Метка: Владимир Козлов

«Областная трибуна», 26 октября 2012 года.

Рубрика: Акценты

Заголовок: Заводской бейсбол

Автор: Виктор Сухов

Нападения на полицию со стороны террористической группировки «Вена-1975» продолжаются. Более того, если раньше члены группировки ограничивались уничтожением полицейского имущества, теперь они покусились на жизнь и здоровье самих правоохранителей.
Поздним вечером 18 октября сержанты патрульно-постовой службы В. и К. совершали обход территории в Заводском районе и были атакованы четырьмя людьми, вооруженными бейсбольными битами. Нападавшие сняли происходящее на видео, а позже появилось и очередное заявление уже известной группировки «Вена-1975».

«Мы переходим к более серьезным действиям, — говорится в заявлении. — Сегодня мы нанесли телесные повреждения двум сотрудникам полиции. Что мы хотим этим сказать? Не идите работать в полицию, не присоединяйтесь к бесчеловечной коррумпированной машине. Если вы становитесь ее частью, вы становитесь и целью наших атак.

Да, есть некая несправедливость в том, что мы атаковали рядовых сотрудников, а не полицейских боссов, гораздо глубже погрязших в криминале и коррупции. Но и рядовые сотрудники нередко ведут себя бесчеловечно, и это — наше предупреждение им. А заодно мы предупреждаем и полицейских чиновников: доберемся и до вас, никакая охрана не спасет вас от расплаты!»
Это уже третье нападение, ответственность за которое взяла на себя «Вена-1975», и наибольшую тревогу вызывает то, что правоохранители очевидно до сих пор не вышли на след этой группировки. Ее члены совершают дерзкие, но, в то же время, тщательно продуманные нападения, оставаясь при этом безнаказанными. В этот раз любой человек может сам понаблюдать за действиями нападавших на ролике, который они вывесили в интернете.

Интересно, что сами полицейские далеко не горят желанием комментировать ситуацию, и все запросы, отправленные редакцией в пресс-службу ГУВД, остались без внимания. Видео можно было бы считать инсценировкой, но источники в больнице скорой помощи сообщили, что вечером 18 октября действительно были доставлены два сотрудника полиции с переломами ног и ушибами.

Все это не может не вызывать тревогу среди горожан. Если сотрудники полиции не могут защитить себя — а, судя по видео, они были слишком увлечены беседой друг с другом, чтобы заметить нападавших и оказать сопротивление, — то могут ли они защитить нас с вами?

Между тем, в кулуарах одного торжественного мероприятия в мэрии крупный городской полицейский начальник согласился прокомментировать ситуацию, заявив, что проблема заключается в недостаточно высоком уровне сотрудников полиции: «Мы вынуждены брать кого попало, людей неподготовленных для службы в войсках МВД, поэтому они и не могут оказать достойного сопротивления. Нормальным милиционерам справиться с шайкой отморозков не составило бы труда».

*

Главный редактор — седой, коротко стриженый дядька под шестьдесят — смотрит через очки на распечатанные на принтере листки бумаги. Он роняет их на стол, заваленный газетами, журналами, макетами полос. Выдвигает ящик стола, достает трубку, упаковку табака. Андрей молча наблюдает за ним, достает свои сигареты.

Редактор поджигает табак зажигалкой, затягивается. Андрей прикуривает, делает затяжку.

-Жестко. — Редактор кивает на листки, снимает очки, бросает их на кучу бумаг.

-Как есть. Ситуация вонючая. Человека закрыли ни за что. Вернее, закрыли за то, что он выявил коррупционную схему. Он успел отправить документы во все газеты… Но ясно, что, кроме нас, никто не напишет. Все ссут.

-А мы, думаешь, напишем? — Редактор смотрит на Андрея. Его трубка погасла. Он поджигает табак зажигалкой, затягивается.

-Думаю, что напишем, — говорит Андрей.

-А я вот не уверен. Момент не самый подходящий. Получается, мы наезжаем на ментов в тот самый момент, когда их стала мочить эта группировка. Кстати, ничего нового не раскопал через свои контакты?

Андрей качает головой.

-При любых раскладах, момент здесь тонкий, — говорит редактор. — Большинство людей ему не особенно посочувствует. Понтовый москвидон.

Знаешь, какая у него зарплата? Знаешь, что он каждую пятницу улетал либо домой в Москву, либо в Европу, на «уикенд»?

-Вопрос не в том, посочувствуют ему или нет. Вопрос в том, что мы — независимая газета. Вспомни девяностые годы… Ты, Сергеич, в принципе, создал газету заново. До тебя это был, по сути дела, рекламный листок плюс немного желтизны, перепечатанной из центральных газет, и заказухи. А благодаря тебе газету стали читать…

-Ты мне все это не рассказывай. Знаю без тебя. Просто будут вопросы. И вопросы именно ко мне, а не к тебе. Тебе это понятно?

-Понятно. Но у нас есть копии официальных документов. И нет оснований предполагать, что это — фальшивка.

