Метка: Анна и Сергей Литвиновы

Глава из романа

О книге Анны и Сергея Литвиновых «Бойся своих желаний»

Наши дни. Синичкин Павел

С тех пор, как нашу коммуналку на Пушкинской расселили, я нечасто бывал в центре. Намеренно. Потому что каждый раз, как приезжал — расстраивался. Москва изменялась, модифицировалась, трансформировалась — и теперь переродилась окончательно. Ничего общего с тем городом, где я жил и который хорошо помню, не осталось.

В магазине на углу Пушкинской и Столешникова, куда я бегал за пивом (порой в тапочках), расположился многотысячедолларовый бутик. В бывшем букинистическом — на пересечении Столешникова с Петровкой — поместился еще один. Между ними — целый строй других бути-, блин, -ков.

Простые смертные туда не ходят. Нет, ты, конечно, можешь зайти. Но продавцы и охранники встретят тебя такими кислыми рожами, что даже толстокожий парень вроде меня почувствует себя неуютно. В советских «Березках» чеки просили на входе предъявить. По-моему, так было честнее. «Господа, покажите свои платиновые карты, золотые не предлагать». Хотя даже если бы у меня имелась золотая или платиновая кредитка, легкий газовый шарфик ценой в три штуки долларов — на мой взгляд, полный бред. Равно как и вьетнамки за тысячу евро.

Поесть простому человеку тоже негде. В кафе «Зеленый огонек» теперь разместился банк с тщательно вымытыми ступенями. Вместо подвала, где я порой приникал жаждущими устами к «жигулевскому» из щербатой кружки (а то и из литровой банки), появилось кафе, в котором пенный напиток стоит триста рублей. Куда-то провалилось кафе-автомат напротив ЦУМа с очаровательными глазированными сырками. Исчез помещавшийся на углу Кузнецкого ларек с жаренными в масле пирожками — десять копеек штука. Да и сами пирожки за гривенник тоже, конечно, сгинули. Наверное, эмигрировали.

Города моего детства не стало.

Публика тоже разительно переменилась. На месте сумасшедшего Вовы, который последовательно обходил все учреждения в центре (в каждом кабинете он жестами стрелял сигареты) — теперь разгуливает блонда с пакетами от Шанель и Луи Вьюитона. На том самом углу на Петровке, где одноногий инвалид Василич вечно чинил свой «Запорожец», — стоянка, где красуются «Порши», «Бентли», «Феррари».

Я не стану уверять, что очень уж любил ту, прошлую Первопрестольную. Но она, не очень чистая, не слишком трезвая, затрапезная, дурно одетая и порой подванивающая, была близка мне и понятна. И еще она была непритязательной, доброй и честной. И я, конечно, по ней временами скучаю — как скучают брошенные дети по непутевой, пьющей, гулящей матери. Какая-никакая, а она мать. А нынешнюю столицу мне никак не удается полюбить. Лощеная, надменная дамочка в фирменных шмотках и с вечно высокомерным и презрительным взглядом… Готовая в любой момент тебя, сына своего, предать и продать… Нет, такая особа даже на мачеху тянет с трудом.

На окраине, в тех же Вешняках, где у меня офис, или в близлежащих Выхине с Новогиреевым мало что, по счастью, видоизменилось. Москва осталась Москвой. Все так же, как двадцать лет назад, шевелят юными листами деревья в Кусковском и Терлецком парках. Люди, торопясь на работу, штурмуют автобусы и вагоны метро, пробегают по магазинам в поисках майонеза подешевле. Изредка, как пришелец, выглянет из-за панельной девятиэтажки рекламный плакат да проедет явно заблудившийся «Мерседес»… Иногда я ловлю себя на мысли, что в столице мне милее теперь не центровые переулочки, а панельные районы на старых окраинах.

Ладно, будет. Мне не идет философствовать. Оставим это мыслителям. Я человек действия. Мой язык — язык протокола. Существительное, глагол. Прилагательные — только в крайнем случае. «Я выхватил и выстрелил». Подобный стиль подходит мне больше.

Итак, я уселся в кафе на бывшей любимой Пушкинской, неподалеку от моего прежнего дома. Место выбрала клиентка, сроду бы я не пошел на нынешнюю Дмитровку. Не глядя в меню, сделал заказ: кофе и минералку. И сразу попросил счет, чтобы работодательница ни в коем случае за меня не платила. Как и я — за нее.

Всю прошлую нашу встречу Мишель рассказывала об истории своей семьи. Битлы, прадед Васнецов, хоккеист Монин, любера, путч… Я даже не задавался вопросом: вранье ли то, что мне втюхивают? Потому что слушать было интересно. К тому же девушка оказалась хороша. Стройная, холеная, прекрасно одетая. Умная, язвительная, неприступная. С такой красоткой и поболтать приятно.

Мишель меня зацепила. Нет, я в нее не влюбился. Но я хотел бы обладать ею — как ковбой мечтает взнуздать холеную, независимую лошадь.

*

«Идет ли мне роль преступника? Не знаю… Но почему, спрашивается, я (такой великий и могучий!) вынужден всем этим заниматься? А с другой стороны, кто, если не я? Дельце такое — постороннему не поручишь. Да и близкому не поручишь тем более. Грязненькое дельце, неприятное. Да чего уж там, грязненькое! По-настоящему грязное и неприятное. Но делать его — надо. Как говорится, кто, если не я.

*

Я сидел за столиком на улице и заметил Мишель издалека. Она явно чувствовала себя в новой Москве, словно рыба в воде. Плыла, возвышаясь над прохожими. Возвышалась она не физически, а мен-таль-но. Одета была в спортивный костюм. Видать, где-то неподалеку занималась фитнесом. Могу себе представить, сколько здесь стоит клубная карта. Однако спортзальный наряд девушку явно не смущал. Потому как майка наверняка была от какого-нибудь Хреначчи, брючки от Куккараччи, туфли от Моветона. Моя бывшая, Катя, конечно, легко назвала бы фирмы, в которые девушка была разодета. А я не силен.

Мишель подошла ко мне. Дежурно улыбнулась, поздоровалась. Уселась напротив. Черт, я понял, что даже рад ее видеть.

