София Cиницкая. Черная Сибирь

• София Cиницкая. Черная Сибирь. — СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2023. — 224 с.

София Синицкая — писательница, литературовед; живет в Санкт-Петербурге. Лауреат Премии Гоголя, финалист премий «Большая книга», «Ясная Поляна», «Национальный бестселлер», НОС. Автор романов «Хроника горбатого» и «Безноженька», а также сборников «Мироныч, дырник и жеможаха. Рассказы о Родине» и «Система полковника Смолова и майора Перова». Проза Синицкой фантасмагорична и, несмотря на юмористическую составляющую, зачастую полна трагизма.
 

Заглавие нового романа писательницы отсылает к стихотворению Бодлера: так поэт метафорчески называет состояние глубокой меланхолии, депрессии. Француз Гастон Мушабьер отправляется на юго-восток Украины, в зону военных действий, пытаясь сбежать от экзистенциальной тоски и найти исцеление от болезни, имя которой Черная Сибирь.

 

ГЛАВА 3

 

Каждый из нас — сын своих добрых дел.

М. де Сервантес.
Дон Кихот

 

У героической группы, которой командовал Сергей Иванович Кондратюк, была невозможная задача Б: выбить врага с Воробьиной горы, вернуть поселок Сироткино. И насущная, А: привезти продукты, потому что, кроме соли и невкусного «Липтона» с бергамотом, из еды ничего не осталось. Надо было ехать в тыловое Щебёнкино: часть пути — по открытой, простреливаемой дороге среди полей. «Туда, потом обратно, — бормотал Кондратюк. — Очень опасно. Либо ночью пешком без фонарика. За рулем будет кто-то один рисковать. Забьет багажник крупой, консервой и поедет. Пешком втроем или вчетвером надо идти. Не так заметно, но долго, с тяжестью. Тоже непросто».

Уже несколько суток была тишина. Никакого движения со стороны Сироткино не наблюдалось, видимо, там готовились к наступлению — подгоняли «хорошие ништячки» и «дополнительные прибамбасы», эвакуировали, хоронили, пили кофе «три в одном», проходили путь Ведьмака в Белом саду. Но на Воробьиной горе в охотничьих засидках не теряли бдительность снайперы с древними винтовками Мосина и минометчики. Внимательно следили за происходящим и были готовы в любую минуту открыть огонь.

Проклиная какого-то Леху, Сергей Иванович разглядывал своих бойцов, казалось, мысленно взвешивал каждого, прощупывал, проверял на прочность и удачливость. Кого послать за едой?

Пустой желудок и поэтическая, тонко чувствующая душа Гастона подсказали, о чем думает командир. Он выкатил из кустов велосипед и сказал, что съездит за продуктами.

Сергей Иванович согласился при условии, что Гастон, если возьмут в плен, покончит с собой: «Я не хочу, чтобы эту глисту меняли на генерала». Француз велел не волноваться, вынул из кармана швейцарский ножик и театрально взмахнул им около шеи. Он находился в состоянии эйфории, чувствовал себя прекрасно — похоже, Черная Сибирь ослабила хватку, выпустила его из объятий.

— Меня тренировал хороший инструктор, финн, майор запаса. Старый, но очень толковый. Он занимался такими лохами, как я. Со мной в группе были бухгалтер, электрик, продавец и сантехник. И все они стали образцовыми солдатами. Финн учил действовать хитро. Да я и сам хитрый. Не надо брать силой и числом. Только ум, только интуиция. Поставь себя на место врага, влезь в его голову, перевоплотись, проведи разведку в извилинах мозга и лабиринтах души, аккуратно распутай гордиев узел его чувств, познай его, сделай выводы и лишь после этого действуй. Вот моя стратегия. Завтра привезу тушенку.

Сергею Ивановичу не было жалко француза, тот с утра до вечера раздражал болтовней, уверенностью в своих силах и самолюбованием, которые сменялись вздохами и хандрой. Крутил во все стороны башкой с горбатым носом, смотрел свысока, потом вдруг прятался под куст, пялился в одну точку и раскачивался, обхватив колени. Сергей Иванович за глаза звал его Гиньоль — в отряде это прозвище закрепилось за французским волонтером Мушабьером.