-Упертый ты, Андрюша. С тобой каши не сваришь.

-Ну так что, Сергеич?

-Ставим материал на понедельник. Первая полоса.

*

Коммуна Матвея. Большая комната. На стульях и табуретках — Матвей, Кабанов и Санькин.

-Я все сказал в прошлый раз, — говорит Матвей. — Добавить мне нечего. Если есть претензии к нам, предъявляйте. Иначе — я просто не вижу темы для беседы.

-Где вы находились вечером восемнадцатого октября? — спрашивает Санькин.

-Здесь. В этой вот самой комнате. Мы каждый вечер здесь собираемся, ужинаем, пьем чай, обсуждаем наши дела… Песни поем под гитару…

-И абсолютно все участники вашей группировки…

-У нас не группировка, а коммуна. Группировки бывают у бандитов. Или у вас есть основания считать нас преступниками?

-Еще раз повторяю вопрос. Абсолютно все участники вашей коммуны находились здесь, в этой комнате?

-Да, конечно. Целый вечер. Разве что, извиняюсь, кто-нибудь выходил в туалет. Еще вопросы ко мне есть?

-А ты давай не так резко, а? — говорит Кабанов. — Не надо здесь понтоваться, ладно? Если надо, мы найдем, как на тебя наехать. Вдруг ты кого-нибудь удерживаешь здесь насильно?

Матвей качает головой.

-Вы в прошлый раз пообщались со всеми ребятами. Неужели, если бы мы здесь кого-то удерживали насильно, они бы вам про это не сказали?

-А кто их знает? Вдруг ты им так мозги промыл, что они и сказать боятся?

-У нас — добровольная коммуна. В ней живут только те, кто хочет в ней жить. Я могу вам только повторить: вы здесь зря теряете свое время. К тем делам, о которых вы меня спрашиваете, наша коммуна не имеет никакого отношения. Это просто смешно. И вообще, я не понимаю, зачем вы сюда повторно приехали…

-А может, нам девки твои понравились… — Кабанов улыбается. — Как насчет распорядиться, чтобы они нас обслужили? Ведь если ты скажешь, то они все сделают, в лучшем виде…

Матвей сжимает кулаки. Кожа на костяшках натягивается, белеет.

Кабанов продолжает улыбаться.

-Ну так как?

-Ладно, нам надо ехать, — говорит Санькин.

-Ну, тогда, до следующего раза. — Кабанов смотрит Матвею прямо в глаза. Матвей не отводит взгляд.

• «Флюид», 2012
• Новый роман Владимира Козлова «Свобода» — авторское высказывание о девяностых годах прошлого века; о том, как крушение Советской системы, грандиозные перемены и вновь обретённая свобода отразились на частных судьбах людей.
  
  В центре изображения — два героя, представляющие разные поколения: тех, кого перемены застали в расцвете жизненных сил и способностей, и тех, кто только вступил во взрослую жизнь. Кроме главных героев, в романе присутствует целая галерея ярких персонажей того времени — от бандитов до госчиновников, от музыкантов до бизнесменов.
  
  Писатель предпринимает попытку показать эпоху девяностых, совсем недавнюю, но уже и очень далекую, отказавшись от привычных стереотипов и экспериментируя с повествовательной формой и элементами жанровой литературы.

Intro

Автобусы на конечной остановке воняли черным дымом. Тетка в телогрейке, ушанке и валенках совала в руки прохожим бесплатную газету. Я прошел по грязному льду с вмерзшим мусором и собачьим говном, мимо радужных бензиновых луж к облезлой пятиэтажке.

Кодовый замок в крайнем подъезде был выломан. Я вошел, поднялся на один пролет, позвонил в пятьдесят первую квартиру. Открыл седой коротко стриженый дядька в камуфляжных штанах и куртке.

-Здравствуйте, я на интервью, — сказал я.

Он кивнул. Я прошел за ним в прихожую.

-Проходите туда, — сказал дядька, показал на открытую дверь.

В комнате на столе валялись коробки от пиццы, стояли пустые пивные бутылки. Я присел на потертый диван. У окна стоял новый офисный стол с закрытым ноутбуком, рядом — компьютерное кресло и два стула.

В коридоре скрипнула дверь. Вошел мужик среднего роста, с густыми седыми волосами, зачесанными назад. Я поднялся.

-Добрый день, я на интервью…

Он крепко сжал мою руку, сел в кресло, кивнул на стул. Я сел, достал из рюкзака диктофон, положил на стол.

-Можем начинать?

Он кивнул. Я нажал на кнопку записи.

*
Сергей Жданович: «Я предотвратил конец света»

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, о ваших планах. Вы только что открыли московский офис…

Ответ: Первый Центр саморазвития личности был открыт в Курске уже почти пять лет назад. Время показало, что это действительно нужно людям, что они стремятся к духовному саморазвитию. Следовательно, и мы развиваемся. На сегодня у нас уже около десятка центров по всей России, пришло время начать работать и в столице… Принципиальных отличий от того, что мы делаем в других городах, здесь не будет. Семинары, курсы и лекции, цель которых — дать человеку толчок к саморазвитию личности, помочь ему найти себя в это не слишком простое время…

Вопрос: Правда ли, что на первых ваших сеансах происходили сексуальные оргии? Вы тогда говорили, что сексуальное раскрепощение — одна из самых главных ценностей для человека.

