Отрывок из романа
О книге Игоря Симонова «Год маркетолога»
Я полагал, что имел все основания не ехать сегодня на работу, тем более, что была пятница. Андрей эти мои предположения подтвердил и сказал, что к середине недели ему нужна грамотная презентация о том, какие великие знания мы почерпнули в Америке. Все это было очень кстати и потому, что я почти не спал, и потому, что разница во времени гораздо больше ощущается, когда летишь с запада на восток, чем наоборот, а главное потому, что нужно было время, чтобы отойти от своего небесного приключения. Впрочем, так и не состоявшегося. И в этот момент в такси я наверное даже хотел, чтобы Настя мне не позвонила, хотя и понимал, что и без моего желания, она вряд ли позвонит. Что-то совсем невероятное должно случиться, чтобы эта девушка сама позвонила. Как бы ни завораживала эта девятичасовая иллюзия близости, но на высоте десять тысяч метров одни законы, а на земле другие: с VIP-проходом для нее и такси с табличкой с названием компании для меня. Каждому свое. Какой бы нефтяной или банковский пузан ни встретил ее в VIP-зале прилета, это уже не имело значения. Было ощущение, что с каждым следующим километром шоссе, образ ее будет удаляться и останется в памяти просто чудесным произведением художника, которое видишь глазами, а запоминаешь сердцем. Пусть там и остается, в одном из маленьких ящичков, куда никому нет доступа.
Дома все было как обычно. По дороге я остановился и купил Ирине большой букет кустовых роз, поставил рядом с вазой пакет с сумкой, на который с понимающей улыбкой посмотрела Настя, когда я доставал его с верхней багажной полки, разобрал чемодан и задвинул его в стеной шкаф. От перелета и недосыпа немного кружилась голова, я принял душ, лег на кровать с журналом, в котором рассказывалось об очередном банковском потрясении самой великой экономики мира и, наверное, заснул.
Пробуждение было странным — первые секунды осознание того, где находишься, почему темно, Ирина дома — потому кроме нее некому ходить в соседней комнате и наконец, почему она в соседней комнате, а не лежит, ласково обнимая, рядом со мной. Мы не виделись шесть дней, и для нас обоих это всегда был большой срок, когда уже не тянуло, а просто выталкивало навстречу друг другу. «Ира, — сказал я громко, — Ирина». Ответом была тишина. Я зажег лампу на тумбочке около кровати, посмотрел на часы — семь вечера. Голова с трудом осваивалась с реальность. «Ира, — еще раз позвал я громко, — ты здесь? — и босиком прошел в большую комнату, которая была у нас соединена с кухней. Ирина сидела на диване, не поворачиваясь ко мне. Странная глупая мысль о девушке Насте мелькнула на мгновение — бред, этого не может быть. — Ира, что случилось?»
— Здравствуй, Костя, — она повернулась ко мне, и мне показалось, что в глазах ее слезы. На журнальном столике перед диваном стояла купленная мной сумка. Рядом с ней стояла точно такая же.
— Спасибо за цветы, — сказала Ирина.
— Что это значит? — самое идиотское и самое ненавистное состояние на свете, сравнимое только с бесконечным кошмарным сном — все окружающие знают, что ты в чем-то провинился, а ты не понимаешь, в чем именно. Я уже не помню, когда подобное происходило со мной в последний раз. — Ира, пожалуйста, я ничего не понимаю.
— Я тоже, — дрогнувшим голосом сказала моя любимая жена.
— Откуда эта сумка, — тупо спросил я.
— Какая? — теперь она смотрела мне прямо в глаза, и я понял, что где-то сильно облажался. Хотелось быстрее узнать, где. Но она не торопилась объяснять. Ей хотелось поделиться совсем другими чувствами. — Тебе совсем неважно то, что я прошу тебя. Тебе совсем не важно то, что происходит со мной? Сумка — это мелочь, но ведь дело не только в сумке, это проявляется во всем.
— Ирина, пожалуйста, объясни мне, я с ума сойду, я ничего не понимаю …
— Костя, — она старалась говорить как можно спокойнее, но видно было, как тяжело ей все это дается. — Я просила тебя купить сумку. Я сказала, что если это сложно, то не надо. Я показала тебе ее на сайте, спросила, нужно ли записать артикул, ты скала — нет, но я точно, точно не просила покупать тебя сумку, которая у меня уже есть. Которую мы покупали вместе с тобой в ЦУМе, после нового года, когда вернулись из Австрии, на распродаже… Костя, зачем ты это делаешь?
У меня закружилась голова. Я сел на край дивана, хотел машинально взять ее за руку, но рука ускользнула. Я еще раз посмотрел на две одинаковые коричневые сумки, потом на Ирину. Она тихо плакала, отвернувшись от меня. — «Я так ждала тебя, я думала, мы сходим вместе куда-нибудь».
— Прости, любимая, — вырвалось из меня. — Прости, я ничего не понимаю, это какое-то наваждение, пожалуйста, прости, я ничего не понимаю. Мне кажется, я с ума схожу.
И это было правдой, это было самым лучшим описание моего тогдашнего состояния. Я наклонился и положил голову ей на плечо, она не отодвинулась. Так мы просидели молча несколько минут.
