Рубрика: Заметки

— Откуда ты знаешь про дело Дрейфуса? —
спросила меня как-то приятельница.

— Естественно, из книжки «Дорога уходит вдаль».

— И я тоже. Правда смешно?

Действительно, забавно: знаменитый эпизод из французской истории мы узнали из русской книги нашего детства и запомнили на всю жизнь, хотя трилогия А. Бруштейн вовсе не про Францию, а про растущую еврейскую девочку из города Вильно в конце XIX века.

А откуда мы знаем про страховое агентство Ллойда? Имя Ллойда знакомо всем, кто читал Диккенса и Дюма, только мы его не замечаем, следя за перипетиями сюжета и сопереживая злоключениям бедной Флоренс Домби и Эдмона Дантеса.

Как-то в середине 90-х я лежала в больнице и мне совершенно нечего было читать. Медсестра сжалилась и дала забытый кем-то роман Золя «Дамское счастье». Перед этим в последний раз я брала в руки Золя где-то на первом курсе, он показался мне скучным и устаревшим, но делать было нечего. И случилось чудо: оказалось, что в этом романе самое интересное сегодня — вовсе не любовная коллизия, не история Золушки, а бизнес-история: точное и умное описание становления крупной универсальной торговой фирмы. По этой книжке можно изучать основы маркетинга и менеджмента; это отличный сборник кейсов для бизнес-школ. Великий маркетолог Филипп Котлер еще не родился, а Золя уже описал все 5P современной теории маркетинга.

С тех пор, невольно во многих, казалось бы, давно прочитанных книгах мне стали видны экономические истории и детали, которые ничего не говорили homo sovetikus, но зато чрезвычайно интересны и полезны для тех, кто живет и работает сегодня в новой экономике России.
Давайте пробежимся по читаному-перечитаному.

Про земское (читай муниципальное) самоуправление — «Анна Каренина» Толстого. Помните, чем там занимался Левин? Не помните? Перечитайте — очень познавательно.

Про фондовый рынок — «Финансист» Драйзера. Драйзер — экономический писатель, сюжет в его романах малоинтересен и довольно стандартен, а вот экономические механизмы изложены точно и увлекательно.

Про банковское дело и про банкиров писали много, но самая увлекательная история — это, конечно, методичное доведение до банкротства банка барона Данглара. Граф Монте-Кристо, если помните, заранее объяснил Данглару, как можно обрушить даже очень крупный и надежный банк. История некоторых российских банков за последнее двадцатилетие вполне подтверждает аналитические выводы незабвенного графа.

«Граф Монте-Кристо» — вообще замечательная книга: там про все есть — и про торговое мореплавание, и про страхование кораблей, и про сбор компромата как способ борьбы с врагами и конкурентами, и про систему правосудия, и про информационные войны с применением черного пиара (вспомните историю разоблачения графа де Морсер!).

Более современный пример банковского кейса — замечательный детектив Дика Фрэнсиса «Банкир». Там подробно изложена практика и теория кредитования, при этом увлекательнейшее чтение с лихо закрученным сюжетом.

Особый интерес у меня вызывает описание механизмов страхования и страховых компаний, поскольку я работаю в этой области экономики. Беглых упоминаний в западной литературе очень много, особенно в английской и американской, поскольку для них страхование — неотъ? емлемая часть экономики, что-то вроде чистки зубов для бизнеса — как же, дескать, без страховки на все, что движется и не движется? Страховые комиссары, страховые агенты, служба безопасности страховых компаний, попытки страхового мошенничества и их разоблачение — везде и всюду, особенно в детективах.

Длинных историй про страхование мне встретилось немного. Одна из них в старой доброй «Саге о Форсайтах»: Сомс, член правления «одного из богатейших страховых предприятий», распутывает мошенничество исполнительного директора общества со страхованием контрактов. Особенно часто эта история стала вспоминаться в последний год, с тех пор, как у нас было введено обязательное страхование договоров по государственному контракту…

Другая страховая история лежит в основе знаменитого в 70-80-х годах прошлого века «Аэропорта» Артура Хейли. Хейли по уровню, конечно, не Голсуорси и не Диккенс, но писатель чрезвычайно популярный, книжку эту тогда читали все. Но сегодня она стала актуальна и в России, потому что теперь и у нас любой отчаявшийся человек может застраховать свою жизнь на крупную сумму, а потом подстроить авиакатастрофу или еще что-нибудь в этом роде, чтобы, покончив с собой, обеспечить свою семью. Как предотвратить подобные происшествия, сохранив при этом гуманную составляющую страхового бизнеса, как проводить предварительную оценку страхового риска, как и кому продавать страховые полисы — все эти вопросы каждый день решают теперь и наши, российские, страховщики.