Ответ: Это было ценностью в начале девяностых, сейчас это уже не ценность. Люди получили сексуальную свободу, и многие решили, что все, что цель достигнута. И в результате пришли мы к чему? Ко всеобщему, извиняюсь, б***ству. Возьми любую газету объявлений — там открытым текстом: ищу любовника или любовницу, или — проституция: очаровательные девушки познакомятся с обеспеченными мужчинами. Сексуальное раскрепощение — это лишь один элемент из целого множества. Сделав этот шаг, надо двигаться дальше. А многие люди этого не сделали, остановились, не пошли вперед. И моя задача — заставить их двигаться, идти дальше… Сексуальное раскрепощение — уже данность, это уже есть, даже, можно сказать, через край…

Вопрос: Об экстрасенсорных способностях много сказано и написано, но по-прежнему люди понимают их совершенно по-разному, а некоторые вообще не верят в их существование. Что такое экстрасенсорные способности на ваш взгляд?

Ответ: Экстрасенсорные способности есть у всех, у каждого человека. Только есть люди, которые их выпячивают — они возомнили себя лучше всех. Как тот же Чумак или Кашпировский. Это, если хотите, шарлатаны. Потому что они говорят человеку: вот, мы тебя вылечим, ты можешь ничего не делать, только слушаться нас, делать то, что мы скажем. А на самом деле экстрасенсорные способности есть у каждого человека, только у кого-то они выражены, а у кого-то находятся в зачаточном состоянии. И тот, у кого они выражены, должен не спекулировать ими, а помогать другим людям их раскрыть в себе. Только это — процесс сложный и долгий, и многие этого не понимают. Они хотят сразу. И это — их глубокое заблуждение. Это — как иностранный язык. Вот, например, предлагают выучить английский — метод такого-то такого-то, за месяц или за две недели. Это все ерунда, обман, шарлатанство. Ты им деньги заплатишь, а язык все равно не выучишь. И они потом скажут тебе — это ты сам виноват, у тебя не хватает способностей. А развитие экстрасенсорных способностей — и не только их, а целый комплекс, то, что я называю саморазвитием личности — требует нескольких лет. Как минимум нужно два-три года. Ведь если за два-три года даже человек с небольшими способностями может выучить иностранный язык, то и человек со слабовыраженными экстрасенсорными способностями сможет их у себя развить в полной мере.

Вопрос: Но вы можете что-то конкретное предъявить людям, показать им кого-то, кто прошел уже этот путь и развил в себе те способности? Людям же нужны какие-то гарантии, они не могут просто взять и все вот так принять на веру? Есть у вас уже «выпускники», «последователи», или как их лучше назвать?

Ответ: Мы — не секта, у нас нет иерархии, по которой человек бы двигался. Он приходит, чему-то учится, понимает, что это ему нужно или, наоборот, не нужно, и идет дальше, начинает свой путь. Мы не отслеживаем специально, кто и где. И роли это, по большому счету, не играет: человек, начавший свой путь, может заниматься чем угодно — может работать в государственных органах, в бизнесе, где угодно…

Вопрос: Но вы же всячески критикуете нынешнюю власть, ругаете бизнес. Нет ли в этом противоречия? Или вы таким вот образом пытаетесь разрушить систему изнутри?

Ответ: Я ничего не пытаюсь разрушить. Это раз. Система сама себя разрушит, когда все больше людей будут правильно мыслить и правильно жить. А во-вторых, где, по-твоему, людям работать, находить себе применение? Им что, уйти в тайгу, основать поселение, заниматься натуральным хозяйством? Это мы уже проходили. Заниматься саморазвитием личности, двигаться по правильному пути можно в любом месте, независимо от того, в какой стране ты живешь и чем занимаешься.

Вопрос: Вы родились и провели детство в Белоруссии. Можете ли вы охарактеризовать ситуацию в этой стране, а также дать оценку президенту Александру Лукашенко? В последнее время он очень популярен в российских регионах, но в своей собственной стране вызывает неоднозначную реакцию…

Ответ: Говорить о ситуации в Белоруссии было бы с моей стороны неправильно: я там не был много лет и заниматься спекуляциями не хочу. Что касается Лукашенко как президента… Собственно, задача политика в чем состоит? Прийти к власти и оставаться у власти… В этом смысле Лукашенко — хороший политик. Тем более что он, как я понимаю, пришел к власти сам, а не был приведен какими-либо заинтересованными силами. Это что касается его как политика. Другое дело — его деятельность как главы государства. А об этом я говорить не хочу, потому что не владею информацией, кроме того, что появляется в СМИ, а делать выводы лишь на ее основании бессмысленно.

