Отрывок из книги
О книге Меира Шалева «Впервые в Библии»
Предисловие
Первая книга Библии называется на иврите
Берешит, «В начале», — таковы первые ее слова.
Но хотя слова эти относятся в Библии только к
сотворению мира, мы находим в ней и многие
другие «начала»: то, что происходило в первый
раз, — первую любовь, первую смерть, первый
смех, первый сон, — а также тех, что были избраны
первыми испытать различные чувства:
рождение первенца, первую ненависть, первый
обман, — равно как и тех, кто удостоился звания
первого в истории музыканта, царя, кузнеца или
шпиона.
Эти «первые разы» могут порой озадачить.
Например, первая смерть в Библии — не естественная.
Первый плач — не плач новорожденного,
и не слезы родителя, потерявшего сына,
и не рыдания обманутого влюбленного; первый
в Библии сон приснился второстепенному
филистимскому царьку, а не какому-нибудь
памятному историческому деятелю; первыми
поцеловались не двое влюбленных, а сын с отцом,
и поцелуй этот был не выражением любви,
а знаком подозрения и способом проверки. И даже первое появление в Библии слова «любовь»
связано не с любовью мужчины к женщине, или
женщины к мужчине, или ребенка к матери, или
матери к ребенку, — нет, первой была любовь
отца к сыну.
В этой книге рассказывается о нескольких
таких «первых разах» в Библии, и от каждого из
них я переходил к размышлениям о других, связанных
с ним, сюжетах, так что порой, наверно,
слишком увлекался. Впрочем, я поставил себе за
правило: каждый «первый раз», послуживший
мне отправной точкой, должен быть назван в
Библии своим именем. Поэтому первую любовь
и первую ненависть, к примеру, я нашел не по
указке комментаторов, а благодаря тому, что искал
истории, в которых сами эти слова — «любовь
» и «ненависть» — появляются впервые.
У меня уже была книга, посвященная
Библии, — «Библия сегодня», недавно вышедшая
по-русски вторым изданием. Я, однако, не
пытаюсь заменить этими книгами чтение самой
Библии и, уж разумеется, не претендую на это.
Напротив, я настоятельно рекомендую читателям
снова и снова перечитывать Первоисточник,
всякий раз открывая новое, — в нем и в себе.
Меир Шалев
Первая любовь
Как-то раз я попал в рыбачью деревню в
Андаманском море. В отличие от обычных таких
деревень, эта не тянулась вдоль берега, а плавала
в открытом море. Ее дома были построены на
заякоренных плотах, которые соединялись друг
с другом канатами и деревянными переходами.
Деревня мирно качалась себе на волнах, то
подымаясь, то опускаясь. Меня охватило странное
чувство. Обычно, сходя с лодки на причал,
сразу ощущаешь приятную, прочную устойчивость
суши, а тут одно покачивание просто сменилось
другим.
Жили в этой деревне мусульмане, рыбаки из
Малайзии. Я долго бродил среди их плавучих домов,
пока не увидел приоткрытую дверь и сидевшего
за ней худощавого мужчину. Мы обменялись
взглядами, он улыбнулся и жестом пригласил
меня войти. Мы пили чай. На стене висели фотография
и рисунок. На снимке был запечатлен
пейзаж, как будто бы европейский — зеленые долины,
коричнево-красноватые фрукты, водопады
и заснеженные вершины. Рисунок показался мне
более знакомым: юноша лежит на жертвеннике, старик занес над ним нож, сверху парит ангел, а
сзади, в кустах — баран со связанными рогами.
На мгновенье я подумал, что обнаружил одно
из десяти затерянных колен, и уже начал было
мысленно сочинять письма в Главный раввинат
и Сохнут, чтобы там поторопились вернуть это
колено домой, в Израиль. Но все же, перед тем
как упасть в объятья новообретенного брата, я
поинтересовался, что изображено на его рисунке.
Гостеприимный хозяин указал пальцем на
старика с ножом и со странным акцентом сказал:
«Абрагим». Потом показал на мальчика и сказал:
«Асмаил». Я не стал спорить, но по возвращении
в Иерусалим проверил и нашел, что так
действительно написано в Коране. Измаил, а не
Исаак — вот тот сын, которого, согласно Корану,
Бог велел Аврааму принести в жертву. Конечно
же мне следовало знать это раньше.
Казалось бы, такая подмена должна была меня
удивить, но вместо этого я почувствовал горечь.
Наш конфликт с мусульманами, понял я, возник
не только из-за страны и даже не из-за ее святых
мест. Мы не поделили любовь. А точнее — отцовскую
любовь. И что еще больше усложняет
дело — не ту любовь, что выражается в предпочтительном
благословении того или иного сына
или в каком-нибудь подарке (например, в полосатой
рубашке, которую праотец Иаков подарил
любимому сыну Иосифу), а ту, что выражается в
поступке, и притом самом страшном из всех поступков
в книге Бытия, — в принесении в жертву
собственного сына. В Библии сказано: «Возьми
сына твоего, единственного твоего, которого ты
любишь… и пойди в землю Мориа, и там принеси
его во всесожжение» (Быт. 22, 2). Так вот, потомкам
Измаила довольно трудно видеть после
слов «твоего единственного» и «которого ты любишь» имя Исаака.
Кстати, сами Измаил и Исаак отнюдь не были
врагами или соперниками. Уж во всяком случае
не так, как Каин и Авель, Иаков и Исав, Иосиф и
его братья. Настоящая борьба в семье шла между
матерями — Саррой и ее рабыней Агарью. И тот
факт, что от этих двоих, Измаила и Исаака, впоследствии
возьмут начало две религии, тоже был
тогда неизвестен. Но когда Бог сказал «твоего
единственного» и «которого ты любишь» именно
об Исааке, а Измаил и его мать к тому времени
уже были изгнаны из дома Авраама, возникла
эмоциональная база для конфликта, от которого
мы страдаем по сей день.
Есть тут, однако, и нечто иное. Эти слова: «которого
ты любишь» — знаменуют первое появление
в Библии слова «любовь». И тут можно подметить
две интересные особенности. Во-первых,
это любовь мужчины к сыну, а не любовь мужчины
к женщине. Любовь мужчины к женщине
в Библии отодвинута на второе место, и ею станет
любовь Исаака к Ревекке. А во-вторых — это
любовь отца, а не любовь матери. Первой материнской
любовью будет любовь Ревекки к своему
сыну Иакову. Она появится лишь на третьем
месте, и в нее тоже будет вплетен мотив дискриминации
братьев: Ревекка будет любить Иакова,
а Исаак — Исава.
И то и другое представляется странным.
Сегодня материнской любви придается большее
значение, чем отцовской — как в литературе,
так и в социальной и юридической практике.
Что до любви мужчины и женщины, то нынешняя
литература ставит ее выше родительской
любви, да она и естественным образом предваряет
родительскую любовь. Без любви мужчины
и женщины не будет детей, а следовательно,
и родительской любви. Но для Библии всего
важнее род и семья, а в данном случае — семья,
которая станет народом. Поэтому любовь
Авраама к Исааку она ставит на первое место.
Любовь родителя к дочери, кстати, не упоминается
в Библии вообще.