И настоящее потрясение испытываешь, осознав, что наисовременнейшую теорию проектной и, более того, матричной структуры управления впервые разработал и внедрил Антон Семенович Макаренко в колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Честное слово — прочитайте «Педагогическую поэму», там подробно изложена система, включающая в себя и вертикальное управление, и образование временных «сводных отрядов», то есть проектной команды, созданной на временной основе для выполнения конкретной комплексной задачи. В современном менеджменте матричная структура управления считается наиболее эффективной. Антон Семенович тоже так думал, только его никто не слушал… а потом и читать перестали.

А. Макаренко «Педагогическая поэма»

К весне двадцать третьего года мы подошли к очень важному усложнению системы отрядов. Это усложнение, собственно говоря, было самым важным изобретением нашего коллектива за все тринадцать лет нашей истории. Только оно позволило нашим отрядам слиться в настоящий, крепкий и единый коллектив, в котором была рабочая и организационная дифференциация, демократия общего собрания, приказ и подчинение товарища товарищу, но в котором не образовалось аристократии —
командной касты.

Это изобретение было — сводный отряд…. Совет командиров всегда старался проводить через нагрузку комсвод? отряда всех колонистов, кроме самых неудачных. Это было справедливо, потому что командование сводным отрядом связано было с большой ответственностью и заботами. Благодаря такой системе большинство колонистов участвовало не только в рабочей функции, но и в функции организаторской.

А. Дюма «Граф Монте-Кристо»

— Да конечно, — продолжал Монте-Кристо, — на мой взгляд, есть три категории богатства… Я называю первостепенным состоянием такое, которое слагается из ценностей, находящихся под рукой: земли, рудники, государственные бумаги таких держав, как Франция, Австрия и Англия, если только эти ценности, рудники и бумаги составляют в общем сумму в сто миллионов. Второстепенным состоянием я называю промышленные предприятия, акционерные компании, наместничества и княжества, дающие не более полутора миллиона годового дохода, при капитале не свыше пятидесяти миллионов. Наконец, третьестепенное состояние — это капиталы, пущенные в оборот, доходы, зависящие от чужой воли или игры случая… словом, дела, зависящие от удачи, которую можно назвать низшей силой, если ее сравнивать с высшей силой — силой природы; они составляют в общем фиктивный или действительный капитал миллионов в пятнадцать…

Татьяна Гуковская

Эти слова так легко услышать или произнести, пока еще ничто не объединяет. Когда нет общих воспоминаний, ночных звонков, цветов, слез, любимых кафе, общих друзей, предпочтительных поз, а тела и души друг друга — терра инкогнита. И намного сложнее после скушанного вместе пуда соли, наличия общих врагов, друзей, а иногда — детей и банковских счетов. Когда человек, с которым вы были одной крови, в одной стае, вдруг оказывается другим.
Чужим. Ненужным.

Мир, еще недавно такой маленький и уютный, будто аквариум, вдруг разлетается на осколки. Кругом хлещет вода, торчат прозрачные стеклянные зубья, а ты бьешься брюхом кверху, сверкая чешуей и глупо оттопыривая жабры. Ты задыхаешься, но понимаешь, что вариантов остается только два. Тектонические сдвиги сознания не оставляют много выбора. Рыбам в эпоху тектонических сдвигов остается либо научиться дышать легкими, либо сдохнуть.

Выжить — или умереть

Это не значит, что нужно идти вскрывать себе вены или становиться в очередь на местном мосту самоубийц. Весь мир, друзья, приятели и знакомые останутся совершенно такими же, как и раньше. Будет та же работа, та же зарплата и, может быть, тот же круг общения. Просто сам ты никогда уже не будешь прежним….

А есть отношения, из которых выпрыгивать на поверхность жизни радостно и легко.

Как дельфину. Веселая улыбка и новый поиск: с кем бы поиграть? Самый легкий и безболезненный вариант — расстаться с благодарностью за подаренную друг другу радость. «Давай останемся друзьями», — говоришь ты человеку, с которым случилось провести вместе кусок жизни, и улыбаешься. «Давай», — говорят тебе, и ты ловишь ответную улыбку.