Вопрос: А как вы можете доказать, что 29 августа 1997-го года вы действительно предотвратили конец света? Ведь даты конца света называются постоянно, а он так и не наступил? Может, и тогда никакого конца света не должно было быть?

Ответ: Я понимаю, ты хочешь загнать меня в угол своими вопросами или хотя бы вывести из себя. Но я отвечу тебе, я отвечу. У меня нет никаких доказательств — физических, осязаемых. Но есть столько всего, чему нет физических доказательств. Есть, например, физические доказательства, что бога нет или что он есть? Скажешь, что изучили вселенную и не нашли его? Но это же все — чушь собачья. Ясно, что бог не может там находиться в какой-то физической форме, сидеть на троне, как царь вселенной. Поэтому и нету доказательств, что он есть или что его нет. Точно так же и с концом света. Если я говорю, что 29 августа должен был наступить конец света, и я его предотвратил, значит, я имею основания так говорить.

Газета «Городской курьер», 23 марта 1998

Часть первая. Дженерейшн ХЗ

Я родился третьего октября 1972-го года в городе Могилеве, областном центре того, что тогда называлось БССР — Белорусской Советской Социалистической Республикой. Это был промышленный город с населением в триста тысяч человек и десятками мелких и крупных заводов и фабрик. Главным предприятием города был комбинат «Химволокно» — один из крупнейших в Европе. Те, кто на нем работал, получали надбавки «за вредность», а все остальные жители города вдыхали вонючий дым из его труб.

Мы с родителями и сестрой Наташей жили в двухкомнатной хрущевке на самой окраине. Наш район назывался «Рабочий поселок». Папа работал инженером на заводе «Техноприбор», мама — бухгалтером в автоколонне.

В 1979-м году я пошел в первый класс школы номер семнадцать. На «октябрьские праздники» того года всех первоклассников приняли в октябрята: повесили на пиджаки и передники значки с красной звездочкой и портретом кудрявого Володи Ульянова.

Перед Новым годом я впервые услышал слово «Афганистан» — в разговоре папы и дяди Жоры, маминого брата. Дядя спорил, горячился, говорил непонятные мне тогда слова — «маразм», «абсурд», «идиотизм». Папа говорил мало, больше хмурился. После того он стал часто по вечерам уходить на кухню с радиоприемником ВЭФ-202: слушать «Голос Америки». Я иногда подслушивал, стоя под дверью. В передачах часто говорили про Афганистан, а также звучали новые для меня слова — «Хост», «Кандарагр», «Баграм», «Панджшер».

Мою первую учительницу звали Ольга Петровна. Она была нервной и крикливой и часто била указкой по рукам моих одноклассников. Меня — никогда: я хорошо учился и не вел себя тихо. Первый класс я закончил на пятерки, и мне вручили похвальную грамоту на желтоватой бумаге, с надписью «за отличную учебу и примерное поведение». После у меня никогда больше не было «всех пятерок».

Тем летом в Москве проходили олимпийские игры. Мы всей семьей смотрели открытие, а закрытие не посмотрели: сломался наш телевизор «Рубин». Мастер пришел лишь через несколько дней, телевизор наладил, но цвета после этого стали тусклее. В новостях мы увидели то, что пропустили: летающего над стадионом Мишку и плачущего генсека Брежнева.

Девятнадцатого мая в третьем классе, в День рождения пионерской организации, весь наш класс приняли в пионеры. Я еще не умел завязывать красный галстук, и два первых дня мне его завязывала Наташа. На третий день я и она в школу не пошли: умер мой дедушка. Он был инвалидом войны, несколько раз был ранен и последние годы часто лежал в больницах. Он лежал в гробу в их с бабушкой доме, рядом сидели бабушка и несколько соседок. Все они плакали.

Осенью я пошел в четвертый класс. Моей «классной» была пожилая «историчка» Вера Сергеевна. На классных часах и политинформациях она вспоминала пятидесятые годы и Сталина, говорила, что тогда «в стране был порядок, а сейчас — бардак».

Сразу после осенних каникул мы узнали, что умер Брежнев. Нас собрали в актовый зал на «траурный митинг». Выступал директор, «Коля-Косой», что-то бубнел про «тяжелую утрату для всего советского народа» и «необходимость сплотиться». Потом то же самое повторяли завуч по внешкольной работе и председатель комитета комсомола Васильченко. Следующий день объявили «неучебным», но заставили всех прийти в школу и убирать территорию. После уборки Вася Бобков предложил мне поехать на клейзавод «бить крыс». Мы проехали три остановки на троллейбусе «двойке», перелезли через забор. По кучам вонючих гниющих костей носились огромные серые крысы. Меня тут же стошнило от запаха. Вася захохотал, сказал, что я «маменькин сынок», схватил палку и стал бегать по костям, стараясь попасть палкой по крысе. Я поехал домой один.

