Патрик Хамфриз. Множество жизней Тома Уэйтса

Патрик Хамфриз. Множество жизней Тома Уэйтса

Пока Дэвид Геффен и Элиот Робертс заправляли у себя
в Лос-Анджелесе лейблом «Asylum Records», их лондонские коллеги Дэвид Беттеридж и Крис Блэкуэлл делали то
же самое на своем «Island Records». «Island» был самой
известной фирмой для британских авторов-исполнителей,
и в число его артистов входили Кэт Стивенс, Ричард Томпсон, Джон Мартин и Ник Дрейк. Рассказывая мне о проблемах продвижения Ника Дрейка в то же время, когда «Asylum» раскручивал Тома Уэйтса, Дэвид Беттеридж подчеркивал: «Ник был, безусловно, Артист с большой буквы…
настоящий талант. Но талантов тогда вокруг было столько… так много всего происходило… Всех интересовали
только два вопроса: где сингл и где гастроли?».

Те же два вопроса были актуальны и для Америки. Тактика не менялась: подогреть интерес к альбому гастролями, а по пути попытаться набрать как можно больше теле- и радиоэфиров. Но никаких иллюзий не строить.

Большую часть 70-х Том Уэйтс жил в Лос-Анджелесе,
но на самом деле львиную долю этого времени он провел
в дороге. В жестком конкурентном мире рок-н-ролла Уэйтсу приходилось постоянными гастролями напоминать публике о своем существовании. Это были долгие, одинокие
и тяжелые поездки.

Здесь стоит на мгновение притормозить и вспомнить,
какая обстановка была в те времена, когда Уэйтс начинал
свою карьеру. Очень распространена ошибка, когда людям кажется, что музыкальная сцена 30 лет назад была примерно такой же, как сегодня, в эпоху развитой индустрии шоу-бизнеса XXI века. Сегодня фирмам приходится иметь дело
с постоянно падающими тиражами и анархией скачивания.
Место хит-парадов как арбитра массового вкуса заняли телепередачи типа «Pop Idol», «The X Factor» и «Fame Academy». Телевидение, радио, спутниковое телевидение, цифровое радио, интернет… все они теоретически расширили
интерес к популярной музыке. Но этот широкий выбор по
сути дела привел к снижению ее влияния.

Когда Уэйтс впервые окунулся в гастрольную жизнь, музыка — или, если угодно, рок-музыка — представляла собой куда более компактное целое. Beatles завоевали Америку всего десятилетием раньше, но тогда это казалось далеким прошлым. Rolling Stones гастролировали по Штатам
каждые год-два и получили титул «величайшая рок-группа
мира». Так же регулярно приезжали Led Zeppelin и The
Who, но концепция многомиллионного спонсорства тогда
еще казалась антиутопией.

Боб Дилан не гастролировал на тот момент уже восемь
лет, и было вовсе не очевидно, сумел ли он сохранить свою
аудиторию. Pink Floyd воспринимались как группа «андерграунда». Crosby, Stills, Nash & Young ветер развеял в четыре разные стороны. Simon & Garfunkel распались сразу после «Bridge over Troubled Water», успех которого ни тот,
ни другой не могли даже надеяться повторить.

Джим Моррисон, Джими Хендрикс и Дженис Джоплин
были уже мертвы. Никто, кроме читателей журнала «Zig
Zag», никогда не слышал имен Грэма Парсонса, Velvet Underground или Ника Дрейка. Регги Боба Марли считался
смешной музыкой, под которую танцевали скинхеды. Дэвид Боуи был новинкой глэм-рока — в одном ряду с Гэри
Глиттером, Slade и Sweet. Даже Брюс Спрингстин был еще
практически неизвестен — один из десятка «новых Диланов», которым предстояло еще утвердить свою репутацию.

