Читайте, ничего не бойтесь

Читайте, ничего не бойтесь

Господа! Вот у вас в прошлом номере повар Лазерсон пишет про плохие переводы рецептов. А ведь это очень важный вопрос, который не только кулинарии касается. У меня до сих пор где-то хранится издание Хемингуэя с перлами вроде «он прочитал журнал от доски до доски». А «Рабы Майкрософта» с этими их «виндоуз», «улыбающимся лицом» вместо смайла и прочим?! А «Код да Винчи», который вся страна проглотила, даже не поморщившись, а ведь это просто нельзя было публиковать! «Общество потребления» Бодрийяра в переводе некой Самарской вы читали? И это хорошо, если у тебя возникают какие-то культурные ассоциации, которые позволяют восстановить изначальный смысл, а если нет? А если даже знание языка оригинала не позволяет продраться к авторской мысли, испоганенной переводчиком? А если — представьте себе — человек читает и даже не подозревает, что в книге что-то не так?! В общем, просьба простая. Вот вы пишете рецензии на иностранные книги, давайте какой-нибудь сигнал: мол, «перевод нормальный, читайте и ничего не бойтесь». Или наоборот: «книга, да, достойна, но не смейте ее и в руки брать с таким переводом». Ну хоть какая-то должна найтись управа на этих издателей!

С уважением, Зинаида Кирпичная

Дмитрий Пучков Goblin. Трудности перевода

Трудности перевода

В условиях набирающей обороты глобализации человечество постоянно сталкивается с трудностями перевода. В отличие от счастливчиков-полиглотов, большинство простых смертных вынуждены прибегать к помощи переводчиков, полностью полагаясь на их совесть и компетентность. Эти маги-волшебники умеют превращать бессмысленное сочетание звуков в важную и интересную информацию, изложенную средствами такого понятного родного языка.

В мастерской одного такого волшебника посчастливилось оказаться «Прочтению» — ее хозяин, безусловно талантливый и добросовестный Дмитрий Пучков, известный под сказочным псевдонимом «Гоблин», согласился рассказать нам о состоянии современного киноперевода в целом и своем творчестве в частности. Вот что из этого вышло.

Дмитрий. Про что Вам надо рассказать?

Прочтение. Про все. Вот я смотрю, у Вас здесь какое-то оборудование установлено. Для чего оно? Для озвучивания фильмов?

Дмитрий. Ну, я же сам с собой работаю. И сам себя непрерывно снимаю по-всякому.

Прочтение. Все это — Ваша студия?

Дмитрий. Да.

Прочтение. Давайте начнем вот с такого общего вопроса: над какими новыми проектами Вы в данный момент работаете? Что для Вас сейчас на первом плане?

Дмитрий. Множество всего. Мы делаем игрушки.

Прочтение. Мы?

Дмитрий. Я говорю «мы», но подразумеваю, что «я». Изготавливаем компьютерные игрушки, переводим кино и мультфильмы, пишем книжки и еще всякое по мелочам.

Прочтение. А что из последнего прогремело? Есть что-то, в связи с чем Вы можете себя ударить в грудь и сказать, что, мол, мы порвали рынок?

Дмитрий. Говорить так было бы неправильно. Таких задач не стоит.

Прочтение. То есть Ваша деятельность скорее «нишевая» — для тех, кто Вас знает, любит и ценит? Вы рынок завоевать не стремитесь? Или Вы уже его завоевали?

Дмитрий. В некоторых сферах в нашей с Вами родной стране из-за перестроек, демократических перемен и прочего конкуренция отсутствует напрочь. Вот я, бывший сантехник, занимаюсь переводом фильмов. Спрашивается, почему бывший сантехник может заниматься переводом фильмов? Потому что поляна не занята абсолютно никем. Переводят какие-то безграмотные идиоты, которые двух слов связать не могут: они, во-первых, не знают английского, во-вторых, не умеют говорить по-русски. Чего там завоевывать?..

Прочтение. Качество киноперевода действительно оставляет желать лучшего. Переводят в большинстве случаев не так, как должно быть, а так, как может переводчик. И нередко, слушая перевод, понимаешь, что ты смотришь просто другое кино. Можно ли сказать, что Ваша переводческая деятельность — это попытка вернуть зрителю качественное западное кино?

Дмитрий. Да нет, не сказал бы. Ну вот не справляются люди со своей работой, а я вижу, что работа сделана плохо, и понимаю, что могу сделать лучше. Вот и делаю лучше.

