Екатеринбург

Все повторяется

Анна Матвеева. Горожане. Удивительные истории из жизни людей Е. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017.— 347 с.

По уже сложившейся традиции новая книга прозаика Анны Матвеевой — это, во-первых, сборник рассказов, а во-вторых, посвящен он жителям Екатеринбурга.

Эту книгу от остальных сборников отличает то, что ее герои — исторические личности, чьи судьбы удивительным образом соединились в названном выше городе. Девять историй, герои которых объединены попарно. Павел Бажов и Георгий Жуков, Николай Ипатьев и Борис Ельцин, Владимир Мулявин и Владимир Шахрин и другие: писатели, политики, ученые, архитекторы, музыканты, летчики, актеры — всех не перечесть. Рассказы Матвеевой дают представление о жителях города лучше, чем перепись населения. Однако именно город всегда остается главным героем сборника. Матвеева не устает признаваться в любви Екатеринбургу, из книги в книгу населяя его литературными героями так, как это столетиями делали другие писатели с Москвой и Петербургом.

В Екатеринбурге, как и в любом другом городе, за эти годы случилось много такого, что может стать романом — или пьесой. Это ведь только кажется, что города стоят на месте. И что люди не меняются. И что испытание медными трубами проходит легче и приятнее, чем огненно-водные процедуры. Медными трубами по голове — не пробовали?

Художественный мир рассказов Матвеевой складывается из симметричных рисунков, которые то уменьшаются до одной человеческой судьбы, то увеличиваются до размеров целой страны — и все они тесно переплетаются между собой, составляя одно удивительно узорчатое полотно, ни одна завитушка на котором не оказывается лишней.

Трогательная (подчас чересчур) интонация, аккуратное обращение с фактами создают впечатление, что знающий все о героях автор рассказывает не о большой реальной истории огромной страны, известных людей и одного немаленького города, но как будто бы располагает фигурки на игрушечном макете. Вот аккуратно из коробки достается одна, любовно разворачивается упаковка, фигурка рассматривается со всех сторон и занимает свое место на макете. А вот домик, с очень страшной историей, к слову сказать. Но и с ним проделывает автор тот же трепетный ритуал. Выполнившие свою функцию фигурки снова тщательно упаковываются и убираются в коробку. Их единственное спасение от тьмы забвения — память и надежда на то, что вскоре кто-то вновь захочет вытащить их на свет.

Интеллигентно-разговорная манера письма — демонстрация особого отношения к читателю. Текст изобилует разного рода истинами: «Безжалостнее всех судят тех, кто не судит» или «Исправить минус на плюс легко только в школьной тетрадке, в жизни действуют иные правила» — все это вместе похоже на рассказанную автором притчу об одном городе. Словарь Даля толкует слово «притча» как «поучение в примере». Матвеева демонстрирует читателю их целых восемнадцать, и свой собственный в придачу — есть из чего выбирать. А можно взять за образец то, что объединяет и всех героев, и автора: «Самое главное — мечтать. Мечты обязательно исполняются — жаль, что чаще всего после смерти».

Матвеева пишет остроумно, метафорично, ее тексты обладают особенным ритмом, отчетливым и очень заводным — настолько, что при чтении трудно удержаться от того, чтобы не начать легонько подпрыгивать на месте в такт повествованию.

А город — так что городу? Стоит, где поставили. Плоский бронзовый истукан, изображающий Татищева, дружелюбно соседствует с таким же точно плоским де Геннином: ироничная улыбка земной славы освещает Плотинку, как закатное солнце. Небо розовое, телесное, будто кто-то случайно прикрыл пальцем объектив. И чем твоя жизнь запомнится иным поколениям, до поры не знает никто — строкой ли из забытого стихотворения, сказанием о невиданном звере, новым городом, тюремным сроком или историей о женщине, которая бежала через улицу под гудки машин и мат водителей: бежала, чтобы сказать спасибо тому, кто спас её сына.

Так, и только так приходит мирская слава.

Но потом пройдёт и она.

Время в рассказах Матвеевой, несмотря на причудливые скачки из настоящего в прошлое и в будущее, упрямо движется вперед, унося с собой людей, дома и даже целые города. В этом движении автор видит логичную и оттого вовсе не печальную закономерность. Может, потому, что обо всем, что уходит, остается память, а может, потому, что автор знает: узоры на рисунке судьбы имеют свойство повторяться.

