Приглашения: общепринятые правила

Традиционно пригласительная открытка представлявляет собой прямоугольник 203×15.2 см из плотной бумаги, согнутый пополам книжицей. Текст помещается на первой странице книжицы, используется, как правило, шрифт «рондо», рукописный, черный, на кремовом или матовом белом фоне.

Имя гостя надписывают от руки чернилами о левом верхнем углу. Для написания адреса на открытке или конверте нередко обращаются к услугам каллиграфа.

Официальная форма приглашения требует указания полного имени и обращения в соответствен с титулом, например: мистер и миссис Аарон Уильямс, мисс Элимор Копкатт, но леди Элис Торстентон. В неофициальном приглашение допускаемся обращено только по имени.

Традиционно приглашение на свадьбу, отправленное родителями, состоящими в браке, вылядит так:

Мистер и миссис Джон Стэндиш

просят вас оказать честь

и присутствовать на свадьбе

их дочери Каролайн

и мистера Кристофера Джона Герберта

в церкви Св. Павла в Найтбридже

в субботу 15 марта 2008 г.

в 3 часа и затем в отеле «Гайд парк»,

Лондон SW1.

Обратный адрес указывается в левом нижнем углу приглашения.

Этой строгой формы придерживаются далеко не все. Стилей существует множество, на самые разные случаи.

Если хозяйка — мать невесты:

Миссис Джон Стэндиш

просит вас оказать честь

и присутствовать на свадьбе

ее дочери Кэролайн.

Если хозяин — отец невесты:

Мистер Джон Стендиш

просит вас оказать честь

и присутствовать на свадьбе

его дочери Кэролайн.

Если хозяйка — невеста:

Мисс Кэролайн Стэндишпросит вас оказать честь

и присутствовать на ее свадьбе

с мистером Кристофером Гербертом

Если хозяева жених и невеста:

Мистер Кристофер Герберт и мисс Кэролайн

Стэндиш просят вас оказать честь

и присутствовать на их свадьбе.

В силу некоторых обстоятельств гость может быть приглашен только на прием. В отношении упоминания имен хозяев в этом случае действуют все те же правила.

Мистер и миссис Джеймс Бертон

просят вас оказать честь

и присутствовать на приеме

по случаю свадьбы

их единственной дочери

Беатрис Джейн.

В конверт целесообразно вложить записку, где будет объяснена причина:

Ввиду того, что церковь Св. Иоанна не слишком

вместительна, у нас есть возможность

пригласить на службу всего несколько человек.

Просим простить нас за то, что приглашаем вас только на прием.

Цветовая гамма и стиль дня свадьбы

Традиционный, современный, романтический, старинный, ретро. В каком стиле оформить свадьбу, можно выбрать из множества вариантов. Как только составлена смета, жениху и невесте надо определиться, какой должна быть их свадьба.

Церемония

В России гражданская церемония обязательна. Нужно определиться с местом проведения, будет ли это отдел ЗАГС, Дворец бракосочетания или иное церемониальное место (особняк, отель, старинная усадьба или загородная вилла); от этого решения зависит, придется ли отдельно бронировать место проведения приема. Также решите, 6удет ли проводиться религиозный обряд.

Время года

Время года имеет огромное значение; оно по многом определяет цветовуо гамму оформления, и от него напрямую зависят погода, стиль одежды, стол, цветы и еще множество бытовых нюансов.

Место

От места проведения зависят определенные элементы стиля. Если свадьба проходит в городе, то стиль будет утонченнее, чем на свадьбе сельской: действительно, одно дело — летний шатер в саду, и другое — зал отеля, где все должно быть гораздо строже. Влюбленные должны определить, в каком стиле пройдет свадьба. Он должен соответствовать месту проведения.

Арифметика

На самом раннем этапе устанавливается число гостей и уровень официальности мероприятия. От этого зависит выбор зала приема и стиль его оформления: если прием дневной и гостям подают канапе, то можно обойтись небольшим залом. А для полноценного ужина с рассадкой понадобится более просторное помещение.

Цвет

Важным инструментом создания стиля явлается цвет. Есть простое, неизменно имеющее успех, сочетание трех цветов: первый — белый или цвет слоновой кости; второй — золотой или серебряный; и наконец — цветной, например розовый. Эта комбинация должна стать лейтмотивом всего дня.

Последовательность во всем

Стилистические решения должны соответствовать духу мероприятия. Решено проводить сельскую свадьбу — значит, все детали, от начала до конца, должны быть продуманы в этом ключе.

Частичка своего

Неповторимым наш свадебной день может стать благодаря чьему-то личному вкладу. Предположим, кто-то из близких или друзей великолепно готовит торт, прекрасный музыкант, отличный флорист. Обычно друзья с радостью вызываются помочь, а жених и невеста должны объяснить им, что обращаются к ним потому, что только их стараниями праздник может стать особенным.

Бюджет

Траты во многом зависят от выбранного времени и даты. Аренда помещения для свадьбы в будни и не в разгар свадебного сезона обойдется значительно ниже.
Многие пары строят грандиозные планы, не представляя, насколько при этом может вырасти бюджет. Подготовьте себя к тому, что на каждом зтапе придется чем-то жертвовать. Гораздо проще построить план праздника от начала до конца, а потом додумать недостающие детали, нежели стать заложником бюджета, который будет расти как снежный ком.

• «АСТ», 2012
• Преуспевающий сотрудник модного рекламного агентства Наталья Ермолаева знает, как заставить людей забыть о реальности и поверить в вымышленные идеи и образы. Но в одну прекрасную ночь сама оказывается в иллюзорном мире, где отсутствует грань между воображаемым и подлинным. Эту иллюзию невозможно контролировать, она может исчезнуть в любой момент — скорее всего, это только сон. Но там ждёт и настоящая жизнь, и любимый человек, уверенный в том, что Наташина реальность ему просто снится. Так кто же из них спит? Кому нужно срочно проснуться и вернуться в реальный мир? И нужно ли?

Глава первая

В жизни современного человека слишком много бумаг и бумажек, квитанций и
ордеров, документов и договоров, украшенных подписями, декорированных печатями,
приправленных примечаниями на отдельных листах. Каждое наше действие должно иметь
подтверждение в виде документа — иначе не считается.

Казалось бы, чего проще — доехать на такси из пункта А в пункт Б. Для этого только и нужно — наметить маршрут и заранее договориться об оплате. Раньше, кажется, так все и
было. Но в последние месяцы «Такси Вперед!» резко повысило качество обслуживания. Так
резко, что Наташа подумывает о том, чтобы поискать для себя что-нибудь попроще.

— Какую музыку предпочитаете слушать в пути? — поинтересовался
водитель. — Имеется, значит, богатый выбор. Стоит это дело дополнительных пятьдесят
рублей. За джаз — шестьдесят. За шансон — тридцать. Вот квитанция на музыкальное
сопровождение. Вам надо заполнить ее печатными буквами.

— Давайте в тишине посидим, у меня серьезные переговоры, — ответила Наташа.

— Вы, может, курите? Тогда это плюс тридцать рублей.

— Не курю.

— Есть уникальная возможность поставить на окна светоотражатели, тогда вас
никто не увидит. По цене… не помню. Надо посмотреть, по какой цене, это новая услуга, —
водитель зашелестел бумагами.

— Не нужно, спасибо. Не отвлекайтесь, пожалуйста, от дороги.

— Если, например, груз помочь отнести — то смотря какой груз. Сто рублей
базовая цена за десять килограммов. Ну и в зависимости от этажности. Вписываем вс.
аккуратненько в форму № 348, где-то она в бардачке была…

— У меня нет груза.

— Побибикать — двести рублей, — искушал этот демон. — Заполняем
квитанцию — и бибикаем на здоровье! А? Би-бип, би-бип, е! Прямо как в песне у «Битлз».
Любите «Битлз»? Может, поставим все же музыку?

— Бибикать не надо. Про музыку вы уже спрашивали.

— Для улучшения качества обслуживания в салоне ведется видеонаблюдение.
Отключить камеру — пятьсот рублей.

— А если мне надо, например, на Марс слетать, то какая будет надбавка? — 
поинтересовалась Наташа.

— Надо послать запрос в центр управления. Справка — двадцать рублей.
Посылаем?

— Нет. Я пошутила.

Несколько минут ехали молча. Мимо проносились бульвары, бутики, иномарки,
памятники, театры, рестораны. Выехали на Тверскую. Влились в поток недовольно гудящих,
раскалившихся от ожидания автомобилей. Остановились.

Наташа закрыла глаза. Как и большинство москвичей, живущих под девизом
«Бессонница и недосып», она ловила каждое мгновение, пригодное для сна. Опустились
веки, бесшумно разъехались декорации: нет больше Тверской, нет гудения клаксонов, нет
еще не забывшего про злющий августовский зной теплого, с нотками вечерней духоты,
сентябрьского дня. Это ей приснилось, а на самом деле она сидит на теплой земле,
прислонившись спиной к высоченному дереву незнакомой породы. Где-то неподалеку шумят
волны. Вс. так достоверно: и прикосновение ветра к волосам, и запах водорослей, и
шершавый теплый ствол за спиной, и крик неизвестной морской птицы, кажется, чайки.
Рядом с Наташей сидит кто-то очень знакомый. Где она видела это лицо? Может быть, на
фотографии в бабушкином альбоме или в старом черно-белом кино? Сейчас она повернется
к знакомому незнакомцу и весело спросит: «А вы, кстати, кто?» А он ответит…

— Если хотите поспать, то на заднем сиденье можно организовать подушку и
одеяло, — рявкнул над ухом водитель. — Имеется в багажнике. К ним индивидуальный
комплект постельного белья, запаянный. Также в наличии специальная расслабляющая
музыка. Могу даже немного побрызгать лавандой.

— Не надо в меня лавандой брызгать, — отмахнулась Наташа и выглянула в окно.

— Окно открыть — плюс тридцать рублей! Вот квитанция.

За окном, в бензиновом мареве, не двигаясь с места, покачивалась улица. Там и сям
мелькали торговки цветами, мойщики машин, попрошайки, продавцы газет. Они свободно
перемещались по проезжей части от автомобиля к автомобилю.

— Нет, так не пойдет. Там пробка до «Динамо», если не дальше. Надо
объезжать! — скомандовала Наташа.

— Не положено.

— Надбавка за объезд есть? Подумайте. Позвоните в центр управления, а я пока
квитанцию заполню. Если тут дворами…

— Девушка, ну стал бы я вам врать? — обиженно пробасил водитель. — Я же
говорю — не положено. Маршрут намечен в головном офисе, я не имею права от него
отклоняться.

— Тогда высадите меня здесь, я пешком быстрее добегу!

— Я должен послать запрос.

— Посылайте!

Таксист недовольно пожевал губами, достал телефон из кармана жилетки, поколдовал
над ним, отправил сообщение и спрятал трубку.

У Наташи в сумочке завибрировал айфон.

«Вас приветствует центр управления „Такси Вперед!“ Вы хотите прервать поездку.
Отправьте ответ на короткий номер 00001 — если ваш ответ „да“, или на 00000, если ваш
ответ „нет“».

Наташа отправила на номер «да» длинный и развернутый ответ.

Через мгновение пришло новое сообщение: «Укажите причину отказа продолжить
поездку. Если у вас изменился маршрут, отправьте СМС на короткий номер 00002. Если вас
не устраивает качество обслуживания — на короткий номер 00003. На 00004 — если что-то
иное».

Время шло. Обстановка накалялась. Наташа отправила ответ «что-то иное» на номер
«что-то иное».

Следующее сообщение получил уже водитель. Снова пожевал губами, снова достал
трубку, поскреб ногтем экран и кисло сказал:

— Спасибо, что воспользовались услугами «Такси Вперед!» С вас пятьсот рублей.
Карточкой будете платить или наличными?