Несколько дней, недель, а иногда месяцев, проведенных вместе, не всегда оказываются поводом для знакомства. Да, получилось узнать друг друга. И даже понравиться. Понятно, что друг другу можно доверять, но этого явно недостаточно для того, чтобы дальше… Да, вместе бывает приятно. Да, никаких особых недостатков не отмечено… но постоянно кажется, будто чего-то не хватает. Что отношения недотягивают до уровня «что-то большее, чем просто дружба».

И тогда получается расстаться.

Друзьями.

А бывает, что связь затянулась. Пройдены все этапы — от зарождения до угасания. Чувство дряхлеет. Ни у кого больше нет сил катать туда-сюда эту инвалидную коляску с впадающей в маразм развалиной по имени Любовь.

Все понятно, все известно, ответ на каждый вопрос очевиден. Взаимопонимание едва ли не телепатическое.

Говорить вроде бы не о чем. Все понятно без слов. Настолько, что можно без? ошибочно угадать, кто, кому и когда именно позвонит. В общем, чем дальше удается прокатить коляску, тем ближе оказывается финиш, где на ленточке для победителя крупными буквами написано «дружба». Как бы там ни было, но дружба состоялась, и никакая сила не в состоянии воскресить останки того, что когда-то называлось «любовь». Самое лучшее, что можно сделать в данной ситуации, — это расстаться.

Расстаться друзьями

В сравнении с четвертым все три преды? дущих варианта покажутся мягкими и пушистыми, как ангорская шерсть.

Третий вариант — это тот, где миром правит женщина.

Где от ее взгляда и слова рушатся царства, а легкая волна ее телесного аромата сокрушает последние, шаткие стенки разу? ма, точно ураган — бамбуковые хижины.

Предположим, что охапки цветов, колье и билеты на закрытые театральные просмотры, стихи собственного изготовления и платья, изготовленные руками и иглами лучших ателье, оказались бесполезны. Тебя видят, понимают, замечают, уважают и даже сочувствуют, но…

В общем, все ясно без слов. Не важно, чего больше в ее решении: снисходительной жалости или неподдельного уважения с легким отвращением. Та, которая сможет сказать эти слова открыто, предложит остаться друзьями в ответ на любовь, — да будет благословенна. Так благословен хирург, когда ампутирует конечность больного, прежде чем гниение пожрет все тело.

Остаться друзьями, чтобы исцелиться от полученной раны.

Бывает и по-другому. Тяжело, тягостно, муторно. До словесной поножовщины, до эмоциональной бытовухи и экзистенциальной тошноты. Когда понимаешь: еще немного — и прольется чья-то кровь. Пора выйти из войны полов с наименьшими потерями.. Нужно во что бы то ни стало остаться друзьями, чтобы не становиться врагами.

Просто расстаться — гораздо лучше, чем ее любимый котенок, живьем посаженный
в микроволновку, или его коллекция автомоделей, безжалостно поломанная и утопленная по кусочкам в унитазе.

Не получается расстаться только в одном случае. Когда прощаешь. Когда тяжело с ней и тяжело без нее, но с ней, кажется, пусть немного — но легче. Можно планировать расставания, можно уезжать и уходить самому или стараться изо всех сил, чтобы ушла она, — все равно ничего не получится. Вернешься за ключами, забудешь билет, не успеешь на поезд, она сама позвонит через день и сделает шаг к примирению, или ты не выдержишь и бросишься бить морду тому, в чьи объятия сам же ее и подталкивал, приговаривая про себя: «Так будет лучше для всех…» Потому что от истины невозможно уйти. Ее нельзя сделать чем-то большим или меньшим, чем она сама…

…А любовь — это истина. Банально — но верно. Именно любовь показывает нам, какие мы на самом деле. Что бы мы там о себе не воображали…

Адам Асвадов

Любовь любит любить любовь. Медсестра любит нового аптекаря. Констебль бляха 14 А любит Мэри Келли.
Герти Макдауэлл любит парня с велосипедом. М. Б. любит красивого блондина. Ли Чи Хань люби целовай Ча Пу Чжо. Слон Джамбо любит слониху Алису. Старичок мистер Вершойл со слуховым рожком любит старушку миссис Вершойл со вставным глазом. Вы любите кого-то.
А этот кто-то любит еще кого-то, потому что каждый
любит кого-нибудь, а Бог любит всех. Джеймс Джойс «Улисс»