Полина Бояркина

Звукино

Я воспитан киноклубами, которых в мои студенческие времена было множество. Членские взносы платил (и посещал два-три раза в неделю) клубу при ДК Автомобилистов. Не забуду, как в 1984 году вернулся с очередного заседания. Сосед по комнате, физик-пятикурсник Леша, спросил, хороший ли фильм. Я не поскупился на восторги. Через неделю от длинного и нервного Леши чуть не получил по морде: «Я ж тебя как человека спросил! Поверил! Пошел с девушкой… Ну как тебя слушать после этого?!» — «Хочешь сказать, плохое кино?» — «Да оно, может, и хорошее, но не с девушкой на него ходить!» — «А ты почему прямо не спросил? Что, не знаешь, где с девушкой пообжиматься?!» Мы орали друг на друга весь вечер. Фильм назывался «Мой друг Иван Лапшин», о нем тогда не было ни строчки в прессе, не говоря уж о ТВ, и каждый сам решал, друг ему Лапшин или нет. А встретиться с картиной во всем огромном Свердловске можно было только в ДК Автомобилистов, один сеанс в неделю.

Сейчас киноклубов в их прежнем понимании не осталось. Тот, в котором членствовал я, сначала выгнали из ДК Автомобилистов — здание вернули церкви. Потом из кинотеатра «Октябрь» — затеяли многолетний ремонт. Из ДК Горького выгнали просто потому, что все помещения хозяева решили задорого сдавать — киноманам это оказалось не по карману.

Но вдруг осенью мне позвонили из городского Дома музыки: «Нет желания организовать у нас клуб любителей музыкального кино?» К стыду своему, я даже не знал, что кинотеатр «Урал» (одна остановка от желдорвокзала — почему и встречались на каждом сеансе полусонные транзитные пассажиры, коротавшие время до поезда) не просто закрыт, но два года как передан музыкантам. Там сейчас базируются знаменитые коллективы Domestic и BASCH. А вот теперь решили приветить и киноманов.

На первое заседание пришли человек тридцать. Я рассказал о классическом диснеевском мюзикле «Мэри Поппинс», потом посмотрели сам фильм. Копия была на английском языке с русскими субтитрами, и я боялся, что кто-нибудь встанет и выйдет, хлопнув дверью: «Я пришел кино смотреть, а не читать!» Никто не шелохнулся, после просмотра устроили овацию и мило поболтали.
В следующий раз один из своих любимых мюзиклов, «Парни и куколки», представил актер нашей «Музкомедии» Александр Копылов. Заслуженный артист России, лауреат областной премии «Браво», номинант «Золотой маски» выложился перед полусотней зрителей на полную катушку, только что не сплясал. Правда, я похолодел, когда во время сеанса техника засбоила, в зале зажегся свет (на минуту? на полчаса?!) и народ неуверенно зашевелился. Саша как ни в чем не бывало объявил: «Очень хорошо — можно подробнее рассказать о сцене, которую вы только что видели». После музыкально-хореографического комментария пошли вопросы: часто ли Фрэнк Синатра, который тут в главной роли, снимался в кино, и всегда ли — в мюзиклах, как поживает Джин Симмонс.

И стало ясно, что народ с разных концов города собирался не только ради кино (в конце концов, телек есть почти у каждого) — хочется посидеть в хорошей компании, пообщаться и посмеяться вместе с приличными людьми, а не с урлой.

Андрей Кулик

Пройдусь я по морозному, сверну на ледниковую…

в Екатеринбурге

Говорю таксисту: «В Филармонию!» — «Это где?» Товарищ явно очень неместный, вхожу в положение: «На Либкнехта». Нулевая реакция. «Да это же в самом центре, в конце-то концов! Как же ты не знаешь Карла Либкнехта?!» — «Так бы сразу и сказал — Карлалипнехта! А то придумал тоже — Липнехта… Шутник!»

На указателях, визитных карточках, баннерах, биллбордах то и дело читаю занятные адреса: Н. Онуфриева, Н. Васильева, М. Жукова… Перевожу для неместных: Начдива Онуфриева, Начдива Васильева, Маршала Жукова. Ну, что Сакко и Ванцетти по всей стране давно превратились в С. Ванцетти, вы и без меня знаете.

Кто такие эти загадочные Н. Онуфриев и Н. Васильев, никто и знать не хочет. Была еще улица Рабочего Крауля (видимо, чтобы не приняли его за какого-нибудь Помещика Крауля или Капиталиста Крауля). Она еще при советской власти стала улицей просто Крауля. Расспрашивайте, пытайте с пристрастием жителей этой улицы — никто не скажет, кем же был этот загадочный Крауль.