Наташа не успела ответить, потому что ей пришло уведомление: «Спасибо, что
воспользовались услугами „Такси Вперед!“ Напоминаем, что вы прервали поездку по
собственному желанию».

— Я знаю! — крикнула она, с ненавистью взглянув на экран, и, повернувшись к
водителю, резко добавила:

— Наличными. В следующий раз поеду на частнике!

Она расплатилась и выпрыгнула на тротуар. Водитель выскочил следом.

— Езжай-езжай, дылда! — крикнул он. — Езжай на частнике! Он тебя в горы
завезет!

— На вас укоризненно смотрит камера наружного наблюдения. Центр управления
не одобрит такого обращения с постоянным клиентом, — мстительно сказала Наташа,
шагнула на проезжую часть и, огибая застывшие в томительном ожидании автомобили,
перешла на противоположную сторону улицы. Помахала рукой таксисту, оставшемуся на
другом берегу. Еще раз огляделась и свернула в Мамоновский переулок. Зацокали по сухому
асфальту ее каблучки.

«На чайнике буду ездить! На заварочном! Или нет, на электрическом. Д-р-р! П-ш-
ш!!!» — накручивала она себя. Но закипеть и выкипеть ей не удалось — помешал звонок
телефона. Обычная трель — значит, номер незнакомый.

— Ермолаева, — ответила Наташа. Вместо приветствия она всегда называла
посторонним свою фамилию.

— Здравствуйте, — лучезарным голосом пропела трубка, — вас приветствует
служба улучшения качества обслуживания «Такси Вперед!» Назовите, пожалуйста, причину,
по которой вы отказались продолжить поездку.

— Пробки! Эта причина — пробки!

— У вас нет претензий к автомобилю или водителю?

— Нет!

— Вам были предложены дополнительные услуги?

— Да!

— Вы воспользовались ими?

— Нет!

— Назовите, пожалуйста, причину. Их качество показалось вам недостаточно
высоким? Вас не устроила цена? Или что-то иное?

— Что-то иное. Мне они просто не нужны!

— Вы будете продолжать пользоваться услугами нашей компании?

— Да!

— Вы хотите что-то добавить?

— Хочу! Не надо каждый мой шаг контролировать.

— Простите?

— Не надо мне слать СМС по поводу и без!

— Вы можете поменять базовые настройки на нашем сайте. Или же я могу
соединить вас с оператором.

— Не надо соединять! Я на сайте… Сама…

— Индивидуальные пароль и логин будут вам высланы.

— О-о-о! — только и смогла ответить Наташа. Трубка сыто заурчала, давая
понять, что индивидуальные пароль и логин уже прибыли.

Наташа спрятала айфон в сумочку и огляделась. За время разговора с центром
управления «Такси Вперед!» она слегка отклонилась от курса. Кажется, зря она доверилась
своему автопилоту. Откуда здесь шлагбаум? Что это за двор? Вроде незнакомый, но тот,
следующий, она наверняка вспомнит.

Когда-то в этих дворах они, свежезачисленные студенты, пили пиво. Где-то рядом
был дом просветленного. Где же этот дом? Там жил то ли йог, то ли маг. То ли так. К нему
ходили то ли гадать, то ли изучать Камасутру. Наташа не ходила, но ждала подружек на
скамейке под окнами у просветленного. Вот тут, точно. Здесь она и сидела, здесь и
выговаривала им, доверчивым. Как раз на этом месте, где сейчас стройка идет. Какая-то
непредвиденная стройка, не должно ее здесь быть.

Наташа свернула налево, чтобы обогнуть заборы. Подружки-подружки… Зачем она
вспомнила о них — сейчас, в рабочее время, опаздывая на важную встречу? И непонятно
еще, даст ли арт-менеджер клуба разрешение на этот концерт. Подумаешь, звезду выписали
из Лондона. Главное, некому играть на разогреве, а бюджет проекта расписан до копейки.

Наташа зашла в тупик — территория стройки была извилистой и непредсказуемой,
как лабиринт. «А мы вот так!» — подумала она и юркнула в проход между домами.

Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Подружки-подружки… Снусмумра! Вот,
точно! Она же играет в каком-то кабаке, значит… Значит, играть умеет и много не попросит.
«Снусмумра. Разогрев», — создала заметку Наташа и огляделась по сторонам.

Да, многое тут изменилось за десять лет. Может быть, вернуться на Тверскую — на
тротуаре ведь ничего пока не строят? А вдруг там до сих пор скучает в пробке таксист со
своими квитанциями? Сам он дылда! Высокая, но красивая и юная особь женского пола
называется «фотомодель». Не очень красивая и не очень юная — «дылда». А как оставаться
красивой и юной, если с этой работой ничего с собой не успеваешь сделать? Вот как, а?

Наташа стиснула зубы и углубилась в лабиринт. Повернула налево, потом направо.
Горожанин в третьем поколении должен ориентироваться в городе, как его далекие
предки — в лесу. Но путеводная кремлевская звезда скрылась за облаками, стороны света
перемешались, и даже некрашеные деревянные заборы, казалось, перебегали с места на
место, стоило отвести от них взгляд.

Из-за одного такого забора на горожанку в третьем поколении выбежал человек в
парусиновом костюме.

— Не знаете, как выйти отсюда на Большую Садовую? — вцепилась в его рукав
Наташа.

— Ай, не надо туда ходить! — человек скривился, как от зубной боли. — Купите
у меня лучше колье.

Слово «колье» он произнес с интонациями принца в изгнании. Гордого принца
маленькой державы, вынужденного приторговывать семейными ценностями.

Он достал из кармана вызолоченную пластмассовую лягушку на веревочке. На лбу у
земноводного проступали невидимые миру буквы Made in China.

Наташа улыбнулась. Ободренный такой реакцией принц решил поднажать и добавил
со значением:

— Берите-берите, по двести отдам. Жаба с золотом. Приносит в дом деньги.
Научный факт — доказано Фэншуем!

— А вы хоть знаете, кто такой Фэншуй? — с сомнением спросила Наташа.

— Ученый такой. Вроде Билла Гейтса, — не растерялся продавец.

— Фэншуй — это остров в Тихом океане. Там есть военно-морская база США,
засекреченная. Они этих лягушек ловят, вставляют внутрь жучка и подбрасывают нам. Вы,
случайно, не американский шпион?

Собеседник мутно посмотрел себе под ноги, спрятал «колье» в карман и побрел
прочь.

Не успел еще принц в изгнании вернуться в свое изгнание, как у Наташи в кармане
заголосил телефон.

«Ой, мамочки!!!» — кричал он на весь двор голосом знаменитой комедийной
артистки.

Когда-то Наташе показалось, что поставить такой звонок на номер родителей будет
остроумно. Теперь она все время забывает сменить его, и это позорное «Ой, мамочки!!!» то и
дело врывается в ее жизнь в самый неподходящий момент.

— Я легла вздремнуть после обеда и видела плохой сон, — без предисловий
сообщила мама, — очень плохой. Там было… что-то плохое. И я сразу подумала о тебе. А
утром к нам на участок приползла змея. Помнишь горку возле компостной кучи? Вот там она
на солнышке и грелась.

— Ядовитая?

— Ужик. Маленький такой, мы ему молока дали. Крэкс полаял на него, но трогать
не стал. Ты мне скажи, у тебя все хорошо?

— Да, все хорошо.

— Ты только не ври. Нам важно знать, что у тебя все хорошо.

— Просто замечательно.

— Тогда к чему сны такие снятся, можешь ты мне объяснить? Я Аньке позвонила,
у нее все хорошо. У нее всегда хорошо. Значит, у тебя тоже хорошо?

— Лучше не бывает.

— Ну хорошо. Ты звони, не забывай. Нам надо знать, что у вас все хорошо.
Только ты не скрывай, если что-то будет плохо. Фиалки все уже засохли?

— Я их в офис отвезла.

— Вот и правильно. Ты там почти что живешь. Значит, все хорошо?

— Все прекрасно. Ну ладно, мам, у меня тут дела. Целую. Папе привет.

Ой, мамочки… Наташа прислонилась лбом к забору и почувствовала себя маленькой
врушкой, не оправдавшей родительских ожиданий. Им важно, чтобы у них с сестрой все
было хорошо. А у Наташи не все хорошо. Если так, по мелочи посмотреть — очень многое у
нее не хорошо. А по-крупному лучше и не думать. То есть, конечно, не все так плохо.
Нормально, не хуже, чем у других. Но вряд ли хорошо. И уж конечно — не так хорошо, как
хотелось бы родителям.

Однако надо как-то выбираться из этих катакомб. Где-то совсем рядом гудит
Тверская, стройка грохочет, слышно, как перекликаются на разных языках строители, но нет поблизости никого, кто указал бы дорогу.

Нет, вон чешет какой-то… Пожилой эмо.

Легким, прогулочным, немосковским шагом к Наташе приближался высокий
мужчина лет сорока. Приличный такой, в костюме. Правда, без галстука. Но костюм
дорогой. Ботинки шикарные. Только волосы почему-то до плеч и светло-зеленые. Дизайнер,
наверное. Идет уверенно, по сторонам не оглядывается — значит, знает, где тут выход.

— Простите, вы не подскажете, как на Большую Садовую выйти? — кинулась к
нему Наташа. И обратила внимание, что брови у незнакомца тоже светло-зеленые, под цвет
волос. Наверное, очень крутой дизайнер.

— Это где? — спросил пожилой эмо. У него был такой вид, как будто он только
что свалился с Луны и вс. вокруг для него и внове, и удивительно, и чу#дно, и волшебно.

— Если бы я знала, я бы не спрашивала, да? Я думала, вы знаете. Ну, там она где-
то, — Наташа неопределенно махнула рукой. — Если все эти стройки срыть нафиг.

— Понятно. Пошли, — легко сказал зеленоволосый и протянул руку.

Наташа вцепилась в нее, как потерявший надежду заяц — в багор деда Мазая.
Почему-то она не испытывала никакого смущения или дискомфорта из-за того, что ее, как
ребенка, ведет за ручку незнакомый человек.

Стройка расступилась, образовав проход. Наташа и ее провожатый завернули за угол.
Тупик? Э, нет. Дома разъехались в стороны, пропуская их. Влажное пятно на стене оказалось
аркой. Проход, поворот, снова проход. Если бы Наташа не была так занята своими мыслями
о грядущих переговорах, она бы заметила, что здания в самом деле расступаются,
шлагбаумы поднимаются, заборы прячутся под землю, появляются арки и проходы там, где
их никогда не было.

— Понимаете, концерт в «Б2», в поддержку социальной сети, — захлебываясь
словами, тараторила она, — они сказали, ну и… Так положено. Звезду из Лондона привозит
заказчик. Ну и все такое, значит… На мне — клуб и разогрев. Как бы это… Ощущение, что
никому ничего не надо, понимаете? Я бегаю и подталкиваю их! Чтобы праздник и так
далее… А они инертны! Им неинтересно!

Они вышли в переулок, запруженный автомобилями, и вдруг неожиданно оказались
на шумной и полноводной Большой Садовой.

— А вам интересно? — вдруг спросил проводник.

— Что?

— Концерт.

— Никому это не интересно, — помолчав, призналась Наташа. — Вы же
понимаете. Не надо издеваться.

— Я не издеваюсь, — чуть удивленно ответил зеленоволосый и отпустил ее
руку. — Зачем же тогда праздник?

