- «Время», 2012
- В начале был… смех. Нет, автор этой книги не
дерзает перефразировать Евангелие. Тем не менее, он
решительно утверждает, что смех имеет место быть в
начале, в основе национального характера россиян.
Склонность и умение «все обратить в балаган» — это
удивительная, феноменальная черта русского образа жизни,
стиль поведения, манера мыслить и чувствовать. Секрет
этого феномена прост: безжалостной тотальной
самоиронией мы ополчаемся на самого коварного врага всех
времен и народов. Который не где-то во внешнем мире, а
внутри каждого из нас. Мы воюем против своей
человеческой гордыни, она же — тщеславие,
самодовольство, фальшь, пустота. Воюем, будучи, увы, не
всегда поняты и одобряемы. По-настоящему, может быть, в
этом и состоит особая мировая миссия и особый
бескорыстный подвиг «загадочной» русской души. Такова
версия, которая составляет как бы энергетический центр
романа «Русская комедия». Разумеется, автор стремится
выразить ее не публицистически, а в художественных
образах, в оригинальном сюжете, в смеховом, то есть
озорном, забавном, парадоксальном и неповторимо
острословном исполнении. - Купить книгу на Озоне
Рабочий день был в разгаре, а я — в ударе. Одной рукой крепко сжимал тонкую талию
рюмки, другой, почти так же крепко, — талию своей помощницы, почти такую же тонкую. Намерения у меня были самые серьезные.
Надеюсь, вы поняли меня правильно. Я намеревался издать что-нибудь необычное.
Коньяк и талия сотрудницы были у меня для вдохновения. Но если откровенно — вдохновение не приходило. Оно и понятно. Ведь для современного читателя даже перевод
Полного собрания сочинений А. С. Пушкина, включая письма к любимым женщинам, на
сплошной нецензурный язык — уже не сенсация. И в этот ответственный творческий
момент дверь кабинета вдруг распахнулась, и на пороге появился нежданный-негаданный посетитель глубоко провинциального вида. Он по-прокурорски простер в мою
сторону длань:
— Вот вы тут в столице живете только ради своего удовольствия, а на календаре, между
прочим, — две тысячи первый год. Начало третьего тысячелетия! Внуки и правнуки
попросят вас рассказать что-нибудь удивительное об этом знаменательном времени и о
себе, а вам рассказать абсолютно нечего.
От неожиданности я так растерялся, что выпустил на свободу не только талию
помощницы, но даже и рюмку. И вместо того, чтобы по-московски рявкнуть: «Пошел
вон!» — тихо и вежливо спросил, имея в виду громкое заявление посетителя:
— Ну и как тут быть… или не быть?
— Ясное дело, — не задумываясь, ответил тот. — Надо прославить родную эпоху
удивительными, легендарными делами и подвигами.
— Вы думаете, это возможно в наше время?
— Учитесь! — коротко возразил провинциал и положил на стол груду какой-то
макулатуры, очевидно, рукопись. — Удивительные легенды и былины, а равно еще
более удивительные были про то, как мы с нашим предводителем Лукой Самарычем
взяли да и превзошли аж самого Геракла.
Такого бреда я не слышал даже на модных литературных сборищах. Поэтому не бросил
сразу эту макулатуру куда подальше, а тихо и вежливо попросил:
— Представьтесь, пожалуйста.
— Никанор Лещев-Водолеев, — с герцогской важностью объявил провинциал. —
Очевидец, участник и летописец судьбоносных событий, имевших место в городе
Колдыбан, что на великой реке Волге, в отрогах седых Жигулей.
— О! — отделался я междометием. — С вашего позволения хотел бы на всякий случай
уточнить, какой Геракл имеется в виду?
— Тот самый. Сын Зевса. Стало быть, Геракл Зевсович.
Герой всех времен и всех народов.
— Извините, а кто такой Лука Самарыч? Где я мог видеть его?
— Да если бы и увидели, то, наверняка, проглядели бы, — усмехнулся Лещев-Водолеев.
— Какой с вас, москвича, спрос, если даже сам Геракл поначалу опростоволосился и не
признал в нашем Луке Самарыче своего собрата-героя.