Так, может, вернуть наконец, как это сделали в Москве и в Питере, улицам Екатеринбурга их исторические имена — ведь никто, кроме кучки оголтелых большевиков, возражать не станет? Пусть Луначарского станет вновь Васнецовской, 8 Марта — Уктусской, проспект Ленина — Главным, а площадь 1905 года — Кафедральной? В середине 90-х казалось, что вот-вот это случится. Энтузиасты-краеведы по трафаретам аккуратно нанесли на дома прежние названия, чтобы народ постепенно привыкал к светлому прошлому. Не случилось — по-прежнему все большевики на месте, и, с учетом убыстряющейся советизации страны, вряд ли им что-то грозит.

2008-й, правда, всколыхнул народ — имя Бориса Ельцина присвоили политехническому институту, который он окончил (теперь это УГТУ — Уральский Государственный Технический Университет), и улице. Услышав взвизги одной девицы («Они с ума сошли?! Политех сделают имени Ельцина! Он ведь всего лишь там учился!»), я не выдержал: «А имени Кирова — это было лучше?» И услышал совсем уж неожиданное: «Киров был нарком промышленности, он основал институт, он тут работал!» И это вопила барышня с высшим образованием, екатеринбурженка. Пришлось ей рассказать, что Киров наркомом не был (с Орджоникидзе она его перепутала, что ли?), на Урал вообще не приезжал и к УГТУ не имеет ни малейшего отношения, а после гибели Сергея Мироновича по всей стране его имя лепили направо и налево. Почему бы, наконец, не Ельцин? Враждебное советское молчание.

А когда улицу переименовывали, за несколько часов до торжественного открытия выяснилось, что на табличке написано: «улица Ельцына». Начальство пришло в бешенство, табличку стремительно сделали новую, но пресса узнала и изумлялась: как же эти табличкоизготовители не знали написание фамилии земляка, первого президента России? Господи, да они ли одни…
Свежайшее: городская Дума утвердила новые названия на карте Екатеринбурга. У нас появились улицы Вековая и Ледниковая, переулки Туманный, Закатный, Корневой, Морозный. Никакой политики. Железно не придется переименовывать!

Андрей Кулик

SOS! ШОС!

В Екатеринбурге

Саммит ШОС пройдет в Екатеринбурге только через год, но город лихорадит уже сегодня.

Мы до недавнего времени толком и не знали ничего про этот ШОС — мало ли всяких международных организаций: ОПЕК, ОБСЕ, ВТО, ЕС… Но год назад постановили провести встречу глав государств, входящих в ШОС, и теперь у нас каждый знает, что ШОС — это Шанхайская организация сотрудничества, в которую входят Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Китай и Россия. А главное — мы, екатеринбуржцы, ежедневно слышим мантру: «В ходе подготовки к саммиту ШОС…» Выясняется, что все, ну буквально все, что в городе происходит, — подготовка к ШОС.

Возобновился выпуск ежемесячника на китайском языке «Ека Чжун Вэн Бао» (Екатеринбургская китайская газета). В городе появится «полноценная мусульманская инфраструктура»: соборная мечеть, напоминающая Тадж-Махал с четырьмя минаретами, магазины исламской одежды, халяльные (не путать с «халявными»!) рестораны. Реконструируют аэропорт, дорога от него до города будет расширена до четырех полос в оба направления. Откроются академия тенниса, академия шахмат, центр настольного тенниса, несколько огромных торгово-развлекательных центров…

Это до зубной боли напоминает советские времена, когда все, что происходило в стране, городе, деревне, проходило под лозунгом: «Навстречу съезду КПСС!». Неужели лидеры Китая и Кахстана, приехав в Екатеринбург, бросят все дела и побегут в торгово-развлекательные центры? Или отправятся на занятия в шахматную академию?!

Чиновники быстро вошли во вкус. Несколько лет губернатор мечтал присоединить к своей и без того роскошной резиденции великолепный особняк на проспекте Ленина — главной улице Екатеринбурга. Но в нем еще с советских времен засели профсоюзы, и выкурить их оттуда не представлялось возможным. Грянул ШОС — и профсоюзы вылетели как миленькие, а в здании вовсю идет ремонт, там, как объявлено, будут проходить встречи глав государств. Когда же уедут главы, особняк станет частью губернаторской резиденции. Историки и архитекторы хватаются за голову: фирма, получившая подряд на ремонт, не имеет опыта реставрационных работ. Один из красивейших особняков Екатеринбурга должны приводить в порядок мастера своего дела. Но — ШОС, и замолчите!

