- «Текст», 2012
- Остросюжетный роман «Тубплиер» вошел в длинный список «Русской премии» за 2011 год.
Захватывающая история ордена «тубплиеров» — как себя в шутку называют старожилы туберкулезного санатория, куда приезжает московский журналист Влад Гордин. Членов ордена связывает «незримая цепь Коха», и лишь среди равных, в кругу своих, они наконец могут свободно мыслить и любить.
Между тем в одно время с тубплиерами горцы объединяются для заговора посерьезнее…
Шестидесятые годы прошлого века, Кавказ, те места, куда через сорок лет на смену дружбе народов придет затяжная война… - Купить книгу на Озоне
Ворота стояли посреди забора — двустворчатые, стрельчатые.
Ворота возвышались над забором на добрую голову,
как боевая башня над крепостной стеной. Чугунные
стрелы, пики и луки, сплетаясь, составляли ажурное полотно
ворот, подбитых изнутри плотно подогнанными
досками, побуревшими от дождей, а на волю глядело это
черное чугунное кружево. Глухой забор, врытый в горный
склон, рассекал пейзаж надвое и не позволял Владу
Гордину, стоявшему перед воротами с чемоданом в руке,
разглядеть, что там, внутри.
«Лета, — подумал Влад Гордин, — вот она, река Лета,
маслянистая и темная, течет себе, скрытая забором от
солнечного мира, и мир ничего о ней толком не знает.
И этот амбал с шеей грузчика, этот жуткий тип сидит на
веслах в своем челноке; шагни в калитку — угодишь к
нему в лапы».
Дорога к забору вела снизу, от автобусной остановки
«Самшитовая роща», и упиралась лбом в узорные ворота.
Калитка была тщательно врезана в правую створку — те
же пики и стрелы и доски за ними — и как будто не
запиралась никак: добро, мол, пожаловать, дорогие товарищи!
Влад поставил чемодан на асфальт, сел на краешек
и закурил свой «Дукат» из узкой оранжевой пачечки.
Затянувшись поглубже, он прощально огляделся. Горы,
заросшие неведомыми кавказскими деревьями, красиво
громоздились и подступали к дороге. Невидимые птицы,
укрывшись в мощной зелени крон, пели на иностранном языке. Пахло лесной свежестью и флоксами. Сероватый
сигаретный дымок, восходя к небу, казался здесь
неуместным, чужим, но Влад не спешил гасить сигарету.
Сидя на чемодане против ворот и калитки ворот, он вообще
никуда не спешил. Он пришел, дорога привела его
на Кавказ — красивый, ароматный, винно-шашлычный.
Эта дорога началась неделей раньше, в Москве.
В Москве было зябко, сыро. Хрупкий хребет весны еще
не окреп и не закостенел, едкая пыль лета еще не коснулась
только-только выползших из чрева почек новорожденных
клейких листьев. Кое-где, в тени, сохранился
ноздреватый темный снег, и зимняя жизнь уходила из
него вместе с талой весенней водой. Зима сломалась, морозец
огрызался по ночам.
В жидкой очереди к окошечку военкомата перед Владом
молча переминалась с ноги на ногу тройка молодых
людей с озабоченными лицами — в военкомат по своей
воле не идут, это понятно. От нечего делать Влад разглядывал
мающихся ребят перед собой, лениво гадал, что за
напасть их привела сюда, в этот обшарпанный предбанник
с портретом Хрущева на стене. Сам Влад со своим
«розовым билетом» в кармане не испытывал здесь беспокойства:
в мирное время в армию он не призывался, в военное
— в предвиденном случае нападения на Советский
Союз коварных капиталистических врагов — должен был
вступить в борьбу в качестве рядового необученного.
Такое мудрое решение вынесла четыре года назад
призывная медицинская комиссия, и Влад Гордин был
совершенно им доволен. Нельзя сказать, что оно тогда
слетело с небес само по себе, как жар-птица. Нет-нет,
Влад птичку эту на медкомиссии старательно подманивал
и беззвучно выкликал. Он не хватал со стола пузырек
с чернилами и не выливал его содержимое себе в рот,
не размазывал канцелярский клей по голове: косить под
психа было делом поверхностным и бесперспективным.
