Григорий Кружков. Одиссея Эдварда Лира
Эдвард Лир, поэт и художник, знаменит, прежде всего, своими «книгами нонсенса». Когда первая из них (The Book of Nonsense) в 1846 году была опубликована под псевдонимом «Дерри из Дерри», публика не сразу ее распробовала. Но, распробовав, захотела еще и еще. Пошли переиздания. Книгу затрепывали в клочья — и затрепали: кажется, даже Британская библиотека не располагает самым первым изданием.
Откуда же взялся этот эксцентричный «дядюшка Дерри», ведущий за собой хоровод приплясывающих ребятишек? Все началось в
Что тут смешного? Во-первых, нестыковка эпического начала: «Жил один больной человек из Тобаго» — и скоропалительного финала. Во-вторых, энергичный ритм с «приплясом» в укороченных строках. В-третьих, каламбурная рифма: «Тобэйго, сэйго, ю_мэй_го» («можете переходить»). Наконец, если вдуматься, само содержание лимерика тоже довольно познавательно. Это вам не какое-то:
Вот и сказка вся.
В лимерике найдена золотая середина между растянутостью романа и чрезмерной краткостью пословицы. Конструкция такова. В первой строке появляется герой (или героиня), с непременным указанием на местожительства, во второй — даются его (ее) свойства или что он(а) свершил(а). Причем второе определяется первым! Если наш герой из Тобаго, то он должен есть саго. Если, скажем, из Кёльна — огурец малосольный. Дама из Салоников не может обойтись без поклонников, а леди из Атлантики просто обязана носить бантики. И прочее в таком духе. Герой лимерика, как он ни свободен совершать любые глупости, все-таки чем-то связан — но не пошлой логикой жизни, а рифмой.
Далее, в третьей и четвертой строках лимерика совершается то, что Аристотель называет перипетиями. Герой совершает некие поступки, зачастую опрометчивые, и обыкновенно успевает пожать плоды этих поступков. Здесь-то и появляются «они», «другие». Олдос Хаксли в своем блестящем эссе о Лире впервые исследовал этих странных персонажей. Впрочем, ничего особенно странного в них нет. Это законопослушные, хотя и недалекие люди, свидетели удивительных деяний героя. Порой они просто изумлены, порой задают всякие неуместные вопросы. Но бывает, что ведут себя и похуже: злорадствуют, изгоняют из родного города, а то могут и побить любым рифмующимся предметом. «В большинстве своем лимерики, — пишет Хаксли, — не что иное, как эпизоды, извлеченные из истории вечной борьбы между гением и его ближними».
Почему же чопорные (как мы их представляем) викторианцы так полюбили «книги нонсенса»? А потому, что и сам эксцентричнейший мистер Лир был викторианцем до мозга костей. Он, между прочим, давал уроки рисования самой королеве Виктории. Он настолько любил поэта-лауреата Альфреда Теннисона, что писал романсы на его стихи и вдохновенно исполнял их в обществе, аккомпанируя себе на фортепьяно.
Лучшие стихи Лира — органическая часть большой романтической традиции английской литературы. Неповторимый причудливый колорит, который создан в «Джамблях» и других великих балладах Эдварда Лира, никак не отменяет того, что эти стихи, по сути своей, совсем не пародийны. В них слышен пафос предприимчивости и стойкого мужества — что, вкупе с учтивостью и чувством юмора, составляет почти полный набор викторианских добродетелей. Неизбывная романтическая грусть и — вопреки всему — вера в победу духа над косными обстоятельствами жизни…
Переливчатый глюк
Перевод Марины Бородицкой
В погожий денёк на некошеный луг
Пришёл погулять Переливчатый Глюк.
И тут же с гор, из лесов и прерий
Сбежались к нему любопытные звери.
Собака и кот, кенгуру и джейран,
И свинка морская, и дикий кабан…
От визга и лая, от воя и крика,
Ослиного рёва и львиного рыка
Едва не оглох Переливчатый Глюк.