— Для отчетности. О, мы уже на месте? Спасибо! Не представляете, как вы меня
выручили! Этот таксист меня год мариновал бы по пробкам! А вы…

Не дожидаясь окончания фразы, незнакомец шагнул на проезжую часть. Стал как
будто прозрачным, облачком стал, голограммой. Мимо, словно сквозь него, проносились
автомобили. Он дошел до середины улицы, остановил ярко-красный «Мини Купер», сел на
водительское место. Если бы Наташа не погрузилась в мысли о празднике, который был ей
совсем не интересен, она бы обратила внимание на то, что в автомобиле больше никого нет.
Вместо этого она посмотрела на часы и, убедившись, что прибыла вовремя, поспешила к
своей цели, пробормотав вслед чудесному провожатому:

— Да благословит вас святой Фэншуй, добрый господин.

• «АСТ», 2012
• «Мутабор» — интеллектуальный шахматный детектив, следствие в котором ведется по канонам древнейшей игры. Благодаря странному стечению обстоятельств один человек начинает играть роль случайного знакомого, постепенно замещая последнего. Но не все так просто… Опасное предприятие ведет за собой опасные приключения.
  
  С романом «Мутабор» Ильдар Абузяров стал лауреатом Премии имени Валентина Катаева в 2012 году.

1

Федор Сергеевич вылез из ванны и надел на розовое распаренное тело белоснежную шелковую рубашку, хлопковые брюки и шерстяное кашне, заварил розовый фруктовый чай и набил любимую вересковую трубку душистым табаком, уселся в кресло-качалку перед шахматным столиком и расставил на доске затейливую шахматную задачку — мат в шесть ходов — в задумчивости поднес огниво к трубке, а может, горячий чай к губам, а может, мысль к кленовой пешке, как его спокойствие нарушил телефонный звонок.

— Алло, Федор, не узнаешь?

Как вскоре выяснилось, это звонил его старинный знакомый по шахматной школе Ботвинника, Петр Анатольевич Карабанов. Шахматно-шашечную школу Федор Сергеевич посещал несколько лет и бросил это занятие, как только понял, что чемпионом ему не быть, а ходить извечным спарринг-партнером для игроков классом выше и быть шахматной грушей для гроссмейстеров не хотелось. Не стал чемпионом и Карабанов, зато шахматная смекалка помогла ему стать владельцем доходного магазина «Шахматы от П.А.Карабанова».

Магазины в районе Тверской рассчитаны исключительно на зажиточных покупателей и кусаются своими ценами. Но русский человек не привык скупиться, когда дело касается подарка брату, свату или высокому начальнику, и торговля шла очень даже бойко.

Маркетологи вывели формулу: чем богаче страна, тем люди меньше дарят утилитарные вещи вроде чайников и утюгов, и все больше вещей бессмысленных и дорогих, сувениров и безделушек. Достоинства подарка измеряются исключительно его ценой. Чем дороже рубашка, тем ближе ты к телу юбиляра. 

2

Магазин специализировался на продаже эксклюзивных дорогих подарочных шахматных наборов и других драгоценных и полудрагоценных сувениров. Были здесь слоны не только из слоновой кости, но и из янтаря, лунного камня и яхонта. Шахматы из малахита, яшмы, змеевика, долерита, кахолонга, оникса. И все ручной работы, все с позолотой. А некоторые с инкрустацией драгоценных камней. Недаром шахматы считались игрой королей и аристократов. Одни названия «Реал куджи», «Сражение падишахов», «Матч претендентов» чего стоили!

И все шло хорошо, если бы не ЧП. Накануне дня защиты животных магазин Карабанова ограбил один из посетителей, незаметно вытащив пешку из супердорогого наборчика. Когда показывавшая набор продавщица отвлеклась, воришка, как щипач, просунул пальцы в стеклянный карман витрины.

Все бы ничего, если бы не очень редкие камни. Сама пешка стоило всего несколько тысяч долларов, но весь набор с розовыми и черными брильянтами на короне королей и ферзей стоил круглую кучу. Подобных шахмат с огнем не сыщешь.

— Я слышал, ты ушел из органов и открыл частное сыскное агентство, вот я и решил к тебе обратиться по старому знакомству, — подытожил цель своего звонка Петр Анатольевич.

— Да, пришлось уйти и заняться частными расследованиями, — согласился со слухами Бабенко. 

3

Есть занятная притча о том, как победивший падишаха в шахматной партии декханин, отказался от выигранного рубинового перстня с падишахского пальца. Взамен декханин попросил положить ему в награду на шахматную клетку маленькое зернышко, с условием, что на каждую следующую клетку будет положено зерен в два раза больше, чем на предыдущую. Обрадовавшийся, что так дешево откупился, падишах с радостью согласился на предложение крестьянина, — вспоминал Бабенко, пока машина продиралась сквозь заторы столицы, — и в итоге геометрическая прогрессия разорила целое королевство. Потому что пшеничные зерна в то время являлись чем-то вроде золотого запаса, а амбары — золотовалютным резервом храмового типа государства.

То же самое можно, видимо, сказать и про эти злосчастные шахматы. Раз стоимость каждой последующей фигурки по сравнению с предыдущей увеличивается в геометрической прогрессии.

Где-то Бабенко читал, что первый финансово-экономический кризис случился еще у шумеров. А всему виной стал банковский процент, который с геометрической прогрессией сожрал всю экономику шумерских городов.

Не ровен час, — рассуждал Бабенко глядя на то как москвичи активно скупают золото, — финансовый кризис обрушиться и на голову его соотечественников.

Кстати, те же шумеры первыми начали играть в шахматы. Странно, что они при этом, не просчитали разрушительную силу банковского процента в замкнутой системе. А когда гром грянул, законодательно запретили процент. 

4

Из-за извечных столичных пробок машину пришлось припарковать за пару кварталов от магазина.

Бабенко это даже обрадовало. Он с радостью прошелся по главной торгово-подарочной улице города, разглядывая сверкающие окна витрин со всякой ненужной ерундой — вроде золотых брелков, зажимов для купюр и галстуков, визитниц и запонок.

Отыскав вывеску со звучным именем «Шахматы от П.А. Карабанова», Бабенко толкнул дверь и оказался в магазине, где никакими шахматами и не пахло. Зато воняло свежей краской и белилами — густой смесью сырости и ремонта в одном малярном ведре. Несколько гастрабайтеров из бывших южных республик зачищали стены от старой шпаклевки. Бабенко заметил, что краска, которую сдирали со стен, была точь-в-точь кофейно-шоколадного оттенка его кашемирового пальто.

— Вам кого? — обратил наконец внимание на сливающегося со стенами Бабенко один из рабочих. Может быть Равшан.

— Мне бы Петра Анатольевича Карабанова.

— Папа барана? Это соседняя дверь, — указал шпатиком на выход Джамшуд.

Впрочем, через секунду Бабенко был оказан куда более душевный прием. Его буквально стиснул в своих могучих объятиях крупный Петр. Глядя на этого борова, сразу и не скажешь, что он в свое время сдал на КМС не по греко-римской борьбе, а по шахматам.

— Изменился, возмужал, а вырос, а вырос-то как!!! — шутил Карабанов.

— А сам-то, сам-то! — пытался подстроиться под тон шуток потенциального клиента бывший сотрудник ФСБ — Федор Сергеевич Бабенко. 

5

Пока пили в кабинете чай с печенюшками, Карабанов разжевывал суть проблемы.

— Понимаешь, сработали так, что комар носа не подточит. Ни камеры наблюдения, ни сигнализация не зафиксировали ничего подозрительного. И мы не можем определить, кто бы это мог быть. Вот здесь, — указал он на кассеты, — весь отснятый за неделю материал. Мы уже много раз просматривали и ничего не нашли.

— А может, это какой-нибудь бродяжка взял, что плохо лежало? — предположил Бабенко.

— Да что ты, мы таких и на порог не пускаем.

— А милиция че на это говорит? — спросил Бабенко только потому, что хотел спокойно допить бодрящий напиток. Своими вопросами «А они че? А ты че?» он всего лишь чаевничал причавкивая.

— А что они скажут? Они просмотрели записи, послушали продавцов и честно признались, что шансы отыскать преступника минимальны. Магазинно-сувенирных краж за праздники случается больше, чем грабежей за год и им такой мелочевкой заниматься не с руки. С больной головы на здоровую перекладывают. Говорят: сами виноваты — мол, плохая у вас защита.

— А ты че? — продолжал дуть на горячий чай Бабенко, отхлебывая по глоточку.

— А мне от этого не легче. Мало того, что весь набор безумно дорогой, так еще такая искусная работа! Вот посмотри сам, — протянул он пешку, вырезанную в виде кремлевской башенки. — Где я теперь такой камень возьму, и кто мне выполнит такую резьбу. Ну, хорошо, раздобудем мы камень и найдем ювелира. А с клеймом мастера как быть? Что, тоже подделывать? А если раскроется? Это же подсудное дело!

— И че теперь?

— Теперь я пригласил индийских программистов. Видел ребята в зале ковыряются? Они устанавливают на всех витринах маленькие камеры-жучки наблюдения. Выведем их на центральные мониторы, и охранник сможет наблюдать и за работой пальцев воришек.

Конечно, Бабенко сразу обратил внимание на мужчин в чалмах, что копались в витринах. Их чалмы были похожи на круглые головки обычных пешек, но из деликатности он все не решался спросить, что это за перцы.

— Все ясно, — поставил пустую чашку на блюдце Бабенко и благодарно улыбнулся. — Противник сделал пешкой первый ход, а ты, испугавшись необычного начала, приступил к индийской защите. 

6

— Ну, а что мне делать? Сам посуди! — вскочил с директорского кресла Петр Анатольевич. — Эти шахматы я взял на реализацию у одного очень хорошего поставщика. Как мне теперь ему в глаза смотреть?

— Спокойно, спокойно, — усадил его назад Бабенко. После чаепития Федор Сергеевич уже хотел отказаться от дела, мол, оно бесперспективное, если только клиент вновь не объявится. Но тут, не дав Бабенко преждевременно сдаться, в кабинет вошла одна из продавщиц и попросила Карабанова по неотложному и очень важному вопросу.

— Проходите, проходите, не стесняйтесь, — вернулся Карабанов спустя несколько минут с каким-то пареньком.

— Вот познакомьтесь, это наш финансовый директор, — представил Карабанов мальчишке Бабенко, — а это… впрочем, сейчас он все сам расскажет.

Но паренек, в китайском объемном пуховике, ничего рассказывать не хотел. Надув от важности своей миссии щеки он протянул два снимка.

Вглядевшись в фото, Федор Сергеевич увидел на них ту самую пешку, которая сейчас сиротливо стояла на столе Петра. На снимке точно такая же пешка не менее сиротливо стояла на скамейке в каком-то парке. Второй снимок почти дублировал первый. Та же скамейка в парке, разве только план был чуть крупнее, и пешка лежала уже на пожухлой траве, показывая фирменное клеймо мастера.

— И что вы этим хотите сказать? — спросил Бабенко, возвращая снимок пареньку…

На что парень так же молча протянул второй конверт.

«Мальчишка, который принес вам пакет, всего лишь глухонемой посыльный, — прочел вслух Бабенко. — Он ничего не может сказать, потому что ничего не знает. Если хотите вернуть пешку, следуйте нашей инструкции. Найдите нужную нам информацию о том, кто приобрел в вашем салоне шахматный набор из редкой породы янтаря, и отпустите парня. Информацию о покупателе и фото вышлите по следующему электронному адресу….. И тогда пешка окажется в вашем полном распоряжении. Если же вы не последуете нашей инструкции, пешка немедленно будет расколота на поделочные осколки».

7

— А что теперь? — спросил Карабанов. — Мы не можем раскрывать имена наших покупателей.

— Садись за компьютер и пиши, — посоветовал Бабенко Карабанову.

— Что писать?

— Пиши имя клиента, что купил у тебя шахматный набор. Думаю, тебе предложили сделку на неплохих условиях. Ты же хочешь вернуть себе пешку?