Он ткнул пальцем в рукопись. Я прочел:
* * *
«Увидев впервые Луку Самарыча с Самарской Луки, Геракл вскричал:
— Да как смеешь ты, задрипанный мужичишка из како го-то занюханного городишка с
удивительно кондовым названием… как смеешь ты равняться со мной!
Могучего эллина, наверное, смутили малые габариты волжанина-колдыбанца. Ростом
наш земляк не очень. До вершин Жигулевских гор не дотянется. Метр шестьдесят
пять, не выше. Да и то вместе с каблуком. Но зато живот, живот-то у Луки Самарыча
каков! Ничуть не меньше знаменитого Молодецкого кургана. А надо заметить, что вся
сила истинного колдыбанца — не в бицепсах и трицепсах.
Вся сила — именно в животе, ибо Лука Самарыч — герой нового типа. Но Гераклу этого
пока не понять, потому что он абсолютно старомоден.
— Ты подивись на меня, а потом ткнись в зеркало, чучело! — орет Геракл и сучит
кулачищами прямо перед носом соперника. А кулачищи — во! Каждый — с валун, под
которым волжские атаманы свои клады прятали. Заденет нечаянно — и нет носа. Да и
головы — тоже.
Но Лука Самарыч и бровью не повел. Хотя бровь у него лохматая, как ветка жигулевской
елки, и подобно ей трепетно дрожит при легком волжском бризе. Однако перед
грозным эллином не стала трепетать. Как будто не гроза тут бушует, а комар пищит.
— Я вас очень уважаю, Геракл Зевсович, — тактично и сдержанно ответствовал Лука
Самарыч, — но плохой вы аналитик, и слушать вас невозможно скучно. Рассуждаете
вы совсем по-столичному.
— Это как? — растерялся полубог.
— То есть очень прямолинейно, мелко и как-то не совсем художественно.
— Ты хочешь сказать, у вас в столице живут одни балбесы и болваны? — предположил
великий эллин.
— Скорее, наоборот: слишком умники, — возразил Лука Самарыч. — Но умничать надо к
месту, а главное — на нужном месте. Попробую пояснить образно. Не знаю, как
в ваше время, а сейчас все столицы стоят на мелком месте.
Наша, например, первопрестольная — на Москве-реке, которая и воробью-то по колено.
Да еще и течет прямо, как по линейке. Вот так же столица и мыслит.
— А теперь взгляните, пожалуйста, на нашу родную матушку Волгу. Широка, глубока. А в
районе Самарской Луки еще вон и изгиб какой неожиданный делает! Будто в пляс
пошла и коронное коленце выкидывает. Озорное и вместе с тем чрезвычайно изящное.
— Такова и наша колдыбанская мысль: гораздо шире столичной, гораздо глубже, а
главное — с неожиданным поворотом, с изящным изгибом. Так загнем, что и сами не
знаем, где выплывем.
— Ну загни, загни, — не найдя аргумента в пользу своего столичного образа мышления,
огрызнулся великий сын Зевса.
Брови Луки Самарыча слегка приподнялись и стали совсем подобны жигулевским елкам,
только поколючее.
— Конечно, Геракл Зевсович, вы, как принято у нас говорить, — геркулес. Однако если
мыслить по-колдыбански, то мне, пожалуй, и в подметкине годитесь. Хотя по московским
понятиям вы — подметка люкс. Потому как заграничная.
— О боги Олимпа! — взревел, словно мотор «Жигулей», гневный Геракл. — Вы слышали,
как оскорбил вашего любимца этот самарский колхозан, этот колдыбанский жлоб,
эта волжская селедка! Я убью его, и, с вашего позволения, сделаю это с особой
жестокостью.
— К барьеру, волжская килька! Сражаться! И не на толстый на живот, а на лютую на
смерть!
— Всегда пожалуйста, — спокойно отвечал Лука Самарыч. — Вот только подтяну штаны,
и начнем.
— Как будем биться? — сгорая от желания расправиться с наглым колдыбанцем, спросил
Геракл. — Предлагаю стреляться из лука. Или драться на палицах. А можно сразу
приступить к кулачному бою.
Древний афинянин или современный москвич от страха бухнулись бы в обморок.
Но Лука
Самарыч даже не глянул, куда соломы постелить, чтобы не ушибиться при падении.
