Леонид Девятых. Шухер!

Леонид Девятых. Шухер!

Отрывок из романа

…На остановке я один, разъезд пуст, да и вообще на всей улице не видно ни души.

Мимо медленно проезжает черный джип, и я вижу за стеклами его окон два белых пятна. Это лица водителя и пассажира, и они смотрят в мою сторону. Какая-то необъяснимая тревога закрадывается мне в душу, и я провожаю джип взглядом до тех пор, пока он не скрывается за поворотом улицы. Тревога отпускает; я снова сижу и вдыхаю августовский воздух, посматривая на небо с рассыпанными на нем звездами. Одна из них мигает, почти затухая, как огонек свечи на сильном сквозняке.

А трамвая все нет и нет.

Наконец, потеряв всякую надежду дождаться его, я встаю, решившись идти до дома пешком, и тут прямо против меня останавливается давешний джип. Где-то внутри, под темечком, громко звучит тревожный звонок, но уже поздно: два мордоворота, выскочив из машины, стиснули меня с обеих сторон, и в ребра сбоку мне уперлось что-то металлическое.

— Не рыпайся, сука, — буркает мне в ухо один, а тот, что ткнул мне под ребра пистолет (я уже не сомневался, что это именно пистолет), добавляет:

— Иди, сука, к машине.

Мое заявление, что совершается какая-то ошибка, остается без внимания. Первый мордоворот садится на заднее сиденье джипа, хватает меня за руку и втягивает вслед за собой. Второй примащивается с другого бока, и джип, взвизгнув покрышками, срывается с места.

— Господа, мне кажется, что, похищая меня, вы совершаете какую-то ошибку, — вновь очень вежливо говорю я. — Я не миллионер, не сын миллионера и даже не дочь, у меня ничего нет, а стало быть, никакой ценности я для вас не представляю. Однако я могу указать вам одного относительно молодого человека, у которого папа нефтяной магнат. И похитив его, а не меня, вы могли бы получить хороший выкуп.

— Заткнись, — не поворачивая головы, произносит человек в пиджаке, сидящий рядом с водителем.

— Заткнись, сука, — дублирует приказ, очевидно, босса этой команды, мордоворот, что сидит слева. А тот, что справа, — больно тыкает стволом пистолета мне в ребра.

Трамвайные пути, вдоль которых помчался джип, вот-вот должны были повернуть направо, к центру города. А Речной техникум был прямо.

— Здесь прямо, пожалуйста, — учтиво обратился я к водителю, когда мы подъехали к перекрестку. — Доедем до Речного техникума, а там двести метров и я дома. Вы зайдете? У меня есть хороший кофе.

Водитель и босс переглянулись, после чего последний повернул голову и испытующе посмотрел на меня. У него было довольно приятное лицо, которое можно было бы назвать добродушным, если бы не жесткие складки, шедшие от крыльев носа ко рту, и глубокая ямка на подбородке, грубая, будто высеченная топором.

— Ты дурак? — не отводя от меня взгляда, спросил он.

— Нет, — заверил его я. — У меня и справка есть.

Я потянулся к карману, чтобы достать справку из диспансера, вернее, копию, которую всегда носил с собой «на всякий случай», но тут же получил удар под дых и задохнулся.

— Придурок, — процедил сквозь зубы босс и отвернулся.

Покуда я приводил свое дыхание в норму, джип повернул направо, начисто лишив меня надежды, доехать до дому.

— Напрасно мы не завернули ко мне, — произнес я слегка обиженным тоном, когда дыхание совершенно наладилось. — Я бы угостил вас кофе, мы бы поболтали и, возможно, стали бы приятелями. И вы бы тогда поняли, что я совсем не тот, кто вам нужен…

— Слушай, Финт, а он нам не велик? — спросил босса водила, поглядывая на меня в зеркало заднего вида. — Мне еще тогда, когда он на остановке стоял, показалось, что он больно длинный.

— Ничо, поместится, — ответил Финт. — Затолкаем.