— Ну, я даже не знаю, — одновременно засомневался и возмутился или сделал вид, что возмутился, Карабанов, — И потом, мне нужно время, чтобы вспомнить, кто именно покупал, опросить продавцов, в то время работавших. Поднять записи и картотеку.

— Тогда, садись и пиши!

— Что писать?

— «Уважаемые господа, мы рады с вами сотрудничать и принимаем ваши условия игры. Но чтобы предоставить информацию об интересующем вас клиенте, нам нужно время, — при этих словах Бебенко перевернул песочные часы, что стояли на столе у Каробанова, — Если вы нам дадите пару дней, мы бы смогли пересмотреть все наши видеозаписи и записи в кассовом аппарате и предоставим требуемую вами справку.

Со своей стороны, мы бы хотели получить какие-нибудь гарантии. Пришлите вашего посыльного завтра в тоже время или дайте нам знать другим способом, что наше предложение вас устраивает».

Распечатанную на принтере бумажку Бабенко сложил несколько раз и запихнул в конверт, затем, не говоря ни слова, подошел к столу и, выдавив из тюбика розовый клей на белоснежную поверхность.

— Вот, — протянул он запечатанное письмо.

Паренек, по взгляду Бабенко понял, что на этом его миссия окончена, встал, поклонился и вышел вон. 

8

— И ты даже не будешь за ним следить? — удивился Карабанов, когда посыльный удалился.

— Зачем? Так мы только спугнем клиента. А этот паренек действительно всего лишь пешка. С ним связываются по телефону или через Интернет.

— Но для нас вернуть пешку и есть самое главное!

— Вот это и предлагает противник. Вернуть пешку, но проиграть позицию и партию. Ну, Петр Анатольевич, ты же, как-никак, сдавал на кандидатский минимум по шахматам, — пристыдил Карабанова Бабенко. — Для тебя что важнее? Вернуть пешку и потерять лицо или выиграть всю партию целиком?

— Но как говорил Франсуа Луидор: «Пешки — душа шахматной партии».

— Мы же не в «пешки» играем, — улыбнулся Бабенко. — В любом случае, наш противник любит остро атакующую комбинационную игру, и нам пока ничего не остается, как лавировать и тянуть время, ожидая, когда его атакующая игра рассыплется, или того момента, когда мы сможем организовать удачную контригру. И поэтому мы вынуждены защищаться и тянуть время.

— А вдруг они испугаются нашего маневра и залягут на дно?

— Не испугаются! Те, кто так авантюрно и нагло играет в атаке, не любят защищаться и долго сидеть в засаде. Уверяю, они не переходят от атаки к защите, не исчерпав все атакующие варианты. Пока, к сожалению, защищаться вынуждены мы. Кстати, ты не предполагаешь, зачем им понадобилось узнать, кто купил эти шахматы?

— Ума не приложу, — развел руками Карабанов. — Насколько я помню, то был довольно простенький наборчик шахмат и нард. Фигуры представляют собой обычные европейские и азиатские армии. Сделаны они довольно топорно. Правда, из редкой породы янтаря, но никакой филиграни.

— Вот видишь, хоть что-то ты еще помнишь.

— Ну, уж свой товар я хорошо знаю. А вот покупателя не помню. Слишком не запоминающееся у него лицо. Хотя мы и выдаем каждому дисконтную карточку покупателя и для этого просим указать минимальные анкетные данные. Но сам понимаешь — данные могут быть ложными, и их еще надо поднять.

— Отлично. Давай-ка, пока анкету поднимают, мы с тобой, Павел Анатольевич, выпьем еще черного кофейку и подготовим план дальнейших действий.

— Вот так тупо сидеть и ждать! — попросив секретаршу сделать кофе, нервно заходил по кабинету Петр Анатольевич. — У меня нет на это времени.

— Сидеть в защите, Петр Анатольевич, — это не значит, тупо ждать, что сделает противник. Мы должны быть готовы ко всем возможным вариантам развития партии. 

9

Вышел от Карабанова Федор Сергеевич в приподнятом настроении. «Все-таки, — думал он, — как великолепно шахматы могут расцвечивать жизнь, развивать фантазию и поднимать тонус, хотя сами черные и белые фигуры ограничены полем в шестьдесят четыре черно-белые клетки».

«Удивительно красивая, глубокая и оригинальная игра», — проходил он мимо витрин с белоснежно-хлопковыми сорочками и шелковыми галстуками, мимо подарочных наборов чая, кофе, табака и шоколада в золотистых упаковках. Мимо тростей с серебряными набалдашниками и трубок с янтарными мундштуками, — все вокруг сразу засверкало новыми красками и смыслами.

Час назад он просто хотел бесславно покинуть поле боя, но вдруг на авансцене кабинета П.А.Карабанова появился прыщавый подросток и бросил ему в лицо шахматную перчатку.

И тут уже, поставленный в ситуацию цейтнота и почувствовавший азарт борьбы и щемящее чувство начала шахматного сражения, Бабенко увлекся так, что забыл про все остальное на свете.

Вернувшись домой, Бабенко еще долго думал о шахматной задачке-шестиходовке и не мог уснуть. В голову лезли разные мысли. Он ворочался, искал удобную позу на поле кровати, поджимал конем ноги, сдвигал по диагонали одеяло. Периодически взбивал подушку, придавая ей форму то слона, то ладьи, а то и короны ферзя, в надежде, что она принесет ему шахматную славу, а конь унесет в мир сновидений.

• «АСТ», 2012
• В этой книге Бжезинский и Скоукрофт вместе пытаются найти ответы на самые больные вопросы, стоящие перед современной Америкой:
  как строить отношения с набирающим силу Китаем и неподатливой Россией, как предотвратить распространение ядерного оружия и уладить наконец палестино-израильский конфликт? И почему супердержава номер
  один, которую восторженно называли «самой могущественной со времен
  Римской империи», страна, не знавшая конкурентов после распада СССР
  и считавшаяся оплотом свободы и толерантности, вдруг стала объектом
  всеобщей ненависти и недоверия?
  
  По мнению авторов книги, изменения в отношении мира к США не
  являются результатом административных ошибок какогоGлибо конкретного американского правительства. Вовсе нет. Они полагают, что меняется
  сама «природа силы». Но каковы эти перемены? И как Америке к ним приспособиться?

• Перевод с английского И. Е. Добровольского
• Купить книгу на Озоне

Дэвид Игнатиус: Сегодня, в пятую годовщину начала войны в Ираке, давайте поговорим о Ближнем Востоке. Все мы на днях читали репортажи о жизни в Ираке после пяти лет войны и знаем, какие тяжелые чувства испытывают иракский и американский
народы, к каким результатам мы пришли за эти пять
лет.

Я попрошу вас сформулировать, какие шаги должен предпринять для решения иракского вопроса новый президент, вступающий в должность в январе. Но
предварительно я хотел бы обратить внимание ваше и
наших читателей на некоторые существенные мысли,
которые излагал перед этой войной каждый из вас.
Начнем с вас, Брент. Ваша статья появилась в «Уолл-стрит джорнэл» 15 августа 2002 года, задолго до начала
войны в марте 2003 года. Заголовок был — «Не надо
нападать на Саддама». И это было одним из наиболее
прямолинейных заявлений…

Брент Скоукрофт: Заголовок писал не я.

Игнатиус: Мы, репортеры всегда так говорим,
когда заголовок кому-нибудь не нравится. Но в данном случае я думаю, что это как раз тот заголовок, под
которым вы рады были бы подписаться. Прочту вам
ключевой абзац этой статьи. «Главный мой тезис, —
пишете вы, — состоит в том, что любая кампания против Ирака, безотносительно ее стратегии, затрат и рисков, не может не отвлечь нас на неопределенное время
от войны с терроризмом. Еще хуже, что сейчас в мире
существует виртуальный консенсус против нападения
на Ирак. Пока это настроение сохраняется, любые планы действий против Ирака необходимо строить в расчете только на собственные силы, что, естественно,
увеличивает трудность и цену военных операций. Однако самой большой потерей будет утрата позиций в
войне с терроризмом. Если мы будем игнорировать это
явно выраженное общее настроение, мы можем лишиться поддержки со стороны международного сообщества в своей войне с терроризмом. И не надо строить иллюзий: без активной международной поддержки мы просто не сможем выиграть эту войну, особенно в тайных операциях».

Сейчас, на пятом году войны, в январе 2009 года,
вступает в должность новый президент. Брент, какой
бы вы дали ему совет по этой труднейшей проблеме, к
тому же, пожалуй, самой важной в его программе?

Скоукрофт: С тех пор как я написал эту статью,
много произошло событий. В то время я считал, что
война с террором — это операция в Афганистане, где
бен Ладен мог восстанавливать силы, собирать средства и продумывать новые акции.

Мои взгляды, изложенные в той статье, не изменились. Изменилась обстановка: мы — в Ираке, и война
создала новые условия. На всем Ближнем Востоке в
целом и дальше на восток до самого Пакистана она
обострила различия, ненависть, конфликты и разогрела их до точки кипения.

Каков бы ни был конфликт — шииты против суннитов или арабы против персов, — но на поверхность
выплеснулась такая ненависть, какой мы уже давно не
видели. Обстановка в регионе резко изменилась, а ведь
здесь сосредоточены две трети мировых запасов нефти.
Так что у нас огромная проблема. Регион чрезвычайно нестабилен. Ливан, Иордания, Египет, — потенциальная нестабильность везде, куда ни глянь. А Ирак —
постоянный источник нестабильности, потому что здесь
суннито-шиитские, персидско-арабские конфликты
особенно накалены. У меня такое ощущение, что из
Ирака мы сейчас уйти не сможем, и я думаю, что любой новый президент должен будет признать этот факт.

Игнатиус: Когда вы говорите «мы не сможем
уйти из Ирака», надеюсь, вы не подразумеваете — «никогда не сможем»?

Скоукрофт: Нет, этого я не подразумеваю. Но
представление, что через шестьдесят дней мы начнем
выводить войска, — от ошибочного умонастроения.
Что значит «победить в Ираке»? Что именно нам нужно там сделать? Нам нужно создать стабильный Ирак,
а не такой, где воцарится хаос.

Я не знаю, сколько на это уйдет времени, — может
быть, много. Может быть, немного. Мы не можем добиться, чтобы местная политическая власть действовала по нашей указке. Иракцы нам ничем не обязаны,
они нас к себе не звали. У них как были свои внутренние конфликты, так они и останутся, и вряд ли кто-то
из нас может предсказать их исход. Но все, что мы там
делаем, должно иметь одну цель: чтобы Ирак стал опорой стабильности в регионе.

Игнатиус: Збиг, позвольте мне обратиться к вам.
Вас я тоже хочу вернуть к предвоенному периоду, к полемической статье, которую вы написали в «Вашингтон пост» в том же августе 2002 года.

Напомню заголовок статьи (который писали не
вы): «Должны ли мы воевать?» — и приведу небольшую
цитату: «Война — слишком серьезное дело и слишком
непредсказуемое по своим динамическим последствиям, тем более в таком огнеопасном регионе, чтобы начинать ее из-за личной обиды, демагогически нагнетаемых страхов или не подтвержденных фактами заявлений».

Далее вы рассуждали о том, что должна сделать администрация для решения проблемы международной
поддержки, о которой говорил Брент в своей статье.
Ваши слова: «Соединенные Штаты должны незамедлительно приступить к обсуждению со своими союзниками, а также другими заинтересованными силами, в том числе со своими друзьями среди арабов,
вопроса о послевоенном устройстве Ирака, предусматривая длительное присутствие коллективных сил безопасности и международное финансирование восстановления общественной жизни страны. Подобные переговоры помогут нам добиться лояльности со стороны
международных сил в том случае, если ненасильственное решение проблемы окажется невозможным и нам
все же придется применить силу». С другой стороны, в
августе 2002 года вы подняли вопрос, не вызвавший
особого внимания: «На что будет похож этот послевоенный Ирак? Каким бы мы его воссоздали, если бы все-таки начали войну?»

