Отрывок из романа
О книге Татьяны Соломатиной «Отойти в сторону и посмотреть»
Отец, наверное, тасуя бешенство с паникой, обзванивает всех подряд. А может… Странно, что я только сейчас о нём вспомнила. А может, он уже на вокзале в Симферополе или Феодосии. Смотря что пересилило. Если паника — на вокзале. Если бешенство — вообще ничего не делает. Сидит на террасе, пьёт вино и ждёт новостей… Поймёт ли когда-нибудь? Почему было не рассказать ему всё? А поверил бы?.. А ты сама?.. Вот сейчас позвонишь, дверь откроется — и что? «Здравствуйте, Владимир Максимович! Вам не следует завтра никуда ехать. Потому что послезавтра мясорубка селя оставит о вас только добрые воспоминания. И что мне тогда делать? Всю оставшуюся жизнь выслушивать ликбезы о последствиях „первой влюблённости“?.. Да, я влюблена. Да, с моим отцом вы ровесники… Но только вы можете знать, что с этим делать. А я знаю только, что нельзя делать БЕЗ этого. Ничего нельзя»…
Дверь открывается. На пороге стоит незнакомый мужчина.
— Здравствуйте. Э-э… Владимир Максимович дома?
— Здравствуйте. Нет.
Нет!
Это «нет» совсем, или это маленькое «нет»? Такое обычное маленькое «нет». Про соль, спички или даже про планы на выходные. Но не то «нет», которое даже если маленькое для тех, кто его произносит, на самом деле — огромное. Чья подавляющая бесконечность известна только тебе…
— Проходите, он скоро будет.
Не уехал! Скоро будет!
Я чуть не выкрикиваю всё это. Запертый внутри лёгких воздух вырывается через комок в горле приглушённым стоном.
— Вы, э-э…
— Лика, — быстро успокоившись, я протягиваю руку. — Мне он нужен по очень срочному делу.
— Михаил Афанасьевич, — аккуратное неловкое пожатие, двумя пальцами.
Как-то давно я слышала, как Макс говорил в компании: «В этой стране ещё не одно поколение мужчин будет мучиться вопросом: целовать женщине руку, пожимать её или уж сразу хлопать по заднице!» Это всё, мол, наследие краснозвёздных гопников и экстремистов-истеричек… Наверное, он имел в виду как раз такой случай.
— Очень приятно. Вы не возражаете, если я подожду его в кабинете?
— Я не возражаю. А возражает ли Владимир Максимович — узнаем, когда он придёт.
Вполне милый человек. Не без чувства юмора.
— Спасибо.
— Может, хотите чаю? Я только что заварил.
— Было бы здорово.
— Я принесу вам.
— Вы очень любезны, Михаил. Спасибо. А «Белую гвардию» не вы написали?
— К сожалению, нет…
Кабинетом Максу служит небольшое помещение без окон, граничащее одной стеной с ванной комнатой и получившееся в результате объединения кладовой и части спальни. Гостиная же, кухня, оставшаяся часть спальни и коридор представляют собой единое пространство — некое подобие студии. Так что уединиться можно только в кабинете, за единственной в квартире дверью, не считая ванной.
Я прохожу в кабинет и неплотно прикрываю за собой дверь.
Стол посередине. Все стены — один сплошной книжный стеллаж, от пола до потолка. Без верхнего света — только настольная лампа и торшер у кушетки слева. Вместо люстры с потолка на толстом плетёном канате свисает, размером со среднего бульдога, позвонок кита, все «крылья» которого испещрены сценками на манер наскальной живописи древних: охота на белого медведя, собачья упряжка с погонщиком, рыбаки в море и тому подобное. На отдельных полках в небрежном порядке стоят вперемешку оловянные солдатики в форме гусар времён войны
За спинкой кресла у стола целая секция застеклена, и в ней хранятся всякие сокровища: крупные прозрачные кристаллы розового кварца и аметиста, пластины яшмы и срезы малахита, ёжики бирюзы и пузыри янтаря, небольшие самородки тусклого золота, как будто запылённые неогранённые рубины, аммониты, белемниты, неизвестные мне минералы — простые с виду камни для непосвящённого…
Обитый зелёным сукном стол накрыт толстым стеклом с широким фигурным фасетом. Под ним — фотографии, в основном чёрно-белые, какие-то записки, таблицы, пара газетных вырезок. Стопки книг и журналов по краям…
Я столько раз бывала здесь. И всегда как вновь. Можно взять любую книгу с полки или со стола — и никогда не знаешь, на каком она окажется языке. Или вдруг попадётся старое издание с иллюстрациями, переложенными тончайшей папиросной бумагой. И тут же сверху на видном месте — Кодекс строителя коммунизма. Под ним офорты Гойя. «Молот ведьм» соседствует со стопкой журналов «Мурзилка». Воннегут — со справочником по радиодеталям. «Тихий Дон» — с початой бутылкой массандровского портвейна. Томик Ахматовой придавлен чёрным эбонитовым гробиком набора весов, с маленькими никелированными гирьками и чашечками на цепочках внутри…
Я стою у стеллажей и взглядом перебираю бесконечные предметы сокровищницы и корешки книг. Как будто руками.