 

* * *

Рано утром, на восходе, когда птицы уже проснулись и перещелкивались, а насекомые еще спали в своих тайных убежищах среди капель росы, Гастон сел на велик и, как был, в футболке с черепушкой в сомбреро и надписью Noir desir, без каски, без броника, пригибаясь к рулю, погнал в Щебёнкино. Безопаснее ехать было ночью, но он плохо представлял себе дорогу и боялся заплутать. На Воробьиной горе была хорошая Сеть, снайперы сидели в «телеге» и не заметили передвижения сил противника.

На дверях и окнах продуктового магазина было написано: «Рыба», «Сыр», «Хлеб», «Молоко», «Колбасы», «Бакалея», «Добро пожаловать!», «Всегда свежее», «Всегда лучшее».

Людей на улице было немного, на француза с велосипедом никто не обращал внимания, все смотрели, как мужчина в одеже цвета хаки лупит проводом парня, прикрученного к дереву липкой лентой. Парень стонал и скороговоркой по-украински просил у всех прощения. Народ безмолвствовал, кое-кто снимал происходящее на телефон. Парень был маленького роста, щуплый, Гастону сначала показалось, что это школьник. Его лицо было красное и мокрое от слез и соплей. Подошел полупьяный мужичок, просил пожалеть парня, схватил за руку бьющего, попытался удержать, но получил по морде. Упал, из носа хлынула кровь.

— Ты кто такой? — кричали местные.

— Анатолий Петрович Чугунков!

Причитая и пачкая руки в юшке, Анатолий Петрович пошел прочь.

Гастон вступился за парня. Ему пытались объяснить, что это мародер: когда завыла сирена и все кинулись в подвалы, он покрал в магазе чипсы и колбасу.

На своем иностранном языке Гастон обратился к населению Щебёнкино с речью о человеколюбии и европейских ценностях и попросил положить конец издевательству и унижению. Парня отвязали, но, когда француз, наевшись в столовой, забив рюкзак рисом, тушенкой и сахаром, двинулся восвояси, подобрали, снова привязали к дереву и избили до потери сознания.

Обратный путь Гастон держал поздним вечером и ночью, теперь он неплохо представлял себе долгую, но, в общем-то, несложную дорогу из Щебёнкино к Воробьиной горе, под которой на руинах Федоровки в засаде ждали пехоту врага бойцы теробороны. Полная луна обливала таинственным светом поля и рощи, по траве пробегал ветер, в кущах хрустело, скрипело, вздыхало: Гастону казалось, что это фавны щекочут нежных бледно-зеленых нимф.

За деревьями слышался переступ медленных копыт, он прекращался, когда Гастон останавливался.

Велосипед начал жалобно визжать, Гастон обозвал его старым пердуном, открыл бутылку «Щедрого дара», смазал больные суставы.

В темноте ехать было сложно, боялся наткнуться на камень или засохшую грязь, спешился, толкал своего старика, стараясь удержать от падения пирамиду продуктов, уложенных в мешок из-под картошки. На завтрак бойцы получили кофе и рис со сгущенкой. Днем Гастон отдохнул, отоспался, не обращая внимания на мух, которые лезли в открытый рот, словно в выгребную яму, а на рассвете снова поехал в Щебёнкино.

 

ГЛАВА 4

 

Пища нам не только средство к жизни, но и средство к смерти.

Плутарх

 

В течение недели Гастон на велосипеде совершал регулярные поездки за едой, можно сказать, кормил весь отряд, расплачиваясь в магазинах банковской картой «Сосьете Женераль», которую, ко всеобщей радости, бесперебойно принимала шайтан-коробочка.

Командир Кондратюк был уверен, что француза прикончит снайпер — хозяин Воробьиной горы, однако ничего плохого не происходило. Проделав нелегкий путь, Гиньоль возвращался с сахаром и тушенкой живой и невредимый. Судя по всему, он был чрезвычайно вынослив, анемичный вид был обманчив.

