Владислав Булахтин. Девушка, которой нет
Отрывок из романа
О книге Владислава Булахтина «Девушка, которой нет»
10.50
Да, ее посещали мысли не заходить в эту квартиру. Она трижды порывалась развернуться и сбежать в свою мебельную конторку, разложить «косынку», покопаться в ЖЖ, сделать что-нибудь бесполезное и успокаивающее.
У подъезда Фея окончательно решилась не идти на собеседование.
Войти в дом дернула не надежда — трудовых перспектив здесь явно искать не следовало, не ответственность — забила Фея на любые обещания и договоренности с будущим работодателем, не отчаяние...
Подняться на второй этаж заставила почти утраченная лихость и любопытство — какой отчаянный лузер отважился поселить свое кадровое агентство здесь?
На месте звонка жиденькими усиками свисали два белых проводка. Она громко постучала. Из глубины квартиры раздался звонкий крик, приглушенный хлипкой перегородкой двери:
— Заходите-заходите! Открыто.
«Рабство... рабство... рабство...» — достукивали молоточки, когда Фея помещала их в недоступную сознанию глубину.
Коридор был темный, короткий, захламленный мятой летней обувью. Фея шагнула в комнату, в которой полумрак рассеивался, обретая бесцветную серость зимних сумерек (удивительно — ведь на улице жарит солнце...). Пыльная, но прозрачная занавеска прикрывала грязные окна.
Комната стала бы достойным пристанищем московских бомжей, наркоманов, таджиков, вьетнамцев или черт-те кого еще — в нынешние, почти политкорректные времена их не позволяют именовать несолидными эпитетами.
Фея не метнулась на выход только потому, что царящий кругом беспорядок нельзя было представить жилым, притонным, годным к насилию. В нем угадывалась система — потуги на сохранение контроля над захватывающим пространство царством вещей.
Стены облепили старенькие шкафы, шкафчики и полки разной высоты, разной конструкции и странного содержания.
У окна стоял большой двухтумбовый стол. За ним, спиной к тусклому свету, сидел худощавый субъект — маленькая плешивая голова, узкие плечи, руки гладят стерильно чистую поверхность стола.
Фея замерла на входе в комнату. Увиденного здесь хватало, чтобы не рассчитывать на перспективу интересной работы. Сумма тревожных впечатлений подталкивала хватать ноги в руки и тикáть отсюда без оглядки. Но...
Но тут маленькая голова заговорила:
— Фея Егоровна? Давно жду. Не пугайтесь здешнего убранства. Увы, не от меня зависит... кхе-кхе...
Фее не понравилось все, что он сказал.
Почему этот тип давно ее дожидается? (Она опоздала всего на несколько минут.)
Если убранство заведомо отпугивает, какого дьявола его не меняют?
Кто-то заинтересован в этом бардаке, а этот "кхе-кхе«-тип не может ничего поделать?
— Действительно, необычно здесь у вас, — сказала Фея. — Коллекционируете?
— Э-э-э... нет. Как-то все само... — Еще одна нелепая фраза, растерянный всплеск руками. — Да вы проходите, проходите, присаживайтесь. Поговорим.
Мужик указал на табурет, прислоненный к покосившемуся шкафу.
В гробу она видела такие собеседования — на некрашеном табурете, в пыльной комнатенке убогой хрущобы отстойнейшего района Москвы.
Но блеющий голос и жесты плешивого были настолько неуверенны, просящие перепады голоса выдавали такую откровенную заинтересованность... Фея сдалась. Осторожно уселась на покачивающийся раритет и требовательно уставилась в лицо своего vis-à-vis.
По всем стандартным женским меркам мужик был жалок — неуловимый возраст между сорока и пятьюдесятью, бегающие глазки, большие уши, длинная худая шея, скошенный лоб, просторная залысина, большой нос, редкая бороденка и нездоровый румянец во всю щеку...
Внешний вид дополняла застиранная клетчатая рубаха, щедро расстегнутая на груди.
«Маньяк, растлитель малолетних, некрофил, потрошитель...» — перебирала Фея варианты, сгруппировавшись, чтобы в случае нападения крепко врезать в растерянное лицо этого никчемного мужичонки.
— Меня зовут Викентий С-с... э-э-э... Просто Викентий, — заикаясь, подытожил потрошитель и упер глаза в стол.
