Алексей Слаповский. Гений

Алексей Слаповский. Гений

  • Алексей Слаповский. Гений. — М.: РИПОЛ классик, 2016. — 512 с.

     

    События нового романа Алексея Слаповского разворачиваются в вымышленном поселке, который поделен русско-украинской границей на востоке Украины, рядом с зоной боевых действий. Туда приезжает к своему брату странный человек Евгений, который говорит о себе в третьем лице и называет себя гением. Он одновременно и безумен, и мудр. Он растолковывает людям их мысли и поступки. Все растерялись в этом мире, все видят в себе именно то, что увидел Евгений. А он влюбляется в красавицу Светлану, у которой есть жених. Слаповский умудряется быть одновременно и сатириком, и лириком, и психологом, создав стилистику, которая позволяет глубоко заглядывать в помыслы людей, но при этом избежать тяжеловесности.

     

    ГЛАВА 2
    ДЕ ЗАГАДКА, ТАМ І ВІДГАДКА1

    В редакции все было казенное, безликое, внутренние стенки и перегородки убраны, получилось, по современной моде, единое пространство, где все друг друга видели, а главное, всех видел редактор. Это заставляло подчиненных пребывать в постоянном трудовом напряжении, хотя на результаты деятельности не влияло.

    Редактором, то есть тем самым Вагнером, о котором нелицеприятно рассказывал Аркадий, был плотный коренастый мужчина лет пятидесяти с двумя клочками черных волос по краям обширной матовой лысины, в больших очках, отчего глаза казались огромными и не по должности доверчивыми. Вагнер это знал, и его это раздражало.

    Увидев Аркадия, Вагнер закричал на всю редакцию:

    — Ну что, Аркаша… — тут он выругался коротким словом, — соскучился… — он опять выругался, — по коллективу? Будем работать… и опять выругался — или дурака валять?

    Привыкшие к манерам Вагнера сотрудники, три женщины и двое мужчин, опустили головы, чтобы не обнаружить своих эмоций. У некоторых это был страх, у других смущение, а кто-то получал удовольствие, но тоже на всякий случай не показывал это: мы ведь люди осторожные, мы привыкли, что жизнь полна непредсказуемых перемен. Сегодня Вагнер на коне, он тут и царь и бог, а Аркадий изгой, но завтра, кто знает, может быть, Вагнер улетит вверх тормашками, а редактором станет Аркадий — как бы ни с того, ни с сего, но известно, что именно так и случается, именно ни с того и ни с сего.

    — Я не знаю, что вы имеете в виду, Яков Матвеевич, — с достоинством сказал Аркадий, — но я сделал то, что считаю нужным, и вам того же желаю!

    — Зачем ты тогда пришел?

    — Формально меня не уволили, поэтому я пришел на работу.

    — На работу он пришел! — Вагнер опять выругался. — Была бы тебе нужна работа, ты бы вел себя, как нормальный. — он опять выругался А не как…— и опять выругался целым каскадом матерных слов.

    Одна из сотрудниц нервно чихнула и тут же зажала нос рукой, виновато глянув на Вагнера.

    Аркадий оскорбленно молчал, подыскивая слова для достойного ответа. Вагнер с интересом ждал.

    И тут вперед выступил Евгений. Вглядываясь в Вагнера, он задумчиво сказал:

    — Евгений видел перед собой интересный, но не новый тип. В этом очень взрослом мужчине проглядывал мальчик, который рос тихим и незаметным отличником. Он хотел быть, как другие. В одиночку учился курить, а потом долго жевал траву и листья, чтобы не заметила мама. Закрывался в комнате и ругался матом. Он хотел стать своим человеком, потратил на это всю жизнь — и стал. Люди оценили его ум, работоспособность, а главное, оценили его народность, важное качество, в то время как аккуратные в словах интеллигенты выглядят инородными и подозрительными. Но до сих пор в нем живет бывший мальчик, маленький Яша Вагнер, который где-то в груди или животе вздрагивает и ежится, когда слышит страшную ругань большого Вагнера, и большой Вагнер чувствует в себе этого маленького Вагнера, злится на него, а потому ругается еще страшнее и громче.