К ней тут же подскочил официант. Она бросила мне:

— Что вам?

— Ничего.

Тогда она заказала себе свежевыжатый морковный.

— Сливочек добавить? — спросил официант.

— Ну, разумеется.

Когда половой отбежал, я спросил:

— Вы пять часов рассказывали мне историю своей семьи, но никакого задания не последовало. Почему? Я не психотерапевт, не адвокат, не консультант. Я частный сыщик. Поэтому вопрос — что вам от меня надо?

Она ответила ни в склад, ни в лад:

— Слушай, Синичкин, давай перейдем на ты. Ты не такой уж старый.

Я терпеть не могу, когда меня зовут по фамилии. Но усмехнулся и сказал:

— Давай, Монина.

Прав был Пушкин: когда с девушкой меняешь «вы» на «ты» — это сближает. Словно первое рукопожатие. И первый поцелуй.

— Мне от тебя нужно-о-о… — протянула клиентка. — А ты не догадываешься?

Я усмехнулся.

— У меня много достоинств. Но телепатия в их число не входит.

— Жаль.

— Ну, извини.

— Я хочу доказать, что я — внучка Битла.

— Доказать — как? Провести ДНК-экспертизу?

— Ага, а ты достанешь мне образец слюны сэра Пола Маккартни. И волосок с груди мистера Ричарда Старки.

Я посмотрел на нее, подняв бровь. Она засмеялась.

— Ладно, Синичкин, не парься. На самом деле мне будет достаточно косвенных улик.

Тут Мишель принесли морковный сок.

— Еще что-нибудь желаете? — склонился над ней официант.

— Чтоб ты поскорее исчез.

— Пардон.

Половой отскочил от столика, как ошпаренный.

— Только один вопрос, Мишель: а зачем тебе это надо?

— Это — что?

— Зачем доказывать, что ты — внучка Битла?

— Ты что такое пиар, знаешь?

— Слыхал чегой-то.

— Я — певица. Певица Мишель. Слышал?

— Пока нет. А ты — спой.

— Это тебе будет дорого стоить. Ну, ничего, скоро из всех утюгов страны меня услышишь. Мне дают деньги на раскрутку. И на съемку клипов, и на ротацию. Но одно дело, когда будут говорить: поет новая звезда и бла-бла-бла Мишель (кстати, имя для подмостков хорошее, мне даже псевдоним брать не надо). И совсем другое: Мишель, внучка Битла!.. Да об этом все трещать будут, и не только в России! Международный, блин, скандал.

— На мировой уровень нацелилась? Хит-парад «Биллборда» и все такое?

— Почему нет?

— Тебе, наверное, телохранитель понадобится.

— Желаешь предложить свои услуги? — прищурилась она.

Я считаю: если уж чего-то хочется — надо артикулировать свои притязания. Одних только пламенных взглядов девушка может и не понять. В лоб, конечно, не стоит ей сразу заявлять: хочу, мол, с тобой возлечь. Что-нибудь поизысканнее. Поэты, к примеру, предлагают даме сердца стать, типа, росой на ее устах. У меня другие методы.

— Да, я мечтаю хранить твое тело.

Она помотала головой:

— Бизнес — отдельно, чувства — отдельно.

— Ради тебя я готов отказаться от твоего заказа. — Своим нахальным взглядом она распалила меня.

— Вот как? А может, ты, наоборот, поработаешь на мое тело бесплатно?

Последнее предложение меня отрезвило.

— Хочешь сэкономить? Расплатиться со мной любовью?

Она аж отпрянула. Покачала головой.

— А ты хам, Синичкин.

— Прости.

— Бог простит. — Наползшее было на наш столик облако неприкрытого кобеляжа вдруг рассеялось, как дым. — Ладно, к делу. Я тебя, Синичкин, хочу нанять, чтобы расследовать чисто конкретное преступление.

— То есть?

— Мою квартиру в Гусятниковом переулке обокрали.

— Когда?

— Две недели назад. Я как раз ездила к друзьям на дачу.

— Что взяли?

— Ценности. Золото-бриллианты. Пару шуб. Но самое главное — бумагу с записью той самой песни, которую сделала моя покойная бабушка, Наталья Петровна Васнецова.

— Ту, неизвестную битловскую?

—Ну да! Ту, что он написал тогда утром в военном городке. А там не просто слова и музыка. Еще — его автограф и посвящение.

— Во как! Супостаты взломали дверь?

— У них был ключ.

— Значит, кражу совершил кто-то из своих?

— Не факт. Понимаешь, Синичкин, — я опять передернулся оттого, что девушка называет меня по фамилии, — мы ведь с мамой и отчимом в той квартире с девяносто второго года не жили. Были за границей, а теперь, в две тыщи восьмом, вернулась только я. А до того в ней съемщики проживали. И замки я после них не поменяла.

— Неразумно, — заметил я.

— Слушай, железные двери, а я только что из Европы вернулась. А здесь ДЭЗы какие-то, слесари пьяные… Разбираться с ними… Ну, я рукой махнула, а потом завертелась и забыла.

— А что у вас за жильцы-то были?

— Приличные люди, иностранцы. Бизнюк один французский с семьей. Он был единственным нашим квартирантом, да в восьмом году, под кризис, его на родину отозвали.

— Значит, вряд ли он мог два года спустя вернуться в Москву и твою квартиру ограбить, — дедуктивно заметил я.

— Да, но кто-то мог с его ключей слепок сделать.

— Оставим как одну из версий, — кивнул я.

— Ты, Синичкин, выражаешься прям как комиссар полиции.

— Тебе это важно? Или тебя результат волнует?

Такие юные особы, как она, редко выдерживают прямой наезд и твердый взгляд. Вот и Монина отыграла назад.

— Конечно-конечно, Пашенька, меня интересует результат.

— Тогда комментарии свои оставь.

— Знаешь, я не сомневаюсь, что грабителями были русские. Не французы какие-нибудь. Не этническая мафия. Наши.

— Отчего?

— Да у меня несколько икон есть — ну, обычных, не писаных, художественной ценности не представляют. Так вот, воры аккуратно сложили их в пакет и засунули в тумбочку.