Прочтение. То есть сначала Вы смотрите фильм, который переведен плохо, а потом делаете из него то, чем он в действительности является?

Дмитрий. Да, как и все. Вот в перестройку поступали переведенные синхроном фильмы, когда кто-то там нацепил наушники и с первого просмотра бодро все перевел. Многие товарищи переводчики этим делом даже гордились — что вот, мол, они такие ловкие, с ходу все переводят. На самом деле, это категорически неправильно.

Прочтение. А почему неправильно? И как, с Вашей точки зрения, правильно?

Дмитрий. Да потому что если я хочу пересказать фильм с большей или меньшей степенью приблизительности, то да — можно так упражняться. Только непонятно, чем это зрители так провинились, чтобы на них упражнялись. Синхронный перевод ущербен по определению: что-то синхронист успел сказать, что-то не успел, надо дикцию иметь отменную, соображать очень быстро. Правильный вариант киноперевода — это прежде всего работа с текстом. Английским и русским. И какой бы ты гениальный переводчик ни был, все равно нужен литературный редактор. Потому что стремление достичь максимальной точности и передать все нюансы зачастую приводит к тому, что получается коряво. А если речь идет о художественных фильмах, в которых необходим дубляж, так там на всех крупных планах надо еще и в артикуляцию попадать. Поэтому над переводом должны еще работать так называемые укладчики. Предполагается, что это такие креативные люди, умеющие четкими короткими фразами пересказать текст. Но это только предполагается, а в жизни, как правило, все бывает наоборот: укладчики уродуют и сокращают текст в угоду изображению и в ущерб смыслу. В результате получается барахло. Это не в последнюю очередь происходит еще и потому, что за киноперевод мало платят. Например, на телевидении года два назад вся команда (то есть и переводчик, и актеры, и звукорежиссер) получала двести долларов в час. Ну, сейчас, наверное, долларов триста. А перевод для кинопроката оплачивается по двести пятьдесят долларов за фильм. Это несерьезно. И в результате получается, что сначала какой-то неквалифицированный придурок переводит, господа, которые озвучивают, считают, что в Голливуде одни дебилы собрались, а у нас тут родина гениальных актеров… Так что они тоже вносят в перевод свою лепту. И готово.

Возьмем хотя бы «Матрицу». Ведь у людей был шок, когда первый фильм вышел. Ничего, вторую и третью часть наши умельцы сделали так, что все смотрели их как комедии. Двести пятьдесят долларов за перевод — и в результате минус два-три миллиона долларов в прокате. Зато цены на билеты в кино у нас как в США, при том, что денег люди зарабатывают меньше.

Мне кажется, что все это должно дойти до определенного предела, когда уже все всего наворуют, зрителям надоест слушать ерунду вместо перевода и надо будет народ какими-то «фичами» завлекать. Тогда, может, что-то изменится.

Прочтение. Судя по всему, «фичи» — это как раз по Вашей части. Публика не часто бывает настолько привередливой, чтобы слушать оригинальную английскую дорожку в фильме (если она присутствует), но все-таки уровень знания языка постепенно повышается, и, соответственно, возрастают требования к качеству перевода. Вам не кажется, что в ближайшее время Вы и такие люди, как Вы, выйдете на авансцену и сделаете все правильно уже не в масштабах Вашей студии?..

Дмитрий. Да мы делали уже.

Прочтение. Ну, вот, например, на телевидении Вы «Клан Сопрано» озвучивали. Вот насколько на Вас теперь обращают внимание большие дядьки с большими деньгами? Часто ли привлекают для подобной работы?

Дмитрий. Да мне это не сильно интересно. Хотя предложений много. Только как-то. переводить подростковые комедии — ну, мне не смешно от них. А это сейчас основной продукт, приносящий деньги. Если ты не хочешь переводить такие вещи, то тебе остаются «нишевые» продукты. Типа того же «Сопрано». Вот «Клан Сопрано» — предмет мне близкий. Во-первых, это замечательный сериал, во-вторых, он про всяческий бандитизм -мне это понятно. И я его с удовольствием перевожу, но при этом выдерживаю четкую позицию: если в фильме есть нецензурная брань, то пусть она там и будет. Я не цензор, а переводчик. А то ЦК КПСС больше нет, но у каждого из наших доблестных переводчиков почему-то цензор в башке сидит — вот этого быть не должно, вот этого быть не должно. Задаешь вопрос: «Почему?» В ответ: «А я, мол, не хочу, чтобы мои дети это смотрели». Тогда у меня сразу следующий вопрос возникает: вот в «Криминальном чтиве» одному негру башку прострелили и потом полчаса мозги соскабливали, а другого, извиняюсь за выражение, в задницу огу-ляли. Зато там слово «жопа» не говорят. Так, значит, все замечательно, это детям смотреть можно? А вот матом ругаться — это все, караул. Так ты, перво-наперво, не показывай детям такие фильмы-то. Следи за тем, что они смотрят, контролируй, что-то сам предложи, что-то отсоветуй.