    Речь Евгения была настолько неуместной и неожиданной, что Вагнер даже не перебил его, выслушал до конца. А выслушав, засмеялся:

    — Аркадий, это кто? С какого… — И тут у него случился ступор, как у заикающихся людей: хочет произнести слово, а не может. Он выпихивал это слово из себя, но слышалось что-то странное:

    — Хы… Хо… Ху… Ха…

    И не получалось!

    Тогда он попробовал иначе, обратившись не к Аркадию, а к Евгению:

    — Ты… — Он вновь попытался выругаться, и вновь застопорило: крепко сжатые губы, готовые выпалить звук «б», не могли разомкнуться, чтобы за «б» последовало «л», — и далее по обычному порядку.

    — Ну, ё… — крутил головой и удивлялся себе Вагнер, а привычные слова по-прежнему никак не шли из горла, вырывался только пустой и сиплый воздух.

    Подчиненные, забыв об осторожности, с откровенным любопытством уставились на Вагнера, ожидая, во что выльются его мучения.

    Он ударил кулаком по столу и выкрикнул:

    — …!

    Матерное слово наконец выскочило, как кусок, попавший не в то горло, и Вагнер, побуревший и задыхающийся, вытер платком взмокшее лицо.

    — Жарко сегодня, — сказал он неожиданно мирным голосом.

    Сотрудники, однако, на эту минутную слабость не повелись и опять уткнулись в столы и компьютеры.

    — В чем ты прав, курить действительно надо бросать, — сказал Вагнер Евгению, придумав причину, по которой у него случился пароксизм странного заикания. — Пойдем перекурим это дело.

    Он встал и пошел к выходу.

    Аркадий и Евгений последовали за ним. Все прочие остались на местах, в том числе курящие: есть моменты, при которых лучше не быть свидетелями. А там, на улице, предполагали они, сейчас именно такой момент.

    И были правы. Вагнер, выйдя, сел на крыльцо, закурил, поставил рядом с собой банку из-под консервов, набитую окурками, в том числе украшенными помадой, посмотрел с прищуром на Евгения, а потом на Аркадия.

    — Досье, что ли, на меня шьете?

    — В смысле? — не понял Аркадий.

    — Откуда он все это взял? Ну, что я отличником был, это легко найти. А вот что траву жевал, чтобы мама не унюхала, что матом в одиночку ругался, такие вещи нигде не записываются. Кто рассказал? И зачем вам это надо? И почему он одет так по-идиотски?

    Вагнер говорил обычным голосом, ни разу не ругнувшись, и, похоже, такая речь давалась ему с меньшим напряжением, чем ругательная.

    — Никакого досье мы не шьем, Яков Матвеевич, — ответил Аркадий. — И про траву и вашу маму я ничего не знаю. Он сам догадался, потому что гений. Реально гений, видит людей насквозь.

    — Да неужели? А выглядит дурачком!

    — Евгений не возражал, — сказал Евгений. — Он знал, что у него бывает вид человека отсталых умственных способностей.

    — Ты всегда так говоришь?

    — Нет. Я по-разному говорю.

    — Значит, насквозь? Ладно, о чем я сейчас думаю?

    — Это вопрос без ответа. Человек сам не знает, о чем он думает, как может другой знать, о чем он думает?

    Вагнер хмыкнул:

    — Верно! Я сейчас нарочно ни о чем не думал, чтобы тебя поймать. А ты не поймался. Но ты не прав, все-таки бывает, когда человек предметно о чем-то думает. Когда у него задача. Я вот пишу статью на тему, например, коммунального хозяйства, и думаю о трубах, об отоплении, это легко зафиксировать. Давай я сейчас о чем-то подумаю конкретном, а ты угадаешь.

    — А как мы узнаем, что вы об этом подумали? — спросил Аркадий.

    — Не бойся, врать не буду. Хотя можно на бумажке написать, а потом проверим.

