Эдуард Лимонов. В сырах

Эдуард Лимонов. В сырах

  • Издательство «Лимбус пресс», 2012 г.
  • Новый роман Эдуарда Лимонова посвящен жизни писателя в Москве сразу после выхода из тюрьмы. Легендарная квартира на Нижней Сыромятнической улице, в которой в разное время жили многие деятели русской культуры, приютила писателя больше чем на два года. Именно поэтому этот
    период своей беспокойной, полной приключений жизни
    автор назвал «В Сырах» — по неофициальному названию загадочного и как будто выпавшего из времени района в самом
    центре Москвы.

  • Купить книгу на Озоне

Там ещё был «Гладиатор».

Если ехать с Садового кольца и повернуть на
Большую Сыромятническую, огибая когда-то известный в советском социуме магазин «Людмила»
(сейчас в нём разместились несколько магазинов),
то метров через двести по левой стороне появляется 1-й туннель. Дыра въезда и дыра выезда из
Сыров. Именно туда сейчас устремляются автомобили буржуинов, приезжающих в выставочный
комплекс «Винзавод». А в ночь открытых музеев
туда же течёт река посетителей. Над туннелем по
эстакаде, часто лязгая, идут поезда на юг и с юга
России. Вот как раз перед 1-м туннелем располагался частокол «Гладиатора». Частокол, по мысли его
создателей, имитировал, быть может, римский военный лагерь или гладиаторскую школу. Тут и там
из него торчали заострённые брёвна, окрученные
непонятного назначения канатами, на нём висели
якобы римские щиты, топоры и копья, а сквозь
просветы были видны деревянные домишки. Каждый домик вмещал несколько столов, там могла
разместиться в каждом либо среднего размера компания, либо несколько индивидуальных посетителей. В зимнее время домики отапливались обогревателями. В вечернее время суток «Гладиатор»
загадочно мерцал красными лампочками, издали
притягивая к себе внимание. Когда я впервые увидел «Гладиатор», это был летний вечер, вдоль тротуара стояли довольно дорогие автомобили, широкие двери римского лагеря были гостеприимно
открыты, я тотчас же нашёл «Гладиатору» литературный прототип. В романе Steppenwolf Германа
Гессе герой романа Гарри Галлер пытается попасть
в заведение с горящими плохо, исчезающими буквами: «Магический театр. Вход не для всех». Прежде всего, ему трудно даже прочесть исчезающие
буквы. Наконец он дочитывает: «Только для сумасшедших!»

«Таинственное место!» — помню, подумал я, впервые столкнувшись с «Гладиатором». Мерцающие
лампочки обыкновенно ассоциируются у меня с
Новым годом, с ёлками, на которых, собственно,
эти лампочки и мерцают. Обещая в Новый год новую судьбу, ту или иную, или неопределённую сказку. Поскольку я передвигался и передвигаюсь после тюрьмы лишь на автомобиле, то мне пришлось
проезжать мимо «Гладиатора» по меньшей мере
один раз в день, если я покидал Сыры. Почему
один? Выезжал я обычно мимо завода «Манометр»
на набережную Яузы, а вот въезжать домой с набережной было неудобно, въезжали мы всегда через
1-й туннель, мимо «Гладиатора».

Однажды у меня был в гостях бывший нацбол
Андрей, сделавший в конце концов неплохую карьеру как юрист. Он ушёл от нас спокойно, просто
отдалился, никогда после не выступил против нас,
я его уважал. Явился он с коньяком. Выпив его коньяк, мы выпили моё вино и стали думать, что делать дальше. Бультерьерочки в тот вечер не было,
она находилась в спальном районе у родителей.
Сыры, надо сказать, чрезвычайно бедны продовольственными магазинами, есть лишь один продмаг, — убогий, советского образца, где до сих пор
нужно «выбивать чек» в каждый отдел, а ассортимент там постнее советского. Закрывается магазин
в восемь вечера. Была полночь.