Прочтение. А по поводу нецензурных выражений — это Ваша принципиальная позиция? Вы ни в каком случае не готовы от нее отказаться?

Дмитрий. Да, принципиальная. Мне предлагали в переводе использовать эвфемизмы, сглаживать. Я считаю, что лучше запикивать все. Потому что все русскоговорящие люди по строению фразы прекрасно понимают, кого куда послали. Так, с моей точки зрения, правильнее. Но при этом фильмы, переведенные таким образом, приходится переносить на ночь, когда снижается вероятность того, что их увидят дети. А раз фильм передвигают на час ночи, значит, меньше народа его посмотрит, потому что уже не прайм-тайм. Так что мои переводы пользуются популярностью, но не вселенской.

Прочтение. Давайте вернемся к теме синхронного киноперевода советских времен. Все-таки это была первая волна голливудского кино в нашей стране, хоть Вы и отвергаете категорически проделанную тогда работу.

Дмитрий. Да нет, почему. Я не отвергаю. Во-первых, это был определенный этап в развитии киноперевода. А во-вторых, тогда по-другому переводить было просто нельзя. Объясняю, как это происходило. Привозили какую-то кассету, звали человека, платили ему двадцать пять рублей (по тем временам большие деньги). Этот человек в лучшем случае один раз смотрел фильм, делая при этом пометки, а потом принимался синхронить. Сегодня такого практически не бывает. Нормальный перевод всегда осуществляется текст-в-текст. Обычно переводят с монтажных листов. И здесь не прокатывают кривляния на тему «я все знаю». Это полный абсурд. Сколько ты переводишь, столько ты и учишься переводить. Всего знать нельзя. Если раньше при советской власти, когда компьютеров фактически не было, надо было иметь пару заставленных словарями полок, то сейчас, если есть слово непонятное, — залезь в Вики-педию, зайди на какой-нибудь там dictionary.com. Там же разжевано все от и до. Если ты совсем тупой — зайди в imdb. Там тебе, нерусской чурке, все расскажут: что обозначает это название, что вот это — кусок такой-то поговорки… Если люди этим не пользуются, значит, они просто профнепригодны. А они не пользуются. Причем категорически.

Прочтение. Вы говорите о том, что сейчас существует множество средств для грамотного и точного перевода, с одной стороны, и говорите, что авторский перевод — это пройденный этап. А как тогда Вы можете классифицировать свои смешные переводы? Взять того же «Властелина колец».

Дмитрий. Да это просто пародия на плохой перевод. Я же общаюсь через сайт с народом. Дети, которые заходят на сайт, мне говорят (все ж умнее меня гораздо) — вот там было смешно, а у тебя стало несмешно. Отвечаешь им, что не было ничего смешного, была отсебятина переводческая. В ответ — да ну, ты ничего не понимаешь. Вот тот, у которого было смешно, хороший переводчик, а ты — серый ремесленник. Вот у него была божья искра, он мог так пошутить, что тупой американский фильм стал смешнее, а ты, серый ремесленник, не можешь, нет в тебе таланта. Ну, вот я и принялся глумиться. Чтобы смешнее было. Там в фильме орки — так давайте сделаем их урками, вон как сразу будет смешно. И никто не возмутился. Наоборот, все сказали — а что, действительно получается смешнее! Ну, и там. Слово за слово. Стали придумывать. Большую часть я сам придумал, но народ тоже что-то изобретал. Кто-то, например, предложил Сарумана сделать Сарумяном. Вроде одна буква — а Саруман заиграл сразу свежими красками! Настоящий злодей получился. Больше ничего не придумал, но вот внес таким образом посильную лепту. Ну и материал был выбран удачно. Не все фильмы подходят для смешного перевода, но «Властелин колец» подходит. Во-первых, это кино жутко пафосное. Они же там все герои, все с мечами, никто не ляпнет ничего, потому что знают, что из их слов потом саги сложат. И в результате у них очень серьезные лица, и ахинея, которую я несу за кадром, сразу же создает смешной диссонанс. А другие фильмы не пошли…

Прочтение. А если говорить о Ваших серьезных переводах, то можете ли Вы выделить какие-то критерии, в соответствии с которыми решаете — вот этот фильм я буду переводить, а вот этот нет?

