- Издательство «Текст», 2011 г.
- Мордехай Рихлер (1931 — 2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.
Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть. Поиски мстителя сводят Джейка с криминальными типами, из-за чего он в силу нелепых случайностей попадает под суд.
Благодаря сплаву тонкого лиризма, искрометного юмора и едкого сарказма многие критики считают «Всадника с улицы Сент-Урбан» лучшим романом писателя. - Перевод с английского В. Бошняка
Вот интересно, порой пытался представить себе
Джейк, как Herr Doktor, в его теперь уже преклонном
возрасте почивает: дрыхнет, безвольно
раззявив рот, или — что ему, наверное, более
свойственно, — даже пребывая в забытьи, всегда
держит челюсти крепко сжатыми? Впрочем, не
важно. В любом случае придет Всадник и сдернет
золотую коронку с треугольного пенька на месте
одного из его верхних передних зубов. Щипцами.
Нет, плоскогубцами! Ме-е-едленно.
Еще додумывая эту мысль, Джейк осознал, что
вдруг проснулся весь в поту.
— Придет, ох, придет! — вырвалось у него
вслух.
Лежащая рядом Нэнси пошевелилась.
— Ничего, это я так, — тихо сказал Джейк. —
Опять тот сон. Спи, спи.
По слухам, Herr Doktor окружил себя вооруженными
телохранителями, их у него на вилле,
наверное, даже несколько — может, четверо. Да
и сам, скорей всего, держит оружие под рукой.
Какой-нибудь армейский револьвер, засунутый
под подушку, или автомат, прислоненный к стене
в углу комнаты с решетками на окнах, глядящих
на еле заметную тропу в джунглях — быть может,
от Пуэрто-сан-Винсенте к пограничному форту
«Карлос Антонио Лопес» на реке Паране.
Но и это ему не поможет, продолжал фантазировать
Джейк. Всадник с улицы Сент-Урбан застигнет
его врасплох и шанса улизнуть не даст.
Вновь погрузиться в сон не получалось. Поэтому
осторожно, чтобы не разбудить Нэнси, он выскользнул
из постели, накинул халат и, втянув живот,
протиснулся между кроватью и колыбелькой.
Поднявшись в свое чердачное укрывище, Джейк
машинально глянул на стенные часы, показывающие
время Парагвая — время Хера Доктора. Ага:
стало быть, в Асунсьоне без четверти одиннадцать,
поздний вечер.
Еще вчерашнего дня, между прочим.
Джейк отступил и стал обозревать свой стол с
царящим на нем кажущимся беспорядком, который,
на его взгляд — взгляд истинно посвященного,
— представлял собой тщательно выстроенную
систему ловушек. К примеру, второй сверху правый
ящик, казалось бы оставленный беззаботно открытым, на самом деле выдвинут в точности на
дюйм и три четверти. Конверт авиапочты, якобы
небрежно брошенный на перекидной календарь,
на самом деле положен не абы как, а под углом
в тридцать градусов к подставке настольной лампы.
Или под шестьдесят градусов? Черт побери,
с этими тайными зацепками, столь хитроумно
расставленными с вечера для уловления матери,
проблема в том, что точные величины углов и
размерений наутро не можешь вспомнить, а все
записывать — да ну! — лень, конечно. Исследуя
положение второго сверху правого ящика, Джейк
вдруг усомнился, он ли оставил его вчера выдвинутым
на два и три четверти дюйма. Или так он
оставлял его позавчера?
Четыре утра. Туда-сюда послонявшись, Джейк
сошел вниз, в кухню, где смешал себе джинтоник,
взял сигару — «Ромео и Джульетту», как
всегда, — и прикурил. Попался в настенное
зеркало… Покрепче натянул воображаемую
бейсболку. В ответ на условный знак кетчера
отрицательно мотнул головой, весь собрался,
дернул вверх левой ногой, толкнулся и метнул.
Н-нате вам! — абсолютный ноу-хиттер в стиле
Герша Лайонса, мяч типа оторви да выбрось!
Неподражаемый, неотбиваемый. Великий Уилли
Мэйс битой все же взмахивает, но мажет, и
судья-ампайр возглашает: «Страйк третий!» Гут
гезукт, — хмыкает Джейк. Вот тебе, Ред Смит,
знай наших. Смотри не пожалей, что не включил
меня в команду!