— А вдруг не помещусь? — задал я вопрос, совершенно не понимая, о чем идет речь. — Может, вам, пока не поздно, найти более подходящего человека, который поместится?

— Заткнись, — буркнул Финт.

— Заткнись, сука, — повторил мордоворот слева. А тот, что сидел справа от меня, спросил, осклабившись:

— Чо, ссышь, когда страшно?

— Мне вовсе не страшно, — я лучисто улыбнулся.

Босс и водила снова переглянулись.

— Почему? — спросил Финт, не поворачивая головы.

— Я эмоционально выхолощен, — ответил я. — Это еще раз говорит в пользу того, что я совсем не тот человек, который вам нужен.

Какое-то время мы ехали молча.

— Я думаю, вам стоит это знать, — нарушил я тишину и сделал паузу. Слишком долгую, чтобы смогли выдержать босс с его мордоворотами.

— Что знать? — повернулся ко мне Финт.

— Что мой отец — судья.

— И что он судит? Соревнования школьников?

Финт засмеялся, и оба мордоворота загоготали в поддержку шутки шефа.

— Нет, не соревнования школьников, — сказал я со значением и гордо вскинул голову. — Он судит людей в суде.

Я почти не кривил душой. Мой отец, когда был жив, являлся председателем товарищеского суда на заводе.

Финт и водила снова переглянулись, и я заметил, как у водителя запульсировала на виске голубая жилка.

— Врет, — убежденно сказал Финт.

— Врет, — подтвердил водила. А мордоворот справа опять больно ткнул меня пистолетом под ребра.

Мы миновали Старую дамбу и поехали в сторону вокзала.

— Может, ему глаза завязать, а, Финт? — предложил мордоворот справа. На что босс ответил:

— Не стоит. Он все равно уже никому ничего не скажет.

— А если вдруг скажу? — деловито спросил я, но мне ничего не ответили.

Мы завернули в проулок, названия которого я не знал, и встали возле двухэтажного дома из красного кирпича со светящейся вывеской между первым и вторым этажами:

РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ

Это меня озадачило. Неслышно открылись ворота железного забора, и мы въехали во двор дома.

— Выходим, — сказал Финт, и мы вышли. Оба мордоворота снова оказались у меня по бокам.

Пахло стружкой и масляной краской. Невдалеке, возле забора, притулились два сарая, очевидно, мастерские. Возле крыльца дома, как напоминание о бренности бытия, стоял черный катафалк, на боку которого было написано «Ритуальные услуги» и ниже — номер телефона. Этот катафалк озадачил меня еще больше.

— У вас кто-то умер? — спросил я как можно более непринужденно. И тут же получил от правого мордоворота удар в бок.

Мы молча вошли в дом, прошли небольшим коридором, и меня втолкнули в комнату, где посередине на двух табуретах стоял раскрытый гроб. Изнутри он был обшит блестящей белой материей с оборками по краям. Поодаль стояла крышка гроба, прислоненная внутренней стороной к стене. С другой стороны гроба сидел на стуле и дремал худой старик, смахивающий на Кощея Бессмертного.

— Мы вернулись, Василий Иванович, — негромко кашлянув в кулак, произнес Финт.

— А-а, — старик открыл мутные глаза и посмотрел сквозь меня. — А чо такой большой?

— Так темно же на улице, Василий Иванович, трудно углядеть, кто какого росту, — ответил Финт с оправдывающимися нотками в голосе, из чего я заключил, что Кощей пользуется в этой банде определенным весом. (Что это была банда преступников, я уже не сомневался.) Если он не ее главарь. Да нет, точно главарь. Ишь, как этот Финт на него смотрит. Подобострастно. Вот ведь, старик уже, а туда же, в главари…

— А потом, Василий Иванович, на улицах — хоть шаром покати. Всего-то около одиннадцати, а город будто вымер весь. Сами знаете, боятся люди по вечерам на улицу выходить.