Попробуйте поговорить о любви. И полюбуйтесь, что получится. Послушайте себя со стороны. Сплошные банальности. «Я тебя люблю» — самая волнующая, рвущаяся из глубины твоей сути фраза, самая искренняя и одновременно — самая банальная. Так всегда происходит. Чем ты более искренен, тем больше впадаешь в непроходимую пошлость. Это — проклятие прошедшего кошмарного столетия, проклятие, которое нам придется нести в себе. И поделом. Джеймс Джойс, написавший, наверное, главный роман
ХХ века «Улисс», понимал этот парадокс лучше других. Повторим хотя бы десять раз слово «любовь», и вот мы окончательно выпотрошим из него последние остатки смысла. Это — слово-сигнал, знак, ни к чему не отсылающий, ни к чему не обязывающий, ничего толком не объясняющий.

Однако еще всего за какие-то сто лет до появления «Улисса» Джойса романтики воспевали любовь. Какую именно? Прежде всего — Мистическую. Любовь к бесконечному духу, проявляющуюся как любовь к женщине. Часто романтики даже «удаляли» героинь из произведения, заставляя их умереть для героя. Позже к удовольствию романтического персонажа и читателей, выяснялось, что возлюбленные на самом деле живы, — но чувство любовного томления все равно не покидало романтического странника. Он оставался верен своему пути, своей возлюбленной, чей земной облик был не конечной целью, а указанием на открывающийся бесконечный дух. Так появился образ любви отрекающейся, ничего не требующей взамен. Одновременно романтики описывали и другую любовь. Демоническую, страшную, стремящуюся к обладанию и, в конечном счете, губящую предмет любви и самого влюбленного. Эта страсть зачастую была оборотной стороной ненависти к миру — уродливому, косному, ничтожному. Именно так любили своих женщин мятежные герои мятежного Байрона, Гяур и Корсар.

Сложившаяся традиция восприятия любви очень скоро упростилась, обросла новой логикой, новыми примерами, более соответствующими прагматизирующейся повседневности. В целом же особых изменений не претерпела. Но не прошло и полувека, как романтические мифы о любви были атакованы. Гюстав Флобер в своих романах разоблачил романтические болезни современников —
безвольных, слабых, бултыхающихся в болотной жиже страстей. Его персонажи любят собственное состояние влюбленности, которое они вычитали в книжках и которое служит им убежищем от реальности. Флоберовский герой с головой окунается в выдуманные эмоции лишь затем, чтобы не думать, не жить, не быть собой. Он устремляется в любовный полет к романтической бесконечности на крыльях глупости. И что самое ужасное — остается при этом искренним и честным.

Модернисты ХХ века, литературные наследники Флобера, уже не оставляют читателям никаких иллюзий. Романтические переживания для них — всего лишь хорошо усвоенные тексты, шаблоны поверхностных ощущений, пригодные для слабого, жалкого человека толпы. То, что прежде считалось любовью, подвергается теперь вивисекции, анализируется, и, наконец, высмеивается как оболочка примитивного физиологического влечения. Растекающаяся по артериям и заползающая в мозг, любовь не более значима, чем обеспокоенность суслика, сезонно пытающегося размножиться, обеспокоенность, на которую человек переносит вычитанную в газете или высмотренную в фильме идею.

И все же культуре, особенно массовой (а другой скоро и не будет), хочется убедить публику в том, что любовь — это тайна, не поддающаяся исчислению. Помнится, даже великий Калиостро, гений, маг, авантюрист, не мог, если, конечно, верить Марку Захарову, вывести формулу любви. Масскультура к этому и не стремится Она всего лишь позволит нам, если мы только захотим, — а мы обязательно захотим —
прикоснуться к НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ, услышать в заболоченных небесах сильные взмахи ее крыльев.