— До чего у вас заскорузлые взгляды, Геракл Зевсович, — укорил он противника. — Вы
бы еще каратэ предложили. Или стреляться из гранатометов. Детский сад! Кому
это в наше время интересно? Мы будем биться по моде. То есть… анкетами.
— В каком смысле? — раскрыл рот Геракл.
— И в прямом, и в переносном. Начнем с вашего социального происхождения. Кто отец?
И Лука Самарыч жестом
прожженного дуэлянта ткнул в противника указательным пальцем.
— Мой отец — бог! — высокомерно отвечал Геракл. — Верховный олимпийский бог.
— Мать?
— Одна из древнегреческих цариц! — все так же важничал Геракл.
К его удивлению, Лука Самарыч не упал раболепно на колени и даже не отвесил поклон
до земли. Напротив, уставил руки в боки и непочтительно хмыкнул.
— Н-да, в cоциологических опросах ваш рейтинг будет весьма невысок, — резюмировал
колдыбанец. — По-нашему, вы — сын мэра и директрисы универсама. Пока что ваша анкета не греет широкие
массы.
— А твоя греет? — сделал свой, прямо скажем, неуклюжий выпад Геракл.
— Слабый вы аналитик, — усмехнулся Лука Самарыч. — Мое происхождение с вашим
даже нелепо сравнивать.
Отец — прочерк. Мать — аналогично. Можно сказать, подкидыш. Социально
неблагополучный тип, группа риска номер один. Как и каждый десятый или даже пятый, а
может, и каждый второй мой современник.
— Нашел чем гордиться! — удивился великий эллин. —
Да с такой родословной стыдно и на свет белый появляться.
— Скептик вы, Геракл Зевсович. Но попробуйте рассуждать шире и глубже. Выбиться в
гераклы светит только отпрыскам большого начальства. Значит, вы не можете служить вдохновляющим примером
для широких масс. А вот стать таким, как Лука Самарыч, может любой.
— Ну ладно, — вздохнул Геракл. — По вопросу о происхождении сдаюсь. Второй раунд!
— Перейдем к автобио, — учтиво согласился колдыбанский подкидыш. — Чем можете
козырнуть по этой линии?
— Я, Геракл Зевсович, родился в сорочке, — хвастливо заявил эллин и приготовился
любоваться произведенным эффектом.
— Ловко, — заметил Лука Самарыч. — Синтетика или хабэ?
— Не понял, — удивился Геракл.
— Ну где вам нас понять! Вы небось нейлон и даже хлопок носить не станете. Только
китайский шелк. А отделка
небось — голландские кружева. Люкс. Сразу видно: блатной сынок. Однако представляю,
как бы ахнул весь ваш
древнегреческий мир, увидев, в чем появился на свет колдыбанский герой Лука Самарыч.
Даже вообразить себе не можете.
— Не могу, — признался Геракл. — Загибай.
— В плаще, — весомо отчеканил Лука Самарыч. — Если точно, в плащ-палатке, пошитой
колдыбанской швейной
фабрикой «Большевичка». Из прорезиненного брезента. Не китайский шелк, конечно. Зато
не промокает и не воспламеняется. Никакие громы и молнии с небесного Олимпа не
страшны.
— Родиться в плащ-палатке? Каков же здесь переносный смысл? — сделал большие
глаза полубог.
— А таков, уважаемый блатной товарищ, что на прилавках нашего универмага
«Приволжский» больше ничего подходящего и днем с огнем не сыщешь.
— О деревенщина! — завелся с полуоборота Геракл. — При чем тут прилавки вашего
замызганного универмага?
— А где же нашему герою барахло доставать? В супермаркете, что ли? — рассердился и
Лука Самарыч. — У меня папа — не мэр, мама — не директриса, дядя — не рэкетир…
Кстати, если уж вы такой блатной, почему под свой день рождения только сорочку
отхватили? Про штаны забыли? Зря. Хорошие штаны тоже сейчас на зарплату не купишь.
Вот я, к примеру, в шароварах хожу. К тому же они на три размера больше. А куда
деваться? Не разгуливать же полуголым, как в Древней Греции?
— О великий Зевс и мудрейшая Афина! — опять завелся без бензина невыдержанный
супергерой. — Дайте мне
силы не убить этого жлоба одним ударом. Его надо убивать медленно, чтобы он прозрел
хотя бы перед смертью…