— У меня плечо затекает, — тихо сказал Ирина.
— Прости, — я поднял голову и повернулся к ней.
— Простила, просто не могу понять, как такое может быть.
— Поверь, я тоже не могу. Это несчастный случай. Давай поедем и купим все, что ты захочешь.
— Не в этом дело.
— Я знаю. Все равно, давай.
— Не сегодня.
— Хорошо. Тогда пойдем, поужинаем куда-нибудь. И выпьем. И ты меня совсем простишь.
— Только если много выпью.
Мне было ужасно неловко и даже стыдно. Наверное, я совсем по-другому представлял себе нашу встречу и, как всегда, самый негативный эффект бывает от несоответствия ожидания и реальности. Чем больше разрыв, тем больше негативный эффект. Если рынок позволяет занижать ожидания — занижай их. Один из основных принципов маркетинга. Не распространяется на бытовые продукты. Применим только в нишевых сегментах, к которым, может быть, уже пора отнести человеческие отношения, если, конечно, хватит цинизма рассматривать их в рыночном пространстве.
Мы жили с Ириной в центре Москвы в квартире, доставшейся мне от отца и с тех пор десятикратно выросшей в цене. Поэтому пойти в ресторан означало для нас буквально «пойти». И мы прошли минут десять по грязному слякотному городу, немного замерзли, согрелись текилой, согрелись разговором, улыбками, сначала осторожными, прикосновениями рук, сначала осторожными, бутылкой вина, нормальной едой, одним десертом на двоих — это важно, мы так делали с самого начала, это была уже одна из семейных традиций, когда мы ужинали или обедали вдвоем. Постепенно возвращалось привычное состояние того, что мы — это мы, что мы вместе, и Ира уже в голос смеялась моим рассказам, она работала редактором фотоотдела в каком-то толстом журнале, где фотографии занимают семьдесят процентов объема и объездила много стран, но Америка оказалась как-то не по пути и теперь она с удовольствием слушала мои рассказы о том, как зависает западная программа у робота-официанта в гостинице. Когда за завтраком ты последовательно отказываешься от воды, а потом апельсинового сока и странного напитка, разливаемого из сравнительно больших сосудов и называемого кофе.
— И тогда ты говоришь ему — принесите, пожалуйста, чай и если это не шведский стол, это может стать концом твоего завтрака, потому что он больше не появится.
— Почему? Хочешь еще ложку?
— Хочу. Потому что, наверное, он уходит на перезагрузку программы.
— А от сока-то ты почему отказываешься? Ты же пьешь апельсиновый сок.
— Исключительно ради чистоты эксперимента. Андрей сказал: «Проведи эксперимент». Я провел. Он оказался прав.
— Конечно, Андрей как всегда прав. Большой старший брат.
Ирина немного настороженно относилась к Андрею. Как-то она сказала, что не доверяет ему, но не сказала, почему. Я думаю, все дело в том образе жизни, какой он ведет, то есть, попросту в том обилии самых разных девушек и женщин, с которыми он параллельно общается в течение одного периода времени. Я не думаю, чтобы Ирина когда-нибудь признала это, но мне кажется, она просто опасается в его дурном влиянии на меня. Впрочем, когда мы изредка оказываемся вместе, она сама любезность.
Пошел снег и я не хотел, чтобы Ира еще раз шлепала по грязи, поэтому попросил официанта заказать такси. Мы заказали кальвадос и сидели, обнявшись, на белом ресторанном диванчике. «Я изнасилую тебя», — прошептала она в мое ухо и положила руку мне между ног. «Я готов», — ответил я. Я действительно был очень готов. И эту готовность мы с успехом начали проверять, как только открыли дверь квартиры.
А в понедельник начались производственные будни, но такие, я бы сказал, очень позитивные производственные будни. Я люблю свою работу. Не хочу, чтобы это звучало очень уж пафосно, но именно такая работа дает мне возможность реализовывать свои способности и вести достаточно адекватный по моим представлениям образ жизни. Я получаю с бонусами и всякими мотивационными программами примерно триста тысяч долларов в год. Плюс полностью оплаченная машина, страховка, мобильный телефон и самое главное — четкая перспектива карьерного роста, не зависимая от прихоти главного акционера или акционеров, которые не очень любят рассказывать, чем они занимались пятнадцать лет назад. Или восемнадцать.
Я знаю, что некоторые мои сверстники имеют миллионы, десятки миллионов, а некоторые даже сотни. И я тоже хочу иметь десятки миллионов. Вопрос, какой ценой. Я не уверен, что могу заплатить любую предъявленную цену, хотя, Ирина, например, говорит, что не было бы нам где жить, то может и цену бы заплатил. Не знаю. Не уверен.
Короче, понедельник начинался с финансового ревью, которое входило в обязательный для топ-менеджеров список еженедельных мероприятий. Оно было довольно скучным, потому что подводить итоги предыдущего месяца, которые мы примерно и так знали, и нас всех уже интересовал месяц настоящий. При этом Андрей говорил, что его интересует месяц будующий, потому что про настоящий он и так все знает.