Дмитрий. Ну, у всех своя специализация. Я вот не способен Шекспира переводить, поскольку жил он очень давно, слова тогда означали совершенно другое. Мои познания в английском позволяют мне понимать, что товарищ Пастернак порол отсебятину. Но я бы сам никогда не взялся переводить подобные вещи. Зато я очень хорошо разбираюсь во всяких полицейских, бандитах и военных. Вот это — мой участок. Фильмы про всяких, грубо говоря, уродов типа «Плохого Санты» у меня очень хорошо получаются. Ну, еще, конечно, комедии и мультики. Я уже упоминал, что многое зависит от того, как говорит переводчик. Я вот говорю иронично, даже саркастически. Удержаться от этого не могу, и иногда в самых неподходящих местах в фильме в голосе проскальзывают всякие идиотские интонации. Так что мелодрамы не перевожу.

Прочтение. Ну хорошо, с кино более-менее понятно. Расскажите про Ваш портал. Как он появился, развивался, ожидается ли в ближайшее время что-то интересное, новое?

Дмитрий. Ну, занимался когда-то компьютерными игрушками. А поскольку при большевиках мы отрезаны были от остального мира железным занавесом и никакой информации не было, то народ и языки не особо учил. Когда занавес этот рухнул, то выяснилось, что никто английского не знает, в тех же самых игрушках разобраться не может, играют в них только дети, пишут про это вообще какой-то полный бред. Ну и я в каких-то графоманских попытках построил себе сайт. Ему скоро уже десять лет будет. Дети его знают как сайт про компьютерные игры. А я уже недетского возраста, мне все время про игры неинтересно.

Прочтение. Да что-то я там про игрушки давно ничего не читал. Вы пытаетесь очень серьезные вещи переосмыслять и о них рассказывать.

Дмитрий. Да времени нет в игры играть. Что касается моего блога. Я советский человек, родился и вырос в СССР. Промытая голова — деваться некуда. Когда все, что казалось радужным и красочным, раз за разом поворачивается какими-то бесовскими сторонами, становится грустно. У нас столько всего странного. В советское время людям рассказывали, как ужасно было при царе и как плохо жить при капитализме. А при советской власти все хорошо и замечательно. Потом выяснилось, что не все хорошо и замечательно, и давайте мы вот это поломаем и построим все заново. И вдруг слово в слово начинается та же ругань, только в адрес Советского Союза. Оказывается, это там был кромешный ад, а вот здесь теперь все стало хорошо. А где был ад? Я не помню. И вот я никак понять не могу, зачем сейчас нужно это беспардонное вранье? Уже все разворовали, уже никто назад ничего делить не будет, нету никакой красной угрозы… Зачем врать? Ну и я отчасти пытаюсь противостоять этому.

Прочтение. А Ваше мнение часто оспаривают? И часто ли Вам вообще приходится слышать критику в свой адрес?

Дмитрий. Случается. Я, как это принято говорить, из интеллигентной семьи, но рос разгильдяем. Мне учиться было неинтересно. Я в десятом классе достал бумажку и посчитал, сколько мне денег надо на то, чтобы купить дом, машину, дачу и всякое такое… Насчитал 130 тысяч рублей. И прикинул: вот я десятый класс заканчиваю и начинаю зарабатывать триста рублей в месяц. И до шестидесяти пяти лет 130 тысяч почему-то не получилось. А тут еще надо в институт идти. Ну, поскольку мама с папой жестко настаивали, то я безо всякого интереса попытался поступить. Никуда, естественно, не поступил. И пошел учиться на водителя. Выучился на водителя. Между делом сходил в армию. Вернувшись, запрыгнул в самосвал и носился, абсолютно ни о чем не задумываясь. Если инженеру платили сто двадцать рублей, то мне платили сразу двести пятьдесят. При этом я сначала стал работать по ночам, потому что по ночам больше платили, потом начал работать по выходным, потому что по выходным больше платили, потом сдал на прицеп, потому что с прицепом по ночам по выходным больше платили. И все было прекрасно, денег я получал как на севере. Никогда не задумывался о недостатках образования. И сейчас некоторые вещи, конечно, дают о себе знать. В том же английском языке. У меня нет специального базового образования, поэтому есть пробелы. И некоторые умные люди удивляются: такое чувство, что ты, мол, среди негров жил, так у тебя все ловко получается, а в каких-то совершенно примитивных вещах делаешь ошибки. То есть тупизна эта в определенных аспектах дает о себе знать. В связи с этим и критику в свой адрес иногда слышу.