Преодолевая опасный участок открытой дороги у подножия Воробьиной горы, Гастон чувствовал, что за ним внимательно следят. Вспоминая урок финского инструктора, пытался наладить связь с противником, уловить «энергетические потоки», влезть в его голову, постичь, что он хочет, чему верит, что ждет. В какой-то момент Гастон понял, что металл вот-вот разорвет спину, и в ужасе заорал песню из любимого репертуара дядюшки Жо-Жо. Сначала был Брель — «В амстердамском порту моряки поют», потом Азнавур — «Уведи меня на край света в чудесную страну», потом Пиаф — «Я ни о чем не жалею». У француза был сильный, надтреснутый и каркающий от ужаса близкой смерти, но в целом неплохой голос. Хозяин горы внимательно слушал шансон, через оптический прицел провожая певца до спасительной зеленки.

Каждое утро Гастон давал этот странный концерт. Снайпер смекнул, что певец ездит в обратную сторону по ночам — вероятно, с секретным предписанием, вероятно, помогает кому-то, сидящему в засаде и, конечно, мечтающему о его, Лехиной, смерти, — однако стрелять не торопился: ему понравился Брель, и Лео Ферре, и Жан Ферра. Слов он не понимал, но надрывный мотив вызывал отклик в его душе, кроме того, он догадывался, что певец чует его, боится и просто хочет сделать что-нибудь приятное в обмен на жизнь.

Однажды, убыв на задачу, Гастон вернулся не один, а с тем самым парнишкой, которого колошматили в Щебёнкино. Паренек тащил рюкзак с мукой и сушеной рыбой. Назвал себя Миколой, предъявил синий паспорт, попросился в отряд. В отличие от русскоязычного большинства бойцов теробороны говорил по-украински, жалобно протягивал «ни» вместо «нет», хныкал, сетовал на плохое зрение.

Микола прицепился к Гастону на выезде из Щебёнкино, француз угостил его сникерсом и взял под крыло. У Миколы были большие, широко расставленные и ничего не выражающие прозрачные глаза, рот левым углом поехал вбок и вниз, командир Кондратюк про себя назвал парня камбалой. Микола пару раз помог Гастону доставить продукты из Щебёнкино, в поселок не заходил, ждал напарника в лесочке и внимательно следил за обстановкой. Потом, когда ненадолго проснулась вражеская артиллерия и прилетать под Воробьиную гору стало чаще, исчез, сквозь землю провалился.

Освоив маршрут, Гастон стал ездить за продуктами исключительно по ночам. Как-то на рассвете, вернувшись из похода, увидел несколько свежевырытых открытых могил. В теневой мгле покоились бойцы теробороны — бледные лбы, небритые подбородки, шеи с выпирающими кадыками. Крови не было, Гастон не мог понять, каким образом его товарищи внезапно и одновременно умерли, кто рыл эти могилы и укладывал покойников.

Спотыкаясь о выдранные корни и комья земли, француз с причитанием ходил среди могил, склонился над одной, под кустиком, и закричал — на дне лежал Славик с черным томом «Истории философии» на груди.

Славик разлепил глаза, из могил полезли завтракать голодные мужики. Пока Гастон ездил в Щебёнкино, бойцы приняли решение вырыть себе персональные «нычки», чтобы укрыться от огня. Хозяин горы, снайпер-минометчик, активно работал, все ждали, что вражеская пехота пойдет в наступление, но никого не было видно. Командир Сергей Иванович Кондратюк усмехался в усы: «Некому закрепить твой успех, с лохами ты, Леха, связался, не убьешь меня, не дождешься звездного часа». Видимо, силы противника не были приведены в состояние общей боевой готовности, не были согласованы для достижения высокой цели.

Вскоре «град» стал бить по жилым кварталам Щебёнкино, по площади с ромашками и памятником поэту, по рынку со свежей сметаной, картошкой, рыбой и за несколько дней разрушил бо́льшую часть поселка. Щебёнкино обезлюдело: одни удрали, другие попрятались. Все ждали появления российских солдат, но никто не приходил, только прилетало.