Многие помнят советский фильм «Еще раз про любовь» (1968 г., реж. Г. Натансон, сцен. Э. Радзинский), потрясший силой и искренностью сердца наших соотечественников (36,7 млн зрителей). Красивая мелодрама с типично советскими реалиями и нетипично несчастливым концом — чтобы зрители обняли друг друга и прослезились. На экране появляется ОНА — актриса Татьяна Доронина, это ее звездная роль — вывернутая на всеобщее обозрение так называемая «женственность», нечто мягкое, доброе, обволакивающее, успокаивающее, эдакое начало всех начал. Приветливый взгляд, глаза, полные дежурной нежности, приятная полнота, колени, куда хочется уткнуться, как в пристань. И тут возникает ОН (Александр Лазарев) — красивый, успешный, ироничный и самоироничный, порядочный, принципиальный, хотя немного жесткий (но это его не портит). На него можно опереться. Не предаст, как некоторые, ни ЕЕ, ни друга, ни страну. Начинается игра, начинаются отношения, и вот уже ОН, соприкоснувшись с неотмирной женственностью, смягчается. Он не изменил себе, он — прежний, но немного лучше, потому что узнал про любовь. Вот вам и формула любви, смутное ощущение приближения к ее тайне.

Двинемся дальше. В 2002 году тот же самый фильм переснимается, теперь уже для нас с вами, и на экраны выходит римейк «Небо. Самолет. Девушка» (реж. В. Сторожева, сцен. Р. Литвинова). Вместо Дорониной — новая звезда Рената Литвинова, всеми нами любимая, такая одинаковая и одновременно такая разная. Она выглядит совсем по-другому и слабо напоминает дородную Доронину. Но ведь время берет свое, и женственность теперь ассоциируется с манерами и внешностью Ренаты. А так все то же самое: загадочность, ускользание, доброта, усыпляющий голос — словом, та же «женственность» в очередном воплощении. Но с новым привкусом. С привкусом тонкого Гламура. Женственность, облаченная в Гламур, или, скорее, Гламур, притворившийся женственностью, — это убойная сила! Гламур удваивает эффект терапии и внушает, что все хорошо и спокойно, нет никаких трагедий, войн, умирающих от голода детей, дряхлых старух, торгующих укропом на зимних улицах, нет болезней, нет страданий. То есть такое есть на самом деле, но все это не так уж и важно. Важно то, что тебе сейчас подарят покой и нежность. А если не хочешь, если не в настроении? Все равно подарят. Ведь в глубине души ты его жаждешь — солнца, уюта, знакомых переживаний, в которых можно отсидеться до конца жизни. «Милый! Ты устал. Посиди, я тебе сейчас тапочки принесу». Это лучше, чем какие-нибудь сюрреалистические гарпии, о которых лучше в книжках почитать, чем иметь с ними дело в реальности.

Надо отдать должное обоим фильмам. Спокойствие, которое дарит «женственность» под видом любви, оказывается недолговечным в этом тревожнейшем из миров. Героини погибают, выполняя свой долг. Но они — все равно — то лучшее, что было дано ЕМУ. Пусть ненадолго. И это «лучшее» стоит оберегать.

Мы повзрослели и выросли из этих мифов. Нарождающийся мир при всех его изъянах хорош уж тем, что постепенно отменяет ролевые игры. Люди становятся все более независимыми друг от друга. Знакомые, по сто раз пережитые всеми эмоции уже перестают возбуждать наш ум, как прежде. Они приносят удовольствие, приятно щекочут, приятно ранят, но надоедают. Современное искусство пытается здесь разобраться, сказать свое слово о любви. Мне кажется, идеальная любовь в своем новом образе будет освобождаться от всякой субъективности, от чувств, от примитивных поверхностных переживаний. Вернее, они будут присутствовать, но как следствие столкновения и общения двух обезличенных воль. Идеальную пару будут объединять не столько общие интересы, не столько эмоции, не столько секс, а то, что всему этому предшествует. И тогда оба будут чувствовать, что превосходят самих себя, выскользают из своих прежних оболочек, движутся к новому опыту, к самой жизни. Любовь станет силой, постоянно разрушающей чувства. Я думаю, такие тексты, такие фильмы появятся. Беда лишь в том, что, прочитав такое, придется как-то с этим жить.

Андрей Аствацатуров

Любовный роман ненавидят феминистки, его презирают критики. Но у него есть
очевидные плюсы:

а) его читали, читают и будут читать сотни миллионов;

б) его просто написать;

в) вы это можете.

— Ready? Sure?
(Готовы? Точно? — амер.)

Садитесь к компьютеру
и следуйте инструкциям.