— Богобоязненный русский народ, — протянул я.

— Да уж! А еще я, знаешь, что думаю: воры выносили из квартиры шубы, ноут… Я не говорю про мелочовку… Почему никто их даже не заметил?

— А кто тебе сказал, что не заметил?

— Следователь. Он говорил, что участковый по квартирам ходил, опрашивал, искал свидетелей. И ничего.

— А следствие вообще хоть что-то нарыло?

— Они мне, конечно, не докладываются. Но, кажется, как всегда, буксует.

— А почему ты следаку денег не предложила, а предпочла ко мне обратиться?

— Потому и предпочла, что совсем пусто у них, понимаешь? Да и мутный он какой-то, этот следователь.

— Но, ты знаешь, по свидетельским показаниям квартирные кражи редко раскрываются (когда подготовленная, конечно, кража, а не наркоман сдуру полез). Что там свидетели расскажут? Мужик в красной майке, бейсболка надвинута на глаза. Вот и все. К тому же нынче лето. Мало кто сидит в городе. Да у вас, наверное, в Гусятниковом переулке, и зимой-то мало кто живет. Ведь квартира в центре — не крыша над головой, а инвестиция капитала.

— Да уж! Мне неоднократно звонили, сумасшедшие деньги за нее предлагали.

— Мне тоже.

Я хотел установить с Мишель неформальные отношения. Чтобы нас связывало что-то личное. Общие интересы — прямой путь в койку.

— А где ты живешь? — заинтересовалась она.

— Жил. — поправил я. — Я-то, в отличие от тебя, на уговоры поддался. А проживал на Пушкинской, ныне Дмитровке, напротив генпрокуратуры.

Мишель посмотрела на меня с интересом.

— Жалеешь?

— Не без этого… Но вернемся к теме дня. А ты следователю про битловский автограф сказала?

— Нет.

— Почему?

— Догадайся с трех раз.

— А все-таки?

— Ну, слишком многое пришлось бы рассказывать. — Скучающим тоном начала она. — Слишком похоже на сказку. И слишком мало шансов, что менты бумагу найдут.

— Ты сама кого-нибудь подозреваешь?

— Понимаешь… — Она размышляла, колебалась, потом все-таки решилась. — Не знаю, стоит ли говорить… В ментовке я не сказала… Короче, был у меня друг, довольно близкий…

— Любовник, — уточнил я.

— Бойфренд. Богатый. И даже очень. Он хотел быть моим продюсером. Точнее, моим — всем. Это он певицей мне стать предложил, и план моей раскрутки составил…

— Короче, он знал, что у тебя есть автограф Битла.

— Да, знал.

— А потом ты с ним рассталась.

— Да.

— И теперь у тебя другой покровитель, еще круче первого?

— Тебе всю мою личную жизнь рассказать? — прищурилась она.

— Нет, только о тех людях, которые могли иметь отношение к преступлению. Или хотя бы к ключам.

— Слава богу, таких всего двое.

— Значит, ты думаешь, что тот, первый, решил тебя ограбить? Так сказать, в отместку за измену?

— Да.

— А что, есть какие-то улики? Именно против него? Или — только домыслы?

— Понимаешь, Синичкин, он, этот первый, Вано — религиозный человек. На самом деле Вано — просто ник, он никакой не грузин, а Иван Иваныч Иванов. Трижды Ванька. Я же говорила об иконках, которые положили в пакет и спрятали в тумбочку. Вот и суди сам. Все вещи в комнатах побросали, пошвыряли, а их — нет.

Я развел руками.

— Истинно религиозный человек вряд ли станет грабить квартиру. Даже своей бывшей. Да и для богатого человека — странное занятие: квартиры грабить. Насколько я знаю, они предпочитают грабить — зрителей.

— Он мог нанять кого-нибудь.

— Ага, а искал он исполнителей в воскресной школе, да? — съязвил я.

Она закатила глаза.

— А ты, Синичкин, раньше в милиции служил, да?

— Намекаешь на мою тупость?

— Нет, на то, что ты версии с порога отметаешь. Как будто работать не хочешь.

— Вано твоего я проверю. Как и всех других перспективных фигурантов. А, скажи, кто-то из твоих новых знакомых не мог позавидовать тебе и тому, как ты роскошно живешь?

— На моего нынешнего намекаешь?

— Боже упаси! Хотя и про него тоже расскажи. Ты, кстати, уверена, что он тот, за кого себя выдает?

— То есть?

— Да бывали в Москве случаи: весь такой из себя продюсер, в брионии-армани, на «Мерседесе»-кабриолете рассекает, тысячами чаевые дает. А потом выясняется: бриони у друга одолжил, «мерс» напрокат взял, чтоб на богатых москвичек охотиться. Ты ведь — богатая?

— Мысль хорошая, — усмехнулась Мишель. — Что ж, прокачай его на всякий случай, будет даже забавно. Зовут моего нынешнего Егор Константинович Желдин.

— А кто еще, кроме обоих мужчин, под подозрением?

— Была домработница приходящая. Я ее, кстати, после ограбления уволила. Чисто на всякий случай. Звать ее Василиса Станиславовна. С Украины. Но она здесь, в Москоу, с мужичонком каким-то живет. И вот эта Василиса мне больше всего не нравится. Для нее мои шубы и драгоценности — реально большие деньги. Для нее, а не для Вано и Желдина.

— А ты ее когда-нибудь в неблаговидном уличала?

— Нет. Она даже моими духами не душилась. Но — как это говорят русские? — и на старуху бывает проруха. Копила свою злость и зависть — и вот, пожалуйста…

— Василиса эта, наверно, на Украину вернулась?

— Да нет, она здесь, в Москве осталась. У мэна своего.

— Телефон, адрес знаешь?

— Да. Пиши.

Она продиктовала, я записал, потом спросил:

— А кто еще мог знать о существовании автографа? И где он, кстати, хранился?

— Думаешь, грабители охотились за битловской песней? А все остальное похитили для отвода глаз?

— Драгоценности и шубы во многих других квартирах в Москве тоже имеются. В том числе, я думаю, и в вашем доме. А ограбили — тебя. Чем же ты лучше других ответственных квартиросъемщиков? — зададимся вопросом. А вот чем: у тебя редкий документ есть.