Итак, позвольте мне с той же позиции задать вам
тот же вопрос, который я задал Бренту. Вот в январе
2009 года новый президент занимает свой пост и приглашает вас в Овальный кабинет, чтобы выслушать
ваши рекомендации. С чего бы вы начали?

Збигнев Бжезинский: Ясно, что очень многое зависит от того, с кем я буду говорить: с победившим республиканцем или победившим демократом.
Не то чтобы я изменил свои взгляды, но я бы по-разному строил разговор в зависимости от тех обещаний,
которые давал кандидат.

Я бы все же утверждал, что решение проблемы, связанной с нашим присутствием в Ираке — оказавшимся очень дорогостоящим для нас и практически разрушительным для Ирака, — следует начать с признания,
что одной из причин этой проблемы является факт
нашего присутствия. Ирак не удастся объединить, если
мы сохраним в стране свое присутствие в надежде, что
наша оккупация приведет к тому, что Ирак станет стабильным и способным к самоуправлению.

Наше присутствие и потребности квазивоенной ситуации вынуждают нас следовать политике дальнейшей фрагментации Ирака и в этом смысле создают самоподдерживающиеся условия нестабильности. Учитывая эту реальность, принимая во внимание чрезмерные затраты и вызванное войной падение мирового
престижа Америки, президент должен поставить своей целью завершение американского присутствия.

И затем в зависимости от того, кто станет президентом, я бы обосновал, что выводить войска можно с
различной скоростью. Лично я не думаю, что мы должны начать вывод войск в ближайшие шестьдесят дней.
С другой стороны…

Игнатиус: Тогда объясните, почему это было бы
ошибкой.

Бжезинский: Потому что нужно время на создание политического контекста вывода войск. Шестнадцать месяцев, на мой взгляд, достаточный срок.
После этого президенту-демократу я бы сказал так:
«Можно объявить, что вы собираетесь вывести войска».
Республиканцу я бы сказал: «Можно объявить жителям
Ирака, что мы хотим обсудить возможность вывода американских войск». Но любой президент, республиканец или демократ, должен будет серьезно обсуждать с
иракскими руководителями наши долгосрочные взаимоотношения и необходимость немедленного вывода
наших войск. Он должен будет обратить внимание иракцев на тот факт, что наша оккупация не будет бесконечной и с некоторого момента Ираку придется стоять на
собственных ногах. Если президентом будет демократ,
это произойдет раньше, если республиканец — вероятно, позже.

Кроме того, как только станет ясно, что мы серьезно намерены прервать это губительное для нас присутствие, надо будет сделать то, о чем говорила комиссия Бейкера—Гамильтона, но что так и не было как
следует проработано. Нужно попытаться совместно создать какую-то региональную структуру — быть может, в
рамках конференции с участием всех соседей Ирака, —
которая будет заниматься устройством региона после
вывода американских войск. Все соседи Ирака заинтересованы в том, чтобы никакие беспорядки не выплеснулись за его границы. Как только они узнают, что
мы серьезно собираемся снять с себя военную нагрузку, все они будут участвовать. Мы тогда могли бы даже
расширить рамки конференции, включив туда вопросы возможной нестабильности, восстановления социальной структуры и т.д.

Я думаю, это разумные меры, которые позволяют
надеяться на положительный результат. Я далеко не
уверен, что после вывода наших войск события начнут
развиваться по худшим из предлагаемых сценариев.

Есть признаки, что некоторые районы Ирака уже де-факто перешли на самоуправление.

Игнатиус: Но ваши предложения означают смертельный риск для иракцев, которые ожидают, что мы
будем помогать им восстанавливать страну.

Бжезинский: Иракский парламент подавляющим большинством проголосовал за вывод американских войск. Опросы общественного мнения показывают, что большинство иракцев недовольны нашей оккупацией, хотя, я думаю, около тридцати процентов надеются, что она закончится не слишком быстро. Тем
не менее большинство хочет, чтобы она прекратилась
как можно быстрее.
Надо взглянуть в глаза действительности: что бы мы
о себе ни думали, в самом регионе нас воспринимают
совсем иначе, особенно иракцы. Нас считают, по существу, продолжателями британского колониализма,
хотя мы живем в постколониальую эпоху. Наше присутствие, базирующееся прежде всего на военной силе,
лишает Ирак шанса на реальную, устойчивую самостоятельность.

Игнатиус: Брент, можем ли мы для начала согласиться с заявлением Збига о том, что проблему отчасти создает наше присутствие? Вы сказали, что мы
не можем просто взять и уйти. Так вы согласны со Збигом, что отчасти проблема в Ираке связана с нашим
долговременным присутствием?

Скоукрофт: Я не думаю, что в данный момент
оно создает проблему — скорее, напротив, способствует ее решению. Например, сейчас снизился уровень
насилия в Ираке — как только меньше стали говорить
о немедленном выводе войск. Вспомним, что для иракцев и иракской политической структуры, как бы она
ни была хаотична, это игра с нулевой суммой. И пока
они думают, что мы уходим, у них главная цель — обеспечить свое положение после нашего ухода. А если они
будут думать, что мы в течение какого-то времени собираемся поддерживать стабильность, то могут предпринять рискованные действия, на которые без нашего присутствия не рискнули бы.

Но можно сказать, что наше присутствие отчасти
создает проблему — проблему оккупации. Иракцы —
народ гордый. Оккупация их возмущает. И мы должны своим поведением убедить их, что мы не оккупанты, что мы пытаемся им помочь. Но помогать будем
лишь в той степени, в которой нас попросят.

Другой фактор — соседи Ирака. Над Ираком постоянно висит угроза распада на составные части. Я
считаю, что вывод американских войск породит в регионе взрыв насилия.

Бжезинский: Да, эту опасность мы должны учитывать, и вывод американских войск, если он произойдет в ближайшее время, уменьшит риск распада Ирака. А наше присутствие только способствует этому процессу.

При этом интересно, что самые стабильные и наименее агрессивные районы Ирака — те, где уже есть
самоуправление: шиитский юг, суннитский центр, где
мы опираемся на племена, и Курдистан. Чем дольше
мы остаемся, тем менее вероятно, что наш уход будет
сам по себе способствовать воссоединению Ирака.
Так что я бы сказал так: если привлечь иракцев к
обсуждению даты нашего ухода, они всерьез задумаются о своем будущем. В результате могли бы начаться
даже более серьезные переговоры между суннитами и
шиитами. И я полностью не согласен, Брент, будто
иракцы не думают, что мы хотим уйти поскорее. Этой
осенью в Соединенных Штатах ожидаются широкомасштабные дебаты о будущем Ирака, и демократический кандидат будет сторонником вывода войск. Демократ даже может победить. Я не вижу, из чего иракцы
могли заключить, будто мы желаем остаться подольше.

Скоукрофт: Я тоже не думаю, что они так решили. Но год назад демократические кандидаты наперегонки предлагали все более ранние даты полного
вывода войск. Потом вихрь обещаний стих…

Бжезинский: И все-таки они оба — сторонники выхода.

Скоукрофт: Но некоторые указания на то, что
мы, быть может, останемся в Ираке, — я думаю, вы
могли бы это подтвердить, — в последнее время способствовали какому-то прогрессу.

Бжезинский: С вашего разрешения, я бы добавил еще пару слов. В частности, что не следует все сводить к Ираку. Война в Ираке — только одна нить из
целого клубка очень сложных стоящих перед нами проблем, и все они усиливают друг друга, создают напряженность, конфликты и риски, на которые следует обратить самое пристальное внимание. Среди них — незаживающая рана израильско-палестинского конфликта,
постоянный источник радикальных антиамериканских
настроений; среди них — все неопределенности наших
отношений с Ираном. Я считаю, что любой подход к
проблеме Ирака должен учитывать взаимосвязь всех
этих вопросов.

• «Фантом Пресс», 2012
• Классический детектив, вот только не английский, а шотландский. Чем шотландский детектив отличается от английского? Прежде всего атмосферой — таинственной, тревожной, напряжение сгущается с каждой страницей, чтобы в конце обязательно выплеснуться неожиданным финалом. Энн Кливз — последовательница самого успешного шотландского детективщика Йена Рэнкина. Она сплетает детективный сюжет с психологической историей и помещает все это в загадочный шотландский пейзаж.
  
  «Вороново крыло» — это не просто шотландский детектив, а шетландский, ведь история разворачивается на одном из Шетландских островов. Холодное январское утро, заснеженные Шетланды. Монохромный бледный пейзаж нарушает лишь одно яркое пятно, над которым кружат вороны. На промерзшей земле лежит тело молодой девушки… На острове никогда не происходило серьезных преступлений, и убийство становится главным событием для всех без исключения жителей. Все указывает на то, что в страшном злодеянии виновен Магнус, одинокий старик со странностями. Но вскоре под подозрением оказываются едва ли не все обитатели острова. И впервые здесь начинают запирать двери и окна — ведь по острову все еще бродит таинственный убийца.
  
  История, начинающаяся, как романтическое приключение под Новый год, очень быстро обращается в затейливый детектив — не менее затейливый, чем традиционный шетландский узор на теплом свитере.

• Перевод с английского Ольги Дементиевской

Дай Магнусу волю, уж он порассказал бы девчонкам о воронах. Вороны жили на его земле,
всегда жили, еще с тех пор, когда он был мальчишкой и глазел на них. Иногда они вроде как играли.
То кувыркаются, носятся друг за другом в небе —
совсем как дети играют в салки, — то вдруг складывают крылья и камнем вниз. Магнусу думалось,
что наверняка это здорово — встречный поток
ветра, огромная скорость… В последний момент
вороны расправляли крылья и взмывали, и крики
их походили на смех. Однажды Магнус видел, как
птицы одна за другой скатывались по заснеженному склону холма на спинках — точь-в-точь мальчишки, сыновья почтальона, съезжавшие на санках, пока мать не прикрикнула на них, велев играть
подальше от его дома.

Но и жестокости воронам не занимать. Магнус
сам был тому свидетелем — они выклевали глаза
хворому, едва народившемуся ягненку. Ярка страдала, она злилась и блеяла, но их не отпугнешь.
Магнус птиц не отогнал, даже не попытался.

Вороны клевали и потрошили, утопая когтями в
крови, а он все смотрел и смотрел, не в силах
отвести взгляд.

Миновало уже несколько дней, а Салли и
Кэтрин все не шли у Магнуса из головы. Утром
он просыпался с мыслью о них, поздно вечером,
задремав в кресле у камина, видел их во сне.
Когда же они вновь навестят его? Конечно, Магнус не слишком-то обольщался на свой счет.
И все-таки ему страсть как хотелось поговорить
с ними еще разок. На неделе острова заморозило и завалило снегом. Мело с такой силой, что
Магнус глядел в окно и не видел дороги. Мелкие-мелкие снежинки крутило и мотало ветром, как
дым. Когда ветер наконец стих, выглянуло солнце
и снег в его лучах резал глаза — Магнус даже
прищурился, чтобы разглядеть, что творится на
улице. И увидел голубой панцирь льда, сковавший ручей, снегоуборочную машину, расчищавшую дорогу от основной трассы, почтовый фургон. Но вот его красавиц не видать.