— Пойдёмте в «Гладиатор», Эдуард! — предложил
Андрей. — Вы там были?

Я сказал, что не был. Он сказал, что он тоже там
не был и вообще плохо знает эту часть города.

— А выпить хочется, Эдуард! Вам не хочется?

Я сказал, что и мне хочется. А ещё хочется есть.
Но я не имею права покидать квартиру без охранников.

— Эдуард, посмотрите на меня. Я здоровый парень. И вы здоровый ещё мужик. Кто нас тронет?
Что они у вас круглые сутки сидят во дворе?

Я сказал, что сейчас не сидят круглые сутки, но
есть правила безопасности.

— Ну как хотите… — Было видно, что он обиделся.

— Пойдёмте, — сказал я, — только я надену кепку.

Мы отправились, осторожно оценивая темноту
Сыров перед нами.

— Мы закрыты, — сказал нам мрачный мужчина
в чёрном костюме с белой рубашкой и в галстуке.
Мы нашли его во внутреннем дворике «Гладиатора». Там, оказалось, есть внутренний дворик с фонтаном. Между тем, в нескольких домиках был свет,
и оттуда шёл дым и был слышен говор и хохот. И даже женский визг. Но во внутреннем дворике было
темно, и только этот, в костюме.

— Для них вы не закрыты, — заметил Андрей. — Для нас закрыты.

— Они пришли часов в шесть. Сейчас разойдутся.
После одиннадцати мы уже не принимаем заказы.

Я обычно не пререкаюсь с персоналом заведений, предоставляя это удовольствие другим. Впрочем, своих охранников я удерживаю от пререканий. Андрей ещё попререкался, и мы ушли, пытаясь вслух понять нравы этого заведения.

— Может, у них тут наркопритон? — предположил
он. — Что вообще за люди?

— Не знаю. Может, чеченцы. Может, азербайджанцы. Может, дагестанцы.

Он проводил меня в квартиру и уехал.

Ещё одна попытка попасть в таинственное заведение произошла при подобных же обстоятельствах, только компания была более многочисленная, нас было четверо. Степень опьянения, видимо, была бульшая, потому что воспоминания об
этом случае у меня остались более глубокие, символические, с оттенком мистицизма. В воспоминаниях как во сне был тёмный внутренний двор, был
человек в чёрном костюме, белой рубашке и галстуке, слова его «Мы закрыты!» в этот раз звучали
гулко и как бы доносились с высоты неба, этаким
роковым приговором звучали свыше и раскатывались на гласных: М-ы-з-а-к-к-р-р-ы-ты! — ыты! Ыты!
На следующий день этот человек вспомнился мне
как египетский бог Анубис с головой шакала, хозяин царства мёртвых. Как бы там ни было, мне во
второй раз не удалось попасть в «Гладиатор», и как
человек, склонный к метафизическому объяснению предметов и явлений, я начал подумывать, что
мне не дают попасть туда некие высшие силы. Как
Гарри Галлер, я, проезжая ежедневно мимо «Гладиатора», вглядывался бессильно в частокол, в ступени, ведущие ко входу, в таинственную глубь его. Несколько раз я увидел там самого Анубиса, он или
бесстрастно стоял на ступенях один, либо высокомерно разговаривал с какими-то vis-a-vis.

Заклятие сумел преодолеть мой адвокат Сергей
Беляк. Приехав ко мне однажды в Сыры, он предложил мне пойти поужинать.

— Тут у тебя есть интересное заведение, содержат
азербайджанцы, «Гладиатор» называется. Ты ещё
не был?

Я поведал ему о своих попытках проникнуть в
заведение и предположил (в первый раз), что меня
не хотят обслуживать только потому что это я.

— Глупости, Эдуард, — поморщился Сергей. — Они
действительно рано закрываются, потому заказ
блюд у них кончается в одиннадцать. Только и всего. Там собираются авторитеты диаспоры. Люди
серьёзные. Чего им засиживаться как сявкам после полуночи.

