Улыбнитесь, вас снимают!

Улыбнитесь, вас снимают!

 — такая игривая надпись часто попадается на глаза в супермаркетах для среднего класса, где уровень сервиса предполагает, что за вами не следуют по пятам уборщица или охранник, готовые каждую минуту схватить вас за руку. Или, например, по-другому:

В зале ведется видеонаблюдение

 — здесь уже говорят прямо: игры кончились, за вами следят, не совершайте резких движений, впрочем, как хотите, это неважно. Ничто не укроется от того, кто, прильнув к экрану монитора, смотрит, как вы готовитесь сыграть свою роль в этой феерии общества потребления.

Иногда кто-то, кого мы никогда не видим, словно оправдываясь, старается сделать всю эту процедуру не такой тягостной:

В целях вашей безопасности ведется видеонаблюдение

 — и вы начинаете чувствовать себя увереннее, поскольку знаете, что ничего плохого не произойдет, а если что-то вдруг не заладится, кто-то сильный и могущественный сразу придет на помощь.

Но может случится и так, что при входе в магазин, офис, при въезде на платную стоянку не висит никакого предупреждающего объявления. Тем не менее, из этого вовсе не следует, что за нами там никто не подглядывает. Наверное, думаешь, забыли предупредить или, наоборот, играют с тобой в прятки, проверяют хороший ли ты, можно ли тебе верить? Конечно, можно! Посмотрите, сама законопослушность и благонадежность!

В конце концов, мы уже совершенно привыкли к тому, что за нами все время кто-то наблюдает,— продавцы в магазине, Родина, которая слышит и которая знает… Ситуация наблюдения никого не пугает и не настораживает. Возможно, потому, что все это уже приелось, или потому, что философы давно уже объяснили нам работу подобных механизмов и рассказали, как мы докатились до такой жизни.

То, что сейчас происходит, на самом деле имеет длинную традицию, возникшую в Европе XVIII века, в эпоху торжества разума и просвещения. Мишель Фуко, автор нашумевшей в свое время книги «Надзирать и наказывать», описывал ее как «социальную дисциплину» и связывал со становлением «дисциплинарного общества», того самого, в котором посчастливилось жить и нам с вами. Контроль, наблюдение, наказание за провинности составляют основу его функционирования. Образы такого надзора, созданные европейской культурой, различны, и, только сопоставляя их, можно понять, насколько далеко человечество продвинулось на этом пути. Их эволюция действительно впечатляет: от тюремного надзирателя и школьного учителя, обозревающего с высоты кафедры свой класс, до стеклянных домов в знаменитой антиутопии Евгения Замятина «Мы», подглядывающих экранов телевизоров в оруэлловском романе «1984» и образов тотальной слежки в вендерсовском «Конце насилия». Главное при этом — не забывать, что феномен надзора (постоянного, ни на минуту не прерывающегося наблюдения) связан, в первую очередь, с определенным типом власти. Это не власть короля, предстающего перед толпой во всем блеске своего могущества, а та особая власть, которая становится невидимой и всегда существует за закрытыми дверями. А если кому-то вдруг случайно удастся заглянуть за эту дверь, то там…

Образцовая модель надзора — Паноптикон, обязанный своим появлением английскому философу Иеремии Бентаму. Паноптикон разрабатывался как инструмент контроля над рабочими в колониальных странах. Мишель Фуко дает такое его описание: «По периметру — здание в форме кольца. В центре — башня. В башне — широкие окна, которые выходят на внутреннюю сторону кольца. Кольцеобразное здание разделено на камеры. В камере — два окна: одно выходит внутрь (против соответствующего окна башни), а другое — наружу (таким образом вся камера насквозь просматривается). Стало быть, достаточно поместить в центральную башню одного надзирателя, а в каждую камеру по одному умалишенному, больному, осужденному, рабочему или школьнику.