— Значит, для тебя эта версия — приоритетная?

— Не знаю пока. Будем посмотреть. Итак?

— Что?

— Кто знал о существовании автографа?

— Да никто.

— Как — никто?! Ты только что сказали о Вано и о Желдине.

— И все.

— А члены семьи?

— Ну, прадедушка, Петр Ильич, конечно, знает. Прабабушка скончалась три года назад. Еще, наверное, знают мама и мой отчим Евгений — но их нет в Москве, и не приезжали они в Россию уже лет пятнадцать. Вот и все.

— Минуточку! А твой родной отец, обрюхативший Джулию тогда на юге? Его, кажется, звали Мишель?

— А-а, Миша! — презрительно скривила губы девушка. — Никто и не знает, что с ним, и не видел — не слышал о нем ничего.

— Значит, твой прадед, тот самый Васнецов, жив?

— Еще как! Здоровый, крепкий, в речке купается, по десять километров в день проходит.

— Сколько ж ему годков?

— Не так уж много — восемьдесят четыре.

— Н-да, молодой еще человек.

— Вот именно! — вдруг ожесточенно воскликнула девушка. — Все молодится. Нашел время.

— Что ты имеешь в виду?

— Жена его, моя прабабушка Валентина Петровна, я уже говорила, три года назад скончалась. И не такой уж старой была, всего семьдесят семь, но — рак. Прадед годик погоревал — а потом вдруг завел себе молодуху! Прикинь?! Живет вместе с ней на даче, души в ней не чает. Прискакала дамочка откуда-то из провинции, мымра, охмурила старика! Подумать только! На наследство его нацелилась! А он — как будто она его опоила! — слушать нас не хочет, ей в рот заглядывает.

— Они поженились?

— Нет. Думаю — нет. Пока — нет. Кажется — нет… Пашенька, дорогой: а может, ты и ее заодно проверишь? Пробьешь, как у вас говорится, по своим каналам — вдруг она какая-нибудь мошенница на доверии?

— Конечно, — ухмыльнулся я, — коли выяснится, что сожительница прадеда воровка — ты будешь очень рада.

— Ну, разумеется.

— Минуточку. Давай все-таки уточним. Для чего ты меня нанимаешь? Искать автограф? Или — расследовать ограбление? Или проверить своего любовника Желдина? Или — приживалку прадеда? Не слишком ли много заданий?

— Что тебя не устраивает?

— Я просто хочу напомнить, что за любую работу надо платить.

— Ты же хотел стать моим личным телохранителем? Вот и храни меня. Все эти люди и коллизии могут угрожать моему благосостоянию и безопасности, не так ли? Пожалуйста, выставляй мне счета — хочешь, по каждому виду работ отдельно. За автограф, за раскрытие ограбления, за васнецовскую полюбовницу… Я счета оплачу. Моя мамочка и отчим любят меня. А бабла у них хватает.

— Какая тема из предложенных для тебя самая важная?

— Все важны. Все.

— Тогда подойдем к делу комплексно. Дай-ка мне для начала адрес своего прадеда — Петра Ильича. И координаты той особы, что вдовца вашего охмурила: фамилия-имя-отчество, примерный возраст, откуда родом.

— Сейчас, Пашенька. — Она вытащила из сумки коммуникатор. — Я, знаешь ли, к этой женщине в паспорт заглянула — береженого бог бережет.

— А что, от Васнецова большое наследство ожидается?

— По сравнению с капиталами моего отчима не очень уж огромное — да все равно ведь жалко терять. Квартира четырехкомнатная на Кутузовском как тебе нравится? С видом на парк Победы?

— Мне нравится.

— Еще бы! А дача в паре километрах от МКАД? Дом, правда, старый и небольшой, зато участок — гектар.

— В общей сложности миллионов пять «зеленью», — заметил я.

— Если не семь-восемь. А то и десять. В общем, есть, за что этой Любе бороться. Вот тебе, кстати, на нее установочные данные (так ведь, кажется, у вас, в силовых структурах, говорят). — И она зачитала мне из коммуникатора, а я записал: — Любовь Ивановна Толмачева, родилась в Москве тридцатого ноября одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года… Значит, ей сорок два, — с сарказмом заметила девушка, — замечательно! Самое время старика охмурять, который в два раза ее старше!.. Была она замужем, теперь в разводе. Про мужа ее бывшего зачитывать?

— А как же.

— Замуж вышла в девяносто первом. Муж — Толмачев Эн Пэ. Зарегистрирован брак Дворцом бракосочетаний города Самары. А развелись они скромненько, пятнадцать лет спустя… По-моему, это все. Можешь, Синичкин, приступать. Вот тебе аванс и на расходы.

Она вытащила из рюкзачка (разумеется, тоже от какого-нибудь Чиполлини) кредитку и перебросила через стол мне.

— На ней две тысячи евро. Пин-код: один три три один. Учти: я пользуюсь мобильным банком.

— Я не буду оплачивать билет до Акапулько. И тайский массаж. Во всяком случае, прямо завтра.

Она оставила свой недопитый сок, бросила на стол пятисотрублевую купюру и без улыбки скомандовала:

— Расплатись за меня и приступай.

Она встала, натянуто улыбнулась мне и двинулась по улице: ледяная и недоступная.

Купить книгу на Озоне

Отрывок из романа

Маша Долинина с виду была самой обычной девчонкой. Симпатичная — однако таких миллионы. Стройненькая — но в молодые годы это нетрудно. А что за словом в карман не лезет, так все москвички такие.

Жила она на окраине, училась в аспирантуре (всего-то — пединститута). Машину водила обычную — старенькую «Шкоду», родители подарили. В общем, на первый взгляд совсем все заурядно.

Однако имелись у Маши и изюминки. Целых две.

Во-первых, она давно, уже лет восемь, занималась каратэ.

А во-вторых, знала почти все про богатых и знаменитых.

