Что общего у Владимира Даля и Скарлетт Йоханссон?

Они родились в один день с русским писателем Виктором Пелевиным, которому сегодня, 22 ноября, исполняется 51 год. С чем мы его от всей души и поздравляем.

Собственно, на этом можно закончить. Что подарить человеку, у которого все есть? Что написать об авторе, о котором можно писать бесконечно, а лучше бы и не писать вовсе? Но уже пошутили нечаянно в заголовке, и не менее и не более безвкусно, чем издающее Пелевина «Эксмо» в своей аннотации к роману t: «В эпоху Пелевина жили и работали Горбачев, Ельцин, Путин». Чуть за полтинник — писательский возраст, в котором, слава богу, рано подводить итоги (да и кто мы такие, чтобы подводить), а прогнозов вроде как уже не сделаешь: все более или менее ясно примерно со времен «Чисел» (2003). О настоящем же и вовсе говорить смешно. Все эти определения (крупнейший, самый загадочный, обладающий даром провидения) так часто повторялись, что давно кажутся насмешкой. Короче, нечего писать. Однако мы все-таки сделаем любимому писателю пустячный, в меру своих скромных сил, но искренний подарок в его любимом стиле. Расскажем, как все было в параллельных реальностях, что таится под землей, на Луне, за шкафом, под плинтусом, как иначе могла расположиться во вселенной русской литературы звездная система под названием «Виктор Пелевин».

Вариант 1. Вас здесь не стояло

Допустим, что Пелевин как истина не с нами, а «где-то там». Русский язык не обогащается яркими и емкими, удобными для выражения тонких эмоций и сложных оттенков мысли крылатыми фразами. Например (задорновское «наберите воздуха»): «Единственное, что ждет человека в жизни — это быть терпящим издевательства и насмешки слугой у людей, тоже презираемых остальным миром за свои хоть и в чем-то раздражающие, но вообще безобидные свойства; людей, которые вдруг выделили из себя кучку мерзавцев с такими отвратительными моральными качествами, что презрение народа перешло в ненависть, вызываемую теперь отнюдь не природными наклонностями людей, из которых вышли эти мерзавцы. Прошедший этот путь поймет, что у него была альтернатива: самому стать хозяином такого слуги. Но самое страшное, что неизвестно, какая участь горше, и скорее всего, придется испробовать обе».

Вы поняли, да? Ну и так далее.

«Вместо Пелевина», скорее всего, был бы Дмитрий Быков. У него есть то же пристальное внимание к Советскому Проекту, та же страсть к реконструкциям и альтернативным сценариям, начиная с первого романа «Оправдание», где он дает свое масштабное конспирологическое «объяснение» («оправдание») сталинского террора (параллель к Пелевину: «Реконструктор (об исследованиях П. Стецюка)», конечно же, «Омон Ра»), заканчивая одной из последних книг «Икс», где выстраивается альтернативная версия создания романа «Тихий Дон» и биографии Шолохова — у Пелевина на похожую тему, хоть и с некоторой натяжкой, можно назвать роман t.

Примечание: «вместо Пелевина» никак не мог бы быть Михаил Елизаров, которого постоянно называют «смесью» Пелевина и Сорокина. Это глупое сравнение не только удивительное в своей безосновательности, но и вредное, мешающее увидеть в Елизарове чистого, тонкого модерниста, который не разрушает чужие миры, как Сорокин, и не объясняет наш мир через параллели со вселенными, построенными собственными руками, как Пелевин (да и поздний Сорокин тоже), а выстраивает собственные, независимые пространства, существующие только ради самих себя. Хотите, назовите это просто «фантастикой». То, что Елизарова интересует мистика или что иногда он использует радикальные художественные средства, дает столько же оснований сравнить его с Сорокиным и Пелевиным, сколько Татьяну Толстую с Львом Толстым — за фамилию и за то, что в их текстах есть длинные предложения.

Вариант 2. Реинкарнация: I will be back

«Пушкин... — это русский человек в его развитии, в каком, он, может быть, явится через 200 лет», — сказал Гоголь, но, как мы видим, он немного заблуждался. Вся природа творчества Пелевина, даже когда он интерпретирует советское прошлое, нацелена в будущее. Иллюзорный неправильный мир обязательно рухнет, и начнется что-то другое, сияющее, чистое. И его конкретный фирменный прием — предсказание событий и реалий (правда, по договору с «Эксмо» пока всего на год вперед) — также невольно побуждает думать о том, каким явится русский человек в будущем и какой писатель для него будет сочинять. Художественная литература, естественно, никуда не денется, а только примет новые технологические формы, как она делала всегда. Разные там глупые фантазии о непосредственном участии читателя в повествовании, квест, симулятор, 3D, проводки к вискам — «абсолютная реальность ощущений в новом романе N благодаря новейшей технологии Ostranenie!» — и прочая гадость. Буквальное погружение в текст для удовлетворения естественных человеческих потребностей, например, спилить березки в надоедливом нудном описании природы у нанодеревенщика с националистическим душком (уж это-то точно никуда не денется).

И вот тогда-то как раз и будет нужнее всех автор типа Пелевина, способный увлечь читателя чисто художественными средствами и уверенно повести его за собой — но уже с нравственной целью, дав ему понятный и действенный совет: не рассуждать, почему он оказался в жопе, а просто выйти из нее.

Вариант 3. Скарлетт уходит вдаль

Как вы сами понимаете, все вышесказанное было всего лишь натужной, неудачной попыткой предоставить хоть какую-то жалкую альтернативу этому простому в сущности, но неопровержимому утверждению: Виктор Пелевин был и будет с нами всегда. С чем я всех нас и поздравляю. Тогда и получается: «Владимир Даль, русский писатель и лексикограф, и Скарлетт Йоханссон, американская актриса и певица, жили и работали в эпоху Пелевина».