Музыкальную прессу Британии — «Melody Maker», «New
Musical Express», «Sounds», «Disc» и «Record Mirror» — наводняли имена новых сенсаций чартов. Сейчас в это трудно
поверить, но каждую из 52 недель года газеты были полны
новостей, рецензий и интервью. Каждый серьезный меломан или просто любопытствующий именно к газетам обращался за информацией. Не было толстых ежемесячников,
которые освещали десятилетия рок-истории — не было
еще самой рок-истории. Элвис был еще жив, и регулярно
как часы появлялись свежие слухи о его возможном приезде в Британию. С не меньшей регулярностью курсировали и слухи о грядущем воссоединении Beatles.

Не было вебсайтов, где можно было точно выяснить, кто
все эти люди на обложке битловского «Сержанта»; ни по
одному из телеканалов (да и было-то их всего три) не показывали часовых документальных программ из серии
«Классические альбомы». Ни одному каналу и в голову не
могла прийти идея посвятить целый вечер подробнейшему
рассмотрению проблемы «Величайший сингл всех времен». Нельзя было зайти в университет за углом и записаться на курс по рок-н-роллу. Никаких диссертаций на тему «Как писать рецензию на альбом» или лекций «Как пробраться за кулисы».

Если в вашей местной библиотеке — что было весьма
маловероятно — и можно было найти хоть какие-нибудь
книги по поп-музыке, то это были: а) биография Дилана Энтони Скадуто, б) книга Хантера Дэвиса о Beatles
и в) «Жизнь Элвиса» Джерри Хопкинса. Пролистать десятитомную энциклопедию рока вам бы не удалось — никаких
энциклопедий еще и в помине не было, и казалось, что наследие Холи Ниэр1 или Vent 4142 навсегда канет в вечность.

Если говорить о радио, то на Би-би-си уже существовало Радио-1. И, хотите верьте, хотите нет, это всё. По Радио-2 передавали Монтовани3. Похоронные позывные
«Sing Something Simple»4 все еще звучали каждый воскресный вечер. Не было ни коммерческого, ни пиратского
радио. Не было цифрового радио. Было только Радио-1…
и оно было всемогущим.

Утренняя программа «The Breakfast Show» обладала
огромным влиянием — мелодия, которую человек слышал
перед уходом из дома, оставалась с ним, скорее всего,
до конца дня, а на выходные он шел в магазин и покупал
эту пластинку. Не было еще не только I-pod’a, не было
и Walkman’а. Нельзя было слушать музыку за компьютером
на работе, так как не было еще компьютеров. Точнее, были,
но размером с комнату, и управляли ими суетливые люди
в белых халатах.

В такой мир вышел в 1973 году дебютный альбом Тома
Уэйтса «Closing Time». В Америке существовали FM-радио
и журнал «Rolling Stone», но в целом и там с информацией
было не густо. И хотя Вудсток остался в памяти как главный
рок-фестиваль, именно в 1973 году рок-событие собрало
самую крупную в истории аудиторию — 600 тысяч человек
съехались в деревушку Уоткинс Глен в штате Нью-Йорк послушать The Band, The Allman Brothers и Grateful Dead.

Казалось, что, устав от 60-х, публика в первой половине
70-х нашла успокоение в более легкой и менее взыскательной музыке. Кроме друзей Тома из группы Eagles огромной
популярностью пользовались Chicago, Carpenters и Нил
Даймонд.

И еще Элтон Джон. На пике популярности в середине
70-х пластинки Элтона Джона составляли фантастические 3 % всех продававшихся в мире пластинок. Америке особенно пришелся по вкусу поющий пианист, и в ноябре
1975 года в Лос-Анджелесе прошла «Неделя Элтона Джона». Каждый вечер, сходя со сцены после концерта перед
аудиторией в 70 тысяч человек, Элтон буквально падал
в объятия таких знаменитостей, как Кэри Грант и Граучо
Маркс. Продававшиеся миллионными тиражами альбомы
вроде «Madman Across the Water» — именно это нужно
было фирмам грамзаписи от авторов-исполнителей.

Том Уэйтс с самого начала понимал, что его мрачноватым фантазиям пробиться будет нелегко. «Марселя Марсо
передают по радио чаще, чем меня», — мрачно шутил он.