Весь четвертый класс я проучился в музыкальной школе по классу аккордеона, но бросил, не сдав экзамены за год. Родители попилили меня, а потом отстали. Я с самого начала ненавидел музыкалку и аккордеон.

В пятом классе погиб мой одноклассник по кличке «Сцуль». Его и еще двух пацанов не взяли в команду на «праздник строя и песни», и они, пока мы репетировали в спортзале, поднялись на лифте и вылезли на крышу девятиэтажного дома — тогда самого высокого в нашем районе. Пацаны гонялись друг за другом по крыше, Сцуль добежал до самого края, не удержался и упал.

Летом после пятого класса мы с родителями и Наташей ездили на базу отдыха под Одессой. Это был последний раз, когда мы куда-то ездили всей семьей. Погода была плохая, папа покупал на рынке домашнее вино и выпивал в одиночку в комнате. Из-за этого они с мамой все время ругались. Наташа все вечера где-то шлялась, приходила поздно, говорила, что ходит на танцы…

• Издательство «Флюид», 2012 г.
• Владимир Козлов — автор 7 книг в жанре альтернативной прозы (в т.ч. знаменитой трилогии «Гопники» — «Школа» — «Варшава») и 3 книг нон-фикшн (о современных субкультурах), сценарист фильма «Игры мотыльков».
  
  Произведения В. Козлова переведены на английский и французский языки, известны европейскому читателю.
  
  Остросюжетный роман «1986» построен как хроника криминального расследования: изнасилована и убита девушка с рабочей окраины.
  
  Текст выполнен в технике коллажа: из диалогов следователей, разговоров родственников девушки, бесед ее знакомых выстраивается картина жизни провинциального городка — обыденная в своей мерзости и мерзкая в обыденности.
  
  Насилие и противостояние насилию — два основных способа общения людей с миром. Однако в центре повествования — не проблема жестокости, а проблема смирения с жестокостью. Покорности насилию.
  
  Автор преодолевает догмы, взламывает условности. При этом действительность не объясняется и даже не описывается — она фиксирует и изображает сама себя: в меняющихся ракурсах и повторяющихся коллизиях, в отдельных штрихах и частных деталях. Писатель лишь поворачивает объектив, меняет линзы и наводит резкость на избранный объект.

За зарешеченным окном прокуратуры были видны
черные голые деревья и красно-белый лозунг на перилах
пешеходного моста: «Решения XXVI съезда КПСС —
в жизнь!» К грязному стеклу прилипли дохлые мухи.
Бумага, которой были залеплены рамы, местами отклеилась,
из-под нее вылезли клочья ваты. На подоконнике
стояла банка от «Кофейного напитка», набитая бычками.

За ободранным письменным столом сидел начальник
следственного отдела Сергеич: за пятьдесят, в поношенном
темно-сером костюме, под пиджаком — пуловер
и мятая синяя рубашка.

На придвинутых к столу Сергеича стульях сидели
следователи Сергей и Юра.

— …Личность убитой установлена, — сказал Сергеич.
Он провел ладонью по своим слегка курчавым,
седым, редким надо лбом волосам. — Фотографию
утром сегодня показали в школах, которые поблизости…
В семнадцатой опознали. Десятиклассница… — 
Сергеич посмотрел на листок бумаги на столе. — 
Смирнова Светлана Петровна. Шестьдесят девятого
года… Двадцатого мая. Сколько ей было бы? Семнадцать.
Да, точно, семнадцать… В голове не укладывается…

Сергеич отвернулся, посмотрел в окно. На стене в
углу бормотал радиоприемник «Сож» — белая коробка
с черной ручкой громкости. Передавали выступление
Горбачева:

— …Перестройка — назревшая необходимость, выросшая
из глубинных процессов развития нашего социалистического
общества. Оно созрело для перемен, можно
сказать, оно выстрадало их…

— Изнасиловали ее? — спросил Сергей.

— Судмедэксперт даст заключение вечером. Но, похоже,
что да… Трусы, колготки спущены…

— А что родители? — Юра — среднего роста, светловолосый,
в черном свитере и потертых джинсах — глянул
на Сергеича. — Почему не заявляли? Она ж, получается,
больше суток, как дома не появлялась…

— Кто их там знает… — Сергеич махнул рукой. — 
Может, сама еще та штучка, а может быть — пьяницы.
Ну, это уж вы будете разбираться. В общем, поручаю
вам это дело. Сергей — старший. А ты, Юрка, раз с убийствами
дела еще не имел… В общем, пора и тебе, так
сказать, приобщаться. Почти год работаешь все-таки…

Сергей — невысокий, черноволосый, коротко стриженный,
— сморщившись, поглядел на начальника.

— А почему транспортная не возьмет? Рядом же с
железной дорогой…

— Я разговаривал с Волковым — по расстоянию получается
вроде их территория… Но Волков уперся рогом:
сотрудников нет, заняты все, зашиваются… Позвонил
специально в республиканскую — там говорят:
отдавайте в районную…

— Козлы, ну, козлы…

— Пацанов тех задержали? — спросил Юра.