Он так и не привстал со своего места. Фея вдруг подумала, что под президентским столом у «просто Викентия» вовсе не ноги — ну не нужен такой стол, чтобы под ним помещались обыкновенные человеческие колени. Там съежился гигантский комок щупальцев, растекшихся по полу, запутавшихся, чуть шевелящихся, скользких, не способных к броску. Этому монстру необходимо заманить жертву к столу, загипнотизировать и заставить шагнуть в это копошащееся месиво...
— Вы не стесняйтесь, двигайтесь поближе, — вдруг оживился Викентий. — Поговорим.
Для проформы Фея на несколько миллиметров сдвинула табурет, поставила на колени рюкзачок и достала письмо с приглашением на собеседование.
— Тэк-с, тэк-с, посмотрим... — Откуда-то из-под крышки стола «просто Викентий» выдернул толстую тетрадь, провел рукой по вытертой синей обложке и раскрыл где-то посередине.
Фея увидела ровные строчки, посеянные шариковой ручкой. Эта тетрадь на мгновение показалась ей более зловещей, чем нож, приставленный к сонной артерии.
— Глубоко в прошлом сидите. Как же технологии? Компьютеры? Программы подготовки кадров? — Фея решила перехватывать инициативу этого идиотского разговора.
— Недоступны-с технологии, — грустно поведал Викентий. — Сложные вопросы решать приходится.
«Точно — псих», — поставила диагноз Фея и перекинула конверт на стол:
— Как же вы со своими средневековыми каракулями смогли понравиться поролоновым королям?
— Мы кому угодно можем понравиться, — туманно парировал Викентий и тут же осекся.
«Тэкс-тэкс, разговор переходит в финальную фазу...»
Фея запустила руку в рюкзачок и сжала ручку своего кухонного ножа.
— Итак, Фея Егоровна, всего один вопрос. Это... э-э-э... это поможет подготовиться к собеседованию. Что с такой страстью заставляет вас искать новую работу?
Викентий довольно закивал головой. Словно перешутил квартет Урганта, Светлакова, Мартиросяна и Цекало. Бородка задрожала, зашевелились щупленькие плечики — что-то вроде множественных невротических тиков. Казалось, если он не будет подергиваться, то — замрет, весь обратится во взгляд и разговаривать с ним станет еще тяжелее.
— Вовсе не страсть, — ответила Фея. — Надоел детский сад. Хочется стать звеном в большой команде людей, которые занимаются производством...
Лицо Викентия, казавшееся неспособным к переменам в выражении, разъехалось в ухмылке, словно Фея сказала что-то очень смешное.
«Вот-вот захохочет... Совершенно негодное к беседе существо...»
— И что, по-вашему, может стать серьезной деятельностью? — с напускной хитрецой вопрошало оно.
— Я же ответила. Большой коллектив. Производство. Перспектива роста. И не бумажки перекладывать...
— Да-да, говорили... Извините. Но я про цель вообще интересуюсь. Зачем вы работу столь созидательную ищете? Цель. Понимаете? Смысл и все такое.
Ничего путного от этого разговора Фея больше не ждала, поэтому ответила резко:
— Смысл работы только в том, чтобы она позволила мне жить по-человечески. И по деньгам, и по ощущению собственной значимости.
— Жить. По-человечески. Кхе-кхе... Значит, если работа с жизнью не связана, лучше не работать?
Фее показалось, что сейчас он откинется на спинку стула и истерично захохочет.
«Уходить надо. В анальную плоскость такие расспросы...»
— Сдается мне, наша встреча была ошибкой. Я хотела поговорить про трудоустройство, а попала в театр абсурда в театре абсурда.
Фея встала.
— Извините, Фея Егоровна, — испуганно залепетал «просто Викентий». — Действительно заболтался... Присядьте на мгновение. Просто тема нашего разговора очень уж деликатная...
— Крайне деликатная, — съехидничала Фея и вновь опустилась на краешек табурета. — Я всего лишь работу ищу. Все просто: да — да, нет — нет, устраиваю — не устраиваю.
— Да-да, работу... — Казалось, Викентий очень растерялся; в поисках слов он стал испуганно оглядывать захламленную комнату. — Рабо-оту... — задумчиво протянул он, словно это стало для него неприятным открытием. Он просиял и осторожно спросил:
— Хотели бы получить это место?
— Во-первых, мне нужно побольше узнать о деталях, — не рассчитывая на ответную вменяемость, продолжила разговор Фея. — Неплохо, если бы вы рассказали про условия. График. Что делать. Оклад...
