Статья из книги С. Гедройца «Гиппоцентавр, или Опыты чтения и письма»
О книге С. Гедройца «Гиппоцентавр, или Опыты чтения и письма»
Занятный, обратите внимание, журнал. Пытается
осуществить мечту: общий разговор, в котором
люди обмениваются действительно мыслями.
Причем о вещах, которые им небезразличны. Как,
допустим, на обеде у маркиза де ла Моля. Или у
барона Гольбаха. И чтобы эти люди, эти собеседники
были не сплошь старики — не трепетали,
например, перед компьютером, нормально одевались,
умели водить авто, и желательно на всякий
случай какой-нибудь иняз без словаря.
Умственная жизнь дееспособных.
Тут и напечатан этот удивительный текст. Сюжет
которого Хорхе Луис Борхес, будь он жив,
непременно украл бы у Сергея Носова. В смысле
— позаимствовал бы. Просто не сумел бы удержаться.
Про того самого Пирогова. Н. И. Не поручика,
а хирурга. Якобы сторонника телесных наказаний.
Но это на склоне лет. А речь в очерке
(это вообще-то очерк) — о главном научном труде
Н. И.: о «Топографической анатомии, иллюстрированной
проведенными в трех направлениях
распилами через замороженные человеческие
трупы».
То есть Сергей Носов предлагает читателю
представить, как все это происходило в действительности.
Деревянный сарайчик в бывшем саду
бывшей Обуховской больницы: покойницкая.
Зима.
«…Пилил. По нескольку часов в день, иногда
оставаясь на ночь. При свечах. (Зимой в Петербурге
и днем темно.) В лютый мороз. Опасаясь одного:
как бы не согрелся свежий распил до того, как на
него будет положено стекло в мелкую клеточку и
снят рисунок. Чем сильнее был мороз, тем лучше
получалось у Пирогова. Распилов он осуществил
многие и многие тысячи — в атлас попало лишь
избранное. „Ледяной анатомией“ называл это дело
сам Пирогов…»
Будничная такая интонация, производственная.
Но картинка — и в литературе-то мировой
таких странных и страшных, я думаю, немного.
Что уж говорить про т. н. жизнь. Где ей!
Собственно, вот и все. Я просто искал предлог
воспеть этот журнал — и засвидетельствовать
свою приязнь этому превосходному писателю.
Однако нашел — в августовском номере «Прочтения» — несколько слов, отчасти относящихся
лично ко мне. Или, пожалуй, вот именно не относящихся,
поскольку они подразумевают, что
меня нет. С чем, конечно же, я полностью согласен.
А есть знаменитый критик Вячеслав Курицын.
И он, скорбя об упадке литкритики, задается таким
риторическим вопросом: «Что же — некому
быть критиком или негде?» И пытается воодушевить
способных молодых людей: дескать, есть,
есть где приложить силы, об этом не беспокойтесь,
только не отступайте перед трудностями.
«…В принципе площадки-то есть. Не поминать
к ночи голые без критики толстые журналы? Западло
в них печататься, гонорары мизерные, никто не
читает? Но не место красит человека, и сверхсуперхлебной
критическая работа бывает редко, и пусть
не читают на бумаге, но в Интернете-то тексты видны
на весь мир…»
Что-то подобное бывает на вторичном рынке
жилья. Человек покупает квартиру, въезжает в
нее, перевозит мебель, садится перед телевизором,
выпивает первую — и вдруг звонок в дверь,
а за дверью субъект, пренеприятнейший и незнакомый:
надо же, говорит, вы замок поменяли? а
мои где ключи? я, говорит, тоже здесь прописан,
вот паспорт и в нем штамп.
То есть риелтору (или как он там пишется)
надо работать тщательней.
Но в данном случае все OK. Заверяю, что ничего
подобного не произойдет. Милости просим,
способные молодые, семь футов вам в руки, ни
пуха под килем, ни пера.
А меня и точно нет. И никакой я не критик,
сколько раз повторять, я ворон. Критики — совсем
другое семейство (и класс, и отряд, и вид).
Вон — Вячеслав Николаевич делится столичным
опытом:
«Руку А. С. Немзеру я пожимал после откровенно
мерзких его пассажей в мой адрес, и не потому,
что я такой безвольный и без чувства собственного
достоинства, а потому, что был консенсус: мы обливаем
друг друга мочой и калом как бы не совсем
всерьез…»
Это чем же, спрашивается, надо закусывать,
чтобы всю дорогу держать порох жидким? Нет
уж, увольте. Профнепригоден. Очищаю вакансию.
Последний нонешний годочек гуляю с вами
я, друзья.
Предисловие Самуила Лурье к книге С. Гедройца «Гиппоцентавр, или Опыты чтения и письма»
Послесловие Никиты Елисеева к книге С. Гедройца «Гиппоцентавр, или Опыты чтения и письма»