…Идею насчет каратэ ей подкинул папа еще в десятом классе. Маша тогда усиленно готовилась в институт, сидела сутками за учебниками. А когда проводишь долгие часы за письменным столом, постоянно появляется искушение сдобрить скучное занятие то печеньем, то сушечкой. Вот и начала она толстеть, медленно, но верно. Особенно правда, по этому поводу не расстраивалась. Надеялась, что поступит в институт — и похудеет.

Но папа, человек мудрый, однажды сказал:

— Смотри, Машка. Набирать килограммы куда легче, чем сбрасывать.

Дочка только вздохнула.

А отец свое гнет:

— И вообще ты ведешь совершенно неправильный образ жизни. На свежем воздухе не бываешь, спортом не занимаешься. Сидишь крючком за столом, да грызешь свои сушки. Очень вредно.

— Давай, буду гулять целыми днями. — Усмехнулась в ответ дочка. — И поступлю вместо института в швейное училище. Ты этого хочешь?

Но отец на провокацию не поддался. Пожал плечами:

— Современный человек успевает все. Потому и фитнес-клубы в Москве в большинстве своем круглосуточные. Успешные люди заняты куда больше, чем ты. Но поддерживать себя в форме тоже успевают.

— Ты хочешь, чтобы я в фитнес-клуб пошла? — Ужаснулась Маша. — На аэробику? На йогу?.. Ни за что. Тоска смертная. Толстые тетки тупо машут жирными ногами. Кошмар.

А отец хитро улыбнулся:

— Ну, зачем же сразу на аэробику? Не знаешь, что ли? У нас, рядом с домом, спортивная школа открылась. По каратэ. Преподаватели — все с черными поясами, бог знает, с какими данами, даже и из Китая есть… Ты ведь говорила когда-то: хочу уметь себя защищать.

— Ух, ты. Интересно! — Оживилась Маша. — Только кто меня туда возьмет? Я уже старая для спорта.

Но отец заверил:

— Школа платная. Так что тебя примут, не волнуйся. Еще и выбирать будешь и время, когда тебе удобней, и тренера — чтобы посимпатичней. А учебе твоей спорт не помешает. Только голова будет лучше соображать…

И Маша попробовала. Заинтересовалась. Оказалась способной… И давно уже сама заработала черный пояс — хотя навыки свои не афишировала. Тренер так учил: зря не болтать.

…А в светскую хронику ее втянула лучшая школьная подружка, Милена. Девчонка она была отличная — бойкая, интересная, веселая. Единственный недостаток — обожала байки из жизни богатых. Часами могла трещать: в каких квартирах известные люди живут, на каких машинах ездят, где отдыхают… Постоянно скупала все, какие ни есть, бульварные газеты, и по телевизору обожала репортажи с разнообразных светских приемов.

Ну, и из Маши вытягивала все, что та знала.

А знала Мария многое — сама того не желая. Просто так жизнь сложилась.

Родители у нее до поры до временибыли обычными учителями. Папа, правда, заслуженным. А мама — завучем. Полжизни отпахали на государство в столичной общеобразовательной школе, а в конце девяностых решили рискнуть — и открыли частную гимназию. Сами, кажется, не верили, что получится. И до сих пор дрожат, что аккредитации их могут лишить, помещение — отобрать, учеников не найдется… Однако уже десять лет минуло, а гимназия пока цела. И даже популярна. Считается, что математику здесь преподают лучше, чем во всей Москве. И дисциплина на уровне. А также удивительная для нашего времени атмосфера интеллигентности присутствует.

Учились в школе почти сплошь отпрыски артистов, политиков, бизнесменов… И мама с папой постоянно рассказывали дочке про «подвиги» звездных школьников. Что сын известного писателя делает по сорок ошибок в простеньком диктанте. Дочь влиятельного политика застукали: покуривала за углом школы анашу. А один олигарх, когда его в школу вызвали на поведение сына жаловаться, попросил, почти как в анекдоте: «Вы накиньте там за учебу, сколько еще надо сверху, и меня больше не дергайте».

Девочку все эти сплетни занимали мало. Но она слушала — зачем родителей обижать, признаваться, что ей неинтересно? Да и ради Миленки стоило потерпеть — подруга всегда очень радовалась, когда Маша ей «эксклюзив» сливала.

Миленка в итоге всю свою жизнь связала со светской хроникой. Учиться поступила на журфак, а уже с третьего курса начала подрабатывать в бульварной газетке. И теперь уже сама Маше рассказывала. Что у певца N родился очередной ребенок от поклонницы, а на актера NN завели уголовное дело — за то, что полез с кулаками на мента…

И Маша внимала подруге тоже. Незаметно для себ, все с большим интересом. Эти светские истории — они затягивают. Как сигареты. Первая затяжка — из любопытства, первая сигарета — за компанию. А потом и не заметишь, как привыкла… Копаешься в чужом белье с удовольствием. И когда звезды в скверные истории влипают, даже злорадствуешь немного…

А за некоторых переживаешь.

Как, например, за эту девчонку. За Лизу Кривцову. Единственную дочь весьма богатых и влиятельных родителей.

Маша следила за ее необычной судьбой с самого рождения. С самой первой заметки, опубликованной почти пять лет назад:

…Позавчера, в Московском Центре репродукции человека, появилась на свет долгожданная наследница рода Кривцовых. Девочку, по нашим сведениям, назвали Лизой. Ее родители, Макар Миронович и Елена Анатольевна Кривцовы, — хорошо всем известные светские персонажи. Макар Кривцов — успешный бизнесмен, совладелец нефтяной компании, в последнее время активно ударившийся в политику. Его жена Елена — хозяйка и директор нескольких фитнес-клубов. Появления наследника пара ждала давно. Макару Мироновичу сорок шесть, его супруге около сорока. В последние годы ходили упорные слухи, что Кривцовы бесплодны, однако, наконец, пополнение семейства произошло! Девочка родилась, как сообщает наш источник в роддоме, в срок, с хорошим весом и ростом, роды прошли без осложнений. Однако, когда наш корреспондент отправился поздравить от лица редакции и читателей счастливую маму, его в весьма грубой форме, попросили удалиться. Не позволила охрана, сопровождавшая Елену Анатольевну, и вручить ей букет во время торжественной процедуры выписки. Госпожа Кривцова покинула родильный дом через служебный вход, и ни ее, ни ребенка нам увидеть не удалось. Что это — обычное суеверие, боязнь сглаза, свойственная даже самым просвещенным родителям? Или же у Кривцовых есть основания скрывать своего ребенка от посторонних взглядов? Главный врач роддома, а также доктор, принимавший роды, от комментариев категорически отказались. Однако нам, по неофициальным каналам, удалось выяснить: со звездной наследницей, похоже, не все обстоит благополучно. Персоналу роддома наистрожайше, под угрозой немедленного увольнения, запретили распространяться о ситуации, но ходят упорные слухи: Лиза Кривцова родилась не совсем здоровой. Диагноз вашему корреспонденту выяснить не удалось, но одна из сотрудниц роддома, на условиях строгой анонимности, призналась, что на «девочку было страшно смотреть». Остается лишь гадать: каким недугом страдает звездная наследница? У нее — хромосомная аномалия? Поражение нервной системы? Детский церебральный паралич? И почему наш источник использовал именно это слово — «страшно»?.. Просто ли о медицинском диагнозе здесь идет речь?!

