Феминизм по-советски

• Любовь Копылова. Одеяло из лоскутьев — М.: common place, 2018. — 236 с.

Роман Любови Копыловой «Одеяло из лоскутьев», впервые опубликованный в 1934-м, вновь издан в этом году. Так старую вещь достают из сундука, чтобы еще раз предаться воспоминаниям. Именно этой книгой издательство common place решило открыть серию изданий, конструирующих женский взгляд на мир в русской литературе.

Перед читателем разворачиваются несколько эпизодов из жизни девушки, описание которых больше напоминает записки гимназистки, и вряд ли претендует на звание большой литературы. Гораздо правильнее будет оценивать этот текст как акт социальный.

В 1934 году автор романа Любовь Копылова, бывшая сельская учительница, наравне с большими писателями того времени (вроде Максима Горького, с которым Копылова состояла в переписке) занимает определенную позицию в литературном сообществе Советского Союза. Выходит ее роман «Одеяло из лоскутьев».

Повторяющая жизненный путь писательницы главная героиня Ксения Щербакова растет среди рабочих и слуг при барине, который владеет крупным заводом. В семье, где тяжелый повседневный труд ложится на бабушку, мать, многочисленных тетушек и их подруг, идея о равноправии полов рождается не умозрительно, но вытекает из самой жизни.

Повествование спустя несколько страниц после начала ведется от лица самой героини — мы читаем ее личную переписку, воспоминания и мемуары, любовно украшенные различными эпитетами и метафорами. Интеллектуально одаренная девочка блестяще оканчивает школу, ей советуют продолжить обучение в гимназии. Именно здесь, в сфере интеллектуального труда, проявляются и сталкиваются с устоявшимися догмами взгляды Ксении Щербаковой. Характерен в этом отношении эпизод с экзаменами, которые необходимо сдать для получения аттестата:

Я взяла из его [инспектора] рук незнакомую хрестоматию и открыла ее как раз на середине.
— «Отца, мать кормить — долг платить. Сына питать — долг давать. Дочерей растить — за окно кидать...», — прочитала я и остановилась, смущенная не совсем обычным ладом повествования.
<...>
— Ну, если тут нечего рассказывать, скажи, как, по-твоему: верно это, что здесь написано, или нет. При этом инспектор взглянул на меня с такой веселой хитрецой, что я сразу почувствовала себя храброй.
— Нет, неверно, — твердо ответила я.
— Почему?
Я стояла возле экзаменационного стола в своем сером платье и белом переднике, с круглым гребешком в коротких волосах, живо представив себе тетю Феню, которая все еще работала на мойке, тетю Kатю, которая давно бегала на табачную фабрику и все заработанные деньги отдавала бабушке, мать, которая посылала старухе по праздникам сладкие пироги со мной, каждый раз воображающей себя Kрасной Шапочкой из сказки.
И я ответила почти назидательным тоном:
— Я никогда не забуду, что папа с мамой меня кормят, и когда вырасту, буду сама зарабатывать деньги и буду помогать им всю жизнь, до самого конца.

Ксения Щербакова готова поспорить даже с самой традицией, закрепленной в обществе посредством пословиц, тиражируемых школьной хрестоматией. Такой шаг если не категоричен, то, по крайней мере, чрезвычайно смел для девушки того времени.

Умственный труд ни разу в этой книге не становится для героини чем-то непосильным, напротив, она легко справляется с любыми задачами, а после окончания гимназии, став учительницей, изобретает методические приемы, которыми не без некоторой гордости делится с читателями ее записок. Проходя через увлечение декаденством и символизмом, героиня оказывается способна отстраниться и от этого опыта.

Радикализм этой книги раскрывается не через пусть и трогательные, но наивные описания жизненных ситуаций, происходящих так или иначе с любой молодой девушкой — ключевыми для романного повествования становятся мужские образы. Отец Ксении, тихий и мягкий человек, потерявший работу после решительного для себя шага — участия в уличной демонстрации — умирает дома от болезни среди нежно любящих его женщин. Увлеченный Ксенией восторженный интеллектуал оказывается неспособным вынести требовательной грубости настоящей жизни. Хозяин трактиров, явно готовый на брак, не ощущает аморальную сторону своего богатства, построенного на пороках. Талантливый художник, почти ненароком вписанный в ткань произведения, кончает жизнь самоубийством в одной из комнат московской квартиры, где останавливается героиня. Наконец, один из центральных персонажей книги, интеллектуальный наставник девушки, Александр Шатерников, в доме которого она живет, оказывается неспособным соответствовать собственным взглядам. Говорящий на собраниях столичной интеллигенции о единении сердец в божественном порыве, о золотом веке человеческого счастья, мужчина закатывает скандал из-за отсутствия масла к завтраку:

...И, наконец, к завтраку не оказалось масла.
— В доме три женщины — и ни одной ложки масла! — говорит он и встает из-за стола грозный.
По лицу его проходят недобрые тени. Светлые негустые волосы раздуваются точно бурей. Тонкие губы подергиваются судорогой.
— В доме три женщины — и ни одной ложки масла...

Мужские персонажи в романе умирают, угасают, вянут — не могут адаптироваться к изменениям, да и к жизни вообще. Это непрямое, но чрезвычайно категоричное обвинение бросает им Любовь Копылова посредством своего романа, который лишь маскируется под лоскутное одеяло, напоминающее о домашнем уюте.

Впрочем, говорить о художественной ценности текста довольно трудно по ряду причин. На протяжении всего повествования трудно избавиться от ощущения, что автор намеренно желает показать себя в самом выгодном свете. И остается загадкой, было ли это обусловлено личными и вполне естественными причинами — или же социальными и политическими. Книга таким образом превращается в серию эпизодов с положительным полюсом в лице главной героини и разнообразными анти-героями, которые введены будто лишь для того, чтобы ярче засияла добродетель Ксении Щербаковой.

Если говорить об авторской установке, то этот текст похож на попытку, с одной стороны, свести счеты с прошлым, а с другой — узаконить свое положение в новом политическом режиме, выстроив собственную биографию как закономерное развитие тех идей, которые созвучны государственной программе.

«Одеяло из лоскутьев» с натяжкой можно назвать литературой, но с определенностью — важным литературным фактом. До некоторого времени для того, чтобы увидеть свою книгу напечатанной, женщине нужно было переворачивать мировую словесность, быть гением с точки зрения трансформации жанров или печататься под мужским псевдонимом. Тем не менее известно, что литературное поле любой эпохи не состоит только лишь из шедевров. Важное место внутри него занимают и тексты второго и далее рядов, беллетристика, рассчитанная пусть и на разовое, но приятное чтение. Долгое время эта ниша была занята писателями-мужчинами, создававшими произведения как для мужчин, так и для женщин. Однако в Советском Союзе начинается трансформация существующего литературного поля, в него проникают написанные женщинами тексты, пусть зачастую и не представляющие художественной ценности.

В 1930-х, когда в некоторых странах только-только примирились (а где-то и до сих пор нет) с равными политическими правами обоих полов, в СССР бывшая гимназистка, скромная сельская учительница уже печатала свои романы, общалась с самыми известными писателями, и с этой точки зрения ее роман, безусловно, — яркий документ ранней советской эпохи, положившей начало изменению роли женщины в социальной жизни.