Метка: Парк Культуры и Чтения

В «Парке культуры и чтения» состоялась презентация книги Павла Крусанова «Царь головы». На встречу пришли петербургские писатели, и Крусанову не пришлось представлять рассказы в одиночестве. «Прочтение» выбрало четыре фразы друзей автора, которые рассказали, как 17 апреля стало магической датой и почему вопрос о переселении душ по-прежнему актуален.

Сергей Носов о луне и магии чисел:

— У Павла Крусанова редко бывает указатель чисел, а в этой книге одна дата указана — 17 апреля. Как раз объявили шорт-лист «Нацбеста». Правда, в тексте в этот день ничего особенного не происходит, героиня просто произносит монолог. Меня поразило еще одно совпадение. Я плохо спал сегодня, подошел к окну и увидел над крышами огромную луну. Я сразу вспомнил, что перед неосуществившимся сном дочитывал эту книгу и последняя фраза была: «Луна смотрит в окно словно глаз. Глаз зверя, который сильнее».

Борис Аверин о единстве и Достоевском:

— Вчера я прочитал рецензию, написанную для «Нацбеста», и ее автор указал на особенность, которую сам бы я не заметил! Оглавление книги напечатано так, что по форме напоминает вазу. Удивительно, если учесть, что последний рассказ называется «Глина» и все вместе они образуют некую общность. Открытием для меня стал рассказ «Это не сыр». Самая сложная задача, которую ставит перед собой автор, — создание положительного героя. Здесь это идеал женщины, и психологизма там даже больше, чем у Достоевского.

Александр Секацкий о маленьком человеке и рассказах о животных:

— Перед нами своеобразный бестиарий нового образца. Это характерная примета времени — вызов все форматам культуры. Сейчас нужно по-новому разобраться с идеей метемпсихоза и метаморфоза. Проблема обретения нового тела и новой телесности, безусловно, хотя и неосознанно, встала на повестку дня. Рассказ «По телам» передает род подобного путешествия и постижение мира через него. Это самый уязвимый ресурс, которым сейчас интересуется и биология, и Голливуд, и, конечно, литература. Происходит отступление от психологизма, маленький человек стал неинтересен. Вместо того чтобы проникать и обживать не очень интересных людей, можно смело вторгаться в мир чудес и примерять тело зверя.

Леонид Юзефович о детских мечтах и котятах:

— Я много лет преподавал в школе. На собеседовании в первый класс, куда приходили шестилетние дети, в числе прочего их спрашивали, кем они хотят стать, когда вырастут. Это было еще в советское время, и мальчики говорили, что хотят быть геологами и космонавтами, а девочки — врачами и учителями. Одна девочка, когда ее спросили, говорит: «Я не могу сказать. Мне очень стыдно». Естественно, всем стало интересно, ее расспрашивали и в конце концов раскололи. Она сказала: «Когда я вырасту, я хочу стать котенком». Так вот, я хочу опровергнуть слова о том, что проза Павла Крусанова непсихологическая.

Павел Крусанов о летающих монахах и премии «Нацбест»:

— На протяжении лет восьми, а то и десяти я пытался написать книгу рассказов. Садился писать рассказ, но получался всегда роман. Это меня страшно раздражало. Я, наконец, сделал над собой нечеловеческое усилие, научился говорить себе «нет» и ставить точку. И все равно книга построена как нечто цельное, шлейфы впечатлений от одного текста накладываются на шлейфы впечатлений от другого, появляются дополнительные смыслы. Меня порадовало, что некой оценкой работы стало то, что «Царь головы» вошел в шорт-лист премии «Национальный бестселлер». Эти рассказы — отчасти волшебные истории. В каждом из них происходят чудесные события, сродни историям Пу Сунлина о летающих монахах и лисицах-оборотнях. Друзья так интересно рассказывали, что мне захотелось перечитать свою книгу. Пока у меня еще только должен устояться взгляд на нее. Жду, когда впечатления улягутся.

Евгения Клейменова

Вчера в «Парке культуры и чтения» прошла встреча с Диной Рубиной. Публика жаждала благодарить и спрашивать. Впрочем, писательница считает зрительские симпатии минутной слабостью, а мысль, что ее книги используют в качестве путеводителя по Израилю и вовсе не приводит ее в трепет. За полчаса она лихо раскрыла сюжетные интриги своих романов и подарила каждому по ангелу под обложку.«Прочтение» делится самыми интересными ответами, каждый из которых напоминает отдельный рассказ.

О трилогии «Русская канарейка»

Все герои — мои дети, но когда вы создаете центральную фигуру, в ней должна быть искра Божья. Неважно, авантюрист он или поддельщик картин. Необходимо любить героя. Одна героиня из последнего романа должна была просто родить главного персонажа и смыться в сторонку. Однако я до сих пор с ней вожусь, а она все диктует и диктует свои правила.

У каждого писателя есть две-три волнующие его темы, о которых он думает постоянно. Новый роман, несмотря на неожиданный для меня сюжет, продолжат тему рода, семьи, пересечения человеческих судеб, одиночества и любви. Трилогия «Русская канарейка» мне очень дорога, поскольку это последняя любовь.