— Задержали одного, но отпустили, записали имя,
адрес… Ладно, хлопцы, давайте, как говорится, дерзайте…
Если честно, не завидую вам… Ой, не завидую… — 
Сергеич покачал головой. — Самый плохой район во
всем городе. Хуже одно только Гребенёво… Ну, про
Гребенёво разговор особый — там цыгане живут, а среди
них, ясное дело, всякого элемента хватает… Спекулянты,
тунеядцы, люди без постоянного места жительства
и работы… Одно хорошо, что не к нашему относится,
а к Ленинскому…

Сергеич посмотрел на Юру.

— Ну а ты когда постригешься? Что за цирк тут
устраиваешь?

— Разве это длинные волосы, Степан Сергеич?

— А что, короткие? По-твоему, так должен выглядеть
следователь прокуратуры? На Сергея посмотри, вот с
кого надо брать пример… Ну, это ладно… А что касаемо
убийства, здесь все серьезно. Вчера на место выезжал
начальник УВД, утром обо всем доложено в обком…
Поэтому на время расследования этого дела освобождаю
вас от всей остальной…

Дверь открылась, зашел Шимчук — высокий, нескладный,
сутулый дядька за пятьдесят, с толстыми губами,
поздоровался со всеми за руку.

— Ну што, хто футбол сматрэл у субботу? Апять
дваццать пять, да?

— Хорошо, что только ноль—один, — сказал Юра. — 
Могли и все три пропустить…

— А ты молчи, — перебил Сергей. — Ты за свое
«Динамо» (Киев) болей, а мы будем за наше…

— На будущий год — будете в первой лиге с такой
игрой.

— Ну, это мы еще посмотрим. Может, чемпионами и
не будем, но в призах — точно. Скажи, Петрович?
Шимчук снял шляпу, бросил на стол, пригладил ладонью
редкие волосы.

— Вот если б у камандзе был Малафееу, то не было
б пьяниц и ратазееу…

* * *

За железной дорогой виднелись деревенские дома,
громоотводы, силосные башни. По дороге катился синий
трактор «Беларусь». К переезду свернул оранжевый
«Икарус» с грязными боками. За кирпичным забором
ремзавода что-то ревело и визжало. На серой стене заводского
корпуса висели облезлые красные буквы:
«Соблюдайте технику безопасности!» Кусок лесополосы
между заводом и железной дорогой был засыпан прошлогодними
листьями, осколками бутылок, мусором.

Сергей, сидя на корточках, измерял рулеткой расстояние.
Криминалист щелкал затвором «Зенита-Е».

Юра, положив лист бумаги на дипломат, писал протокол.
Мужчина и женщина под пятьдесят — понятые —
переминались с ноги на ногу.

У «Могилы неизвестного солдата» — ржавого металлического
обелиска с облупившейся красной звездой —
невысокий худой мужик в телогрейке поднимал с земли
пустые бутылки, складывал в мешок.

Из-за деревьев выглянули два пацана лет по десять.
Сергей заметил их, пошел в их сторону. Пацаны бросились
бежать.

— Э, ну-ка стоять! — крикнул Сергей, погнался за ними.
Он догнал одного, схватил за куртку. Пацан попытался
вырваться. Молния куртки разошлась, он едва не
выскользнул, но Сергей схватил его за свитер. Второй
пацан остановился метрах в трех, поглядел на приятеля,
на Сергея. Сергей пальцем поманил его к себе.

— Что вы сразу так сцыканули, а? Что я вам сделал?
Я вас трогать не собирался, только спросить…
Пацаны пожали плечами.

— Вы тут близко живете?

— Да, на Моторной — вун там, — сказал один, показав
грязным пальцем на частный сектор.

— Днем здесь часто гуляете?

— Часто.

— А вечером?

— Редко… Тут неинтересно, тут не ебутся…

— А где?

— Там, за линией… Тольки не сейчас… Летом.

— Счас холодно, хуй к пизде примерзнеть, — сказал
второй пацан. Оба загоготали. — А что, там девку забили?

— Откуда вы знаете?

— Вася сказау.

— А кто этот Вася?

— Пацан один.

— А он откуда знает?

— Вася усе знаеть. Он мужыка забиу…

— Чего ж он тогда не на зоне?

— А его не посадили. Сказали тольки два раза узять
у рот. — Пацаны, глядя друг на друга, заржали.

— Ладно, все. Валите отсюда. Чтоб я вас больше не
видел!

* * *

— …Ну и, короче, мы идем назад к машине, ведем этого
гуся… — рассказывал сержант. — А тех уже нет, смылись…
Ну, и мы, короче…

— А чего вы их не поискали? — перебил Сергей.

Он, Юра, патрульные старлей и сержант сидели на
стульях в опорном пункте. Участковый лейтенант сидел
за столом, заваленном бумагами. На стене над столом
висел черно-белый портрет Дзержинского. За
окном, на другой стороне улицы, у пивбара тусовалась
компания алкашей.

