Роман Сенчин. Срыв

Роман Сенчин. Срыв

  • Роман Сенчин. Срыв: проза жизни. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. — 608 с.

Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу лауреата премий «Большая книга» и «Ясная Поляна» Романа Сенчина. В повестях и рассказах цикла «Срыв» реальность предлагает героям пройти испытания, которые обнажат темные стороны души и заставят по-другому взглянуть на мир и самих себя.

 

НАСТОЯЩИЙ ПАРЕНЬ
 

Однажды (могу даже высчитать год — две тысячи второй) я возвращался в Москву, и где-то в Новосибирске, а может, в Омске (впрочем, нет, в Омске поезд стоит ночью, а тогда был день), короче, на одной из станций в наш плацкартный отсек заселились две девушки. Одна, постарше, лет двадцати семи, заняла нижнюю полку, а другая, на вид четырнадцатилетняя, — верхнюю. И, что свойственно полуподросткам-полудевушкам, стесняясь посторонних, злясь на себя за неловкость, эта вторая стала устраивать свое временное жилище.

Положила на сетку косметичку и щетку с пастой, сунула под подушку книгу и плеер, а на стенке (там есть такая упругая полоска, неизвестно мне для чего) укрепила портрет Сергея Бодрова… Я лежал на соседней полке и наблюдал.

Девушка обернулась на меня; я тут же притворился дремлющим. Убедившись, что не смотрю, она быстро поцеловала портрет, что-то прошептала. Легла, вставила в уши наушники. Шипяще зазвучала мелодия, я сумел разобрать, что это «Наутилус», песня «Крылья». Усмехнулся. Поклонница «Брата».

В то время меня раздражала мода на Бодрова, и я часто иронически говорил, увидев его на экране: «Вот он, герой поколения. Двух слов не может связать. Типичный Серёга. Зато мочит всех подряд без рефлексий». И его быстрое продвижение наверх раздражало: и актер культовый, и сценарии востребованы, и уже сам фильм снял. «Еще бы. Папаша-то у него не слесарь с завода…»

Прошло часа два. Я успел действительно подремать, полистать неинтересную книгу, от души позевать со скуки; девушка спускалась и поела там со своей сестрой. Потом забралась обратно и, перед тем как улечься, снова шепнула что-то портретику.

— Любимый артист? — не выдержал я.

Девушка торопливо, горячо на меня взглянула, как на нахала, но ответила:

— Типа того.

— М-да, девушки таких любят. Уверенный, сильный. Жалко, что в жизни таких что-то нет.

— Он и в жизни такой. — И девушка легла, потянула к ушам наушники.

— Вряд ли. В жизни все слабоваты. Сама жизнь делает человека слабым. Компромиссы, общепринятые ценности, ограничения… Я вот, — я кашлянул вроде как смущенно, — писатель, третья книга выходит, много журнальных публикаций…

Я сделал паузу, ожидая, что девушка спросит мою фамилию, но она не спросила. Впрочем, и наушники вставлять уже не спешила.

— И меня постоянно ругают, что у меня герои слабые, плывут по течению. В общем, правильно. Но я ищу сильного героя, крепкого. К каждому человеку приглядываюсь. И… я сейчас сильных имею в виду… и — или животное, зверь точнее, или притворяется до первого осложнения. Зверей не хочу плодить в литературе. Да и что в них интересного? Шагают по жизни, остальных топчут. Если кто-то дернется — в харю. А те, кто сильными притворяются… Да ну их тоже… Приходится писать о слабых. И вот кумир ваш… это на экране он такой, а в жизни реальной…

— Он настоящий парень, — уверенно сказала девушка.

— Откуда вы знаете? Знакомы с ним, что ли?

— Нет.

— А в Москве вообще бывали?

— Нет, не была.

Я вздохнул:

— А я живу там шестой год. Нету там настоящих. Настоящих или убили, или, если вдруг кто появляется сильный, быстро размякает. Я тоже отсюда, из Сибири, в Москву сильным приехал.

Я остановился, передохнул. Лежа на спине, монологи произносить не так уж легко… Девушка смотрела на портрет Сергея Бодрова, руки лежали на почти плоской груди.

— Сергей вписался в систему, сделал имя, стал знаменитым, — понимая, что внимание девушки может в любую секунду исчезнуть, продолжил я. — И помогли, конечно, стать таким. И что впереди? Будет играть долго-долго крепких парней, братьев, боевых офицеров. Фильмы снимать. По тусовкам ходить, «Кинотаврам».

— Ну и что, он достоин…

— Достоин, понятное дело. Но я о другом: никогда он, как в фильме, не выйдет на улицу, чтобы навести справедливость. То есть…

— Если надо будет — выйдет.