Мы подъехали к «Гладиатору» на его «Лексусе».

— Добрый вечер, — сказал Сергей. Нас встретил
Анубис. — Нас двое. Усадите нас, пожалуйста, но без
шумных соседей!

Анубис с приветливой улыбкой отвёл нас в один
из домиков, спросил: «Подходит?»

Мы заверили его, что подходит. Потому что в
домике было уютно и не было других клиентов.

— Я вам пришлю русского официанта, Диму, сказал Анубис и вышел.

Телевизор на стене демонстрировал азербайджанский канал из Баку. Мелкие, сладкие помидоры
равно прибыли из их родины. Бараний шашлык,
видимо, недавно ещё щипал траву на горных пастбищах родины. Кинза, свежая, я уверен, тоже росла там же, между камнями или где она растёт? Цены
были низкие. Чисто.

Русский Дима говорил с чуть слышным акцентом
их Родины. Я заказал двести водки и пива. Сергей Б.
только пиво. Стали говорить о делах и о личной жизни. 23 октября Сергей сделал самую мою, как оказалось, финальную фотографию с бультерьерочкой.
Вот о ней мы и стали говорить, о бультерьерочке.

Мистика «Гладиатора», однако, ничуть не рассасывалась. Всё там выглядело чрезвычайно странно.
Обыкновенно такие заведения напоминают базар.
Официанты в таких заведениях запанибрата с клиентами, клиенты громко разговаривают, есть пьяные… женщины пошло хохочут… В «Гладиаторе»
было скудно с женщинами, предметы все как бы
ушли в себя, разыгрывалась некая мистерия. Даже
шашлычный жир не вонял, но строго пахло подгорелым мясом. Неужели только потому, что здесь
собирались авторитетные люди диаспоры? Ну не
каждый же день они приезжали? А когда не приезжали, как им удавалось держать весь этот ансамбль,
весь персонал и домики, и частокол, и предметы в
строгом соответствии с заданным регистром?

«Гладиатор» никогда не вышел за пределы этого
заданного («кем»? либо «чем»?) регистра. Он никогда не нарушил первого впечатления: места загадочного, непостижимого, у него всегда оставалась тайна. Теперь уже навсегда, потому что он стоит закрытый и холодный, мерцание лампочек остановили, и
к тому времени, когда эта книга попадёт к читателю,
«Гладиатор», видимо, уничтожат. Он останется лишь
в том измерении, что и таинственное место «только
для сумасшедших», куда рвался Гарри Галлер, в середине книги он всё же находит его: «Чёрный орёл»,
где ждёт его Гермина, его спасительница.

Меня не спасла в «Гладиаторе» моя Гермина, я её
там не нашёл, в те годы мне встретились elsewhere
несколько девушек. Призраки их остались там, в
квартире в Сырах, я полагаю, они мешают спать
своими воплями квартирной хозяйке и её сыну.
С книгой же Steppenwolf у меня связана целая цепь
воспоминаний. Сейчас я о ней расскажу.

В 1977 году в апреле я впервые попал в brownstone
мультимиллионера Питера Спрэга в НьюЙорк Сити, дом впоследствии стал героем моих
двух крупных произведений, а именно «Дневника
неудачника» и «Истории его слуги». Там дом самостоятельно фигурирует как «миллионерский домик». Я попал туда, в дом, посредством знакомства
с девушкой Джулией Карпентер, работавшей тогда экономкой (house-keeper) у Peter Sprague. Детали моей жизни, связанной с домом, есть в книгах,
которые я назвал. Суть не в этом. Ещё весной и летом 1977 года, в период моего… как бы по-старому
назвать это состояние, определим его как «жениховство», в период жениховства с Джули, она познакомила меня где-то у входной двери с темноволосой женщиной, отрекомендовав её как актрису
Карлу Романелли. Актриса торопилась куда-то, потому, стандартно улыбнувшись мне, она покинула
дом. А Джули пояснила, что Романелли снялась в
фильме, продюсером которого был Питер Спрэг.