Прочтение. Скажите, а как Вы относитесь к пиратству и к тому, как у нас с ним борются?

Дмитрий. Да это неизбежные явления — и пиратство, и борьба с ним. У нас страна, переживающая суровые социальные изменения. Воруют все и всё. И на фоне разграбления недр и всяческой индустрии воровство в сфере интеллектуальной собственности выглядит несерьезно. Постепенно ситуация стабилизируется. Поначалу был полный беспредел. Покупали у китайцев, покупали у болгар, потом начали печатать сами, потому что привезли линии. Все эти линии, производящие CD и DVD, завезены в страну сугубо легальным путем. Больше того, когда какая-то линия штампует диски, так она на них пишет, что это она их штампует. Не нужны никакие криминалистические тонкости. Все четко и понятно подписано. Плюс для всего этого нужны расходники, специальные полиэтиленовые гранулы, — они тоже, как это ни странно, продаются через государство. И в общем-то понятно, кто покупает расходники, кто привозит, кто выпускает, но если в какой-нибудь там отдел по борьбе с экономической преступностью ежемесячно заносят чемодан, то чего бороться-то?.. Дальше появилась куча наших контор, торгующих DVD, потом еще куча американских. И лицензионный диск стоил девятьсот рублей при том, что пиратский можно было купить меньше чем за сотню. Как тут можно конкурировать? Это немыслимо. Вован им сказал: «Снижайте цены». Они задумались, стали снижать цены, и сейчас уже лицензионный диск можно купить и за триста рублей.

В общем, в нашей родной стране с нашим опытом этапирования граждан достаточно одного свистка, чтобы прекратилось все в один день. А если этого свистка нет, — значит, не хотят, чтобы прекратилось. Ну, видимо, будут потихоньку сокращать. Загонят в резервации.

Прочтение. А Вы сами сталкиваетесь с пиратством?

Дмитрий. Да у меня все потырили. Конечно. Что с этим можно сделать? Билл Гейтс ничего не может сделать. Ну, а я что? Саблей, что ли, махать? Несерьезно. Да сделали бы просто все в нормальном доступе. Фильм для айфона занимает двести метров. Ну, заплати там, скажем, пять баксов и смотри. Можно один раз посмотреть, можно три раза посмотреть, можно купить его навсегда и смотреть сколько влезет. Это быстро, выгодно и всем удобно. Не надо махать саблей и пытаться все пресечь. Не можешь победить — возглавь. Назначь цену, и все будет хорошо.

Григорий Васюков

Вольфганг Амадей Моцарт. Полное собрание писем

  • Briefe und Aufzeichnungen: Gesamtausgabe
  • Перевод с нем. И. Алексеевой, А. Бояркиной, С. Кокошкиной, В. Кислова
  • М.: Международные отношения, 2006
  • Cуперобложка, 536 с.
  • ISBN 5-7133-1275-5
  • 2000 экз.

Моцарт напесал

Это первое издание на русском языке всех сохранившихся писем Моцарта. Из немецкого академического семитомника переписки Моцарта (“Mozart. Briefe und Aufzeichnungen.— Bärenreiter Verlag Kassel, 1990”) переведены только письма самого композитора и опущены письма к нему самому.

Самое интересное в книге — переписка с отцом. Если кто не знает, скрипач и композитор Леопольд Моцарт усердно делал из сына Моцарта еще тогда, когда у того и в мыслях не было им стать. Сын описывает, оправдывается, упрекает, испрашивает благословения, философствует. Например, можно из первых рук узнать, как он состязался в клавирной игре с Муцио Клементи (чьими сонатинами до сих пор мучают маленьких детей). Моцарт, вероятно, победил бы за явным преимуществом, если бы не фирменный трюк Клементи, параллельные терции и сексты в быстром движении. Моцарт их играть не умел (сегодня такое умеют даже студенты музучилища), и это досадное воспоминание он всячески старается смягчить по принципу «зелен виноград». То есть не больно-то и хотелось этих трюков, гораздо важнее музыкальность. Тут примечательна степень уязвленности: три письма подряд Моцарт пишет отцу примерно в одних и тех же выражениях, забывая, что уже рассказывал ему об этом.

