Александр Привалов, журнал «Эксперт», специально для «Однако»
Недавний приказ Министерства образования
об «утверждении списка
грамматик, словарей
и справочников» наделал
шума, и множество
не самых глупых людей
сильно расстроились,
в очередной раз
обеспокоившись за
судьбу родного языка.
Утешьтесь, сограждане:
в этот именно раз можно
было не расстраиваться.
Нам просто ничего толком
не объяснили — и мы
привычно заподозрили
«глупость или измену»
там, где была всего лишь
чиновничья невнятица.
Для начала народ решил, что
перечисленные в приказе четыре
словаря составляют весь список
нормативной литературы, и пустился в меру темперамента более или менее пылко обличать неполноту куцего перечня. Где в нем
хоть одна грамматика? Где хоть
один толковый словарь? И почему все четыре книги, вошедшие в
перечень, выпущены одним и тем же издательством — «занесли»
они, что ли? Да нет, говорят, не
заносили. Как задним числом растолковали нам знающие люди, это
издательство — «АСТ-ПРЕСС» —
первым представило свои книги
на утверждение в Комиссию по
русскому языку. Комиссия их одобрила, что злосчастным приказом
нам и пытались сообщить. Среди
Акакиев Акакиевичей разного чина, готовивших,
визировавших
и подписывавших этот приказ, не
нашлось ни одного, кто догадался бы включить в текст хоть намек:
мол, не бойтесь, граждане, здесь
только часть будущего списка…
Этот грустный факт показывает,
что далеко не все проблемы «современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного»
коренятся в нехватке словарей.
Дальше — больше. Кто-то из первых репортеров, докладывавших о
приказе публике, почему-то решил,
что один из словарей не то чтобы
запрещает употреблять существительное кофе в мужском роде, но
уж, во всяком случае, впервые официально дозволяет использовать
род средний. К этой эпатирующей
детали были добавлены еще две-три — и публика стала негодовать
уже из-за них. Но и тут мы трепали себе нервы, кажется, почти
напрасно. Знающие люди с усмешкой поясняют нам, что словари допускают эту мерзость («мое любимое кофе») уже с 1983 года, и что
вообще, прежде чем изрекать что бы то ни было о словарях, полезно
привыкнуть ими пользоваться.
Но каяться за напрасный гнев нам,
пожалуй, не стоит. Публика, крайне редко бывая правой в подробностях, весьма часто бывает права
по сути — именно это мы в данном
случае и наблюдаем. А как должны
были реагировать на невнятные
новости про «регулирование русского языка» люди, на глазах которых всего несколько лет назад
чудом в последнюю минуту сорвалась убийственно широкая реформа русского правописания? Ведь
проблема-то налицо, и проблема
огромная.
Русский язык, как и всякий живой язык, меняется. Сейчас он
меняется особенно быстро,
потому что за последние годы
очень поменялась русская жизнь.
Масса новых слов, новых выражений, новых понятий — и
отсюда масса вопросов. Офшор
писать через одно или через
два «ф», с дефисом или без дефиса? В блогере одно «г» или
два? Должны быть надежные
словари, объясняющие добрым
людям, как все это пишется. Создание таких словарей, спору нет,
ведется — пусть недостаточно быстро и не слишком бесспорно, —
и это хорошо. Беда только в том,
что некая часть работающих по
этой части ученых так и рвется
поверх необходимой, но неброской работы учинить что-нибудь
неизгладимое. Вроде той «лопатинской» реформы, которая заставила бы нас писать парашут
и брошура по-новому, а жюри,
жюльен и пшют — по-старому.
Такие реформы, для чего бы их
ни задумывали, всегда имеют
один и тот же дурной эффект.
Какая там «унификация» или
тем более «упрощение» орфографии — чушь. Богатый живой
язык не упрощается. Невозможно упростить русский язык так,
чтобы ленивый оболтус за час в
неделю его выучивал на «отлично». А спонтанные взбрыки —
изменения чего-то одного, непонятно, почему именно этого, а не
соседнего — только порождают в
среднем человеке уверенность,
что все вообще правила русского
языка произвольны. Если можно
было изменить неизвестно почему — просто так, по желанию
начальства — правило насчет парашюта (как восемь лет назад)
или насчет кофе (как сейчас или
в 1983 году — неважно), значит,
можно изменить что угодно.
Значит, все правила русского
языка — суть какая-то бредятина.
А это будет ложная уверенность:
правила русского языка не есть
бредятина.
Ну а что касается Минобра, то
было бы просто глупо не видеть в
любом его прикосновении к русскому языку потенциальную опасность; тамошние эффективные
менеджеры себя проявили если
не похлеще, чем их собратья на
Саяно-Шушенской ГЭС, то все же
очень весомо. Они уже отменили
обязательный выпускной экзамен
по русской литературе, то есть
сделали все, что в их силах, для деградации русского языка. Русских
школьников больше не заставляют читать, им никто не объясняет, что читать — это хорошо.
Они, в большинстве своем, с немалым облегчением более и не
читают. Поэтому
язык неизбежно
будет оскудевать
и уплощаться все
быстрее. Разумеется, не все во власти
эффективных менеджеров: они не могут
запретить родителям, которые сами умеют читать,
научить читать своих
детей. Но поскольку
таких родителей и
сейчас меньшинство,
то в каждом следующем поколении доля
умеющих читать будет
становиться все меньше,
а русский язык — все ближе
к моя твоя не понимай.
Но хоть приказ
Минобра
№ 195,
слава Богу, ничего особенно
вредного не
содержит.