Виктор Iванiв. Конец Покемаря. — М.: Коровакниги, 2017. — 401 с.
Очарование произведений Iванiва в их непохожести друг на друга. Писатель говорил в интервью Александру Чанцеву, что рассказывать одинаково не очень интересно, поэтому для каждой вещи он пытается придумать свое решение, свою композицию, свой сценарный вариант. И посмертно выпущенный сборник прозы (хотя подчас это определение весьма условно, Iванiв размывает границу между прозаическим и поэтическим) «Конец Покемаря» — прекрасное тому подтверждение.
Роман «Жирный шифр, в инее шарф», в котором, по признанию автора, целью было максимально затруднить понимание, соседствует с легкими, воздушными рассказами. Сухой сценарий «Про арбуз» расположен рядом с ритмизованной и рифмованной «Повестью о Полечке», чья напевность, среди прочего, напоминает творчество скоморохов:
Вбегаю в метро на станцию, как пятно родимое, наступает приход, и тут же приходит мне кабзда. И прежде чем в меня пальцем показывать и тыкать, послушайте, я про время еще не досказал. Время — это такое тело мертвого, голое, без креста, в поле лежащего в штанах. Время — это монета затертая, сколок, на которой впроголодь портрет не узнаешь впотьмах. Время — это то, что открывается, как воспоминание, и сбывается раз, но это обман. Это виселица, каруселька майская, в которой мертвый ребенок выпал из стремян.
Творческий метод автора наследует традиции русской орнаментальной прозы от Андрея Белого с Константином Вагиновым до Саши Соколова. Даже когда Iванiв не ритмизует и не вплетает в свои произведения рифму, его язык все равно остается чрезвычайно разнообразным и богатым созвучиями:
Чащи веток, елей кисейной барышни, и высосанный зрак хоботом пчелиным — хмурилась-жмурилась, а до этого снилась утрами под сладость пробуждения — морфема такая и фенечка, да денечка красноватыми пузырями сафьяна в сумраке прихожей зажгла электричество, и отказали, закоротили косые дожди.
Автор систематически смешивает события, имевшие место в действительности, с вымыслом. Даже герои не остаются неизменными в этом ускользающем авторском мире: Полечка, например, временами превращается в Олечку и обратно. Воспринимая письмо такой плотности, неизменно обнаруживаешь себя завороженным.
Iванiв писал на пределе возможностей, до изнеможения (сам он характеризовал свой метод как «лихорадочное письмо»). И заложенное в его произведениях ощущение (бес)предельности («единственный нон-конформизм — не проспать свой последний час и быть к готовым к гибели всерьез») и тотальной свободы в условиях несвободы («из окон прыгать нам иль задыхаться») бесконечно подкупает.