Он пошел другим путем. Ненавязчиво пожаловавшись на
неотпускающую головную боль и резь в глазах, он был
посажен на высокий табурет и, сосредоточенно следуя
взглядом за пальцем старика глазника в белой шапке,
сжал волю в кулак и принялся, подобно коту, расширять
и сжимать зрачки. Он знал за собой это цирковое умение,
гордился им — его приятели в лучшем случае двигали
ушами, да и то с большим трудом — и рассчитывал,
что именно оно принесет ему освобождение от службы в
Вооруженных силах. Глазник отметил усилия Влада Гордина,
сказал «гм!» и спросил, давно ли у него это. Влад
ответил, что давно. Потом другие врачи вслушивались
в ход внутренней жизни Влада через стетоскоп, велели
приседать, проверяли слух и давление крови, колотили
молоточком по колену. Влад подчинялся с готовностью:
зрачки, похоже, сработали, дело было в шляпе. В результате
допризывника Гордина направили на дополнительное
обследование в стационар. И это тоже было здорово.
В больнице Влада Гордина, раздев до пояса, уложили
на железный стол, над которым с неприятным скрежетом
бегала, как игрушечный паровозик по рельсам,
какая-то штуковина. Влад не сводил глаз с этой штуки и
прилежно работал зрачками. Он знал, что от его усердия
зависит, забреют его на три года в армию или не забреют,
и старался вовсю. Через три недели его вызвали в
военкомат, вручили «розовый билет» и без лишних слов
отпустили на все четыре стороны.
Теперь, стоя в очереди перед окошечком военкомата,
Влад Гордин даже не вспоминал ту историю четырехлетней
давности: было, прошло. Вот сейчас он получит от
военных конверт, а в том конверте — билет на самолет,
и завтра улетит на Камчатку. Армия платит за билет, и
на том спасибо. И это как бы аванс: будет война — отправят
рядового необученного Гордина в какую-нибудь
фронтовую газету писать репортажи. Впрочем, Влад был
уверен в том, что аванс ему не придется отрабатывать:
если американцы долбанут своими атомными бомбами,
тут уже будет не до репортажей. Какая там война, честное
слово! А Камчатку хотелось посмотреть.
— Гордин, — протягивая военный билет в окошечко,
сказал Влад. — Владислав Самойлович. — И, наклонившись,
заглянул.
В окошечке сидел пожилой лейтенант, на столе рядом
с его локтем лежали пачка «Беломора» и спичечный
коробок.
— По какому делу? — нелюбезно спросил лейтенант.
— Я из Союза писателей, — изогнувшись в поясе,
пустился в необходимые разъяснения Влад. — Комиссия
по военной литературе. Тут у вас билет для меня должен
лежать на завтра, я лечу на Камчатку.
— На Камчатку? — переспросил зачем-то лейтенант.
— Ждите! — И свое окошечко захлопнул фанерной
шторкой.
Ждать пришлось недолго. Из обшитой железным листом
двери, ведущей внутрь помещения, выглянул поджарый
щуплый майор со свинцовыми глазами и поманил
Влада Гордина. Шагнув за порог, Влад очутился в
тесной комнате с зарешеченным окном. Стены комнаты
были выкрашены в блеклый зеленый цвет, торцом
к окну, к решетке, стоял конторский стол под зеленой
скатертью в обязательных чернильных пятнах. Крепкий
стул был сиротливо отодвинут. Со стены сыто и хитро
глядел Хрущев. Майор по-строевому пробухал сапогами
по полу, придвинул стул к столу и прямоугольно уселся.
В руках у него оказался военный билет Влада, офицер
листал книжицу, мусоля страницы.
— Гордон? — целясь во Влада из двух своих свинцовых
стволов, вдруг заорал майор.
— Гордин, — твердо поправил Влад. — И вы…
— А что ж ты тогда живой? — не обратив внимания
на поправку, продолжал бушевать майор. — А? Отвечай!
— То есть как?.. — удивился Влад, почти не веря
ушам.
— А так! — орал майор. — Мы тебя уже, считай, списали!
Ты повестки наши получал?
— Не получал, — соврал Влад. Повестки он получал
и, не распечатывая, выкидывал их в мусорное ведро: чего
сюда ходить, в военкомат, если мир на дворе.
— Мы думали, ты сгнил уже от своего туберкулеза! —
Майор с маху шмякнул ладошкой по столу. — Ты у меня
под суд пойдешь!