Мы все помним, как года три назад в Екатеринбург приехал спикер Совета Федерации Сергей Миронов. Во время его передвижений по городу не только перекрывали движение транспорта, но и людям пройти не давали. Я сам не мог попасть на работу: оцепили весь квартал вокруг Горной академии, куда заглянул Миронов, и ни одна живая душа не имела права прошмыгнуть, даже «скорую», спешившую к больному, задержали. С ужасом представляю, что будет, когда в город одновременно нагрянут несколько президентов. Лучше всего на эти дни екатеринбуржцам взять отпуск и куда-нибудь свалить — все равно ни проехать, ни пройти не дадут. Ну что поделаешь, если губернатор на пару с мэром изо всех сил хотят сделать из Екатеринбурга третью столицу, а мы мешаемся под ногами.

Андрей Кулик

Башня Смерти

В Екатеринбурге

Власти Екатеринбурга объявили, что наконец-то нашлись желающие достроить телебашню, возведение которой началось в 1984 году.

Когда я говорю тридцатилетним коллегам, что помню город еще без телебашни, в их глазах читается: «Столько не живут!» Но я действительно помню, как свердловские газеты трубили, что вот скоро над городом взметнется сооружение, которое позволит нам принимать аж три (!) телепрограммы, и как возле цирка началась бульдозерно-экскаваторно-крановая суета.

Башню строили, люди хихикали (фаллическое сооружение по соседству с шарообразным цирком невольно провоцировало на неприличности), но все терпеливо ждали: ну когда же наконец 220-метровая телевышка одарит нас благами цивилизации?

Не дождались. Грянула перестройка, и выяснилось, что телевидение было прикрытием для военных: наша байда планировалась как часть мощной локаторной системы, которая должна была зафиксировать подлет американских ракет (бомбардировщиков?) со стороны Северного полюса (другой составной частью, говорят, была Рижская телебашня, возле которой на закате СССР пролилась кровь).

У нас кровь лилась уже в 90-е. Когда «Спецжелезобетон», честно соорудив ствол, освободил место для следующего этапа. Сюда челябинская «Уралстальконструкция» уже не пришла:военные потеряли к объекту всякий интерес, а у гражданских не было денег самостоятельно сделать мачту.

Мало ли строек заморозили? Но эта, самая высокая на Урале, вскоре стала называться в народе Башней Смерти. Во-первых, на нее полезли самоубийцы, полагая, что уж с такой верхотуры точно расшибешься в лепешку. Увы, рифейские Вертеры не учитывали ветер (на высоте сильнейший) и арматуру, тут и там торчащую из недостроенной башни. В итоге, конечно, погибали, но в таких муках, о которых вам лучше не знать. Напарывались на сюрпризы и желающие сигануть с башни на парашюте или на дельтаплане…

Все входы в кровавую башню замуровали, все железки, по которым можно было забраться на нее снаружи, отпилили. Она стояла памятником социализму. Туристы говорили: «Видели ваш недостроенный цирк рядом с телебашней» — цирк с ажурной верхушкой производил впечатление незаконченности, а башня, чья вершина в плохую погоду уходит за облака, вполне себе монументально царила над городом.

Уже предлагали ее просто убрать. А как? Взорвать? Но рядом все густо застроено — опасно. Распилить? На такую дорогостоящую и долговременную операцию просто нет денег. Достроить? Вот тут время от времени находились желающие, однако быстро исчезали, узнав, сколько будет стоить это удовольствие.

И вот на днях объявлено: нашлись какие-то швейцарцы, которые возьмутся за башню. Ну, наверное, будет там враща?ющийся ресторан наверху (интересно, кому захочется увидеть облака сверху?), всевозможные магазины и сувенирные киоски внизу… Но телевизионщикам эта махина уже не нужна. Весной в Екатеринбурге началось цифровое вещание (десятки телеканалов, несколько радийных). По области сигнал распространяется по принципу сотовой связи: много не очень высоких передатчиков, покрывающих небольшую площадь. Зато немало, и в сумме — вся область. А башня через 42 месяца обещает стать просто Башней. Без «теле».

Андрей Кулик