Маша тогда тоже гадать начала.

Что может быть не так с новорожденной девочкой? Да что угодно! Одних врожденных пороков медицине известно больше тысячи. Вот не повезло людям! Богатые, успешные, далеко не юные. А их первый и единственный ребенок, похоже, родился больным…

Разумеется, газеты не остались равнодушными к появлению у Кривцовых наследницы. Однако никому из журналистов, даже вездесущей Милене, так и не удалось своими глазами увидеть новорожденную. В свет ее не выводили, и уж тем более — не устраивали с ней фотосессий. И писаки в итоге пришли к выводу (впрочем, никем официально не подтвержденному), что Лиза Кривцова родилась с синдромом Дауна. Наверно, поэтому малышку и прячут от посторонних глаз. А когда матери за сорок, вероятность рождения «дауненка» чуть ли неи один к двадцати…

Кривцовы так и не предъявили тусовке свою дочь. Хотя сами на публике появлялись.

Маша регулярно читала: Макар Миронович то посетил в составе российской делегации Южную Осетию… то торжественно перерезал ленточку на открытии детского дома творчества… то вновь избран депутатом… Его жена тоже в светской хронике мелькала частенько, и даже несколько раз была замечена в объятиях популярного фигуриста Игоря Илюшина. И своими спортивными клубами она занималась активно: первой в России открыла классы по аква-йоге, выступила организатором Международного фестиваля фитнеса…

А полтора года спустя маленькая Лиза вновь привлекла к себе внимание.

Написали о ней в августе 2006 года. Через семь дней после авиакатастрофы, которую сразу назвали крупнейшей в истории российской авиации. Самолет, выполнявший рейс Анапа—Санкт-Петербург, пытался проскочить над грозой, потерял управление и свалился в плоский штопор. Погибли 170 человек — все пассажиры и члены экипажа.

А Лиза и ее мать в той ситуации спаслись. О случившемся сообщали так:

…Нашему корреспонденту удалось выяснить: на разбивший борт опоздали шесть пассажиров. Двое из них, столичные студенты, банально переборщили с прощальной выпивкой на пляже и явились в аэропорт, когда самолет уже улетел. А еще четырьмя счастливчиками оказались известная бизнес-леди Елена Кривцова с малолетней дочерью Елизаветой и сопровождавшие их няня Анастасия Павлючкова, а также охранник Николай Володин. Елена Кривцова — владелица сети фитнес-клубов — вместе с ребенком отдыхала в известном анапском санатории «Луч», и как раз этим рейсом планировала вылететь в Санкт-Петербург, где должна была встретиться со своим супругом Макаром Кривцовым. Пассажиры явились в аэропорт за полтора часа до вылета, однако на рейс так и не зарегистрировались. По нашим данным, маленькой Лизе Кривцовой вдруг стало плохо. У девочки поднялась температура, она плакала и кричала, что «не хочет в самолет, там будет страшно!». Елена Кривцова вместе с няней тщетно пыталась успокоить ребенка, однако, убедившись, что у девочки действительно жар, а рыдания перешли в истерику, приняла решение остаться в Анапе и обратиться к врачу. Это, как оказалось, спасло им жизнь.

Вот это да! Ну и ребенок! Девочка — что ли, ясновидящая? Омэн? Будущая Ванга?

Машу всегда поражали люди, которые действительно что-то могут. Не фокусы показывать, как в битве экстрасенсов, а действительно способны творить чудеса. Она и сама иногда пыталась заглядывать в будущее. Полное дилетантство, конечно, но иногда кое-что получалось. Например, подруге Милене предсказала тему сочинения, которая на вступительных будет. Велела особенно тщательно лирику Пушкина проштудировать. На экзамене, правда, «Евгения Онегина» дали, но все равно ведь угадала! К тому же «Онегин» — чем не стихи?.. Ну, и по мелочи иногда срабатывало: не хотелось, допустим, в библиотеку ехать — Маша не ехала. И на следующий день узнавала, что правильно — все равно там санитарный день был.

А уж люди, которые способны предвидеть авиакатастрофу, вызывали у нее самое искреннее восхищение.

Конечно же, Мария немедленно пожелала обсудить ситуацию с Миленой.

Но подруга только вздохнула:

— Да не знаю я, не знаю ничего. Хотя уж давно к этой Лизке подбираюсь… Еще с ее рождения, когда слухи ходили, что она даун…

— А это так?

— Ну, странная она, это точно. А насчет дауна — бог весть. — Поморщилась Милена.

— Ты ее видела хоть?

— Да. — Кивнула та. — Первый-то год родители ее прятали капитально, а потом вроде расслабились. Кривцова-старшая ребенка с собой и на курорты стала брать, и в санатории возить. Тут уж, сама понимаешь, от журналистов не скроешься.

— Ну, и?

— А что — ну? Дауны — они ведь тоже разные бывают. Есть такие, что сразу видно, а есть с виду почти нормальные. У Лизы этой косоглазия нет. И пальцы на руках не кривые, если тебя внешние признаки интересуют. Но что-то с ней не в порядке, это точно. Какая-то она совсем… на ребенка не похожа. Никогда не бегает, не играет. На пляж ее приводят — сидит, смотрит в одну точку. И так — хоть час, хоть два. И не разговаривает почти. А на личико ничего, даже симпатичная. Глазищи огромные, носик тоненький… А чего ты вдруг заинтересовалась?