— Какой туберкулез? — злясь, спросил Влад Гордин. —
И не орите на меня!
— А это что? — тыча военным билетом, спросил майор.
— Ну, что?
— Где? — сердито потребовал уточнения Влад.
— Вот! — Мутный ноготь майора впился в строчку на
открытой страничке билета.
— Тут цифры какие-то, — сказал Влад. — Тире.
— Туберкулез это! — снова заорал майор. — А ты что,
хочешь, чтоб мы тебе стихами, что ли, про это писали?
— Нет у меня никакого туберкулеза, — примирительно
улыбаясь, сказал Влад. — Ошибка это. — Он искал, на
что бы сесть, но второго стула не было в комнате.
— Ты дурака давай не валяй, — не принял примирения
майор. — Ты медкомиссию проходил?
— Проходил, — кивнул Влад Гордин. — У меня по
глазам негодность, там должно быть написано. — И указал
на военный билет в руке майора.
Майор полистал, поискал. Не нашел.
— Нету, — сказал майор и поглядел на Влада Гордина
ужасно, как будто это он, Влад, только что взял и украл
из документа важную государственную запись.
— Я-то тут при чем? — Влад пожал плечами. — Мне
завтра на Камчатку лететь, я за билетами пришел.
— Ну, так… — подумав, решил майор. — Ты мне
справку принеси.
— Какую справку? — спросил Влад.
— Из районного тубдиспансера, — объяснил майор. —
Что ты у них на учете не состоишь. Ты в каком районе
проживаешь?
— В Советском, — сказал Влад Гордин.
— Вот оттуда и неси, — подвел черту майор.
Найти туберкулезный диспансер в кривом переулке за
Большой Грузинской, за Зоопарком, было непростым
делом. Учреждение со страшным названием, пугающим
добрых людей, как гадюка в траве, словно бы продуманно
запрятали подальше от оживленных улиц, в тупике
глухого двора за хулиганской подворотней.
Сойдя с трамвая, Влад зашагал на легких ногах, выглядывая
названия переулков. Расспрашивать редких
встречных, где тут туберкулезный дом, ему и в голову не
приходило: это было бы ничуть не лучше, чем наводить
у прохожих справки о кожно-венерологическом диспансере
с его сифилисом или в лучшем случае заразной матросской
почесухой. Адрес есть, нечего и спрашивать. До
конца рабочего дня оставалось еще часа два, Влад рассчитывал
получить справку и вернуться в военкомат, к
майору, до закрытия. Не переносить же, в конце концов,
завтрашний отъезд! Главное, не подхватить тут какуюнибудь
заразу. А как? Дышать только носом или, наоборот,
ртом? И ни к чему не прикасаться руками, вот это
точно. Проклятый майор, ну и устроил развлечение! Там,
наверно, очередь в этом проклятом диспансере, пока
постоишь, нахватаешься палок по самую кепку. Палки
Коха в колесе. Пошлятина какая!
Сырой двор перед туберкулезным диспансером был
пуст, как ночное поле. Натянув рукав плаща на ладонь,
Влад Гордин взялся за ручку двери.
В просторном помещении было пусто, только девушка
в белом халате, сидевшая за регистрационной стойкой,
взглянула на вошедшего Влада Гордина без всякого
интереса. По-больничному белая комната пахла то ли
хлоркой, то ли какой-то карболкой. За спиной девушки,
на полках, тесно стояли в ряд папки противного фекального
цвета, с тесемками.
— Я к вам, — подойдя к стойке, сказал Влад. — Мне
справку надо, что я тут не состою на учете. — Он хотел
как можно скорей покончить с этим делом и выйти на
свежий воздух. — Дадите? — Он старался дышать пореже.
— Направление у вас есть? — спросила девушка.
— Нет никакого направления, — ответил Влад. —
Меня из военкомата прислали.
— Пятый кабинет, — сказала девушка. — Только бланочек
вот этот заполните.
— Не надо мне ни в какой кабинет, — сердито отозвался
Влад Гордин. — Я в командировку лечу. Дайте
справку, что меня в этих ваших папках нет — и все.
— Вы нам тут свои правила не заводите, — ровным
голосом сказала девушка. — Идите на рентген, пока никого
нет.
В пятом кабинете было сумрачно, как в фотолаборатории.