Благодаря свету, бьющему из башни, можно наблюдать четко вырисовывающиеся фигурки пленников в камерах „кольцевого“ здания. Сколько камер-клеток, столько и театриков одного актера, причем каждый актер одинок, абсолютно индивидуализирован. Паноптическое устройство организует пространственные единицы, позволяя постоянно видеть их и немедленно распознавать».

Умалишенные, больные, осужденные, рабочие или школьники — список можно продолжать до бесконечности — это все те, кто подвергается репрессивному воздействию социальных институтов, это точки пересечения человека с властью, выполняющей, в основном, функцию молчаливого наблюдателя. И в этом случае совершенно неважно, кто именно оказывается наделен властью. Это может быть плюгавенький старикашка с протертыми локтями или офицер в форме колониальных войск, бесстрастно фиксирующий все, что попадает в поле зрения. Неважно. Внутри башни может вообще никого не быть: надзиратель ушел пить кофе, а видеокамеры на стенах не подключены, и их главная функция — служить элементом интерьера. Не будучи до конца уверены, есть кто-нибудь в башне или нет (подключена камера или нет), мы ведем себя так, словно на нас кто-то непрерывно смотрит. И мы начинаем сами постоянно надзирать за собой. Так формируется пространство самонадзора.

Вполне возможно, что мы вообще не задумываемся над всеми этими тонкостями, над тем, кто, почему и зачем смотрит за нами и, тем более, имеет ли он на это право. Мы живем в высокотехнологическом обществе, принцип которого состоит в умножении посредников между человеком и миром. Человек засовывает карточку в банкомат, чтобы снять деньги, поворачивает кран, чтобы пошла вода, вводит пароль, чтобы выйти в сеть или получить доступ к информации. Все это, с одной стороны, облегчает жизнь, а с другой стороны, ставит нас в зависимость от исправно функционирующих механизмов, которыми мы сами себя, на свой страх и риск, окружили.

Видеонаблюдение — одна из таких вещей. Это посредник между нами и нашим правом выбирать по своему усмотрению различные варианты поведения. Система бытового надзора мягко внушает нам мысль, что лучше поступать правильно, так, как принято, и тогда все будет хорошо.

Таким образом, мы платим за свои комфорт и спокойствие, и никуда от этого не деться, поскольку это же хорошо — комфорт и спокойствие! При этом мы не только выступаем как объект наблюдения, но и сами наблюдаем, контролируем. Общество надзора связано своеобразной круговой порукой. На нас смотрят объективы камер в супермаркете, и мы, словно в отместку, устанавливаем камеры в детских, чтобы в любое мгновенье прийти на помощь нашему первенцу или убедиться, что нянька хорошо исполняет свои обязанности, звоним на мобильник, чтобы узнать что? где? как? когда? Каждую секунду мы на связи, и это позволяет бесперебойно действовать всей цепи социальных отношений.

Тотальный надзор, который ведется сейчас во многих публичных местах, только в последние годы стал заявлять о себе в качестве предупреждений на стенах, поскольку в цивилизованных странах (такова уж их странная прихоть!) почему-то не принято снимать или фотографировать человека без его разрешения. За человеком можно подглядывать просто так, спрятавшись в укромном (или не очень) месте — допустимая форма бытового вуаеризма, от которого в той или иной мере страдают все. При этом считается, что человек имеет право знать об оставленном им на пленке или жестком диске изображении, о своем существовании в качестве документа, свидетельства, которое можно подшить к делу.

В одном кинотеатре я увидел объявление, которое очень хорошо, не хуже, чем Паноптикон, представляет ситуацию современного общества:

Во время киносеанса в зале ведется видеонаблюдение

Ситуация наблюдения, подглядывания здесь оказывается удвоенной: человек смотрит на экран, а кто-то в это время смотрит на человека. Зритель следит за историей, которая создана специально для него, и одновременно сам становится героем новой истории — истории, которая пишется камерами слежения. И ведь это тоже делается для кого-то.

Однако жизнь от этого в целом не проигрывает, а становится только удобней и даже приобретает карнавальный оттенок. Поэтому всегда старайтесь хорошо выглядеть: вас снимают.