Однажды он заметил миссис Генри, мать Салли, — она вышла из здания начальной школы,
примыкавшего к их дому. Учительница была в
толстых, на меху, сапогах и розовой куртке с
поднятым капюшоном. «Гораздо моложе меня, —
подумал Магнус, — а одевается как старуха. Как
женщина, давно махнувшая на себя рукой». Невысокая миссис Генри деловито семенила, будто
куда торопилась. Наблюдая за ней, он забеспокоился: а не к нему ли? Вдруг она прознала, что
в Новый год Салли была у него? Он представил, как миссис Генри выходит из себя, кричит
ему в самое лицо, так, что он чувствует ее дыхание, на него брызжет слюной: «И приближаться не смей к моей дочери!» На мгновение он
пришел в замешательство. Это ему привиделось
или было на самом деле? Но миссис Генри к
нему на холм не забиралась. Шла себе своей
дорогой.

На третий день у него кончились хлеб и молоко, он подъел овсяные лепешки и шоколадное
печенье, с которым любил пить чай. Пришлось
ехать в Леруик. Хотя он и не хотел никуда уезжать — а ну как девчонки нагрянут, а его нет?
Он представил, что вот они взбираются по холму,
скользя на обледенелой тропинке и смеясь, вот
стучат в дверь, а дома никого. Обиднее всего, что
он об их приходе даже не узнает. Снег вокруг
дома такой плотный, что и следов-то не видать.
Многих пассажиров автобуса он признал.

С кем-то он учился в школе. Флоренс до выхода на пенсию работала поварихой в гостинице
«Скиллиг». В юности они даже вроде как дружили. Флоренс тогда была симпатичной, а уж танцевала… Как-то в местном клубе Сэндуика устроили танцы. Братья Юнсон играли рил, все ускоряясь и ускоряясь; Флоренс отплясывала и вдруг
споткнулась. Подхватив девушку, Магнус на секунду прижал ее к себе, но она вырвалась и со
смехом убежала к подругам. Ближе к хвосту автобуса сидел Джорджи Сэндерсон, который повредил себе ногу и больше не рыбачил.

Однако Магнус ни к кому из них не подсел, и
с ним никто не поздоровался, даже не кивнул —
все делали вид, будто знать его не знают. Так уж
повелось. Причем давно. Может статься, они и
вовсе перестали его замечать. Водитель включил
отопление в салоне на полную мощность. Горячий воздух из-под сидений растопил снег на сапогах, и талая вода моталась по проходу взад-вперед, пока автобус поднимался на холм или спускался. В запотевшие окна ничего не видать, и
Магнус догадался, что пора выходить, только когда все остальные засобирались.

В Леруике стало шумно лишь недавно. А ведь
раньше, в молодости, Магнус узнавал на его улицах каждого встречного. Последние годы в Леруике было полно приезжих и машин, даже зимой.
Летом и того хуже. Уйма туристов. Паром из
Абердина шел всю ночь; туристы выгружались из
него, и все им было удивительно, они глазели по
сторонам, будто попали в зоопарк или на другую
планету. Иногда в гавань заходили гигантские
круизные лайнеры и становились на якорь, возвышаясь над городскими домами. Туристов целый
час водили по городу, показывая достопримечательности. На час город как есть оккупировали.
Прямо захватчики, ни дать ни взять. На лицах
воодушевление, в голосах оживление, но Магнус
чуял, что они разочарованы: городок будто не
оправдывал их ожиданий. Они выложили за путешествие кругленькую сумму, а их, выходит, надули. Как знать, может, Леруик не слишком отличался от их родных мест.

В этот раз Магнус сошел не в самом центре
города, а на окраине, возле супермаркета. Озеро
Кликимин-Лох замерзло; два лебедя кружили над
ним в поисках полыньи. На дорожке, ведущей к
спортивному центру, показался бегун.

В супермаркете Магнусу нравилось. Его там
все восхищало: яркий свет, красочные вывески,
широкие проходы, изобилие на полках. В супермаркете никто ему не докучал, никто его не знал.
Иногда любезная кассирша, пробивая его покупки, заговаривала с ним. В ответ он улыбался.
И вспоминал те времена, когда все с ним здоровались по-доброму. Закончив с покупками, он шел в
кафе и позволял себе чашку сильно разбавленного молоком кофе и что-нибудь сладкое — пирожное с абрикосовой начинкой и ванилью или
кусок шоколадного пирога, такой сочный, что
есть его можно только ложкой.

Но сегодня на кофе времени не было — он
торопился домой. И уже стоял на остановке, поставив два пакета с покупками на землю. Несмотря на солнечную погоду, кружил снег, мелкий, как
сахарная пудра. Ему припорошило пальто и волосы. Автобус пришел пустым, и Магнус сел подальше, в конец салона.

Минут через двадцать, на полпути, вошла Кэтрин. Магнус заметил ее не сразу: протерев кружок на запотевшем стекле, он смотрел на улицу. Магнус слышал, что автобус остановился, но
слишком задумался. Однако вскоре что-то заставило его обернуться. Может, знакомый голос —
Кэтрин покупала билет. Правда, он не отдавал
себе в этом отчета. Подумал, что это духи —
когда девушки заглянули к нему в новогоднюю
ночь, на него повеяло точно таким же ароматом,
но так же не может быть, верно? Ведь Кэтрин
только вошла, а он сидел в самом конце — слишком далеко. Магнус вытянул шею, принюхиваясь,
но не почувствовал ничего, кроме вони дизельного топлива и запаха влажной шерсти.

Он не ждал, что девушка поздоровается с ним
или хотя бы кивнет. Увидел — и то радость. Они
понравились Магнусу обе, но Кэтрин по-настоящему заворожила. В ее волосах он заметил все те
же блестящие синие пряди, но теперь она была в
широком сером пальто до пола, на материи капельки растаявших снежинок, подол чуть запачкался. Еще на ней был алый, как свежая кровь,
шарф ручной вязки. Кэтрин выглядела усталой, и
Магнусу стало любопытно: к кому это она ездила? Девушка его не заметила. Она не прошла
дальше, а плюхнулась прямо на переднее сиденье — казалось, совсем без сил. Магнусу с его
места было плохо видно, но он вообразил, что
она закрыла глаза.

Кэтрин сошла на его остановке. У выхода он
задержался, пропуская ее вперед, но она как будто его не замечала. Впрочем, неудивительно.
Наверняка для нее все старики на одно лицо, как
для него — туристы. Однако на нижней ступеньке Кэтрин вдруг обернулась. Узнав его, она чуть
улыбнулась и протянула руку, помогая ему сойти.
И, хотя рука ее была в шерстяной перчатке,
Магнус затрепетал. Отклик собственного тела
его удивил. Он понадеялся, что девушка ничего
не почувствовала.

— Здравствуйте! — вымолвила она.
Магнусу снова вспомнилась тягучая черная патока.

— Уж вы простите, что тогда к вам ввалились. Мы вас не очень побеспокоили?

— Какое там, совсем нет! — От волнения
у Магнуса перехватило дыхание. — Наоборот,
я рад, что вы заглянули.

Кэтрин разулыбалась шире — как будто он
сказал что-то забавное.

Какое-то время они шли молча. Магнус досадовал, что не знает, о чем бы заговорить. В ушах
стучало — так бывало с ним, когда слишком
долго прореживал репу, вцепившись в тяпку на
огороде на солнцепеке.

— А нам завтра снова в школу, — вдруг сказала Кэтрин. — Каникулы закончились.

— Тебе там нравится?

— Не-а. Скукота!

Магнус не мог придумать, что ответить.

— Мне в школе тоже не нравилось, — наконец нашелся он и, желая поддержать разговор,
спросил: — А куда ты ездила этим утром?

— Не утром — вчера вечером. Была не вечеринке и осталась на ночь у друзей. Потом меня
подвезли до автобусной остановки.

— А Салли с тобой не поехала?

— Нет, ее не отпускают. У нее родители
очень строгие.

— И что вечеринка, удалась? — Ему действительно было интересно, сам он давно уже нигде
не бывал.

— Ну, как сказать…

Магнус пожалел, что девушка вдруг замолчала. Ему показалось, ей есть о чем поговорить.
Может, она даже поведала бы ему какую-нибудь
тайну.

Тем временем они дошли до поворота, где их
дороги расходились — дальше ему было вверх по
склону холма, — и остановились. Магнус надеялся, что Кэтрин продолжит разговор, но она молчала. Он заметил, что в этот раз ее глаза не
были накрашены, только подведены черным, и
подводка смазалась, как будто ее оставили на всю
ночь. В конце концов Магнусу пришлось заговорить первым.

— Может, зайдешь? — спросил он. — Хлебнем для сугреву. А то, может, чайку?

Он и не надеялся, что девушка согласится —
не то воспитание. Наверняка ей с детства внушили, что отправляться одной в гости к чужим
людям нельзя.

Кэтрин глянула на него, обдумывая приглашение.

— Вообще-то, для выпивки рановато, — сказала она.

— Тогда чайку? — Магнус почувствовал, как
губы растягиваются в глуповатой ухмылке, которая всегда так раздражала мать. — А к чаю —
шоколадное печенье.

Он начал взбираться по тропинке к дому, уверенный, что она следует за ним.

Входную дверь он никогда не запирал, а теперь распахнул и придержал, пропуская девушку.
Пока Кэтрин, стоя на коврике, отряхивала снег с
сапог, он глянул по сторонам. Все тихо. Никто их
не видел. Никто не знал, что в гости к нему
заглянула такая красавица. Она — его сокровище, воронушка в его клетке.

• «Питер», 2012
• В современной истории России нет более известного человека, чем Иосиф Сталин. Вокруг него не умолкают споры, а оценки его деятельности диаметрально противоположны. Нет политика, которому бы приписывали столько не сказанных им слов и фраз. Нет государственного деятеля, которого бы обвиняли в стольких не совершенных им преступлениях. Как же разобраться в этой неоднозначной личности? Лучший способ — обратиться к документам и воспоминаниям тех, кто знал его лично. Книга Николая Старикова (автора бестселлеров «Национализация рубля», «Кризис: Как это делается», «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина» и др.), основанная на воспоминаниях современников и соратников Сталина, документах и исторических фактах, поможет вам найти ответы на наиболее острые вопросы.

  Эта книга поможет вам разобраться в сложной исторической эпохе и в не менее сложной личности И. В. Сталина. Его биография, в контексте реальных исторических событий, дает понимание мотивов его поступков. А ведь факты из воспоминаний реальных людей — это и есть сама история. Почему фигура Сталина, давно и прочно позабытая, именно сегодня обрела такое объемное очертание? Что с ностальгией ищут в ней одни наши современники и против чего так яростно выступают другие? Какими бы ни были противоречия, ясно одно: Сталин ценой неимоверных усилий сумел сохранить и укрепить гигантскую страну, сделав ее одной из сверхдержав ХХ века. У кремлевской стены есть много могил. Одна из них — могила Неизвестного солдата. Другая — могила Неизвестного Главнокомандующего…

• Купить книгу на Озоне

Вероятно, в истории России нет более известного человека, чем
Иосиф Виссарионович Сталин. И одновременно нет другой персоны,
о которой было бы сочинено столько лживых историй. Нет
политика, которому бы приписывали столько не сказанных им
слов и фраз. Нет государственного деятеля, которого бы обвиняли
в стольких не совершенных им преступлениях. Как разобраться
в этой личности, в его успехах и ошибках, достижениях и поражениях?
Рецепт один — читать и думать.

Эта книга не является биографией Сталина. В ней собрана далеко
не вся информация об этом человеке — для этого не хватит и
десяти томов. Да и цели такой не было. Задача у книги, которую вы
держите в руках, совсем другая: описать Сталина через воспоминания
тех, кто знал его лично. Поэтому эту книгу я писал не один.
Огромное количество простых людей прислали мне материалы,
откликнувшись на призыв вспомнить Сталина таким, каким он
был. Я признателен всем: и тем, чьи воспоминания вошли в книгу,
и тем, чьи материалы по каким-либо причинам в нее не вошли.
Это наша общая книга. Мы вместе вспоминаем. Вместе думаем и
анализируем, вместе узнаем что-то новое об Иосифе Виссарионовиче
Сталине.