Письма отцу вообще строятся примерно как экспозиция сонатной формы. Моцарт сразу обрушивается на адресата деловой главной темой. Дальше вступает связующая часть в виде жесткого конфликтного стыка. Например, упоминания о споре с Клементи находятся именно здесь. Затем побочная партия, она же лирическое отступление. Понятия чести, вкуса, искусства по большей части толпятся в этом разделе. Впрочем, то и дело прорывается и главная тема. Ведь где музыкальный вкус, там спрос и деньги, а где честь, там и высокое покровительство (и тоже деньги). Таким образом, побочная тема размыкается в озабоченную коду с неизменным «целую вам руки 1000 раз».

Кстати о деньгах. Установлено, что в последнее десятилетие ежегодный заработок Моцарта доходил, в пересчете на нынешние цены, до двухсот тысяч долларов. И почти все они уходили на жизнь первым классом, лечение жены Констанцы на водах, да и просто на представительские расходы. «Здесь ни у одного из наемных работников… не бывает белья из столь грубого льняного полотна, какое было у меня»,— пишет Моцарт из Вены. Это он загнул, конечно, насчет прислуги. Но одеваться для частных уроков и впрямь приходилось шикарно. Батистовую рубашку с кружевами (вдесятеро дороже льняной) надел три раза — и сносил.

Подпись как каданс — самое регламентированное место и письма, и музыкальной формы. Но оно же, опять-таки наравне с музыкальным кадансом, оказывается также и территорией речевой свободы. Здесь происходят самые сочные словесные игрища. «Комплименты сочинять, сургучом зад заливать, руки целовать, задницей как из ружья стрелять, вас целовать, сзади и спереди клистировать, и все долги до мелочи возвращу, ветры звонике подпущу, а может кое-что и оброню». Или вот еще: «…целую ваши руки, ваше лицо, ваши колени и вашу — — словом, все, что вы разрешите мне поцеловать».

Это он, между прочим, тетушке пишет, Анне-Марии-Текле Моцарт. Нормальная такая тетушка, да? А рядом — составленные без сучка без задоринки, с идеальной орфографией и пунктуацией письма надстоящим на социальной лестнице — злобному архиепископу Иерониму Коллоредо или другу — аббату Йозефу Буллингеру. По ним можно запросто читать курс тогдашней немецкой деловой переписки.

Косвенных читательских радостей в моцартовских письмах гораздо больше, чем умных мыслей о музыке или описаний концертов. Такие разводы ни о чем и втягивают в чтение. Да и люди, упомянутые в них,— тоже не более чем круги по воде от драгоценного для нас камня: «Разрази небо Тысяча чертей, Хорватов тяжкий жребий… крестоносцев батальон… Европа, азия, африка и Америка, иезуиты, Августинцы, бенедиктинцы, Капуцины, минориты, францисканцы, Доминиканцы, Картезианцы, и крестоносцы, каноники регулярные и нерегулярные, и все лентяи, прощелыги, подонки, нахалы и прохвосты всех мастей».

Перевод нисколько не приглаживает оригинальный стиль. Сохранена орфография, вплоть до редких грамматических ошибок типа «напесал». Сохранена пунктуация с обилием тире. Сохранена моцартовская манера писать почти все существительные со строчной буквы, включая бога, господа и францию. Зато Честь, как и Англия, всегда привечается заглавной буквой. Монашеские ордена, как мы видели выше, тоже делятся на прописные и строчные. Но главное — сохранена лихорадочно-холерическая манера письма. Еще главнее то, что русский текст по-настоящему живой. Пусть для этого переводчикам пришлось прибегнуть к услугам таких, прямо скажем, русскоязычных персонажей, как дед Пихто, серенький волчок или любопытная Варвара,— перевод диалектизмов и присказок безусловно удался.

Правда, есть и значащие переводческие ошибки. В письме 426 итальянское “messa di voce” переведено как постановка голоса, а оно обозначает филировку голоса, то есть умение увеличивать и уменьшать силу звука на одной ноте. Там же итальянское “sottener” (la voce) переведено как «сопровождать» (голос), а на самом деле оно значит «держать долгие ноты». В письме 741 появляются загадочные «квартеты для двух скрипок, альта и контрабаса». Тут вместо контрабаса должна быть, конечно, виолончель — в те поры они оба могли называться словом “Baß”, обозначавшим басовый голос как функцию. Впрочем, на полтысячи страниц это исчезающе мало.

Борис Филановский