А звери толкались, толпились вокруг
И, шеи вытягивая в изумленье,
Дивились на странное это явленье.«Лиса! — раздались голоса зверей. —
Ты всех речистей и всех мудрей!
Попробуй с вопросом к нему обратиться:
Что он такое — зверь или птица?
Рыба? А может быть, насекомое?
Что за животное, нам не знакомое?»А новичок головой покачал
И громко пропел-проревел-прорычал:
«Брыккети-брык, бруккети-брук,
Меня зовут Переливчатый Глюк!»В погожий денёк на раскидистый сук
Присел отдохнуть Переливчатый Глюк.
И вмиг отовсюду слетелись птицы:
Дрозды и грачи, журавли и синицы.
И стриж, и орёл, и павлин, и баклан,
И чайка, и сойка, и сам пеликан…
От клёкота, щебета, уханья, свиста,
От звонких рулад соловья-вокалиста
Слегка одурел Переливчатый Глюк.
А птицы порхали, скакали вокруг
И, хлопая крыльями от удивленья,
Глядели на странное это явленье.И хором они закричали: «Сова!
Ты длинные, умные знаешь слова.
Попробуй с просьбой к нему обратиться:
Пускай объяснит — он зверь или птица?
А может быть, рыба? А вдруг, а вдруг
Это какой-то невиданный жук?!»Но тут незнакомец на ветке запрыгал
И звонко пропел-просвистел-прочирикал:
«Чиккети-чик, риккети-рюк,
Меня зовут Переливчатый Глюк!»В лазурных потоках залива Джамбук
Поплавать решил Переливчатый Глюк.
И тотчас рыб разноцветная стая
Примчалась к нему, чешуёй блистая.
Белуга, севрюга, кефаль и форель,
Акула и камбала, скат и макрель…
От бульканья, плюханья, бликов и блеска,
Китовых фонтанов, дельфиньего плеска
Совсем обалдел Переливчатый Глюк.
А рыбы сверкали, скользили вокруг
И, рты разевая в немом изумленье,
Глазели на странное это явленье.Ну, кто самый храбрый? Конечно же, кит!
Он гостя расспросит, он всем разъяснит,
Что перед ними за небылица:
Летучая рыба? Плавучая птица?
Зверь? Или, может быть, насекомое,
От Караманджаро теченьем влекомое?Но гость в ответ плавником покачал
И тихо пропел-пробурлил-прожурчал:
«Хлиппети-хлюп, пликкети-плюк,
Меня зовут Переливчатый Глюк…»Под деревом возле залива Джамбук
Присел помечтать Переливчатый Глюк.
Но тут насекомых народец летучий
Над ним закружился огромною тучей.
Букашки, мурашки, жуки, пауки,
Цикады, стрекозы, шмели, мотыльки…
От стрёкота, звона, гуденья и писка,
От мух и москитов, жужжащих так близко,
Вконец очумел Переливчатый Глюк.
А мелкие твари кишели вокруг
И, вытянув усики от удивленья,
Взирали на странное это явленье.
И вот пропищали они: «Муравей!
Ты всех прилежней и всех шустрей.
Ступай и попробуй ответа добиться:
Что он за зверь — или что он за птица?
А вдруг это крупная божья коровка?
Мы сами спросили бы, только неловко».А незнакомец повёл хоботком
И тонким-претонким пропел голоском:
«Цвиккети-цвик, зиккети-зюк,
Меня зовут Переливчатый Глюк».И тут все звери друг за другом
Пошли отплясывать круг за кругом,
И тут все рыбы в пучине вод
Плескучий свой завели хоровод,
И вереница за вереницей
Кружиться начали в небе птицы,
И все букашки и мураши
Захороводились от души.
И на весь мир они пели, рычали,
Чирикали, булькали и пищали:
«Не зверь! Не птица! Не рыба! Не жук!
Он просто наш друг — Переливчатый Глюк!»