До того как принесут утреннюю почту, еще
часа три, соображал Джейк. Можно, конечно,
сесть за руль, смотаться на Флит-стрит… Да ну, к
черту.
Со вчерашней «Ивнинг стэндард» в руках Джейк
угнездился в отделанной дубовыми панелями гостиной
и, притворившись, будто понятия не имеет,
чем чревата ее последняя страница, стал подбираться
к ней исподволь, методично перемалывая и
«Дневник лондонца», и… так, что там у нас дальше?
«Человеческое измерение»? Ну-ка, ну-ка…
Выше голову!
Девушка, разбитая полиомиелитом,
сама готовитВ течение пятнадцати лет Бетти Уорд лелеяла
надежду сама приготовить еду. Лежа в барокамере,
читала поваренные книги в надежде, что
когда-нибудь ее мечта осуществится.Теперь при помощи новейшей техники,
специально для таких больных разработанной
и установленной у нее дома в Эшере (графство
Суррей), она может готовить! В ее барокамеру
встроен пульт управления плитой и электрочайником.
Она отдает распоряжения матери, что и
в каких пропорциях смешивать, а потом управляет
процессом термообработки, подбородком
нажимая на кнопку пульта.— Лучше всего, — говорит Бетти, — у меня
получаются блинчики и отбивные.
Ту статью с его фотографией, что была на последней
странице, Нэнси, оказывается, выдрала.
Чтобы не попалась на глаза детям. Так… «Кэпитал
Юнитс» снизились еще на пенни. «Эм энд Джи»
тоже. Красотка Модести Блейз опять попала в
переделку, но голых сисек что-то не видать. С такими
еще сосочками, выписанными тушью. Помимо
воли Джейк ощутил шевеление в чреслах.
Разбудить, что ли, Нэнси? Нет, ребенок и так лишает
ее всякой возможности выспаться. Джейк
начал было озирать полки в поисках чего-нибудь
эрогенного — какой-нибудь книжонки, походя
купленной в аэропорту или на вокзале, — но
тотчас вспомнил: все, что не успел стащить Гарри,
выставлено теперь на всеобщее обозрение в
судебном зале № 1. Например, его посиневшие
плавки с ширинкой.
В кармане халата Джейк нашел монетку, подбросил,
легла орлом. Два раза из трех. Потом три
из пяти. Вернулся на кухню, налил себе еще выпить.
Пятнадцать минут пятого. В Торонто четверть
двенадцатого. Будь он сейчас там, играл бы
в кругу закадычных друзей на бильярде или пил
в баре на крыше отеля «Парк Плаза», к тому же
был бы при этом дома, что и само ведь по себе
не лишено приятности. Как в Канаде уютно! Все-таки
родина, пусть он и отряс со своих ног ее прах
с решительностью неимоверной. Двенадцать лет
назад! Тогда она ему представлялась в виде рас
кинувшейся на тысячи миль хлебной нивы —
дыра дырой, деревня, жалкое захолустье и ничего
больше.
Джейк вспомнил, как они с Люком стояли на
палубе судна у релинга, в голове шумело шампанское,
распирала радость, в дымке таял КвебекСити,
а они уплывали все дальше по реке Святого
Лаврентия в океан.
— Нет, ты меня, меня послушай! — захлебывался
смехом Джейк. — Вот ты скажи, что сейчас
происходит в Торонто?
— В Торонто? О, ну как же! Город с каждым
днем становится все краше.
— А в Монреале?
— Ну, и Монреаль тоже — он неустанно движется
вперед!
Как была страна с большим будущим, так с
большим будущим и остается. И все же… все же,
как его туда тянет! Причем все сильней и сильней,
особенно в начале осени, когда в Лаврентийских
горах бархатный сезон. В последний
раз, когда он плыл по гладким водам реки Святого
Лаврентия навстречу океанской зыби, им, по
правде говоря, владело чувство потери, можно
даже сказать утраты, и он с грустью наблюдал,
как за корму уходят поселки, притулившиеся к
береговым скалам. Ни в одном из которых он не
бывал никогда.
Всё на круги своя, подумал он. Все по кругу.