы. В результате подобных манипуляций доброе старое кино утрачивает ту щемящую грусть, которая всегда подстерегает тех, кто вдруг собрался пересмотреть любимый фильм.

 

Наперегонки со временем

Оно становится элементом настоящего. Так, паразитируя на фильме-оригинале, ремейк действует в обратном направлении, предавая прошлое забвению, ведь человек склонен испытывать грусть, когда сталкивается с тем, чего больше нет. Задача ремейка выдавать старое за новое и новое за старое, чтобы таким образом нейтрализовать память, осовременить прошлое и избавиться от ностальгии. Ведь повторение делает человека счастливым, а воспоминание несчастным.

Ремейк направлен против прошлого, он предназначен для людей, которые хотят научиться жить одним настоящим. Таким ремейком у нас стал только что вышедший на экраны фильм Тимура Бекмамбетова «Ирония судьбы. Продолжение». Хоть картина и заявляет о себе как о продолжении знаменитой рязановской истории, без которой не обходится ни один Новый год, но новый фильм — это одновременно и продолжение (сиквел), и ремейк. События, произошедшие тридцать лет назад и повторившиеся сейчас на наших глазах, требуют от персонажей полной амнезии. Разве могли бы обитатели квартиры на улице Строителей забыть о волнующей предыстории, которая когда-то произошла с их родителями? Что они в момент своего персонального счастья лишь проживают чью-то чужую жизнь? Что они не знают истории своих родителей или никогда не смотрели первой «Иронии судьбы»? Или это внутри самого жанра ремейка существует отказ от прошлого, которое оказывается вечно длящимся настоящим?


 

Назад в операционную

Глянец, цифровая фотография, повторяющие циклические сюжеты по-своему служат одной цели — они обеспечивают комфортную связь со временем, где последнее выглядит тихим и прирученным, всегда готовым, как поется в песенке, «прогнуться под нас». И где мы, стряхнув с себя однообразие будней, преобразимся для новой, прекрасной жизни. А если она вдруг чем-то нас не устроит, то можно все легко переиграть. Как в том анекдоте, когда пациент после пластической операции смотрит на себя в зеркало и спрашивает:

— Доктор, это я?

— Ну, — отвечает доктор, — если это вам нравится, тогда это вы!

— А если не нравится?

— Тогда назад в операционную.

Чем же этот новый мир так привлекателен для нас? В основном тем, что он постоянно демонстрирует устойчивость и неизменность нынешнего положения вещей. Неподвижность, неизменность — таков лозунг сегодняшнего дня и сегодняшней культуры. Современный человек, российский особенно, боится истории и устал от нее. Ведь все плохое уже произошло, а впереди и позади одно только настоящее, неизменное и счастливое. Которое, как хотели бы внушить нам некоторые, будет длиться вечно.

Дмитрий Калугин