— Ваш чай, Лика. И печенье, — коренастый, с лёгким намёком на лысину, вежливый Михаил Афанасьевич ставит у меня за спиной на стол чашку и тарелку с овсяным. — Не буду вам мешать.
— Спасибо вам огромное.
— Не за что, — дверь за ним закрывается.
Я беру первую попавшуюся книгу с полки и сажусь в кресло к столу. Это «Алиса…». Открываю наугад: «Да ведь я и так большая, — грустно сказала она, — а уж в этой-то комнате мне больше никак не вырасти!»
Что бы это значило?..
Чай вкусный. С лимоном.
Вдруг вспоминаю о папирусе, про который говорил Серёга. Интересно, наврал?..
Да нет. Вот он — как раз под тарелкой с печеньем:
«Первая Принцесса, что переступит порог этого дома, станет мне наречённой суженной». Число. Подпись.
Странно. Почему я его раньше не замечала?.. Наверное, не обращала внимания. Просто не читаю чужие записи, пусть и выложенные под стекло для всеобщего обозрения. Нет такой привычки.
«…в этой-то комнате мне больше никак не вырасти!»
Что же хотела сказать Алиса?..
А может, я и не хочу вырастать. Не хочу как они! Даже как мама не хочу. Не хочу привыкать. Не хочу расставаться с любимым даже на минуточку! Что за «дела» могут быть, чтобы не быть там и с тем, ради кого ВООБЩЕ ВСЁ ЭТО!
«Да ведь я и так большая…»
Я большая?..
Ну, да. Наверное. В каком-то смысле… А может, я и есть та самая первая Принцесса, переступившая порог «этой-то комнаты»? И я никогда не вырасту «больше». Потому что — что значит больше? До чего такого нужно дорасти, чтобы наступило это больше? Дорасти нужно только до себя. И тогда ты сможешь быть здесь. И знать… Я выросла, да. Потому что я знаю, кто я. Я — Принцесса. И всегда ею была, только не знала. А теперь знаю! Точно знаю — кто я и зачем. И теперь я здесь. И не «потому что», и не «для того, чтобы». Я здесь с Максом. С единственным человеком, которого… люблю! Я здесь — чтобы изменить всё! Пока оно само не изменило нас навсегда…
Дверь распахивается, и в кабинет стремительно входит Владимир Максимович:
— Ты?!.
Я.
— Что-то случилось? Вы, вроде бы, должны быть сейчас в Крыму? Или я что-то путаю? — он прикрывает за собой дверь и встаёт напротив стола. Он спокоен. Мимолётное удивление мгновенно сменяется привычными лукавыми морщинками у глаз.
— Нет, всё правильно. Я должна быть сейчас в Крыму. И… ещё вчера я там была.
— Хочешь сказать, вернулась одна? В смысле, сама?
— Да.
— Кто-нибудь, кроме меня, в курсе?
— Отец… теоретически.
— Что значит «теоретически»?
— Мне срочно нужно было вернуться — он не отпускал, и…
— Сбежала?
— Да.
— Не буду расспрашивать, как ты добралась за сутки без денег, без билетов, которые в сезон хрен достанешь, и… Это потом, — Макс подходит к столу и отпивает чая из моей чашки. — Раз ты у меня, значит, либо я и есть причина твоего скоропалительного возвращения, что маловероятно, либо тебе просто некуда податься, так?
— Так.
— Что из этого?
— Первое… Маловероятное.
— Та-ак. Чувство юмора есть — значит, мы не из тех, от кого Бог отвернётся в первую очередь. В связи с этим предлагаю чувствовать себя более уверенно и начать рассказывать всё по порядку.
Я просто обожаю, когда Макс так разговаривает!
— Не знаю, с чего начать… — уверенность, она, знаете ли, не приходит моментально, как по мановению волшебной палочки. Или даже после успокаивающих слов единственно-близкого человека.
— Начни с главного, как всегда. Или с чего придётся. Хочешь, подумай минутку — обычно помогает. А я пока закурю и попользуюсь твоим чаем, не возражаешь, Принцесса?
Это был хороший совет. Но я им не воспользовалась. И тут же начала с чего пришлось:
— Ты называешь меня «принцессой», потому что тебе просто приятно думать о той, — я ткнула пальцем в папирус под стеклом, — что «первой переступит порог этого дома»? Прости, Серёга рассказывал за столом, а я просто посмотрела, врал или нет…
Из кухни слышен телефонный звонок. Спустя несколько секунд раздаётся негромкий стук в дверь и голос Михаила Афанасьевича:
— Макс, тебя.