1. Псевдоним

Если у вас в паспорте написано «Нина Пончикова», надо брать псевдоним. Во всех остальных случаях — тоже. Смело запускайте новый бренд — их уже столько, что никто ничего не заподозрит. Но помните: псевдоним должен кружить голову, как улыбка королевы. Пусть он напомнит об искусстве, истории, лучшем мире: Моника Делакруа, Афродита Ренессанс, Наташа Сан-Суси, Нонна Барселона, Марина Сан-Марино, Роза Люксембург. Мифология приветствуется. Бренды дворянских родов, великих писателей и композиторов точно заняты.

2. Сведения об авторе

Одного псевдонима мало, нужен запоминающийся образ. Сведения об авторе можно подавать в двух вариантах — душевном и деловом. Душевный вариант: «Эспераль Сатори родилась в ночь под Рождество в диких лесах Вирджинии и сразу оказалась сиротой. Окончила Беркли с дипломом кактусовода, но решила посвятить себя людям. Опубликовала 119 романов. Обожает запах настурций, путешествия, своих героев и всех вас. Превосходно готовит лазанью. Живет на своем ранчо на острове Барбадос. Стать отшельницей ей не позволяет присутствие рядом ста пятнадцати обожаемых существ, в том числе мужа, четырех детей и сорока восьми попугаев». Прилагается фотография автора с тремя ручными коалами. Новейший деловой вариант: «Сюзанна Бич родилась в г. Биг-Эсс, штат Вирджиния. Училась на кактусовода. В 1998 осуществила первый книжный проект, с 1999 — на райтерской работе. В 2001 покинула рынок коротких любовных повестей, в том же году влилась в мейнстрим романтической литературы. Продала 119 романов в количестве 132 000 000 копий» (пересчитайте нули, их должно быть шесть). Проверьте, чтобы имя в сведениях об авторе совпадало с именем на обложке.

3. Название

(Состоит из существительного и определения.)

Ангел: серебряный, персональный, непокорный, заблудший, порочный, падший, для Эмили.

В объятиях: заката, навсегда твоих, принца, викинга, пирата.

Звезда: полночная, дикая, нефритовая.

Невеста: строптивая, заморская, сорванец, соперница, обманщица, наследница, заложница, крупного калибра, случайная, возвращенная, почти.

Негодяй: сладкий, возлюбленный, желанный, неповторимый, неотразимый, мой.

Любовь: в огне, в облаках, в отеле «Ритц», среди руин, на плахе, на краешке луны, в эфире, и вечность, и колдовство, и гром, и ветер, и месть, и Люсия, и поцелуи, и страдания принцессы Марицы, контрабандиста, флибустьера, пирата, викинга, бархатная, безрассудная, сильнее дьявола, по заказу, во спасение, on-line, лучше шоколада, всегда выигрывает, побеждает все.

Сердце: пылающее, недоверчивое, железное, не камень, открой свое, только знает.

Пленница: прекрасная, золотая, ястреба, викинга, шейха. (Примечание. Если «Узник», то только страсти. Узники Азкабана в другом отделе.)

Прилагательного «другой» в названии надо избегать. Это слово котируется только на рынке альтернативных ориентаций. Думайте, для кого пишете.

4. Имена

Имя героини должно намекать на ее божественное (королевское, инопланетное) происхождение. Оптимальные имена: Анжелика, Анджелина, Анхелика, Ангела, Анжела, Энджел. Бьют в десятку имена с «э» оборотным — Ариэль, Адэль, Бэлль, Клэр, Клэрабэлль. Имя должно значить что-нибудь светлое и прекрасное (загляните в словарь). Имя героя — короткое и энергичное, как лай бульдога: Рольф. Титулы принцев образуются от любого сочетания букв с прибавлением «-ширский» или «-минстерский». В именах шейхов обязательно должны быть два «аль» и три «абу».

5. Внешность

Обязательные атрибуты героини: копна блестящих роскошных волос, матовая гладь (sic!) кожи, правильный овал лица, шелковистые бедра. Внешность героя: думайте об экранизации. Лучше всего так: «Худое, продолговатое лицо, которое отлично смотрится перед телекамерой в любом ракурсе». Но в Самых Главных сценах надо давать крупный план: «Притягивающая взгляд золотистая поросль вьющихся волос на груди сужалась к талии и становилась гуще в паху». Особое значение имеют глаза. Ее глаза: изумрудные, огромные, кошачьи, горящие. Его глаза: только голубые. Ее глаза нужны для красоты: «Огромные, гневно сверкающие изумруды чистой воды». Его глаза нужны, чтобы смотреть на нее: «Голубые глаза уставились на ее груди» (менеджер среднего звена); «Ледяные голубые глаза шарили по ее телу с головы до ног» (викинг).