    Вагнер достал маленький блокнот с вложенной в него ручкой, отвернулся, записал что-то на листке, вы- рвал, сложил, подал Аркадию.

    — Держи. А ты, Ев-Гений, — подчеркнул он, — догадывайся!

    — Евгению это было легко, — сказал Евгений. — Яков Матвеевич сам хотел какого-нибудь чуда, поэтому дал легкую задачу. Вы про курение написали.

    Аркадий развернул бумажку.

    Да, там было написано: «Курение».

    — В самом деле, легко догадаться, — кивнул Вагнер. — Но вот ты сказал, что чуда хочется, это сложнее было попасть, а ведь ты угадал. Чуда хочется, ребята, — с грустной откровенностью сказал он. — Какое может быть чудо в моем возрасте, при моей язве и крапивнице? Ноги, Аркадий, просто заживо гниют, смотреть страшно. Какое чудо при моей работе и ответственности? Да и вообще, в нашей жизни, если подумать, откуда взяться чуду? Но все равно хочется. Ты молодец, Евгений. Давай еще раз попробуем.

    Он написал, вырвал листок, сложил, отдал Аркадию.

    — Я не смогу угадать, — сказал Евгений.

    — Почему? — огорчился Вагнер, но огорчился весело.

    — Потому что все равно, что вы написали. Вы не то написали, что подумали, а то, что придумали. Какой-нибудь перпендикуляр. Потому что, хотя вам чуда хочется, вы его боитесь и не хотите, чтобы оно было.

    — Ну, это ты зря! — возразил Вагнер. — Если так рассуждать, получится, что я и вылечиться не хочу?

    — Не хотите. Никто не хочет лечиться. Болезнь людей оправдывает, а им всегда нужно какое-нибудь оправдание.

    — И ведь опять попал, — с неудовольствием удивился Вагнер. — И насчет меня, и вообще — да, согласен, люди оправдание ищут себе. Всегда.

    Аркадий развернул бумажку. Он надеялся, что там и впрямь будет слово «перпендикуляр», но там было «кирпич».

    — Почему кирпич? — спросил Аркадий.

    — Черт его знает. Может, потому, что дачу строю. Старую продал, участок маленький, сама дачка маленькая, а у меня два сына-бездельника, старший женат уже, внучку мне родил, пространство требуется.

    — Давайте теперь я попробую, — предложил Аркадий. — Напишу, о чем думаю, а ты, Женя, угадай. Я врать не буду.

    — Зачем пробовать? Ты напишешь: Светлана, — сказал Евгений.

    Вагнер кашлянул и прикурил вторую сигарету от первой. Упоминание имени Светланы было ему неприятно.

    — А вдруг я что-то другое напишу? — сопротивлялся фатальности Аркадий.

    — Все другое будет неправда, потому что ты о ней думаешь.

    — Да, я о ней думаю, — подтвердил Аркадий, обращаясь к Вагнеру, и в голосе слышался вызов.

    Вагнер это уловил и встал со ступеньки.

    — Работать пора. Ты идешь?

    — Вы мне? — не поверил Аркадий.

    — А кому еще? Родственник твой, может, и гений, но явно же человек неадекватный. На инвалидности, наверно?

    — Да, — сказал Евгений.

    — Вот, и я людей насквозь вижу!

    — Нет, Яков Матвеевич, давайте уточним! — потребовал Аркадий. — Я не против работать, но что нам делать с ситуацией?

    — Именно! — поднял палец Вагнер. — Ситуация, правильное слово! Ситуация такая, Аркадий, что поселок на пороге новой жизни. Ты слышал, что опять возрождают идею крупного железнодорожного узла?

    — Давно говорят.

    — Раньше говорили, а теперь все серьезно. Думаешь, почему к нам уже сейчас приехали люди из Москвы? Что они тут готовят, для кого? И весь поселок понимает, что надо напрячься и быть заодно! И тут явилась твоя Светлана…

    — Она не моя.