О съемках фильма по роману «Синдром Петрушки»

Сейчас в Петергофе идут съемки фильма по моему роману «Синдром Петрушки». Для меня это огромное событие. Главные роли играют люди, которых я обожаю: В роли Пети-кукольника Евгений Миронов, а Лизу, его жену и куклу, играет Чулпан Хаматова. Я ахнула, увидев ее: это была Лиза из внутреннего пространства моего воображения. Я была куплена с потрохами, хотя ненавижу кинематограф и сценаристов. Всех! Поскольку они отнимают у меня моих героев… Конечно же, я шучу.

О медвежьей услуге

Грех и преступление говорить человеку, который взял в руки перо, что стоит и чего не стоит делать. У маститого писателя тоже есть свои предпочтения, и о коллегах он порой высказывается совершенно умопомрачительно. Бунин, например, писал: «А Алешке Толстому нет места в русской литературе!» Если человек взялся писать, то, как говорится, перо ему в… Вдруг получится! Десять лет он может создавать всякую муру, а потом попасть в тюрьму, выйти и написать гениальную вещь! Так было с Сервантесом. А представьте, сказал бы Лопе де Вега: «Сервантес, ну какого ты… пишешь? Нельзя, это большая ответственность».

О читательском признании

Во время презентации романа «Белая голубка Кордовы» мне из зала пришла записка: «Какая же вы сволочь, Дина Ильинична, зачем вы его убили?» Я берегу ее, понимаю, что это — выражение любви. А как-то на выступлении в Израиле ко мне подошла женщина со словами: «Я приехала из Ростова и хочу передать привет от соседки. Она цыганка и все время сидит в тюрьме. Выйдет недели на две, а потом опять садится. Она мне сказала: „Людка, ты в Израиль едешь, найди там писательницу, Динрубина зовут. Она из наших, из цыган. Ты ей передай, если возьмут ее, пусть просится на нашу 275-ю зону строгого режима. Мы ее здесь подкормим и в обиду не дадим“». Я поняла, что это тоже признание в любви.

О политике

Я не отвечаю на вопросы о политике. Не только потому, что не имею права, покинув Россию, комментировать действия ее властей. Я уже все прокомментировала, когда уехала почти 25 лет назад. Сейчас я житель другой страны и только ее могу и хаять, и защищать. Писатель — частное лицо, его дело писать книги. Прекрасно, если они каким-то образом влияют на общественное мнение. Но в первую очередь он художник и уже в десятую — какой-то трибун. Наверное, создав роман «Что делать?», Чернышевский изменил реальность, но это плохая книга и плохой писатель.

О жизни и литературе

Я циник и пессимист, и не думаю, чтобы книга кого-то могла изменить. Может, минут  двадцать после прочтения человек находится под впечатлением, хочет на какое-то время остаться и пожить с героями. Проходит время, и он снова занят собой. И это правильно. Я не могу создавать мир, не связанный с пространством, в котором живут мои читатели. Я же не Толкиен. Однако литература никогда не равна жизни, это всегда сконструированный мир. Там существует все то, с чем мы сталкиваемся каждый день, но в концентрированном виде.

О вдохновении

Я ненавижу слово «вдохновение». Для меня норма — проснуться в три часа утра, дотянуть, лежа в кровати, до четырех, понять, что ты больше ни за что не заснешь, почапать к компьютеру и начать работать. К 12 часам дня у меня заканчивается шестичасовой рабочий день, я гуляю с собакой и занимаюсь другими делами. Если за это время у вас получилось два абзаца, значит, вы победили. Вдохновение наступает, когда роман написан, и его надо завтра отослать в издательство. Ты сидишь и думаешь: «Вот этот эпитет надо перенести или написать не „он сказал“, а „сказал он“, не золотистое море, а блещущее». Тогда и приходит вдохновение, полет фантазии. Все остальное — каторжная работа очень неслабого бульдозера.

О чтении во время работы

Когда я пишу, то стараюсь не читать других авторов, кроме тех, кто помогает мне и не сбивает с интонации. Я всегда читаю прозу Мандельштама, Цветаевой. Могу перечитать Лоуренса Даррелла, Бунина, Чехова, Набокова. Все остальное мне очень мешает. Конечно, друзья присылают мне свои произведения, и в ответ надо написать: «Вася, ты гений». Ведь мы, писатели, такие ранимые и несчастные. С одной стороны, уверенные в том, что мы гении, а с другой — что полное дерьмо.

О переезде в Израиль

Переезд — это культурный шок, обморок, нокаут новой жизни. Со временем ты смиряешься с солнцем, чокнутыми людьми и нищими. Любой писатель очень тяжело переносит встречу с собственным народом. В Израиле не покидает уверенность, что библейские истории произошли на самом деле. Из моего окна виден перекресток — место встречи с милосердным самаритянином. Если посмотреть налево, увидишь деревню Азарию, где произошло воскрешение Лазаря. Там находится его могила. Это историческое и культурное пространство, которое заставляет думать.

Евгения Клейменова