6. Сюжет

Это проще всего. Есть две пары ролей: а) Золушка — Принцесса; б) Чудовище — Принц. По ходу действия золушка становится то принцессой, то снова золушкой —
туда и обратно, туда и обратно, много раз. Чудовище превращается в принца только один раз — когда влюбляется в героиню. Принцессу обижают злыдни (родственники, шантажисты, разбойники, конкуренты — слепите их по контрасту с главными героями) и стихии (буря, наводнение). Направление движения сюжета: победить врагов, преодолеть препятствия и повысить героине качество жизни. Промежуточные пункты: пять спасений (два из воды, два от бешеных животных, одно от насильника), три обморока, десять описаний невероятной красоты антуража (побольше замков!), двадцать восемь переодеваний, одно преображение Чудовища. Конечный пункт — Принцесса и Принц совершают Самое Главное В Жизни.

7. Самое Главное

Кульминацией и смыслом проекта являются слова «вошел в нее». По количеству «вошел в нее» роману присваиваются звездочки. В однозвездочном романе «вошел в нее» располагается ровно посередине текста (а также, разумеется, в финале —
это не считается звездочкой), в двухзвездочном — после каждой трети и т. д. Роман — не отель и не коньяк, звезд может быть, как в Голливуде. Но между звездами должно быть не меньше трех страниц передышки. Правильное описание самого главного: «„Соединись со мной, моя любовь, — произнес он прерывающимся голосом, прижавшись губами к ее роскошным волосам, — ты мое спасение и мои небеса“. — Обняв Анджелину, он снова вошел в нее» (менеджер среднего звена). «Молнией вошел в нее глубоко огонь его тела» (викинг).

8. Стиль

Стиль состоит из прилагательных, существительных и глаголов. Прилагательные: таинственный, сильный, долгожданный, единственный, терпкий, горячий, обжигающий, неистовый, сладостный, грешный. Существительные: цветок, аромат, невинность, принц, поцелуй, страсть, экстаз, ураган; волосы, губы, бедра, лоно, гладь, плоть, грудь. Глаголы: убегать, находить, встретиться, прильнуть, обнимать, таять, жаждать, покусывать, входить. Натурализм запрещен, эвфемизм приветствуется. Эвфемизмом называется следующее: «Бутон ее невинности расцвел и жаждал принять в себя его плоть». В мягких вариантах Самое Главное заменяется словами «прильнул к груди» (серия «Грезы»), «обнимая его за шею» (серия «Для девочек») и, наконец, словами «губы их встретились» (Барбара Картленд).

9. Деталь

Деталь должна быть выразительна и однозначна. Самые яркие вы найдете в любовных романах на политической подкладке: «Неужели ты готов пожертвовать тысячами голосов избирателей ради нескольких часов… — Она жестом указала на валявшиеся на столике трусы». Кроме того, есть детали, указывающие на происхождение и воспитание героев. Изображая светскую жизнь, помните, что у лордов всегда есть носовые платки, — используйте их почаще.

10. Сентенции

Короткие, связанные с действием. Должны начинаться со слова «любой»: «Любой маленький зверек, даже самый слабый, когда ему некуда бежать, готов наброситься на хищника»; «В любой семье, где оба супруга заняты карьерой, проблемы неизбежны». Частота — одна сентенция на три страницы.

11. Финал

Роман заканчивается Самым Главным, но при этом финал должен соответствовать названию: «Потерпи, Райли, я собираюсь еще некоторое время подержать тебя в постели, — промурлыкала Брин, устраиваясь на нем поудобнее. — Я давно убедилась, что утро — твое лучшее время» («Поцелуй на рассвете»).

Следуйте этим правилам, проявите упорство и трудолюбие — и жизнь ваша станет сказкой, как у Барбары Картленд. Вы будете издавать 20 романов в год, жить в замке, ездить с белым мопсом на белом роллс-ройсе, а к 90 годам станете двоюродной тещей принца Уэльского. Но даже если принц обманет и не появится, даже если вас вообще не напечатают, то не расстраивайтесь: в любом случае на вашу страницу в ЖЖ придет отзыв от читательницы Незабудки: СИМПОТИЧНО.