Уэйтс знал: чтобы добиться успеха, надо оставить Лос-Анджелес, брать под мышку клавиши, и вперед — на гастроли. Надо внедряться в концертную сеть, продавать свой
товар каждый вечер и в каждой дыре: от Атланты до Паукипси, от Тупело до Пеории. Один вечер — «Bottom Line»
в Нью-Йорке, следующий — «Passim’s Club» в Кембридже,
штат Массачусетс, затем «Main Point» в Брин-Мар, штат Пенсильвания, затем «Shaboo Club» в Виламантике, штат Коннектикут. И так далее, и так далее, и так далее…

Начав гастролировать, Уэйтс постепенно привык к
враждебному отношению публики. Хотя нередко причина
антипатии заключалась в несовместимости Уэйтса в качестве разогрева с главным блюдом концерта. От промоутеров следовало бы ожидать определенной чуткости при
формировании концертной афиши: Graham Parker & The
Rumour на разогреве перед Southside Johnny & The Asbury
Jukes — прекрасное сочетание. Необъявленный Элвис Костелло, развлекающий публику перед Бобом Диланом
в «Brixton Academy» — прекрасное вложение средств. Элтон Джон, выходящий на сцену «Royal Albert Hall» перед
группой Сэнди Денни Fotheringay, — мало кто потребует
своих денег обратно.

Однако первые концерты Тома Уэйтса выглядели так,
будто их составил безумный, разорившийся и полностью
отчаявшийся промоутер. «Однажды я играл перед Билли
Престоном — полная катастрофа», — весело рассказывал
мне Уэйтс.

Менеджер певца Херб Коэн работал также с Фрэнком Заппой и его Mothers of Invention, и Уэйтса нередко засовывали
играть перед Заппой. Правда, поклонники Заппы, приходившие послушать гитарную пиротехнику Фрэнка, его подрывной юмор и непростой неоклассический рок, оказывались
совершенно не в восторге от необходимости все первое отделение слушать запинающегося бомжа, который выглядел
и звучал, как отрыжка давно забытого далекого прошлого.

«Гастроли с Заппой были сплошной бедой», — говорит
Уэйтс, вспоминая этот тур. Уэйтса постоянно освистывали.
Так как менеджер у них был один, то для него вставлять
Уэйтса на разогрев было и просто и дешево, но из-за реакции преданных фанов Заппы Уэйтс чувствовал себя никому не нужной затычкой.

Заппа и в самих Mothers был настоящим диктатором,
и уж тем более сердечность его не распространялась за
пределы группы. Даже испытывающий к нему необыкновенную симпатию биограф Заппы Барри Майлз описывает
своего героя как «убежденного мизантропа, который относился к внешнему миру с предельным цинизмом и презрением, а свое общение с другими людьми сводил к абсолютному, самому необходимому минимуму».

«Я отыграл с Заппой три тура, — рассказывал Уэйтс Тодду Эверетту,- но потом понял, что все, больше не могу.
Очень непросто выходить одному на сцену перед пятьюдесятью тысячами человек и в ответ получать лишь недовольство и раздражение. Чем только в меня не швыряли…»

И 30 лет спустя рана эта не затянулась: «Тяжело, когда
три с половиной тысячи человек в хоккейном зале в едином порыве орут тебе во всю глотку: „Говно!“»

Для Уэйтса эти его первые концерты, годы борьбы, когда он оттачивал свои зубы, были безусловно нелегкими.

Среди других артистов, которые наслаждались вниманием пришедшей послушать их публики, пока Уэйтс в гримерке зализывал раны после первого отделения, были Чарли Рич, Blue Oyster Cult, Джерри Джефф Уокер, Джон Хаммонд, Fishbone, Билли Престон, Бонни Райт, Поко, Эл
Жарро, Роджер Макгвин, Марта Ривз, Минк Девилл, Джон
Стюарт и Леон Редбоун. Последняя парочка представляла
собой, должно быть, забавное сочетание: неопределенного
возраста, поющий под джазовые аранжировки Редбоун выступал как первый артист созданного Диланом лейбла
«Ashes & Sand». Специализировался он на регтайме, джазе
и водевиле. Внешне был похож на Граучо Маркса, а звучал
в точности, как и его разогрев.