    — Явилась, — нажал Вагнер, — и устроила с твоей помощью то, за что мне еще отвечать придется! Но я в данном случае не о себе думаю, а о перспективах новой жизни для людей!

    — Соврал Яков Матвеевич, привычно веря в собственное вранье, — повествовательно произнес Евгений, будто он был учитель и диктовал школьникам в солнечном и слегка по-утреннему сонном осеннем классе что-то приятное о природе из Тургенева или Пришвина.

    — Сам ты врешь! — разозлился Вагнер. — Если бы я о людях не думал, зачем мне эта работа? Дети выросли, сами себя обеспечат, пенсия у меня уже сейчас получается приличная, да мне много и не надо! Жена моя, если хочешь знать, парниковые овощи выращивает, зарабатывает в три раза больше меня, я и сам это люблю, буду на рынок огурцы с помидорами возить, прокормимся! Мне газета давно в тягость, если хочешь знать!

    — Я знаю, — не стал спорить Евгений. — Но вы без этой тягости жить не можете.

    — Ладно, философ доморощенный, хватит болтать тут! Аркадий, повторяю, несмотря на твоего психованного брата: надо не о своих амбициях думать, а о перспективах! В кои-то веки у нас главой администрации стал порядочный человек, нужно ему помочь или нет? А теперь что получается? Вышла статья — Прохор Игнатьевич должен отреагировать. Думаешь, он Мовчана любит? Но всему свое время, это как на войне — если нет тылов, нет резерва, нет боеприпасов, терпи, не лезь в атаку с голыми руками! И сам Мовчан, думаешь, зверь, что ли, если девушку посадил, да еще возможную невесту сына? Он для Прохора Игнатьевича ее посадил, чтобы тот понял, что Мовчан ответит на любой удар. Тактика! Бей своих, чтобы чужие боялись! То есть наоборот. Или правильно? Ладно, неважно. При этом, хоть Мовчан паразит, но он свой паразит. Родной, можно сказать. Крамаренко понимает, что Мовчану тоже ведь надо в хорошем свете показаться, когда из Москвы приедут. И он сейчас будет действовать людям на пользу, даже если этого не хочет. Я вот предположил, что Светлану он посадил в качестве ответного удара, а может, это сигнал не для Крамаренко, а для криминальных элементов?! Тех же самых третьяков? Вроде того: смотрите, поймаю, никого не пощажу! Кем бы они ни оказались!

    — Яков Матвеевич, не уводите в сторону! — Аркадий был ошарашен причудливым ходом мыслей Вагнера. — При чем тут Крамаренко и третьяки? Конкретный человек написал конкретную правду и пострадал!

    — Какая еще правда? Правда — когда все доказано!

    — Да все знают…

    — Знают — не доказательство! И формально, и по существу Мовчан имеет полное право считать это клеветой! И на нас собирался в суд подать, если бы не мое опровержение! Я сам Мовчана, может, в землю закопал бы, — Вагнер оглянулся и понизил голос, — но не сейчас! Ты вот мне про опровержение опровержения мозги крутил, а я тебе говорю членораздельно: Мовчан только этого и ждет! Потому что опровержение опровержения не может появиться в газете, которая орган администрации, без ведома главы администрации, и пусть мы с тобой будем знать, что Крамаренко тут ни при чем, Мовчан этого знать не будет, а если и будет знать, сделает вид, что не знает, потому что ему выгоднее все свалить на Крамаренко, чтобы убрать Крамаренко, чего не только Мовчан хочет, а и многие другие!

    — Ты что-нибудь понял? — растерянно спросил Аркадий Евгения.

    — Евгений понял главное, — ответил Евгений. — Он понял, что Яков Матвеевич нарочно запутывает то, ясность чего ему понятна, но слишком неприятна.

    — Если кому ума не хватает, я не виноват, — вяло отбился Вагнер, который утомился от этого разговора и желал вернуться к привычной работе.


    1 Где загадка, там и отгадка. Здесь и далее названиями глав служат украинские пословицы. — Прим. автора.