Едва различимый в полутьме врач сидел за маленьким
столиком спиной к двери.
— Раздевайтесь до пояса, — не оборачиваясь к Владу,
велел врач. — Вот сюда вставайте, вдохните глубоко… Не
дышите… Готово. Подождите за дверью.
Сидя на деревянной скамейке, Влад подавленно рассуждал
о том, что с этим врачом все равно не имело
смысла ни о чем говорить: не рассказывать же ему о поездке
на Камчатку! Он делает свое дело: снимает, проявляет.
Сейчас закончится вся эта дурацкая история.
Врач выглянул, приотворив дверь, и Влад наконец
увидел его лицо — добродушное, круглое, в круглых очках.
Врачу было лет под шестьдесят.
— Идите сюда, молодой человек, — гостеприимно позвал
врач. — Еще один снимочек.
Теперь Владу было указано лечь на высокий железный
стол на спину. Влад ощупью улегся. Симпатичный врач
бормотал что-то себе под нос. Над головой Влада знакомо
заскрежетало, как будто поехал по игрушечным рельсам
игрушечный поезд. Остановился и еще раз поехал. И еще.
— Все! — сказал врач. — Можете вставать. Подождите
в коридоре.
Ждать пришлось дольше, чем в первый раз. В приемной
появилось несколько человек: старик, мальчишка
с велосипедным насосом, женщина с ребенком. Старик
подсел к Владу Гордину, спросил, указывая на дверь
рентгеновского кабинета:
— Там есть кто-нибудь?
Влад не хотел, чтобы симпатичному врачу мешали и
отрывали его от дела, и он сказал старику со знанием
предмета как сведущий человек:
— Ждите, вас вызовут.
Нельзя было мешать врачу, колдующему над его, Влада,
снимками. Врач сейчас пишет приговор, оправдательный
приговор, и никто не должен его отвлекать. Но этот
гремящий знакомый стол — как он вообще сюда попал?
Глаза он проверяет — или что? Или душу просвечивает?
Четыре года назад он помог, еще как помог, и сегодня
тоже поможет.
Круглолицый врач выглянул, поманил, шевеля согнутым
пальцем:
— Заходите!
Кабинет освещал теперь свет матового экрана, к которому
были пришпилены в два ряда лоснящиеся рентгеновские
снимки. В полутьме комнаты, набитой железными
углами, врач двигался легко и уверенно. Он почти
порхал, как летучая мышь.
— Это хорошо, что вы пришли к нам именно сейчас. —
Врач подтолкнул Влада Гордина к экрану. — У вас вспышка.
Вот смотрите…
Вспышка. Какая вспышка? Где? Что вообще означает
это красивое слово в темном рентгеновском кабинете
туберкулезного диспансера? Вспышка чего? Ненависти?
Страха? Любви? Или может, смерти? «Вспышка смерти» —
убедительно звучит. Но при чем тут он, Влад Гордин? И
уже наплывала уверенность, что — при чем.
— Видите? — увлеченно продолжал симпатичный
врач. — Это томограмма вашего левого легкого, верхушки.
Смотрите вот сюда!
На подсвеченной пленке вырисовывалась картина облачного
неба, звездных туманностей. Левое легкое.
— Вот этот шарик, — продолжал врач, — туберкулома.
Граната, начиненная туберкулезными палочками.
При неблагоприятных обстоятельствах она взрывается и
обсеменяет легкое сверху донизу. И… — И, разведя руками,
врач улыбнулся беззащитно и печально.
— Я понимаю, — промямлил Влад. — А что ж вы,
доктор, не боитесь от меня заразиться?
— Ваша граната запечатана, обызвествлена, — охотно
объяснил доктор. — У вас закрытая форма туберкулеза.
Наша и ваша задача не допустить развития процесса, не
дать гранате взорваться.
— Что я должен теперь делать? — выдавил Влад Гордин.
— Для начала отдыхать не тогда, когда устали, — сказал
врач, — а для того, чтобы не устать. И максимум
через неделю вы поедете в туберкулезный санаторий, на
Кавказ. Приходите завтра оформлять документы.
Значит, не на Камчатку, а на Кавказ. Судьба играет
человеком, а человек играет в подкидного дурака.
Машинально кивнув девушке за регистрационной
стойкой, Влад толкнул дверь диспансера и вышел на
волю. Смеркалось.