— Ну, я ж давно человека ищу, — улыбнулась Маша. — Такого, кто реальные чудеса творить может. Подумать только: авиакатастрофу предсказала!

— Да ничего она не предсказывала! Совпадение просто. — Хмыкнула Милена. Но пообещала: — Ладно. Буду ухо востро держать. Если еще чем отличится твоя Лиза — сразу сообщу.

Однако вновь девочка блеснула лишь спустя полтора года.

В Москве проводили Новогодний бал, очередную светскую тусовку. Немного оперы, пара балетных номеров, дамы в вечерних платьях, господа в смокингах… На мероприятие, в числе прочих именитых гостей, пожаловала и госпожа Кривцова. Сопровождали ее маленькая дочь (одетая точно в такое же платье, как мама) и, естественно, няня.

— Я, конечно, все время около них крутилась, ты ж попросила! — Рассказывала Милена. — Ну, что тебе сказать… Может, конечно, девчонка и даун — но мозги у нее работают, это факт. Знаешь, прикольно как вышло? Васька, хроникер из «ХХХ-пресса», их сфоткать попросил. Кривцова, ясный пень, отказываться не стала — «ХХХ-пресс» на хорошей бумаге выходит, и тираж солидный. Обняла свою дочку, позирует — а малявка от нее все время… не отталкивает, конечно, но как-то отстраняется. И, я слышу, мамашка ей шипит: «Встань ко мне ближе!» А Лиза ей тоже шепотом: «Опять, мамуля, на публику работаешь?»

Маша одобрительно хмыкнула. Милена, вдохновленная поддержкой подруги, продолжила:

— Но не в этом прикол. На том балу новогоднем, ты, наверно, слышала, инцидентик случился. У Малыгина, ну, воротилы из «Нефтегаза», охранник скончался. Скоропостижно. Упал — и все. Ну, народ, конечно, засуетился: молодой мужик, здоровенный шкаф — и вдруг без сознания валится. Все вокруг столпились, искусственное дыхание делать пытаются. А Лизка, слышу, в этот момент говорит (я как раз рядом стояла): «Зря весь шум. Он уже умер». Мать на нее, конечно, взвилась: что, мол, пискля, несешь, если не понимаешь ничего? А девчонка, спокойно так, ей отвечает: «Все я понимаю. У него сердце не выдержало». И, знаешь, потом так и объявили: инфаркт.

— Забавно. — Протянула Маша. — А девчонке, ты говоришь, всего три года?

— Почти. — Кивнула подруга.

— Иные дети в этом возрасте и говорить еще не умеют. — Задумчиво произнесла Мария. — Ох, познакомиться бы с этой Лизой!..

— А я б написать о ней хотела, — мечтательно выдохнула Милена. — Представляешь, какая тема?! Растет, мол, наша родня Ванга, ведьма-колдунья, дочь депутата. Во сенсуха будет!

— Ну, так напиши!

— Да, жаль, нельзя.

— Чего это?

— Депутат Кривцов человек жесткий. Он мириться с тем, что мы в его личную жизнь вторглись — не будет. И если что вдруг не по нему, в суд обращаться не станет.

— Убьет тебя, что ли?

— Убить не убьет, но добьется, чтоб уволили точно. А газету может спонсоров лишит. И главнюгу нашего уберет. В общем, неприятностей не оберешься.

— Да, ты права. — Кивнула Мария. И задумчиво добавила: — Но хоть бы посмотреть на эту Лизу…

— Ага, — хихикнула подруга. — Подкарауль ее. И в ученицы к ней попросись, к девчонке…

Однако никаких чудес юная Кривцова больше не демонстрировала. И вообще о ней ничего слышно не было — почти два года.

А сегодня Милена позвонила подруге ни свет, ни заря и огорошила ее еще одной новостью: в доме миллионеров при загадочных обстоятельствах ночью погибла Лизина няня. Та, кстати, самая Анастасия Павлючкова, которой когда-то повезло вместе с Лизой не попасть в злополучный самолет. Перерезаны вены на обеих руках, смерть от массивной кровопотери, орудие убийства не найдено, возбуждено уголовное дело, никто пока не задержан.

А Милене поручено провести на эту тему журналистское расследование.

— Что ж. Попробуй. — Как можно равнодушнее напутствовала подругу Маша. И с сомнением добавила: — Только вряд ли чего интересного накопаешь… Убийство — похоже, бытовое. Вряд ли с ним Лиза связана…

Хотя на самом деле любопытство ее разбирало — дальше некуда.

* * *

Миленка позвонила ей в тот же вечер. Загадочным голосом произнесла:

— Встретиться можем? Я тут про Лизу такое узнала… Хочу с тобой обсудить.

— Давай! — Обрадовалась Маша.

Она, правда, планировала сегодня заниматься допоздна. Но ничего, занятия подождут. Да и на ужин дома только сосиски с гречкой. А с Миленой они всегда в ресторанах встречались. Причем платила чаще подруга. Потому что Машиной стипендии едва на «Макдональдс» хватало.

Мария из-за этого вначале смущалась. А потом поняла: Миленка не просто так ее кормит. За ужином обязательно расскажет над какой темой сейчас работает, а то и наброски статей показывала, спрашивала мнение подруги. И Мария охотно его высказывала. И даже советовала журналистке, куда двигаться дальше. Так что она у Милены вроде консультанта — работающего за еду. Что ж, когда икрой потчуют всего лишь за то, что своими мыслями делишься, это тоже неплохо.

Вот и сегодня Милена даже не стала ждать, пока подадут закуски — сразу перешла к делу:

— Короче, слушай. Удалось мне сегодня с горничной пообщаться. Что у Кривцовых работает. Забавная такая девчонка, чуть постарше нас. Все ее Касей зовут. А полное имя — Кассандра, представляешь?

— Тоже, что ли, пророчица? — Удивилась Маша.