В интервью Нику Кенту в 1978 году Уэйтс рассказал
еще об одном памятном концерте: «По какой-то неведомой причине меня вписали играть в благотворительный
концерт фонда гомосексуалистов. Публика была еще та,
капризная. Но самое страшное произошло, когда мне пришлось выступать сразу после Ричарда Прайера5, который,
уходя со сцены, выкрикнул в зал: „Поцелуйте мою черную
задницу, педики!“

Что делать, я не знал, но вышел и почему-то начал петь
„Standing on the corner, watching all the girls go by…“6».

Еще был эпизод, который Уэйтс «с любовью» вспоминал
в день нашего знакомства: «Однажды я играл на разогреве
у парня по имени Буффало Боб с его командой The Howdy
Doody Review. Он был ведущим детской телепрограммы. Мы
ездили по колледжам и выступали с дневными концертами
перед детишками с мамашами. Он называл меня „Томми“, и мне хотелось этого сукиного сына придушить. Он всю
жизнь варился в этом водевильном шоу-бизнесе и проявлял этакое снисходительное отношение ветерана к новичку. Всю неделю я надеялся, что он помрет от рака…»

Позже Уэйтс признавал, что «в городах вроде Миннеаполиса, Филадельфии, Бостона и Денвера я представлял
собой весьма странный культурный феномен».

Именно странный. Представьте себе: 1974 год, и вы
идете на концерт. Вы уже бывали на Led Zeppelin. И на Питере Фрэмптоне. И на Fleetwood Mac. Если вы вечером
остаетесь дома, то предпочитаете хирургию на открытом
сердце в исполнении Джони Митчелл или Джеймса Тейлора. Вы пропустили Вудсток, но у вас есть тройной альбом,
и вы видели фильм, даже два раза, так что считай побывали там… По жестокому факту рождения 60-е прошли мимо вас, но 70-е тоже выглядят неплохо. И тут выходит этот
парень, который звучит как открытая рана, а выглядит как
ваш дядя. Совсем не так вам представлялся этот вечер…

Но уж кем-кем, а слабаком Уэйтс не был и сдаваться не
собирался. Он упорно гнул свою линию, и оставшиеся 70-е
провел на гастролях, продвигая свои первые полдюжины
альбомов.

Вне зависимости от времени года «Christmas Card from a
Hooker in Minneapolis» («Рождественская открытка от шлюхи из Миннеаполиса») неизменно подпиралась «Silent
Night» 7. Нередко музыкант включал в программу и фрагмент из «Goin’ out of My Head» — хита 1964 года группы Little Anthony & The Imperials. Это было трогательно-нежное
исполнение — тень воображаемой жизни, — но, как
и бо´льшая часть его тогдашнего творчества, публику эти
песни чаще всего оставляли равнодушной.

Гастрольная жизнь практически разрушила печень Уэйтса. Он пил, чтобы приглушить нервы, которые шли вразнос
перед выходом к публике, зачастую настроенной откровенно враждебно. Почти неизменно черная одежда еще больше подчеркивала мертвенную бледность лица. На сцене он
чувствовал себя уверенно и самообладания не терял,
но годы такой жизни не могли не сказываться. Суровый режим, состоящий из скудной некачественной еды, бесконечного алкоголя и несчетного числа сигарет превратил сладкоголосого трубадура в скрюченного седеющего алкаша.

Эти бесконечные и безрадостные гастроли пробудили
в нем интерес к банальным мелочам жизни. Играть ему
приходилось где угодно, и опыт этот превратил Уэйтса в ходячий склад всевозможных событий и знаний весьма специфического характера. Играя в крохотном клубчике «Dark
Side of the Moon» в Сент-Луисе, Уэйтс заприметил свое самое любимое граффити: «Love Is Blind. God Is Love. Therefore Ray Charles Must Be God!» («Любовь слепа. Бог — это
любовь. Поэтому Рэй Чарльз — Бог!»).