Я снова, уже как-то умудренно, вздохнул:

— Вряд ли, вряд ли. Он с детства живет в другом измерении. Папа — режиссер известный, тусовки, свой круг…

Говорил я искренне и в то же время дразнил девушку, вызывал на спор. Мне нравилось при случае спорить с такими вот, лет четырнадцати, — они еще ко всему относятся всерьез, жарко отстаивают свои только-только сформировавшиеся принципы и в то же время прислушиваются к мнению других; если приложить усилия, их можно переспорить, переубедить, переделать.

— Фильм «Сестры» видели? — спросил я.

— Да, конечно.

— Понравился?

— Да.

— И там, помните, Бодров встречается с героиней, удивляется, что она так хорошо стреляет…

— Да, помню, — лицо девушки напряглось — видимо, гадала, к чему это я.

— Предлагает ей идти к себе в охранники, кажется. И уезжает. И всё. У нее проблемы, жизнь на волоске, а он уезжает с пацанами.

— Но он ведь не знал.

— Ну, мог бы узнать.

— Спасти их должен был их отец. Это его миссия.

— Миссия, месседж, — я усмехнулся. — Наверно…Да, скорей всего, вы правы. Его миссия… А вы бы хотели оказаться на месте этой сестры?

— В каком смысле?

— Ну, в жизни?

— Не знаю, — девушка дернула плечами, глянула на портрет; лицо Бодрова было серьезно, сосредоточенно, он словно бы вслушивался в наш разговор.

— А в фильме этом сняться? С Бодровым познакомиться вообще?

Девушка посмотрела на меня теперь уже не как на нахала, а как на дурака и отвернулась к стене. Зашипела в наушниках музыка. Кажется, все те же «Крылья».

Я открыто, без спешки оглядел ее — острое плечо, впадина талии, круглый, уже почти женский зад, маленькие стопы в красных носочках. Года через три-четыре замуж потянет. «И выйдешь за какого-нибудь настоящего парня, который ларьки бомбит, — подумал иронически. — Удачи». И тоже отвернулся, с полчаса усиленно пытался уснуть и потом уснул — укачало.

Утром девушки и ее сестры уже не было. Сошли где-то между Омском и Тюменью. Я обрадовался, что так, — за вчерашний разговор было слегка неловко, за свои откровения, что я писатель. Поговорили — и ладно, и перестали друг для друга существовать.

…О девушке я вспомнил через несколько месяцев, когда узнал, что Бодрова и его съемочную группу накрыло на Кавказе лавиной. Представлял, как она не отходит от телевизора или компьютера, ожидая новостей, как рыдает, а скорее всего (это ближе ее характеру), тихо, сдерживаясь, глотает слезы, подобно Оксане Акиньшиной в финале фильма «Сестры»… С тех пор прошло много лет. Действительно много. Бодрова так и не нашли — он погребен подо льдом и камнями в Кодорском ущелье. Фильмы с его участием время от времени появляются в эфире. Наступили новые времена, пришли новые киношные герои. Но что-то более настоящих, чем Бодров, я не вижу. Зато в жизни стал встречать парней, напоминающих его. Правда, без пистолетов они и не крошат при первой возможности морду противнику, но, по всему судя, если возникнет ситуация, будет крайняя необходимость — раскрошат.

Хотя не в этом их настоящесть, а в какой-то внутренней силе и природной доброте. Есть у них инстинкт честности, благородство… Сложно это выразить — сущность людей вообще показать непросто, да и разобраться в ней. Но не похожи они на пацанов из девяностых, безбашенных и звероватых, а скорее смахивают на ребят-комсомольцев из ранних советских лет, хотя их я знаю по книгам да фильмам…

И девушек, подобных той, с которой несколько минут разговаривал, лежа на верхней полке, тоже встречать стал немало. Немногословных, спокойных, понявших что-то важное, что-то для себя решивших. Может — да наверняка, — жизнь большинство из них поломает, попортит, сделает слабыми и пустыми. Хочу верить, не всех. И кто-нибудь из таких парней и девушек наверняка сделает что-то настоящее. Не знаю, что именно, но, уверен, угадаю: именно это — настоящее.

И когда еду в поезде из Москвы в сторону Минусинска и обратно, надеюсь встретиться с той, что тогда, много лет назад, повесила на стенку портрет Бодрова. Не помню ее внешность, да она, естественно, очень изменилась, но, думаю, окажись мы рядом, в одном плацкартном вагоне, я узнаю ее. Подсяду, извинюсь за ту свою иронию. Спрашивать, как складывается ее жизнь, не буду. И так будет понятно — по-настоящему или нет.