Онтология плоти

• Клод Луи-Комбе. Цеце / пер. с фр. В. Лапицкого. — Спб.: Jaromir Hladik press, 2019. — 224 с.

Пьер Беттанкур, Асгер Йорн, Лешек Колаковский, Клод Луи-Комбе — авторы, которые по разным причинам многие годы оставались на периферии российского книгоиздания, теперь оказались в центре внимания издательства Яромира Хладика. Главный редактор Игорь Булатовский наделяет проект благородной миссией: знакомить читателя с редкой, но значимой литературой. Первые восемь книг — это сложные гуманитарные тексты, которые еще не были опубликованы в России, что никак не умаляет их культурной и интеллектуальной ценности.

В центре внимания Клод Луи-Комбе — самобытный автор в мире французской литературы, к сожалению, мало изученный, но очевидно заметный. Его тексты — это максимальное философское и художественное углубление в пространство девиантной мифопоэтики. На русском языке уже издавались избранные произведения автора, в которые входил сообразный «Цеце» текст «Книга сына», сосредоточенный на инцестуальной связи главного героя с его матерью — эти два произведения в основе являются продолжением друг друга, реализованным с разных концов. Плоть, семейная связь и сексуальность — основные темы и функциональные элементы в романах Луи-Комбе, если же необходимо выбрать главные категории «Цеце», выстраивается довольно четкий ряд: архетип матери, исследование отвратительного и прозаический текст как поэтическое пространство.

Мать в художественном мире «Цеце» — это полная противоположность классической мифологемы матери. Если древнегреческая Рея спасает своих детей от пожирания Кроносом, то мать в романе Луи-Комбе сама стремится поглотить своего сына, и эта идея трансформируется в безумную и поистине страшную одержимость. Героиня текста является воплощением животной телесности, и эта низменность наделяется парадоксальной сакральностью:

Я — Мать как таковая. Мой рот — не просто какой-то там рот, а Рот. Он живет сам по себе и бесконечно надо мною властвует — точно так же, как и мои груди, Груди, и моя вульва, Вульва. Они существовали сами по себе и меж собой. Они жили как вельможи — так жили, говорят, в царствах нашего детства людоеды и людоедки.

Концепция матери у Луи-Комбе представляет собой абсолютно деструктивную метафору, где дар способности рождения оборачивается энергией разрушения, процессом обратного сотворения — мать обнаруживает в себе потребность сначала исследовать ртом самые укромные части тела своего ребенка, и со временем эта потребность перерастает в желание «высосать» его полностью, заново воссоединив тело с собственным плодом. Функция матери здесь амбивалентна: она дает жизнь и дает смерть, становится источником «смертной жизни». Более того, мать является причиной подавления и дальнейшего расщепления «Я» — как своего, так и ребенка.

Безусловно, в каждом из текстов Луи-Комбе работает с основополагающими для французской философии категориями: другого, чужого, отвратительного. Еще в 30-е Ж. Батай вывел термин «инородного» (некоторым образом наследника «зловещего» Фрейда), под которым подразумеваются сферы жизни, противоречащие установленному социальному порядку: эротизм, насилие, инцест, безумие, паразиты и так далее — все, что исключено из парадигмы нормативного. И именно эту сферу человеческого опыта скрупулезно препарирует Луи-Комбе. Его героиня воплощает в себе практически Идею «инородного», преступая любые границы дозволенного; вокруг нее выстраивается предельно аморальный текст, о который очень легко споткнуться в приступе естественного отвращения. Позже, кстати, в 1980 году Юлия Кристева, опираясь на работы Батая, в эссе «Силы ужаса» представит мифологему «архаической матери», которая открыто перекликается с фигурой матери у Луи-Комбе. Архаическая мать, впутанная в эдипов треугольник, — это истинная угроза человеческой сущности; она выведена из рамок общепринятого уклада. Мать Луи-Комбе созвучна матери Кристевой — как первобытное, животное, которое становится носителем и воплощением сексуальности, насилия, жизни и смерти.

Само название «Цеце» аналогичным образом сопоставляет идею текста с категорией вытесненного и отвратительного — муха не только всегда считалась распространителем смерти, но здесь еще и соотносится с главной героиней — ведь цеце является живородящим насекомым. Кровососущая, смертоносная, живородящая — на основе именно этих качеств и выстраивает Луи-Комбе миф о матери.

«Цеце» — это исследование телесности через текст и, с другой стороны, исследование самого текста как живого организма. Именно поэтому нельзя не сказать о тончайшей работе переводчика Виктора Лапицкого, который уже открыл русскому читателю целый пласт французской литературы, а также опубликовал два года назад собственный успешный роман «Пришед на пустошь». Язык «Цеце» густой, насыщенный, вязкий и невероятно завораживающий — он по-настоящему поэтичен в разнообразии художественных экспериментов со словом; он «кишащий», как рой личинок, оказавшихся в конце книги во рту мальчика. Язык Луи-Комбе — это не только соссюровские langue и parole, но и физический язык как часть человека. Как мать языком исследует тело ребенка, так язык исследует тело собственного текста:

Семью семьдесят семь раз я прохожусь языком до самой сердцевины фонем и понуждаю, пока не закружится голова, подняться в себе звуковые частицы науки и поэзии, все то, что позволяет рассказать историю, провозгласить законы, воспеть услады и горести, - все здание культуры, но распыленное, сведенное к изначальному произволу, которое я разминаю в бездне рта, перетряхиваю, как золотоносный песок, единственно ради радости моего языка, ради удовольствия моих сомкнутых уст.

Вряд ли можно предположить, что «Цеце» — роман, подразумевающий разные типы прочтения. Конечно, его можно воспринимать как витиеватый поток эстетически выверенного письма, но «Цеце» - это прежде всего философская и религиозная творческая практика, вписанная в современную французскую традицию. Читать Луи-Комбе в отрыве от Батая, Бланшо, Деррида, Бодрийяра, Кристевой и прочих титанов французской мысли попросту бессмысленно. В комплексе с интеллектуальной насыщенностью и разбираемыми мифологическими пластами его тексты оказываются настоящим литературном артефактом.