Начнем наш экскурс в историю с небольшой загадки. Хочу
предложить вашему вниманию фрагменты из выступления одного
известного человека. Прочитайте и попробуйте определить, кто это
сказал. И в какой период времени он это сделал.

Вспомните положение дел в ведущих экономиках мира два с половиной
года тому назад. Рост промышленного производства и
торговли почти во всех странах капитализма. Рост производства
сырья и продовольствия почти во всех аграрных странах. Ореол
вокруг США как страны самого полнокровного капитализма. Победные
песни о «процветании». Низкопоклонство перед долларом.
Славословия в честь новой техники, в честь технического прогресса.
Объявление эры «оздоровления» капитализма и несокрушимой
прочности капиталистической стабилизации…

Так обстояло дело вчера.

А какова картина теперь? Теперь — экономический кризис почти во
всех промышленных странах мира. Теперь — сельскохозяйственный
кризис во всех аграрных странах. Вместо «процветания» — нищета
масс и колоссальный рост безработицы. Вместо подъема сельского
хозяйства — разорение миллионных масс крестьянства. Рушатся
иллюзии насчет всемогущества капитализма вообще, всемогущества
североамериканского капитализма в особенности. Все слабее
становятся победные песни в честь доллара и технического прогресса.
Все сильнее становятся пессимистические завывания насчет
«ошибок» капитализма…

Такова картина теперь…

Я думаю, что нет необходимости особенно останавливаться на
цифровых данных, демонстрирующих наличие кризиса. О том, что
кризис существует, теперь уже не спорят…

Теперь, когда мировой экономический кризис развертывает свое
разрушительное действие, спуская ко дну целые слои средних и
мелких капиталистов, разоряя целые группы служащих и фермеров
и обрекая на снижение уровня жизни — все спрашивают: где
причина кризиса, в чем его основа, как с ним бороться, как его уничтожить?
Измышляются самые разнообразные «теории» кризиса.
Предлагаются целые проекты «смягчения», «предупреждения», «ликвидации
» кризиса. Оппозиция кивает на правительство, которое,
оказывается, «не приняло всех мер» для предупреждения кризиса.
Демократы обвиняют республиканцев, республиканцы — демократов, а все вместе — Федеральную резервную систему, которая не
сумела «обуздать» кризис…

Нынешний кризис нельзя рассматривать как простое повторение
старых кризисов. Он происходит и развертывается в некоторых
новых условиях, которые необходимо выявить, чтобы получить полную
картину кризиса. Он усложняется и углубляется целым рядом
обстоятельств, без упоминания которых невозможно составить себе
ясное представление о нынешнем экономическом кризисе.

Что это за особые обстоятельства?..

1. Кризис сильнее всего поразил главную страну капитализма, его
   цитадель, США, сосредоточивающие в своих руках не менее половины
   всего производства и потребления всех стран мира…
2. Нынешний капитализм, в отличие от старого капитализма, является
   капитализмом монополистическим…

Не может быть никакого сомнения, что в связи с развивающимся
кризисом борьба за рынки сбыта, за сырье, за вывоз
капитала будет усиливаться с каждым месяцем, с каждым днем.
Средства борьбы: таможенная политика, дешевый товар, дешевый
кредит, перегруппировка сил и новые военно-политические союзы,
рост вооружений и подготовка к новым войнам, наконец — война.

Я говорил о кризисе, охватившем все отрасли производства. Но
есть одна отрасль, которая не захвачена кризисом. Эта отрасль —
военная промышленность. Она все время растет, несмотря на
кризис. Различные государства бешено вооружаются и перевооружаются.
Для чего? Конечно, не для беседы, а для войны. А война
нужна, так как она есть единственное средство для передела мира,
для передела рынков сбыта, источников сырья, сфер приложения
капитала.

Вполне понятно, что в этой обстановке так называемый пацифизм
доживает последние дни, ООН гниет заживо, «проекты разоружения» проваливаются в пропасть, а конференции по сокращению
вооружений превращаются в конференции по обновлению и расширению
вооружений.

Это значит, что опасность войны будет нарастать ускоренным темпом.

Актуально? Весьма. Как вчера сказано. Кто сказал? Очень известный
человек.

Вы только что познакомились с отрывком из Политического
отчета Центрального Комитета XVI съезду ВКП(б). Его прочитал
в Москве Иосиф Виссарионович Сталин 27 июня 1930 года.
Восемьдесят один год уже прошел с тех пор, а в мире ничего не
изменилось…

• «Альпина нон-фикшн», 2012
• «Рэп Атака. От африканского рэпа до глобального хип-хопа» — классическое исследование по истории рэп-музыки и социальных отношений в хип-хопе. Это музыка конца 1970-х и кризис самовыражения, последовавший за
  нашумевшими убийствами звезд рэп-музыки 1980-х, бум гангста-рэпа и неизбежная ностальгия по традиционному хип-хопу, легендарным диджеям,
  радиоведущим, художникам граффити, брейк-дансу, популярным танцевальным ритмам и клубам. Теперь, когда рэп стал мультимиллионным бизнесом
  и одним из важнейших явлений в современной культуре, эта работа приобретает особое значение. Неслучайно книга стала бестселлером, выдержавшим
  десятки переизданий.
• Перевод с английского Влада Осовского
• Купить книгу на Озоне

Что есть калифорнийская любовь? В какой-то момент, в путешествии
между беспокойным, суровым, разболтанным духом безотцовщины и насильственной смерти, парень с Востока — Тупак
Амару «2PAC» Шакур — запустил золотой миф о голливудском законе
ствола, сексе, солнце, веселье, золотой лихорадке: «…Дикий,
Дикий Запад, — рэповал он на „California Love“, — город секса…
машина, делающая деньги… танцполы никогда не пустуют…»

Фикции, за которыми скрывались жестокие факты, вселяли
страхи в сердца, считавшиеся большими. Даже Biggie Smalls,
артист с Bad Boy Entertainment и главный враг Тупака в активных
территориальных войнах между рэпперами Восточного и Западного
побережий, почувствовал эту ауру. «Я почувствовал темноту,
когда он приехал в тот вечер», — Biggie, The Notorious B. I. G.,
рассказал журналу Vibe после антагонизма на награждении Soul
Train Awards между базирующейся в Лос-Анджелесе Death Row
Records и нью-йоркской Bad Boy Entertainment, двух конкурирующих
империй хип-хопа на тот момент.

Драма, как называли это рэпперы, подразумевала смертельно
опасный конфликт или жизнь на грани. Жизнь как театр.
Бигги абсолютно точно верил в это, сравнивая темную сторону
Тупака с его киношной ролью епископа, убийцы-психопата
в фильме «Juice». Сумасшедший, но учащийся предпочитать это
чувство альтернативе, представлявшей собой разбитое жалкое
существование. Потом Notorious B. I. G. был застрелен. В марте
1997 года он сидел в машине на перекрестке Фейрфакс и Уилшир
в Лос-Анджелесе, и его жизнь была обречена, как и жизнь
Тупака ранее; убийцы стреляли по движущейся тачке, типично
по-американски.

Последнее прижизненное видео Тупака — промоклип на песню
«I ain’t mad at Cha» — превращает клише расставания с жизнью
в искусство. На выходе из здания Тупака расстреливают.
Его жизнь затухает в машине скорой помощи. Далее мы видим,
как его приветствует в загробной жизни домашний оркестрик,
играющий мягкую музыку и состоящий из Майлза Дэвиса, Луи
Армстронга и Джими Хендрикса, гораздо более спокойный,
чем мы, все еще живущие, могли бы представить себе, думая
о музыке, существующей за порогом смерти. Видео посвящается
двум павшим воинам черной революционной политики: Джеронимо
Пратту и Мутуле Шакуру.

Тупак покинул Лос-Анджелес так же, как это сделал Николас
Кейдж в фильме «Покидая Лас-Вегас», чтобы умереть в Лас-Вегасе,
совершая гибельное путешествие из фальшивого рая
в пустыню. Тем вечером, когда его застрелили, он встретился
с еще одним беспокойным, суровым духом, не знавшим отца.
Где-то на его сложном и опасном пути к искуплению Майк
Тайсон оказался в Вегасе 7 сентября 1996 года с намерением
уничтожить тяжеловеса по имени Брюс Селдон. В этой бойне
Селдон упал сразу же, подтвердив убеждение Тайсона в том,
что жестокое насилие и есть его путь к спасению. Тайсон был
слишком быстрым и бил слишком жестко, как рассказывал после
боя Селдон. Тупак там присутствовал — Вегас, тяжеловесы и знаменитости
— этого здесь всегда будет хватать, и кроме всего
прочего во время отбывания Тайсоном наказания по обвинению
в изнасиловании Тупак хотел объединить силы, чтобы помогать
другим, попавшим в беду черным парням. Тем вечером Тупак
путешествовал в компании с боссом Death Row Records, Мэрионом
«Сьюджем» Найтом, и их объединенной свитой, члены которой
в какой-то момент стали задирать других людей из публики.
Селдон был уничтожен, и кортеж из десяти машин направился
в принадлежавший Сьюджу Найту клуб «662».

Белый кадиллак остановился рядом с БМВ из этого конвоя;
когда движение машин прекратилось, из него выскочили двое
мужчин и открыли огонь по Найту и Шакуру. Найт получил
ранения, но отказался давать какие-либо описания стрелявших.
В Тупака попало четыре пули, и он умер спустя неделю в Университетском
медицинском центре Лас-Вегаса. Его тело было
кремировано в Бруклине, что было финальной иронией, после
всех ядовитых каратистских выпадов в сторону Нью-Йорк Сити,
а также полным кругом, поскольку его жизнь началась в Бронксе
и Гарлеме, прошла через Балтимор, Мартин Сити, Лос-Анджелес,
Атланту и последним пристанищем его стал Нью-Йорк.

Удобно драматизированная гангста-лирикой, между Западом
и Востоком развязалась смертельная вражда, война посредством
слов, отношений, оружия: с восточной стороны это были главные
представители Bad Boy Entertainment Шон «Паффи» Комбс и Бигги
Смоллс; со стороны Запада, из Лос-Анджелеса и Вегаса, — глава Death Row Сьюдж Найт и до 7 сентября его самый ценный артист
Тупак Шакур. На публике Найт и Комбс старались не демонстрировать
свою вражду, хотя и братской любви в их действиях заметно
не было. Некоторые рэпперы представляли все это как легальную
деловую конкуренцию, Сьюдж против Паффи — это большой
скандал на маленькой планете, и треск малокалиберного оружия
отвлекал внимание от войн банд, разворачивающихся за сценами
больших бизнес-возможностей, доступных тому, кто будет играть
по установленным законом правилам. Такая возможность позже
представилась Комбсу, ранее работнику лейбла Андре Харрела
Uptown, а теперь совмещающему свой бизнес с выступлениями
своего альтер эго — Паффа Дэдди and the Family, семья, в которую
входили Лил Ким и посредственный любитель блестящих
костюмов поп-рэппер Mase.

Бигги Смоллс, Notorious B. I. G., назвал свой альбом 1994 года
«Ready To Die», возможно, предпринимая попытку взять будущее
в заложники, чтобы выразить переполняющую его депрессию
или просто запугать оппозицию. Потом вышел «Life After
Death», изданный после его смерти, за которым последовала
эмоционально ненапряжная, но финансово глубокая элегия «I’ll
Be Mising You», основанная на теме Стинга «Every Breath You
Take». Территориальные войны происходят из основ хип-хопа,
и это, возможно, наследие, которое на короткое время было
заменено музыкой и рифмой. Как сказал мне в 1984 году Лил
Родни Си из Funky Four: «Би-бойз постоянно конкурировали».
«После моей смерти, — сказал Тупак репортеру журнала Vibe
Кевину Пауэлу, — люди поймут, о чем я говорил». Так кем же
был Тупак Шакур? Он был успешным рэппером, многообещающим
актером, черным, непокорным 25-летним мультимиллионером
(на бумаге, по крайней мере), вышедшим из ниоткуда.