— Оклад! — радостно вскрикнул Викентий, до ужаса испугав Фею. Рука, сжимающая рукоятку ножа, предательски вспотела. — Как же я мог забыть про оклад?! С этого и надо было начинать! Это же моментально концентрирует внимание! Вот олух! Совсем из ума выжил... Думал, все помню!.. Все тщательно продумал, даже законспектировал. А про деньги упустил...
Он причитал, радостно хихикал, потирал раскрытую тетрадь.
Фее еще больше захотелось встать и опрометью броситься из этого пыльного клоповника. Роковым стало любопытство, на несколько минут задержавшее ее уход.
Днём позже
*
Как и предчувствовал Саня, любовь отравляла тело.
В голове теснились образы Феи — завивающийся локон волос рядом с натянутой тетивой лука (она великолепно стреляла), сосредоточенный и одновременно отстраненный взгляд.
Ему удалось полюбить ее за один день.
*
Они лежали в маленькой пыльной комнатке на покачивающейся, потертой кушетке: скомканная к ногам простыня, проплешины пледа, торчащие в немногочисленных брешах переплетенных тел. Голая поверхность Феи казалась чем-то запретным, чего видеть нельзя. Саня чувствовал — эта доступная нагота может легко уйти из его жизни. Так же быстро, как пришла. Поэтому, пока есть возможность, он гладил, перебирал, мял, тонул, словно присваивая, мертвыми узлами связывая со своим телом.
Пальцы повсюду находили чувствительные очаги кожи, проваливались в эти полыньи на заснеженной реке. Девушка вздрагивала. Успокаивая, наклонялся и целовал Фею в висок. Она продолжала шептать что-то ему в подмышку. Кораблев случайно задел какую-то сигнальную точку на теле, Фея выгнулась, заманивая, покрылась мурашками и еще сильнее прижалась к его ноге. Совпадение желаний — несколько секунд назад, перестав слушать историю, он только и думал, как бы вновь покорить то, что требовательно приоткрывалось ему.
Не прерывая поцелуя, скользнул, обжигая, в нее, но не стал двигаться — для этого им хватило ночи. Навис над ней, гладил брови. Возбуждаясь все больше и больше, крепче вжимая его в себя, Фея продолжила:
— До сих пор не могу понять, как ты угадал? «Встреча наша невозможна... будущее не определено... произошел сдвиг миров, и вернуть их на место сможет...»
— Катастрофа или любовь, — закончил Саня цитату из своего письма.
— Я по-прежнему не верю, что ты обыкновенный, живой парень.
«Живой... Да я на небесах из-за того, что ты рядом!» — думал Саня, поддаваясь вздрагиваниям ее тела.
— Ты не представляешь, какое чудо, что ты появился в моей жизни. Со мной в принципе не могло произойти ничего такого... — Фея опять говорила загадками.
11.10
*
— Фея Егоровна, я готов официально предложить вам работу. — Викентий оправился от неожиданно нахлынувшей радости и постарался напустить на себя серьезный вид. — Работу с неплохим окладом.
Бесполезно — Фея не верила ни одному его слову. Иронично поинтересовалась:
— Я готова официально принять предложение. Вы объясните, наконец, что делать?
— Нет-нет-нет! — заторопился он. — Мы с этого начинали. Теперь давайте лучше о деньгах. Сразу. Сколько вы хотите?
«Опять за свое. Озабоченный кровосос. Все никак не может подкрасться к моей невинности. Окольные пути ищет...»
— Вы издеваетесь? Мне необходимо знать свои будущие обязанности, смогу ли я соответствовать...
— Не переживайте, — зачастил Викентий, — работа несложная. Единственное — потребуется умение убеждать людей.
«Проституция. Консумация. Бл...» — выстраивала предположения Фея.
— Не наводите туман. Я не согласна принимать предложение, пока вы не расскажите о деталях.
Викентий замолчал, посерел лицом.
«Ага, сейчас я получу самое туманное описание интимных услуг!..» — подумала Фея и ошиблась.
Викентий через силу проговорил:
— Первое — нужно приходить к определенным людям, знакомиться, стараться им понравиться, войти в доверие. Второе — через определенное время... э-э-э... конечно, когда они будут готовы... нужно объяснять им, что они... мертвы.
Викентий словно захлебнулся последним словом. Повисшая пауза, наполняясь тишиной, стала угрожающе тяжелой. Викентий смотрел в стол, голова его опустилась ниже плеч. Наконец, он произнес:
— Сколько вы хотите за такую работу?
войдите или зарегистрируйтесь