— Чёрт бы их всех подрал! Сейчас, — ставит чашку обратно на стол. — Никуда не уходи, Принцесса.
Он возвращается минут через пять. Берёт пепельницу со стола, закуривает, садится на кушетку и зажигает торшер.
Проходит пара минут.
— Что-то случилось?
— У меня?! Ты смеёшься?! Хотя… Да. Ты права. Похоже, теперь и у меня, — он глубоко затягивается, пристально смотрит мне прямо в глаза и улыбается. — Боря звонил.
— Тебе?
— Да уж. В чутье ему не откажешь. Сказал, что пока больше никому. Впрочем, может, и не так. Ты же знаешь — любит покрасоваться…
— Что сказал?
— Это не важно, в данной ситуации — когда он там, а ты здесь. Точнее, лишь потому, что ты ЗДЕСЬ… Дай-ка мне чайку… Спасибо. Если коротко, то я обещал перезвонить через сорок минут. Он будет ждать на почте — договорился там как-то. Мать не в курсе. Это всё, что тебе нужно знать пока. Уложишься?
— Постараюсь.
— Может, тогда попробуешь более конструктивное начало?
Если бы он не смотрел, как бы это сказать… бережно?.. Да. Наверное, так. Не улыбался и не был бы спокоен, как пустыня на закате, я бы умерла. Потеряла бы место. А все бы потом решили, что просто умерла, без всякой причины. Глупые люди.
— Ладно… Только я прошу тебя, представь хотя бы на полчаса, что волшебные силы напрочь лишили меня чувства юмора, воображения и всего прочего, чем человек априори вызывает подозрения у других людей.
— Зная тебя много лет — задачка не из лёгких!
— Я действительно очень тебя прошу. Если ты, конечно, хочешь знать меня ЕЩЁ много-много лет! — кажется, голос у меня срывается.
— Всё-всё. Не волнуйся. Тебе не нужно уговаривать меня тебе верить. Сам факт твоего невообразимого побега — лучшее подтверждение всему тому, что я услышу. Рассказывай.
— Значит так. Конструктивно так конструктивно… — я достала из сумки половинки шаров, два «свитка» и положила на стол. — Вот. Эти штуки попали ко мне весьма странным образом… И в такой момент… Господи, как же это сказать?!. В общем… два дня назад я… умерла. Утонула… Но при этом как бы воскресла. Правда, тогда всё выглядело иначе… И благодарить, как я думаю, нужно не духов и богов, а непонятные свойства времени и способность как минимум одного из этих бывших шаров использовать эти свойства. И ещё… себя. Но не ту себя, что сейчас разговаривает с тобой, а ту, что всё это предвидела, подготовила и… Но неважно сейчас. Короче, воскреснув, я обнаружила у себя под носом эту кибернетическую матрёшку с письмами себе от себя! Вроде как из будущего… Фуф! Если коротко, то это всё. Чтобы понять — ты сам должен прочитать. Ты всегда говорил: «Изложи факты, а с остальным следователь сам разберётся»… Только, давай, ты сядешь за стол, а я прилягу на кушетку. Повернусь спиной, и как будто меня нет, ладно? А то, знаешь, это всё… Не страшно. Нет. Просто настолько необычно, что вроде бы даже и страшно. Но это не обычный страх. Это как во сне… Но другого сна нет. И яви нет. Так что сравнить не с чем. Это сон, который, получается, создала я сама, и он размером со вселенную. А что можно сделать со вселенной? Она же, блин, бесконечна! Можно, конечно, попробовать вывернуть наизнанку… Но это трудно — выворачивать наизнанку что-то, к чему не знаешь даже с какой стороны подступиться. Потому что это можно сделать, только вывернув наизнанку собственное сердце. А я ещё не совсем привыкла начинать жизнь каждую секунду сначала. Но я привыкну. Обещаю. Ты же знаешь — я быстро учусь. И тогда мы вместе будем читать и говорить об этом… И смеяться, и плакать. И возможно даже через те самые двадцать лет мы узнаем, почему и как, и может быть даже, наконец, отправимся в путешествие в ту прекрасную Голубую Долину… Всё это — возможно. Я вижу! Потому что… Потому что нет конструктивного и неконструктивного. Всё конструктивно!.. Не хочу даже вдумываться в смысл этого слова! Это ужасно!.. Стоит только на секунду задуматься, что я могла пройти мимо. Молча пройти мимо, осознавая, но не понимая. Не принимая и не являя себе и миру то, о чём следовало бы кричать прямо в Млечный Путь! Пройти и так никогда и не сказать тебе, что
люблю.