Александр Снегирев. Я намерен хорошо провести этот вечер

Александр Снегирев. Я намерен хорошо провести этот вечер

  • Александр Снегирев. Я намерен хорошо провести этот вечер. — М.: Эксмо, 2016. — 288 с.

     

    Выход сборников рассказов Александра Снегирева стал привычным для читателей делом. Произведений у Снегирева много, интерес к ним после вручения «Русского Букера» только усиливается, а остроумные метафоры, предельно детализированный окружающий мир и своеобразный подход к финалу любого текста позволяют без скуки читать сборник за сборником.

    ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ НА СТАРОЙ ДАЧЕ

    Тридцать первое августа

     

    Наверное, еще очень рано, потому что изо рта идет пар. Солнце, тем не менее, уже приятно печет из-за соседских яблонь. Точное время мне неизвестно — в доме нет часов. Я расселся в линялом плетеном кресле, подложив под себя сложенное вчетверо одеяло. Оно нужно для того, чтобы прутья не резали попу. С одеялом сидеть приятно и мягко, прутья совсем не беспокоят. Лето кончилось.

    Слева растет куст жимолости с запотевшими листиками. Впереди — заросли малины, а справа — Пуся чмокающая губами. Потихоньку начинают просыпаться осы и мухи. За спиной, в черной пленке, которой накрыты четыре бруса, сложенных возле дома для ремонта, шуршит мышка. С листьев яблонь падают мокрые капли.

    Высоко летают самолеты, а за полем идут поезда. Повсюду с веток то и дело падают яблоки. Сосед слева ходит, пригибаясь, и подбирает их с земли. Я тоже не даю урожаю пропасть и собираю упавшие яблоки в зеленое ведерко, а иногда и срываю с веток. Яблоки я ем, предварительно очищая от червячков. Яблоки крепкие, неспелые и вкусные.

    В ветках сосны, выше, чем можно разглядеть, шебуршится неизвестная птица. Она хлопает крыльями и пищит. С других деревьев ей в ответ пищат другие птицы. В траве трещат насекомые, стрекочут кузнечики и шумно ползают жуки. С ветки на ветку прыгают сороки. Пуся переместилась в дом и теперь шумно чешется, стуча когтями. Осы пытаются отобрать у меня арбуз, я отбиваюсь книгой детективов «Смерть под парусом».

    Чтобы ноги загорали, я задрал клетчатую ночную рубашку выше колен. Предпочитаю плотные ночные рубашки любой домашней одежде. Если не удается раздобыть мужскую, не чураюсь женских. Итак, я задрал подол, не решившись оголиться выше, трусов на мне нет. Стесняться некого, соседи напротив уехали еще вчера, но сосед справа наверняка подумает бог знает что.

    Потихоньку начинаю хотеть в туалет. Для этого надо добраться до покосившейся деревянной кабинки, но это не так-то просто, а пожалуй и опасно. Дело в том, что одна, две, в крайнем случае три, полосатых осы, слетевшиеся вчера на арбузы, превратились сегодня в целую стаю жужжащих монстров. А все потому, что папа принялся наводить порядок и выкинул в компост целую тонну прокисшего малинового варенья. Такое искушение осам преодолеть не под силу, и они все ринулись к нам. Теперь, когда я крадусь в туалет мимо компостной кучи, стараясь не привлекать внимания, в воздух поднимается густой рой чудовищ, злобно гудящих в мою сторону. Наверное, они думают, что я являюсь потенциальным похитителем прокисшего варения. Мужество покидает меня и я, подгоняемый самой жирной и наглой из всех летуче-полосатых тварей, несусь прочь.

    Получасом позже желание пересиливает страх, я собираю волю в кулак и уверенно, на одном дыхании, прорываюсь к туалету. Сажусь, оставляя дверь открытой. Вижу перед собой темно-зеленые заросли дикого винограда и хмеля. Слушаю стуки падающих яблок и жужжание ос.

    В нашем ветхом дачном домике, заповеднике старых плащей и шляп, сонное царство. Если обитатели не спят, то едят. Если не едят, то готовят пищу. Распорядка нет никакого: после завтрака все ложатся спать. Когда папа переворачивается с боку на бок на втором этаже — слышно, как скрипит кровать. А из другой комнаты доносится, как мама писает в ночной горшок.