— Ещё там снимались актриса Доминик Санда и
германский актёр… — Джули задумалась, поскольку
как и большинство американцев имела проблемы
с идентификацией неамериканских celebrities, —
очень известный… Макс….

— Макс фон Зюдов, — подсказала Джули вышедшая в это время в кухню, где мы сидели, секретарша Питера Карла Фельтман. — Я тебе дам книгу,
Эдвард, у меня есть книга…

Через несколько дней я получил, да, первого своего Steppenwolf’а, издание «Пингвина» с парой фотографий на обложке и силуэтом Макса фон Зюдов.
На обложке же было помечено: «Сейчас снят
фильм со звёздами Макс фон Зюдов и Доминик
Санда». На обороте было сказано: «Обложка показывает Макс фон Зюдов и Доминик Санда в
Steppenwolf Германа Гессе, с Пьером Клименти,
Карлой Романелли, Гельмутом Фоернбахером и
Роем Босьер. Фильм отснят Фредом Хайнес. Исполнительный продюсер Питер Спрэг».

Я тогда же попытался читать книгу, однако история стареющего буржуазного интеллектуала не
вызвала у меня большого интереса. Прочитав первые страниц пятьдесят, я перелистал остальные, и,
каюсь, намеренно пропустил «Трактат о степном
волке», а далее уже просто перелистал страницы,
прочитывая здесь и там куски. Видимо, время для
интереса к стареющим буржуа для меня не настало. Эрмин (или Гермин, если угодно) в моей жизни
той поры было предостаточно. Они просто гроздьями висели тогда на мне, злом, честолюбивом
парне-эмигранте, часть этих девушек остались запечатлены на страницах «Дневника неудачника» и
«Истории его слуги». Однако уже в первом моём
Steppenwolf’е я отметил пульсирующую на стене
надпись: «Магический театр. Вход не для всех»,
«Только для сумасшедших», чтобы через годы связать магический театр из Steppenwolf’а с «Гладиатором».

Следующий Steppenwolf был подброшен мне судьбою в 1985 году, в июле, когда я поселился в мансарде на rue de Turenne в Париже. Среди книг квартирной хозяйки Франсин Руссель я без труда нашел
Steppenwolf по-французски. Этот экземпляр оказался мне много ближе, 1985-й был годом первого моего разрыва с Натальей Медведевой, и весь год я
прожил в состоянии… ну не полного одиночества,
однако проблемы Гарри Галлера оказались мне
вдруг куда ближе, чем за девять лет до этого, в Нью-Йорке. По-новому прочитал я и первые десятки
страниц, в особенности эпизод с араукарией в предисловии (предисловие написано от лица племянника хозяйки отеля/меблированных комнат):
«Я живу в другом мире, абсолютно не в этом, и вероятнее всего, я не смог бы жить ни одного дня в
моём собственном доме с араукариями. Однако я
неаккуратный старый Steppenwolf, всё же сын матери, и моя мать также была женой буржуа, выращивала растения и заботилась держать её дом и домашнюю жизнь такими чистыми и прибранными,
и аккуратными, как только она могла. Всё это вернулось обратно ко мне через единый вдох паркетной ваксы и араукарии, и потому я сижу здесь время от времени и смотрю на этот маленький сад порядка и радуюсь, что такие вещи ещё существуют!»

Правда, уже на следующей странице Гарри
Steppenwolf цитирует поэта Новалиса: «Человек
должен быть горд страданием. Все страдания есть
напоминание о нашем высоком состоянии».

Своего третьего Steppenwolf’а я обнаружил в квартире 66 в доме № 6 по Калошину переулку в Москве,
когда переселился туда весной 1995 года. И этого
Steppenwolf’а (это опять пингвиновское издание,
прославляющее заодно фильм и Питера Спрэга) я
уже не отпускал. Он лежит сейчас на моём столе,
потому что, выйдя из-за решётки, я нашёл его опять.
Он сохранялся у девочки-бультерьерочки. В лагере
я помнил его и начал писать эссе Steppenwolf об араукарии. Но у меня украли тетрадь.