Пер. с амер. и сверка цитат из бестселлеров – А. Д. Степанов

Участники «Игры Ума» — это в основном ученики 10-11 классов. Все они заняты в школе, на подготовительных курсах, да мало ли где еще. Но ошибочно думать, что эти люди читают только произведения из школьной программы или не читают вообще. Другой вопрос, насколько оригинальны ребята в своем выборе.

Востребованы культовые книги предыдущих поколений — своеобразная «классика не из школьной программы» — Борхес, Кортасар, Сартр, Кундера.

Литература протеста тоже, кажется, не устаревает. Молодежь по-прежнему читает книги Кена Кизи, Олдоса Хаксли, Рея Брэдбери, Джорджа Оруэлла, Карлоса Кастанеды. Обидно, пожалуй, только то, что нынче чтение подобных книг стало модным, а бунт и протест заворачиваются в оранжевые обложки.

Печально и то, что «своими» авторами поколение пока не обзавелось. С некоторой натяжкой «нулевыми» писателями можно считать Виктора Пелевина, Чака Паланика и Харуки Мураками, произведения которых, правда, с тем же успехом можно отнести и к достоянию поколения девяностых.

В общем, портрет читателя поколения «нулевых» традиционен почти до заурядности. Но, быть может, из досконального знания традиции как раз и вырастет индивидуальный талант сегодняшних школьников и студентов?

Круг чтения

А 

Э. Асадов Стихотворения

Б 

Р. Бах «Ничто неслучайно»

Д. Барнст «До того, как она встретила меня»

Х. Л. Борхес «Алеф»

Р. Брэдбери «Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту»

М. Булгаков 1. «Белая гвардия» 2. «Мастер и Маргарита»

В 

Б. Вербер «Муравьи»

Ю. Вознесенская «Путь к Кассандре или Приключения с макаронами»

Г 

Г. Гессе «Сиддхартха»

И. Гончаров «Обыкновенная история»

Н. Гоголь «Вий»

Г. Горин «Тот самый Мюнхгаузен»

Л. Гумилев «Древняя Русь и Великая степь»

Д 

Ф. Дик «Убик»

А. Конан Дойль «Ошибка капитана Шарки»

Ф. Достоевский 1. Петербургские повести и рассказы 2. «Братья Карамазовы»

К 

Д. Карнеги «Учебник жизни»

К. Кастанеда «Учение дона Хуана»

Э. Кертис «Кадиш по нерожденному ребенку»

К. Кизи «Над кукушкиным гнездом»

Р. Киосаки «Богатый папа, бедный папа»

З. Корогодский «Начало»

Х. Кортасар «Игра в классики»

М. Кундера «Невыносимая легкость бытия»

Л 

Э. Лу «У»

С. Лукьяненко «Осенние визиты»

М 

Х. Мураками «Призраки Лексингтона»

Н 

В. Набоков «Со дна коробки: Рассказы»

А. Никонов «Апгрейд обезьяны»

О 

Дж. Оруэлл «1984»

П 

В. Панюшкин, М. Зыгарь «Газпром»

Ч. Паланик «Призраки»

В. Пелевин «Generation «П»,

А. Пехов «Крадущийся в тени»

Ч. Питсольд «Код»

А. Политковская «Россия Путина»

Р 

Э. М. Ремарк «На Западном фронте без перемен»

С 

Ж.-П. Сартр «Тошнота»

Ф. Саган «Здравствуй, грусть»

В. Соловьев «Путин. Путеводитель для неравнодушных»

А. и Б. Стругацкие «Волны гасят ветер»

Т 

Ван Тарп «Биржевые стратегии игры без риска»

Ф 

Э. Фромм «Душа человека»

Х 

О. Хаксли «О дивный новый мир»

П. Хлебников «Крестный отец Кремля Борис Березовский»

Ч 

Че Гевара «Дневник мотоциклиста»

Ш 

Э. Шмидт «Оскар и Розовая Дама»

М. Шолохов «Тихий Дон»

Ъ 

«Последние дни Распутина», состоит из дневников Владимира Пуришкевича и князя Феликса Юсупова

Алексей Белозеров