Самый глубокий цвет

• Мэгги Нельсон. Синеты / пер. с англ. А. Каркачёвой. — М.: No Kidding Press, 2020. — 96 с.

Эту и другие упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайте издательства, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

«Синеты» — двести сорок фрагментов о синем цвете. Это первая встреча русскоязычного читателя с современной американской писательницей Мэгги Нельсон. Книга появляется после поэтических сборников, исследовательских работ и романов-мемуаров, посвященных убийству тети Нельсон, как слияние всех этих жанров. Возможно, именно в «Синетах» устанавливается творческий метод писательницы — сочетание автобиографии, критической теории и философии.

Созвучие с «сонетами» здесь скорее случайное: оригинальное название — Bluets — отсылает к картине Джоан Митчелл Les Bluets [васильки. — фр.] — масштабному триптиху в духе абстрактного экспрессионизма. Книга умещается на девяноста страницах, но подобно многим текстам такой структуры, ее смыслы заключены и в том, что написано, и в самой пустоте, разделяющей отрывки. Пространство между «пропозициями» заполняется читательскими мыслями и фантазиями о том, что происходило в жизни автора между записью фрагментов. Поэтому впечатление от книги во многом зависит от состояния того, кто держит ее в руках.

Незаполненное пространство между оставляет «Синеты» незамкнутыми, они продолжают длиться, даже когда чтение закончилось. Так же, как белые линии на обложке уходят за границы книги. При этом все фрагменты связаны между собой: из одного в другой перетекают темы любви, одиночества, боли и искусства. И синий цвет. В некоторых отрывках продолжаются мысли из предыдущих, будто это абзацы одного текста. Другие кажутся совершенно оторванными друг от друга.

Несмотря на необычную форму, «Синеты» — единый текст, и читать его лучше по порядку: в книге есть скрытое движение — не сюжета, а, скорее, времени. При желании можно даже увидеть и автора-рассказчика, и персонажей. Вот только они как бы мерцают, то скрываясь из вида и уступая место размышлениям автора и отсылкам к различным исследованиям, то показываясь вновь. И это легко объяснить. Автор нарочно недоговаривает: она не отдает страницам всего, потому что письмо может вытеснить воспоминания. А значит, синяя грусть Мэгги Нельсон будет продолжаться бесконечно долго.

О принце синего королевства, синеглазом мужчине, появление которого спровоцировало синюю лихорадку — то ли болезнь, то ли тоску, то ли бескрайнюю, как океан, любовь, — писательница предпочитает говорить лишь в контексте огрубленного и предельно упрощенного секса — ебли. Мы знаем о нем немного: что он очень долго не читал последнего письма, что в одну из последних встреч он был в бледно-голубой рубашке (и носил ее потом), что вообще многое про него теперь стало «последним», потому что он ушел. И еще, конечно, это:

238. Если ты когда-нибудь это прочтешь, знай, что когда-то я была готова обойтись без всех этих слов, всей синевы этого мира, лишь бы ты был рядом.

Другой образ из книги — и тоже застывший во времени — подруга, парализованная после аварии. В отрывках, посвященных ей, — рассуждения о случайности и мудрости, о боли, которую можно и невозможно разделить даже с близким человеком. А еще в «Синетах» есть загадочная принцесса синего королевства — о ней сказано всего два предложения (одно из них — посвящение). И множество корреспондентов, приносящих автору синие предметы или вести о них. Эти люди словно дают надежду на исцеление — цветом — от смертельной болезни и в то же время замещают вещами или собственными словами написание книги.

Другие герои, с которыми ведется диалог, — это писатели, исследователи, музыканты, художники и авторы книг по психологической помощи. Среди них Гёте, Витгенштейн, Леонард Коэн, Гертруда Стайн, Джони Митчелл и все те, кто когда-то оказывался под властью синего или других цветов. Все те, кто пытался найти в цвете самостоятельное значение, к чему стремится и Мэгги Нельсон:

164. Не знаю, кто придумал эту синюю вульву, призванную выражать божественное замешательство и изумление. Но я убеждена, что цвет ей подходит. Потому что синий не мыслит. Он не мудр и не обещает мудрости. Он прекрасен, и что бы ни говорили поэты, философы и богословы, по-моему, красота ни скрывает, ни обнаруживает истину. Кроме того, она не ведет к справедливости и не уводит прочь от нее. Она фармакон. Она лучится.

Этой попыткой понять собственное состояние через опыт и мысли других «Синеты» напоминают «Одинокий город» Оливии Лэнг — книгу об одиночестве в Нью-Йорке и о том, как с этим чувством справлялись знаменитые жители города (Эдвард Хоппер, Энди Уорхол и другие). Но в отличие от Лэнг, одним из собеседников Мэгги Нельсон становится сам язык. Она исследует распространенные выражения, связанные с «синим», размышляет о письме вообще и о собственном письме в частности:

229. Я пишу это синими чернилами, чтобы запомнить, что все слова, а не только некоторые, писаны по воде.

В «Федре» Платона письменная речь названа «фармаконом», то есть «зельем». В греческом языке не уточняется, яд это или противоядие, а значит ответа на вопрос, губит ли письмо память или ее поддерживает, нет. Ту же двойственность сохраняет выбранная автором метафора «mordant, протравы — средства для закрепления или введения цвета по принципу татуировочной иглы, вбивающей краску под кожу». Протрава одновременно закрепляет цвет и разъедает. Мэгги Нельсон писала «Синеты» три года. Как сообщается на обложке книги, именно столько длилась грусть автора. Но закончилась ли она? И как это связано с письмом? Мы можем лишь строить догадки.

Сама полупоэтическая, полупрозаическая форма фрагментов в «Синетах» располагает к размышлению и вопрошанию. Русского читателя — особенно. Для начала, синий и светло-синий, то есть голубой, в русском разделены. В таком случае писала ли Мэгги Нельсон только о синем, или включала в свои размышления и голубой? Скорее всего, верно второе: в переводе некоторых из используемых автором цитат встречается лазурь (голубой или, по крайней мере, светло-синий цвет). К тому же, если обратиться к устойчивым выражениям, тоске в русском языке сопутствует не синий, а зеленый. Значит, пиши Мэгги Нельсон по-русски, ее книга должна была бы быть о другом цвете? Об этом мы никогда не узнаем.

Открытыми остаются и другие важные вопросы. Есть ли вообще в цвете смысл? Что может означать синий? Книга Мэгги Нельсон — один из возможных ответов. Очень личный и открытый к интерпретациям.