    Обычно, я валяюсь под синим ватным одеялом, заправленным в дырявый пододеяльник. Когда мама зовет к столу, я опускаю ноги прямо в расшнурованные кеды и лениво шлепаю на веранду. Кеды совсем новые, я только что купил их в магазине «Найк». Синие с большими белыми загогулинами по бокам. Если кед поблизости нет, обуваюсь в резиновые коричневые советские шлепанцы. Много лет назад у папы были точно такие же, тогда я был малышом и папа водил меня в бассейн «Пионер». Те шлепанцы быстро порвались, после чего папа связал их шнурком. Они до недавнего времени часто попадались на глаза, в ящике для обуви в нашей старой квартире. Теперь квартиру продали, а шлепанцев и след простыл. Эти же шлепанцы-двойники взялись неизвестно откуда.

    Забравшись обратно в постель после завтрака и выбравшись оттуда только к полудню, я добрался до любимого плетеного кресла возле белой покосившейся стены. Мы с мамой едим арбуз. На маме бледно-голубой халат. Арбуз кислый и мама ругается на продавцов. Меня коварство торговцев не тревожит, я люблю любые арбузы.

    Солнце поднялось уже высоко и погода стоит замечательная. Папа арбуз не ест, а моет коврики в машине. На нем джинсовые шорты, подвязанные веревочкой. Пуся тоже арбуз не ест, а выпрашивает курицу у соседей.

     

     

    Первое сентября

     

    В честь первого сентября я принарядился. Впрочем, здесь я часто меняю наряды без всякого повода, дом переполнен интересным старьем. Кое-что я забираю в далекие путешествия. В Швейцарии носил серый свитер-самовяз, связанный дедушкиной любовницей Сонечкой. Свитер был вполне ничего, пока мадам Анна не постирала его в машинке. После стирки свитер превратился в подобие детской шапочки. Еще мне приглянулась майка в цветочек. Ей лет тридцать и она явно женская. Майка с трудом достает мне до пупка. В ней я однажды явился в университет, после чего все преподаватели и особенно одна доцентша хорошо запомнили мою фамилию. Да этого путали, а теперь помнят.

    На этот раз я облачился в кремовый китель, брюки защитного цвета и одну из бесчисленных белых сорочек. Сорочки старые и штопанные. Их аккуратно отремонтировали, постирали и сложили здесь давным-давно, дожидаться когда кто-нибудь пустит их на тряпки или просто выбросит все скопом. На моей голове белая, холщовая кепка. Ее носила бабушка, она на всех дачных фотографиях в этой кепке.

    Родители уехали. Спускаясь со ступенек дома с кипящим чайником в руке, я встречаю ежика. Ежик неторопливо переходит тропинку. На середине пути он останавливается и долго чешет пузико левой задней лапкой. Пуся недоуменно урчит, но броситься на ёжика не решается. И только когда тот скрывается под террасой, она принимается отважно лаять и отбрасывать землю задними лапами.

    Налаявшись вдоволь, Пуся взгромоздилась мне на колени, уложив свою мохнатую голову на мою правую руку. Этой рукой я подносил ко рту чашку с чаем. Будь я левша, проблем бы не было, я бы подносил чашку левой рукой, но я не левша. Пусю беспокоить не хочется и я деликатно жду. На кухне готовится овощное рагу. Холодильник пустой, а в магазин идти лень. Пришлось разыскать в траве кабачок и порезать на части. Кроме этого я надрал из грядки несколько тощих свекл и маленьких, кривых, но очень сладких морковок. Все это я высыпал в старую черную сковородку и поставил на плиту. Уже давно пора помешать, а то хана рагу, но жаль тревожить Пусю.

    Приехали соседи напротив. Поблизости носится их внук Тёма, активный четырехлетний толстун. Я пригласил Тему поесть печений. Он съел одно, поиграл с велосипедным насосом и, неожиданно сообщив, что идёт какать, удалился. Я поворошил Пусю и пошёл проверять рагу.