— А зачем искать? — Старлей посмотрел на Сергея,
наморщил лоб. — Они вообще не при делах. Ехали в
«двадцать девятом» домой, а эти гаврики их отработали…

— А вдруг и при делах? Откуда ты знаешь?

— Слушай, не надо мне мозги компостировать, ладно?

— Старлей снял фуражку, положил на стол, снова
надел. — Здесь коню понятно: эти пацаны к убийству
отношения не имеют. Или…

— Ты делай свое дело, а я буду делать свое, понял? — 
Сергей посмотрел на старлея. — И это — твой проёб, что
ты не задержал людей на месте преступления. Если не
знаешь, почитай инструкцию…

— Ладно, его проёб, ну и дальше что? — сказал участковый.

— Что сейчас про это говорить? — Он взял со
стола пачку «Гродно», вытащил сигарету. Остальные
достали свои сигареты, закурили.

— Не надо из нас дураков делать, ладно? — Старлей
хмуро глянул на Сергея. — Мы все делали, как надо.
Сразу сообщили, вызвали второй наряд… Ничего не
трогали…

— Точно не трогали? — Сергей оскалился, показав
желтые зубы и коронку «под золото» в верхней челюсти.

— Судмедэксперт сказал, что сперму обнаружили…
Может, ваша, а? Пока второй наряд приехал… Баба вроде
молодая, сохранилась хорошо…

Старлей вскочил со стула, кинулся на Сергея.
Сергей уклонился от его кулака. Юра встал между ними.
Участковый сморщился.

— Вы что, охуели, пацаны?

Старлей сел, Юра — тоже.

— Ну, короче, все мы рассказали… — Сержант потушил
бычок о край стола, бросил его в доверху набитую
пепельницу.

Сержант и старлей встали и вышли. Дверь захлопнулась.

— Хули ты так на них? — спросил участковый. — 
Нормальные пацаны… Или ты не с той ноги встал?

Сергей махнул рукой.

— Ладно, по-любому, ситуация говняная. Место нелюдное
вообще. В смысле, поздно вечером. А убийство
— судмедэксперт сказал — было от одиннадцати до
двенадцати. Значит, лесополоса. С одной стороны — железная
дорога, с другой — забор ремзавода. Днем в обед
там работяги бухают, люди по дорожке ходят с
Ямницкого и на Ямницкий… А вечером там пусто…

— А дежурный на переезде? — спросил Юра.

— Сняли дежурного год назад. Теперь автоматический
шлагбаум…

— Жители домов окрестных…

— Это — далеко. Частный сектор дальше начинается,
за заводом…

— Все равно опросить надо. — Сергей поерзал на
стуле, стул скрипнул. — Видеть могли машинисты
и водилы автобуса. Какой там автобус — на Ямницкий?

— Двадцать девятый.

— А до которого он ходит — до двенадцати?

— Не знаю точно…

— Ладно, это сделаем. Свяжемся с вокзалом, с парком.
Объявление дадим в газету и на радио… Это все
само собой. А пока надо все узнать про эту бабу — все
контакты, связи и тэ дэ…

— Эти гаврики сейчас должны прийти — мы их к часу
вызвали.

— Это правильно. Поговорим. А кто они вообще такие?

— Так, пацаны как пацаны. Ты таких знаешь — выходят
кажный вечер, ищут на свою жопу приключений. Два
стояли раньше на учете в детской комнате. Учатся в училищах
— один в тридцать четвертом, два — в восьмом.

— А книжки записной или блокнота с телефонами
не было при ней? — спросил Юра.

Участковый, вылупив глаза, посмотрел на Юру.

— Кинься ты — какой блокнот, какие телефоны? Тут
на всем районе, может, у десятка человек есть дома телефон…

* * *

На стульях у стены сидели Половчук и два других
пацана, у стола — Сергей и Юра.

— Короче, лучше сразу вам колоться. — Сергей вынул
сигареты, закурил, сделал затяжку. — Если это вы,
то вам — жопа. Изнасилование плюс убийство. Групповое.
Высшая мера, короче… А чистосердечное признание
— по пятнадцать отсидите и домой. Сколько вам
будет, по тридцать с хером? Вся жизнь впереди, надейся
и жди… — Сергей улыбнулся, затянулся, сбросил
пепел на пол.

— Только нам не надо это вешать, — сказал Половчук.
Он исподлобья глянул на Сергея. — Мы там ни при чем.
Мы гуляли, увидели менжинских на двадцать девятом…
Дали им пиздюлей. Вот это — правда. Насчет бабы —
здесь мы не при делах…

Сергей бросил бычок в угол комнаты. Он ударился
о стену, покрашенную в синий цвет, упал на пол.

— Как ты со старшим разговариваешь, ты, щенок?

Сергей встал из-за стола, схватил пацана за ворот
куртки, поднял, встряхнул и оттолкнул.