— Да нет, просто мать у нее выпендрилась. — Хихикнула Милена. — Так вот. Прибыла Кассандра в столицу из деревни Селезневка, это где-то на Вологодчине… В институт, конечно, не поступила — но на рынок, там, или в проститутки тоже не пошла. Закончила курсы элитных горничных — целых полгода учиться нужно, между прочим! — ну, а потом устроилась к Кривцовым. Очень, кстати, этими своими курсами гордится. Все пыталась мне рассказывать, что только полиролей одних существует десяток видов…

— А как ты с ней познакомилась?

— Вообще-то я секреты профессии не выдаю. — Важно улыбнулась подруга. Но все же объяснила: — В магазинчике местном ее подкараулила. Наврала, что сама горничная, только что к их соседям поступила…

— Ты на служанку, конечно, сильно похожа, — фыркнула Маша. — Со своими ногтями длиннющими…

— Вот и Кася меня тоже за эти ногти необразованной деревенщиной обозвала! — Расхохоталась подруга. — Но не это суть. Поговорили мы с ней о полиролях, «Комбатах» всяких — а потом я, конечно, про убийство спросила. Мол, видела, что милиция к ним приезжала, зачем — не ведаю. А любопытно ведь! Ну, Кася и выложила мне все. И даже больше, чем я ожидала. Она, оказывается, уже убийцу знает.

— И кто он?

Милена выдержала драматическую паузу.

Маша терпеливо ждала.

А журналистка отправила в рот намазанную черной икрой тарталетку и небрежно закончила:

— Держись крепче и не падай. Лизка.

— Лиза? Убийца?! По-моему, это полный бред. — Пожала плечами подруга.

— И, по-моему, полный. — Легко согласилась Милена. — Но читателям, наверно, понравится.

— У Кассандры твоей, конечно, и доказательства есть. — Усмехнулась Мария.

— Имеются. — Лукаво кивнула журналистка. — Целую сагу мне поведала. Как Лизочке, где-то с месяц назад, котенка подарили. Какого-то элитного, естественно, с родословной и без шерсти совсем. А они ж, коты породистые, не то, что обычные васьки. Характеры — сволочней не придумаешь. Вот и голый этот: нет бы проявить к ребенку снисходительность. За хвост себя таскать не давал, гладить — тоже не смей. А однажды вообще девчонку изодрал так, что врача вызывали. Ну, Лизочка и объявила (а Кася подслушала): что кот за этот свой сволочной поступок должен умереть. Все посмеялись, конечно. А папаня своему секретарю поручение дал — чтоб высокопородному новых хозяев подыскивал. Только не успели кота пристроить — через пару дней сдох. Без видимых на то причин. Так даже и в протоколе вскрытия написали…

— Сильно. — Прокомментировала Маша.

— Ну, вот. А с неделю назад Кася опять же подслушала, Лизонька со своей няней поссорилась. Та ее шапку, что ли, надеть заставляла — а девчонка отказывалась. Ну, раз сказала, что надо, два, три — дите не слушается. Тогда, ясное дело, просто натянула сама ей на голову, завязала и повела во двор. А Лизка психует, вырывается, кричит. Кася говорит, весь дом слышал, как она орала:

— Я тебя тоже убью! Вот увидишь!..

Милена помолчала. И слегка виновато закончила:

— Полная ерунда, конечно… Вот даже и не знаю: писать об этом — или меня на смех поднимут?..

— Бумага, конечно, все стерпит. — Задумчиво произнесла Маша. — Но это какая-то очень сомнительная информация. Даже для бульварной газеты. Тем более, ты говоришь, у нее папашка, если что, с потрохами вас сожрет. Я б на твоем месте еще бы с кем-нибудь из их дома поговорила… В смысле, из обслуги.

А подруга, хотя только что хвасталась, что подход к любому найдет, вздохнула:

— Да как с ними поговоришь? Сидят за высоченным забором, везде видеокамеры, внутрь, естественно, не войти. Я, чтоб одну эту Касю изловить, весь день на улице проболталась. Замерзла дико…

Маша задумалась. Потом спросила:

— А у Кривцовых прислуга как работает? С проживанием?

— Кася сказала, что да. Они там все с Украины. Три месяца отпахали — потом домой на побывку едут.

— И охранники тоже из Украины?

— Нет. — Неуверенно произнесла Милена. — Те, кажется, москвичи…

— Значит, скорее всего, дежурят сутки через двое. И сменяются утром. Вот и поймай кого-нибудь из них. Они, раз охранники, наверняка, и поумнее, и знают побольше, чем эта Кася. Да и обаять ты любого мужика можешь.

— Что ж, это мысль… — Кивнула подруга. И пожаловалась: — Только неохота! Опять в этот поселок тащиться, ждать, неизвестно сколько…

— Ну, тогда про кота пиши. — Пожала плечами Маша.

— Ладно. — Вздохнула Милена. — Ты права. Засмеют меня с этим котом.

А Машу вдруг осенило как подобраться к девчонке, которая интересовала ее все больше и больше. Она небрежно спросила у подруги:

— Слушай, вот объясни мне, ты ж в элите специалист. Убили у Кривцовых няню. Уже два дня прошло. А кто сейчас с Лизой сидит? Мама, наверно?

— Да разве матери до того? — Фыркнула Милена. — У нее работа, светская жизнь. Агентство по персоналу дежурную няню прислало — на время, пока постоянную не подберут. Им, буржуям, детьми заниматься некогда.

— А что за агентство по персоналу? Какое-то постоянное?

— Ну да. Оно одно на всю Рублевку. Называется «Идеальная няня». Я туда даже съездить хочу — только легенду себе не могу придумать. А если правду сказать, что я журналистка — сразу в шею погонят… — Вздохнула Милена.

— Ну, и не парься. — Пожала плечами Маша. — Толку от этой «Идеальной няни»? От охранников — куда больше узнать можно…

И, конечно, не стала признаваться подруге, что в голове у нее зародился план. Чрезвычайно дерзкий и, наверно, неосуществимый. Однако рискнуть — все равно стоило.

Такие уникальные девчонки, как эта Лиза, не каждый день встречаются.

О книге Анны и Сергея Литвиновых «Золотая дева»