Из-за всего этого и из-за странного переплетения драматической
жизни с фаталистским мировоззрением его смерть несет символическую
нагрузку вместе с другими внезапными преждевременными
смертями в индустрии развлечений. Его музыка была очищающей, его рэп был об одиночестве, заброшенности, похоронах,
перестрелках, казнях, последних словах и окончательном
решении с мрачной одержимостью, в которой слышался крик
о помощи. Экс-вице-президент США Дэн Куэйл был настолько
напуган Тупаком, что потребовал его изоляции от общества. Это
решение Куэйла невольно совпало с собственным жизненным
опытом отчуждения от общества Тупака и только подогрело его
уверенность в том, что лишь Бог, а не общество людское является
ему судьей, хотя в то же время упускало из виду, что в меритократии
жадности популистская этика политиков легко смывается
волной ассигнаций.

Преданность Тупака материальным ценностям и звездности,
политике брендов и журналистским россказням была потрясающей.
Вот то, что он рассказал Пауэлу из Vibe о событиях ноября
1995 года, когда Тупака обстреляли в холле манхэттенской
звукозаписывающей студии. С его шеи сорвали драгоценностей
на сумму в $40 000. «Я расстегнул штаны, — сказал он, —
и увидел следы пороха и дыру в моих „Карл Кани“». В него
было выпущено пять пуль. Простое вооруженное ограбление?
Тупак подозревал заговор и профессиональный заказ на него.
Эта драма представила его третий сольный альбом «Me Against
The World», и в традициях рэпа автобиография была написана
посредством сэмплированных телевизионных новостных репортажей.
В более спокойные моменты Тупак признавался, что впоследствии
он страдал от ночных кошмаров как симптомов посттравматического
стресса, который сам по себе бренд столь же
мощный в обществе телевизионных исповедей, как и «Карл
Кани».

Имя — Тупак Амару — было дано ему его матерью, Эфени
Шакур, в эпоху, когда революционные акты шли рука об руку
с поисками реидентификации с цивилизациями более древними, чем Соединенные Штаты Америки. «Им стоило убить меня
еще ребенком», — говорит Тупак на «Me Against The World».
Утрата иллюзий была основным мотивом в его жизни. Он родился
в 1971 году спустя месяц после того, как его мать вышла
из тюрьмы со снятыми обвинениями в заговоре с целью взрывов
полицейских участков и универмагов Нью-Йорка. Во время ареста
в 1969 году группа из 21 члена Черных Пантер, обвиненных
в этих преступлениях, выпустила заявление к «революционерам,
полностью готовым УБИВАТЬ, чтобы изменить существующие
условия». Эфени Шакур присоединилась к Черным Пантерам
в надежде на новые перемены лишь для того, чтобы увидеть,
как Федеральное бюро расследований Дж. Эдгара Гувера разнесет
организацию на куски за то, что они являлись, как это было
написано в отчете, «секретной, состоящей полностью из негров,
марксистско-ленинистской, ориентированной на китайский
коммунизм» угрозой.

Таким образом, идеалы рухнули и на их место пришли бедность,
наркотики, отчаяние, приходящее тогда, когда безудержный
оптимизм остается невостребованным. «Я видела разбрызганные
по тротуару мозги моих друзей, вышибленные пулями
полицейских, — сказала лидер Черных Пантер Элейн Браун. — 
Я видела их лица в гробах. Все было настолько плохо, что костюм
для похорон стал обыденной частью наших гардеробов. Я стала
параноиком; я научилась смотреть через плечо». Семейная
история Тупака запутана, но в его детстве присутствовали такие
видные члены Черных Пантер, как Джеронимо Пратт и Мутула
Шакур. Неудивительно, что Тупак разрывался надвое: с одной
стороны — семейные связи и симпатии к революционным действиям
Пантер, с другой — материальный мир с его удовольствиями.
Мы можем видеть, как попытки американского правительства
и его агентств уничтожить идеалы, в которые верили
Пантеры, вернулись к нему же бумерангом. Неизбежно у активистов
появились бы дети, и один из этих детей должен был стать
Тупаком. Как сказал Дэн Куэйл, в своем глубоком невежестве,
«им нет места в нашем обществе». Мы и они. Рэпперов часто
упрекают за отсутствие морали, хотя в текстах Тупака, на каждом
его альбоме, поднимается много вопросов морали. «поэтому я не стану отцом, пока не будет времени, преступление
даже беспокоиться об этом», — читает он на «Papa’z Song». Музыка
пошла в двух направлениях. «Strictly 4 my N. I. G. G. A. Z…»
со скрежетом проложил себе путь через мощное влияние Bomb
Squad, бухающий бас глушит слова, и тут же хватает паники
Public Enemy и торопливости NWA. Где-то посередине альбом
дает крен в направлении туповатого, легкого гангста-настроения
Западного побережья в стиле Дре-Даза-Снупа, хотя и остается
по-прежнему личным и обезоруживающе исповедальным.

Перегруженный проблемами, Тупак записал полный раскаяния
«Me Against the World», — альбом медленных джемов
с еще большим количеством этих гладких грувов в духе Роджера
Траутмена, Айзека Хейса, Джо Сэмпла, какие любят гангста
(как итальянские мафиози тащились от Синатры и Дино). Подвергая
сомнению свой стиль жизни, сомневаясь в способности
держаться подальше от тюрьмы, едва ли не жалея себя и впадая
в паранойю: «Только проснулся и закричал: „На хер этот мир!“,
„Я вижу смерть за углом каждый день“». В какой-то момент —
продуманный образ, простенький прикид, очки, прямо студент
задумчивый, но переверните альбом — и увидите, как формируется
бандитский стиль в духе Thug Life: съемка со стороны затылка,
как у Майка Тайсона, и на «All Eyez On Me», первом в истории
рэпа «двойнике», он уже размахивает долларовыми банкнотами,
сигаретой, выпивкой, превращаясь в сверкающую змею из золота
и бриллиантов, в доспехах из кожи и с щитом из татуировок.
В балансе противоположностей — торжество преступника.

Игра Тупака в кино только добавляет неясностей во все это.
С субтильным телосложением, узким, напряженным лицом,
с резкими эмоциональными скачками, он неизбежно вызывал
сравнения с Джеймсом Кэгни, врагом общества, столь талантливым
в изображении нестабильности. В фильме Джона Синглтона
«поэтическое правосудие» (Poetic Justice) Тупак и Дженет
Джексон тянут на себе большую часть экранного времени, весь
рефлексивный эмоциональный вес. Несмотря на необходимость
плакать, жалеть, показывать нежность, демонстрировать родительскую любовь и ответственность, Тупак хорошо справляется
с этим, несмотря на давление со стороны режиссера Синглтона,
постоянно балансировавшего на грани слащавости. Подобно другим
рэпперам, снимавшимся в кино, — Айс Кьюбу, Куин Латифе,
Айс-Ти, Тон Локу — он казался расслабленным перед камерой,
выглядя естественно.

В июне 1993 года я интервьюировал Тупака относительно
его роли в «Поэтическом правосудии». Интервью получилось
довольно натянутым. Тупак был отстраненным и равнодушным,
мои вопросы только усугубляли напряженность ситуации. Учитывая
то, что случилось с Тупаком в дальнейшем, даже простые
его ответы на вопросы приобретают зловещее значение. Не раз
повторил он мне, что бедствует и борется. Несколькими месяцами
ранее я брал интервью у Дженет Джексон, которая долго
откровенничала о своем опыте работы в «Поэтическом правосудии». «Расскажи мне о своих ощущениях по поводу фильма», —
спросил я Тупака.

«Это случилось в очень подходящий период моей жизни, —
ответил он. — Мне только исполнился 21 год, я впервые встретился
с Дженет Джексон, с Последними Поэтами (The Last Poets)
и всеми этими людьми, и я чувствовал себя так же, как и Дженет.
Это было потрясающе, и, после того как все закончилось,
я переживал внутри весь этот опыт. Все, кто меня окружали,
были старше или более опытными, так что для меня это был
культурный шок».

В фильме он играл отца-одиночку, как он сам выразился,
«пытающегося быть ответственным в безответственном мире».
«Интересно, что ты играешь родителя-одиночку, — сказал я, —
поскольку ты писал сочувственные тексты по этому поводу».

«Да, я из подобной семьи, — ответил он, — так что я определенно
имею к этому отношение. Вся моя музыка показывает,
насколько важно происходя из такой семьи снова стать цельным,
потому что обстоятельства изначально против тебя».

Я спросил его, не мог бы он рассказать об участии его матери
в движении Черных Пантер.

«Нет, не стоит, — пробормотал он. — Я хочу сказать, это мое
семейное древо, понимаешь?»

Здесь белое пятно. Он был более разговорчив на тему его студенческих
деньков в Высшей школе изобразительных искусств
Балтимора: «Я чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому мне
хотелось находиться в школе, где было полно людей, чувствовавших
себя таким же образом. Я стал любить реальный мир
за разных людей, разные культуры. Я видел, как женщины целуются
с женщинами, мужчины с мужчинами, и, когда я учился
в той школе, для меня не имело особого значения, что все вокруг
тащились от гомосексуальности. Я уже насмотрелся этого в своей
школе».

Я спросил, стремился ли он сниматься в фильмах.

«Да, — ответил он, — только в школе никто не думал, что будут
фильмы о черных. Мне сказали, что в этом направлении работы
мало».

Хотелось ли ему сниматься еще? «Определенно. Очень, очень,
очень хотелось бы. Жду не дождусь возможности поработать
еще».

Я спросил, был ли какой-нибудь конкретный случай в его жизни,
повлиявший на написание текстов.

«Да, — сказал он. — У нас дома вообще не было света. Ни света,
ни электричества, и у меня было радио на батарейках. Я впервые
услышал „I’m Bad“ L. L. Cool J и писал песни при свечке, зная,
что стану рэппером».

Получается, ты по-настоящему бедствовал тогда? «До сих пор
бедствую», — пробормотал он.

Наш разговор тоже не складывался. Я спросил его об инциденте
с Дэном Куэйлом. Он глубоко вздохнул: «Ох, чувак, я не знаю.
На самом деле мне насрать, что там сказал Дэн Куэйл. Уверен,
что можно где-то это найти, но в целом мне по херу, что он
там сказал. Мой ответ — на моих записях, понимаешь, так
что мне не нужно отвечать на этот вопрос снова и снова».

Теперь он пишет бандитскую музыку, как сказал он, «музыку
для деклассированных масс. Революционную музыку». И каков
эффект?

«Черт, я не знаю. Я не вижу каких-то эффектов. Я могу лишь
продолжать делать музыку». И что дальше?

«То же самое, то же самое, то же самое».

Тупак написал эту строчку для «Strictly 4 My N. I. G. G. A. Z…»:
«Знаешь, моя мама всегда говорила мне: „Если ты не можешь
найти, ради чего жить, лучше тогда найди, ради чего умереть“».
Можно легко увидеть, как эта этика могла эволюционировать
в двойную нигилистскую связку, поскольку жить ради идеалов
не получилось ни в его семье, ни в его окружении. И тогда
деньги, женщины, дорогие машины, шампанское, слава, калифорнийская
любовь привели к тому же выводу: заключение,
насильственная смерть, отсутствие места в обществе. То, ради
чего можно умереть.