— Можешь меня бить, сколько хочешь, — тихо сказал
пацан. — Нас там не было, мы ничего не знаем…

— А вдруг это вы, а? Захотелось, может, бабе засадить,
а? Поздно, никого нигде уже не снять, а тут сама
идет навстречу…

Кто-то из пацанов негромко свистнул в дырку в зубе.

— Тихо! Слушать и молчать, вы поняли? Может, скажете,
у вас у всех есть алиби?

— Что?

— Ну, можете доказать, что тогда там не были, что
были в другом месте… — сказал Юра. — В субботу, в
одиннадцать вечера. И чтобы кто-то подтвердил.

— Можем… Я был дома.

— А кто подтвердит?

— Мамаша. И сеструха.

— А ты где был?
— Я тоже дома.

— А ты?

— И я дома. Кино смотрел. «Особо важное задание».

Сергей отошел к окну, Юра со стулом придвинулся
поближе к пацанам.

— Давайте так. Никто не говорит, что это вы. Но если
вы там сидите все время — на остановке у ремзавода,
— может, вы что-то видели…

— Не, не были мы там… — сказал Половчук. — И вообще
мы там не сидим… Мы обычно всегда на Рабочем…

— А тогда чего сидели?

— Так, гулять ходили — на Ямницкий к одному пацану
зашли… Потом сели посидеть, покурить… Тут — двадцать
девятый, и в нем эти… Мы их наглядно знали —
недавно махались возле ДК…

* * *

Юра и Сергей вышли на крыльцо опорного, вынули
сигареты: Юра — «Космос», Сергей — «Астру». Юра зажигалкой
прикурил обоим.

— Ну, что думаешь? — спросил Сергей.

— Пацаны тут ни при чем.

— Я знаю.

— А чего тогда ты их?

— Пусть знают свое место. Они еще щенки, ты понял?
И нечего передо мной выпендриваться… У меня
у самого братан такой же. Восемнадцать стукнуло, хабзу
кончает. Осенью у армию пойдет, а после армии — я
говорю ему — в военное пусть поступает. У Вильнюсе
есть специальное училище — на надзирателей, короче…
Это ж, ты прикинь — вообще нормально. Зарплата ничего,
и зэки все тебе, там, сделают за водку или сигареты…
Ладно, поехали опять на место. Пока светло…
Посмотрим, что там рядом…

Парни подошли к красному мотоциклу «Урал» без
коляски, стоящему рядом с ментовским «козлом». Юра
выбросил сигарету, взял шлем, завел мотоцикл. Сергей
сел сзади.

* * *

Сергей и Юра ехали по лесополосе. Слева жители
окрестных домов устроили свалку: там валялась картофельная
кожура, бело-красно-синие пакеты из-под молока,
зеленая обшарпанная рама трехколесного велосипеда, деревянный игрушечный грузовик без колес с
цифрами «69» на кузове. Справа тянулся забор ремзавода,
сверху из цемента торчали осколки стекла. Где-то
гавкнула собака. По рельсам катился пассажирский поезд.
Мелькали зеленые вагоны с белыми табличками
«Ленинград — Одесса».

Юра остановил мотоцикл у калитки крайнего дома. Он
и Сергей слезли с мотоцикла, Юра приоткрыл калитку.

— Есть кто-нибудь?

Дом был покрашен в красно-коричневый цвет.
У крыльца валялся топор. Возле собачьей будки стоял
чугунок с объедками. Гремя металлической цепью, из
будки выскочил пес, загавкал. Цепь была короткой, до
калитки не доставала. Пес, пытаясь дотянуться до
Сергея с Юрой, встал на задние лапы, продолжал злобно
рычать и гавкать.

— Ладно, пошли отсюда, — сказал Сергей. — Пусть их
всех участковый опросит.

* * *

Ржавые металлические гаражи почти примыкали к
стене завода. Юра и Сергей прошли в щель между двумя.
За гаражами валялся старый матрац с вылезшими
пружинами, на нем сидели три пацана лет по семнадцать—
восемнадцать, пили «Жигулевское» из бутылок
с желтыми этикетками. У соседнего гаража болтался
на куске проволоки, привязанной к двум деревьям, повешенный
кот.

Пацаны, продолжая пить пиво, молча глядели на
следователей.

— Ваша работа? — Сергей кивнул на кота.

— А какое пизде дело? — сказал один, рыжий, веснушчатый,
со шрамом на лбу. Остальные захохотали.

Сергей резко схватил его за руку. Бутылка упала на
землю, пиво разлилось по сухой траве, вспенилось.

Заломив пацану руку, Сергей швырнул его на землю,
коленом надавил на спину.

Другой пацан разбил бутылку о гараж, прыгнул на
Юру с «розочкой». Юра уклонился, поймал его за запястье.
Пацан разжал пальцы. «Розочка» упала в траву.
Юра сбил парня с ног. Третий пацан молча смотрел, продолжая
потягивать пиво. Сергей несколько раз ударил
«своего» пацана кулаками, поднял глаза на третьего:

— Ты тоже хочешь?

— Не, спасибо…