В отчаянном поиске своего слушателя Уэйтс между 1973
и 1980 годами ездил, не щадя себя. Изматывающий график:
по концерту в каждом новом месте перед в лучшем случае
равнодушной, а то и откровенно недоброжелательной публикой. Долгие, трудные годы по многочисленным дорогам
Северной Америки. Вслед за Джоном Фогерти, Уэйтс мог не
раз простонать: «Oh Lord, stuck in Lodi again…»8

За исключением турне с Заппой, играл Уэйтс по большей части в малюсеньких клубах с паршивым аппаратом
и никаким светом. Как актер-неудачник, который перед выходом в церковный зал где-то в Шотландии инструктировал работника сцены: «Мне нужно прожектор на меня, когда я выхожу, задний свет во время монолога, и затем полный свет в конце!» — только чтобы услышать разоружающий ответ: «Так вам свет включить или выключить, сэр?»

«Austin City Limits» — так называлась запущенная
в 1974 году в городе Остин, штат Техас, культовая телепрограмма, цель которой состояла в ознакомлении публики
с растущим в середине 70-х местным музыкальным андерграундом. Гости вроде Вилли Нельсона, Таунса Ван Зандта
и Лайла Ловетта вполне соответствовали нестандартной
направленности программы.

«Музыка души, глубоко ранящая» — так торжественно
представили Уэйтса перед его появлением в программе
в 1978 году. Сохранившаяся видеозапись дает представление о том, как он выглядел тогда на концертах, проведя уже
пять лет в непрекращающихся гастролях. За мягкой версией «Summertime» следует вдумчивая «Burma Shave», а общение с публикой позволяет удерживать ее внимание.

На концертах того времени Уэйтс постоянно переходит от
фортепиано к гитаре. Руки его все время в движении, как
лопасти ветряной мельницы. Иногда он скрещивает их за головой, образуя в клубах сигаретного дыма чуть ли не нимб.
Разгулявшиеся нервы он успокаивает бесконечным курением и постоянным почесыванием головы, будто у него вши.
Спина выгибается, тело корчится, а теперь у него есть и новая игрушка. У Боба Дилана — держатель для губной гармошки, у Брюса Спрингстина — сопровождающая группа  E. Street Band, а у Тома Уэйтса — автомобильная шина.

На сцене Уэйтс извивается, как будто песни внутри него отчаянно пытаются найти выход. Длинные белые пальцы обхватывают микрофонную стойку, как будто посылают
кому-то сигнал. Иногда кажется, что у него припадок и он
судорожно продирается сквозь песню. На нем шляпа, черный костюм и галстук, тонкий, как стелька в башмаке бродяги. Увидев такого на улице, хочется перейти на другую
сторону дороги.

Стремясь во всем найти хорошее, Уэйтс признавал задним числом, что эти безрадостные появления на разогреве
помогли ему отточить ремесло.

Его ответ на шиканье и злобные выкрики был коротким:
«Твое мнение, парень, — жопа. Она у каждого есть». Подобного рода конфронтации помогли превратить робкого
автора песен в уверенного исполнителя. Уэйтсу оставалось
единственное — найти аудиторию, которая перестанет
швырять в него всякой дрянью.


1 Американская певица и автор песен.

2 Недолго просуществовавшая британская инди-группа.

3 Уроженец Италии, британский дирижер, руководитель популярного в первые послевоенные годы оркестра легкой музыки.

4 «Споем простую песенку» — передача на Радио-2 Би-би-си.

5 Чернокожий актер, комик и писатель.

6 Песня из мюзикла Фрэнка Лессера «Самый счастливый парень»
(1956).

7 «Тихая ночь» — традиционно благостная рождественская песня,
восходящая к началу XIX века.

8 «О господи, опять застрял в Лоди…». Лоди — общее название
крохотных провинциальных городков в Калифорнии, Висконсине,
Нью-Джерси, Огайо, Миннесоте.