Но это конкретное совещание имело свою специфику. По итогам февраля обнаружилось существенное (на пять процентов) снижение маржи по нашему самому маржинальному продукту. Более того оказалось, что это снижение не случайный выброс, который всегда можно объяснить какими-то событиями вроде крупного государственного контракта, где пришлось дать большую скидку заказчику или большую скидку дистрибутору, чтобы он мог урегулировать от нашего и своего имени отношения с заказчиком. Оказалось, что это трехмесячная тенденция, из которой декабрь и январь прозевали по причине бесконечного празднования Нового года и всеобщего январского гуляния, а февраль из-за нашего отсутствия в Москве.
После того, как девушка из финансового департамента ознакомила нас с цифрами, в качестве ответчика должен был выступить менеджер, отвечающий за данный продукт. Но слово взял Андрей.
— Уважаемые коллеги, давно вас всех не видел, почти соскучился. — Все тихо, спокойно, в ответ сдержанные улыбки. — Надеюсь, что вы хорошо отдохнули, теперь, в последнем месяце квартала, можно и поработать. — Это было не очень справедливо, потому что в отличие от Андрея и нас, остальные работали давно, но я рано решил его покритиковать, поскольку именно это заявление и было прелюдией к основной теме. — Вы мне можете возразить: Андрей Николаевич, это поклеп, в отличие от вас, мы уже все на рабочих местах с середины января и буквально продолжаем портить зрение, не отрываясь от экрана монитора. Не буду спорить. Но я имел в виду не сидение на рабочем месте, а работу. В чем же разница? — спросят наименее дальновидные и наиболее безбашенные. Отвечаю: разница в результате. Работа всегда приносит результат, пребывание на рабочем месте — иногда, по случаю, а поскольку результаты января и февраля у нас, как бы это сказать помягче, хреновые, я делаю вывод, что работа еще не начиналась. И как мы только что увидели по итогам двух месяцев отставание по валовой прибыли у нас в абсолютных величинах полтора миллиона по отношению к плану и миллион по отношению к прошлому году. При этом, что характерно, расходы за тот же период на полмиллиона больше, чем в прошлом году, то есть жить стало лучше, жить стало веселей. — Он говорил спокойно, неторопливо, но этот тон не мог ввести в заблуждение тех, кто давно знал его. Андрей вообще нечасто подолгу выступал на совещаниях, особенно, как сегодня, в присутствии большого числа менеджеров второго уровня. И раз уж он затеял этот монолог, значит, имел, что сказать. — У меня есть такое предчувствие, — он посмотрел в мою сторону, поскольку выступать должен был мой подчиненный, и я понял, что тот факт, что я предварительно не ознакомился с его презентацией, является конкретно моим проколом, — есть такое предчувствие, что уважаемый Михаил расскажет нам сейчас все, чему его научили в бизнес-школе, со всеми графиками и картинками. А дальше интуиция говорит мне, что в конце этой лекции, рассчитанной на сколько? На сорок минут? Да, спасибо. Так вот в конце этой лекции мы так и не узнаем, куда на хрен делись эти полтора миллиона. И я очень хочу, чтобы интуиция меня подвела. Поэтому предлагаю уважаемому Михаилу начать с конца, то есть с выводов. Потому что если я прямо сейчас узнаю, что ответа у нас нет, это будет полбеды, а если через сорок минут, это будет большая беда. Сразу хочу сказать, что я понимаю под ответом. Ответ — это как мы в марте сделаем то, что должны по плану плюс компенсируем эти долбанные полтора миллиона. И это задача минимум. Поскольку, как вы догадываетесь, наша славная штаб-квартира ожидает от нас не полтора миллиона минус, а полтора плюс. Предложение принимается? — Михаил посмотрел на меня, не зная, что ему дальше делать, а потому, выбор у меня был небольшой. Он был моим подчиненным, я не мог просто так «слить» его в присутствии всех и потом во всем этом была часть и моей вины: «Андрей, может быть, мы все-таки дадим возможность Михаилу выступить?»
Андрей внимательно посмотрел на меня и ответил.
— Пожалуйста. Я как раз пойду, сделаю несколько звонков и вернусь на последние десять минут. К выводам. Михаил, ничего личного, просто я неплохо знаком с методикой 6σ, а она, я полагаю, и будет составлять большую часть вашей презентации. — Михаил покраснел и опустил голову. Андрей отодвинул кресло и вышел из нашей большой конференционной комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Насчет 6σ, кстати, он оказался прав. Как и всякое новое чудодейственное лекарство, эту методику стали прописывать от всех болезней и без нее никакая презентация уже не обходилась.
После совещания, на котором он проехал по нам асфальтоукладчиком и поручил мне совместно с директором по продажам подготовить план по увеличению продаж, а финансовому директору план по сокращению расходов, я позвонил его помощнице Даше и спросил, могу ли я поговорить с ним. «Да», — сказала она через несколько секунд. — «Он тебя ждет». Это прозвучало так, что он и не сомневался, что захочу с ним поговорить.
Андрей сидел за круглым столом, пил чай и читал «Спорт-экспресс».