— Зна-аю, — сказал Кощей таким голосом, будто кто-то очень вредный с сильным нажимом провел гвоздем по стеклу. — Раньше, бывало, по вечерам народу на улицах полно, гуляют, веселятся, песни поют. — Он вздохнул. — Вечерами только жизнь и начиналась, — продолжал он скрипеть железом по стеклу. — А вот днем никого нету, все на работе, — он снова вздохнул и проскрипел: — Вот ведь времена настали.

— Да-а, — соглашаясь протянул Финт.

Кощей поскреб ногтями тощую грудь.

— Длинный он больно. Костюмчик ему будет маловат, — продолжал смотреть сквозь меня Кощей.

— Вот и я то же вашим товарищам сказал, — непосредственно обращаясь к Кощею, поспешил я согласиться, лихорадочно ища выхода из аховой ситуации, в которую попал. Но выхода я не видел. Оставалось только тянуть время. Только вот зачем? — Не подхожу я вам…

— Да и коры жать будут, — пропустив мимо ушей мою реплику, проскрипел Кощей.

— Точно! — подхватил я. — У меня нога — сорок третий размер! Вам кого поменьше надо найти. Кстати, я тут знаком с одним, метр семьдесят росту, не больше. Вот он вам уж точно подойдет. Он работает…

— Хотя, с другой стороны…

— … главным редактором нашего республиканского издательства. И что интересно, в группе — а мы учились с ним на одном курсе — он был ни в зуб ногой ни по литературе, ни по русскому, а вот теперь, гляди ты…

— … кому какое дело, во что одет покойник.

Закончив фразу, Кощей несколько раз каркнул, что у него означало смех, и Финт услужливо улыбнулся. Вслед за этим громко загоготали мордовороты.

Каркнув последний раз, Кощей, прикрыв рот ладонью с пальцами в синих перстнях, вдруг зашелся в тяжелом кашле, и я подумал, что не такой уж он и бессмертный.

— Позвольте с вами не согласиться, Василий Иванович, — дождавшись, когда у него уймется кашель, твердо сказал я и сдвинул к переносице брови. — Одежда, в том числе и обувь, играют немаловажное, а подчас и решающее значение в жизни любого человека. Помните поговорку: встречают по одежке, а провожают по уму? Конечно, помните. Так вот, смею вас заверить, уважаемый, провожают человека, конечно, по уму. А вот встречают, скажу я вам — по одежке. И тут существенное значение приобретает вопрос: во что одет этот человек, которого встречают по одежке? Вы понимаете, о чем я? Ведь если тот человек, которого встречают, одет в хорошо пригнанный, новый и дорогой костюм, то его встречают совершенно иначе, нежели встречают человека, одетого в свитер с вытянутыми рукавами и поношенные джинсы. Человека в хорошем костюме встречают лучше, чем человека в свитере. Вы согласны со мной? Конечно, согласны. А обувь? Обуви, в частности ботинкам и полуботинкам, большое значение придают женщины. Если ботинки новые и чистые, это одно. А если поношенные и грязные — это совершенно другое. Помните сцену в электричке из фильма «Москва слезам не верит», когда актер Баталов впервые повстречал главную героиню? Ну, которую бросил телевизионный парень и которая потом стала директором фабрики? Она обратила внимание на грязную обувь Баталова и внутри себя решила, что владелец такой обуви — мужик никчемный. Если бы не обаяние героя Баталова, у них ничего бы не вышло. Именно из-за этого впечатления, навеянного грязной обувью. Вы понимаете, о чем я? Понимаете, куда я гну? Моя бабушка, которая одна воспитывала меня с малолетства, однажды сказала мне, что…

— Заткнись, — проскрипел Кощей, морщась.

— Заткнись, придурок, — повторил за ним Финт, угрожающе надвигаясь на меня.

— Заткнись, сука, — прошипел мне в ухо мордоворот слева, а мордоворот справа привычно сунул мне пистолет в ребра.

«Синяк будет», — подумал я про свой бок, и тут Кощей опять проскрежетал гвоздем по стеклу:

— Кончайте его, хлопцы.

О книге Леонида Девятых «Шухер!»