В 2003-м заново прочитанный умудрённым мною,
Steppenwolf навёл меня на таинственный (да, да, все
равно таинственный) «Гладиатор», на таинственный квартал Сыры. В довольно банальной Москве —
и Сыры! И «Гладиатор». И фигура Анубиса в чёрном костюме в глубине входа сияет белым воротничком…

У большинства историй есть реальное объяснение. Квартиру 66 в доме 6 я унаследовал от американского художника Роберта Филлипини, уехавшего в Америку. Он оставил мне свои книги. Этим
рационально объясняется появление третьего
Steppenwolf’а в моей жизни. А иррациональное состоит в непонятном упорстве, с каким судьба подбрасывает мне эту книгу: 1977, 1985, 1995. Иные
книги не появлялись в моей жизни так часто.

В Сырах я поселился в квартире, нисколько не
напоминающей мне ни семейный буржуазный
отель, где нашёл себе пристанище Гарри Галлер —
Steppenwolf, ни квартиру моей матери, всегда чистенькую, но всё же мещанскую, а не буржуазную.
Чувство общности возникало от более или менее
общего возраста моего со Steppenwolf’ом и от его
и моего одиночества, без сомнения. А меланхоличный, безлюдный пейзаж промзоны только физически подчеркнул моё всё усиливавшееся одиночество.
Попытки выйти из физического одиночества воплотились в попытки найти волшебную дверь.
В «Гладиаторе» мне почудилась волшебная, только
моя дверь. То, что там круглый год мерцали лампочки, заманивало туда выпить и пообедать неизощрённые умы. А меня лампочки заманивали дверью
в иной мир. То, что я так никогда и не смог убедиться в банальной, может быть, сущности «Гладиатора», — свидетельство того, что я очень сильно не
хотел убеждаться. У меня так же было с тюрьмой.
Некоторые мои сторонники, побывавшие в тюрьме позже меня, нашли тюрьму населённой жестокими, скушными и враждебными людьми. Я нашёл
тюрьму мистической столицей Боли и Страданий,
в которой я очищался и мудрым воспарил над Болью и Страданиями. Те мои сторонники, кто не увидел «моей» тюрьмы, не обладают мистическим видением, им недоступен экстаз, состояние, в которое впадают великие грешники и святые. Ну что
ж, это кто как родится. «Я нашёл в тюрьме отвратительных существ, Эдуард Вениаминович, — таких, о каких вы писали, не обнаружил», — сказал
мне укоризненно худой, бледный, освободившийся после двух с лишним лет в Бутырской тюрьме,
парень. И я с сожалением вдруг понял, что он не
такой, как я. Ему недоступно мистическое измерение. Его можно пожалеть, потому что те, кому недоступно мистическое измерение, живут в тюрьме
погружённые в перебранки из-за чая или каши, ссорятся по поводу распределения телевизионного
времени, яростно зачёркивают квадратики дней в
календаре, с ненавистью затирая шариком ручки
свои несчастные сутки. Их мир — передачки, тараканы, носки, чай, сигареты, они, я же говорю, их
можно пожалеть…

Дверь в иной мир, тут Герман Гессе бесконечно
прав, часто сторожит привратник-женщина. Гермина — джазовая богемная девушка — сумела расслабить и вернуть к жизни чувственными удовольствиями сходившего с ума старого интеллектуала. Мне
доводилось возвращать к жизни несколько сходивших с ума от неуверенности юных дев. Однако чаще
всего женщина является, да, да, привратницей в
иные миры.

Недавно проезжая через Сыры случайно, я увидел, что расширенный (им отошло соседнее здание) «Гладиатор» снова открыли. Но это уже не
таинственный ресторан.