Мишель Фейбер. Багровый лепесток и белый

  • Пер. с англ. С. Ильина
  • М.: Машины Творения

Это тот самый Фейбер («Побудь в моей шкуре», «Близнецы Фаренгейт»), у которого все тексты совершенно разные и все одинаково хороши.

На этот раз — викторианский Лондон, воссозданный с галлюцинаторной отчетливостью, вплоть до звуков и запахов. В Сохо ночные горшки еще выплескивают за окно, но в Ноттинг-хилле уже действуют унитазы и ванны с горячей водой, а на Риджент-стрит отстроены хрустальные дворцы Универсальных Магазинов. Заваленные навозом улицы, разговоры о погоде, романы о застенчивых гувернантках, стаи изможденных нищих, всюду, как на балу гробовщиков, роятся черные клерки, гудит новехонькая подземка, кипит борьба попов с дарвиновскими обезьянами, торжествует фарфоровая женственность дам в турнюрах. Все строжайше регламентировано: леди должна в любую погоду носить перчатки и не есть сырых помидоров; джентльмен испытывает острое чувство унижения, если у него не та шляпа, какая полагается в этом сезоне. Культура стыда и ее бесстыдство: порядочные дамы ничего не ведают о плоти, полагая, что менструации — это болезнь, а рядом компактно проживают 200 тысяч проституток. Социальные лифты еще не построены, все знают свое место: «Из свиной жопы шелковый кошелек не сошьешь», — как резюмирует одна из героинь.

А вот и сошьешь. Перед нами — история успеха: проститутка среднего звена по прозвищу Конфетка поднимается до уровня топ-содержанки главы парфюмерной империи. Правда, для этого нужны не только красота и везение, но и особый талант. Конфетка — интеллектуалка и тайная феминистка образца 1875 года. Она посещает публичные библиотеки, читает толстые книги, сочиняет роман о своей жизни и высказывает весьма невысокое мнение о Мэтью Арнольде. Но феминизм — тайный, тайный. В обществе, где правят буржуазные мужские свиньи, бедной и умной девушке остается только научиться угождать самцу, угадывать все его желания, и в этом Конфетке нет равных. В конце концов ее таланты оказываются востребованы. Она показывает джентльмену звездное небо в постели, затем выдает отличный креатифф для рекламных каталогов его фирмы («Верните своим волосам роскошь, принадлежащую вам по праву рождения!») — и в финале заслуженно оказывается в условиях, приближенных к XX веку: изящный домик в зеленом пригороде и — чудо! — ванна с горячей водой. Конфетка впервые в жизни садится на настоящий унитаз, на дворе бушует весна, а в душе ее все поет: «Свободна! Наконец-то свободна!»

Если у Конфетки меняется только внешняя сторона жизни, то ее партнер и благодетель преображается внутренне. Вялый Гамлет с кембриджским дипломом и повышенными сексуальными запросами, встретив шлюху своей мечты, превращается в энергичного делового человека. Всю эту сагу можно было бы принять за буржуазную эпопею и гимн прогрессу, если бы не всепроникающая фейберовская ирония и не каскады гэгов, от которых смех пробрал бы и викторианского лорда. Роман — о свободе, о раскованности тела и души. А написан и переведен так, что оторваться невозможно.

про лучшую жизнь

Андрей Степанов

Мишель Фейбер. Близнецы Фаренгейт

Мишель Фейбер. Близнецы Фаренгейт

  • М.: Машины Творения, 2007;
  • переплет, 272 с.;
  • 3500 экз.

Голландско-австралийско-шотландский автор, любитель морских свинок. Завоевал мировое признание двумя романами: жесткой историей проститутки в викторианской Англии («Багровый лепесток и белый», пока не переведен) и байкой о том, как инопланетяне шинкуют британских мужиков на консервы («Побудь в моей шкуре» — М.: Иностранка, 2003, перевод Ильи Кормильцева). При этом у членов премиальных жюри Фейбер считается в первую очередь мастером короткой прозы. В сборнике семнадцать рассказов на любой вкус. Есть очень смешные: секс-туристы из бизнес-элиты съезжаются в Индонезию, чтобы заполучить эксклюзивный оргазм на лекции о физиологии кокоса. Есть очень страшные: женщина с послеродовым синдромом медленно убивает двухмесячного сына. Есть рассказы, не уступающие П. Зюскинду («Плоть остается плотью»), Г. Г. Маркесу («Сноровка»), И. Уэлшу («Успокоение Дугги») и В. О. Пелевину («Мышь»). Впрочем, уже первый сборник Фейбера критики назвали «сборником лучших рассказов пятнадцати разных писателей». То же и с героями: от потерявшего память бродяги — до маньяка-фабриканта; от растущих на заполярном острове детей — до старухи — писательницы, превращающейся в кошку. Непохожие друг на друга ненормальные люди и истории. Если все же попытаться подобрать для них общий знаменатель, то получится вот что: Фейбер ищет определение понятия «человек», выходя за грань человеческого, но при этом, в отличие от В. Г. Сорокина, как-то ухитряется оставаться гуманистом. Настоящая литература. И как всегда безукоризненный перевод Сергея Борисовича Ильина.

Андрей Степанов