Отрывок из романа
О книге Алексея Маврина «Псоглавцы»
В «крузере» было прохладно и химически свежо от кондиционера.
Кирилл пристегнулся. На зеркальце заднего вида у Ромыча
висела целая связка амулетов и сувениров: православный
крест, пиратский череп, пара маленьких боксёрских перчаток,
какая-то витая кисточка и мягкий пластиковый шарик,
который от ударов о лобовое стекло начинал светиться малиновым
огнём.
На панели перед Кириллом расположился шофёрский иконостас
из трёх образков. Кирилл уже начитался о раскольниках
и подумал, что такие иконостасы, наверное, происходят от раскольничьих
медных складней — дорожных алтарей. Были иконостасы,
стали прибамбасы. Кирилл искоса глянул на Ромыча.
Вот в японском подержанном джипе сидит современный российский
дуболом, который знает, что снаружи у машины тюнинг,
а внутри иконы, и в этом для него заключается вся мировая
культура с её вековыми традициями и temporary art.
— Тебе зачем в церковь-то вечером? — спросил Ромыч.
— Недоделка осталась.
Когда Кирилл ехал по этой дороге в «мерсе», немецкий автобус
жёстко трясло и валяло с боку на бок. Японский джип бежал
по ухабам мягко и цепко, словно таракан.
У японцев тоже есть оборотни, вспомнил Кирилл. Лисы-оборотни
кицунэ. Только азиатские чудища не страшные. Азиаты —
они ведь буддисты или что-то вокруг этого, сам с собою рассуждал
Кирилл. У буддистов переселение душ, метампсихоз. В одной
жизни ты человек, в другой — волк, в третьей — какая-нибудь жаба. Стать животным — удел каждого, по большому счёту,
ничего страшного, хотя и обидно. Потому в Азии превращение
человека в зверя лишено того ужаса, который сопутствует
оборотню в Европе.
Ромыч затормозил, почти уткнувшись бампером джипа
в красные металлические ворота шестаковской усадьбы. Сверху
их накрывала балка с узкой кровлей, под которой по направляющим
двигались ролики. Рядом с воротами стоял скромный
домик охраны с красивым гостеприимным крылечком и настоящими
бойницами.
— Конечная, — сказал Ромыч Кириллу.
— Спасибо.
Кирилл вылез из «крузера» в дымную жару и захлопнул дверку.
За стеклом окошка он увидел, как Ромыч нажимает кнопку
на брелоке. Где-то сбоку тихо завыл электромотор, и широкая
пластина ворот покатилась в сторону, освобождая путь. Кирилл
заглянул во двор усадьбы, но Ромыч опустил стекло в окошке
и замахал ладонью:
— Иди-иди давай.
Кирилл отдал честь и пошёл прочь. Джип въехал в ворота.
Кирилл тотчас бросился обратно и осторожно выглянул из-за
столба.
Двор усадьбы внутри казался просторнее, чем снаружи. В глубине
двора на фундаменте из бутового камня громоздился двухэтажный
краснокирпичный дом, похожий на замок со стрельчатыми
окнами. Его разномерные прямоугольные и цилиндрические
объёмы венчались крутыми черепичными крышами.
Нормальный новорусский особняк в псевдоготическом духе.
Такими застроены Рублёвка, Жуковка, Архангельское, Николина
гора и Новая Рига.
За домом виднелись ещё два кирпичных строения поскромнее
— видимо, службы. Ограду изнутри густо покрывал вьюнок,
маскируя унылую прозу типовых бетонных плит. Пространство
двора украшали цветущие альпийские горки и суровые рокарии
— клумбы из камней. Между ними изгибались дорожки, засыпанные
разноцветным гравием и ограждённые лёгкими перильцами.
Посреди двора раскорячилась гигантская бесформенная чаша, из которой косо торчали бронзовые трубы икебаны.
Это был фонтан. Наверное, калитинские бабы отсюда черпали
вёдрами воду, когда поливали цветы. Вся эта роскошь, похоже,
была сооружена местным ландшафтным дизайнером, который
изучал своё искусство по местным же глянцевым журнальчикам,
заполненным скриншотами с пиратских сайтов.
От ворот бетонная дорожка в обход фонтана вела к гаражу
в торце особняка. Кирилл увидел, что рулонные ворота — роллеты
— уже подняты, а Ромыч уходит в гараж, оставив «крузер»
на дорожке.
Кирилл бегом кинулся ко входу в особняк, взлетел на крыльцо
и дёрнул за ручку двери. Заперто. Что делать? Можно спрятаться
и остаться во дворе, когда Ромыч уедет, но что потом?
Бить окно?
Путь в закрытый дом был только один — через гараж. А в гараже
— Ромыч. Кирилл решил рискнуть. В конце концов, если
Ромыч его заметит, он соврёт, что вернулся к машине за каким-нибудь
делом.
Кирилл перебежал к воротам гаража и сначала заглянул
внутрь. Просторный гараж сейчас был пуст. Его ближнюю часть
занимали две площадки под автомобили, одну из них разрезала
щель смотровой ямы. Дальнюю часть гаража отделяла стеклянная
стенка. Там горел свет, и Кирилл увидел, что Ромыч роется
в каких-то инструментальных шкафах. Слева лесенка в четыре
ступени вела к двери в дом.
План созрел мгновенно. Пригнувшись, Кирилл опрометью
юркнул в гараж и беззвучно соскользнул в тёмную щель смотровой
ямы. Пока Ромыч не включит весь свет и не подойдёт к самому
краю ямы, он не заметит в яме человека. Присев на корточки,
Кирилл глядел вверх и прислушивался. Сердце колотилось
как в детстве, когда играл в прятки. Что сказать Ромычу,
если он всё-таки обнаружит его, Кирилл не думал. Не думал он
и о том, как выбираться из дома, когда Ромыч уйдёт. Наслаждение
игры было превыше голоса рассудка.
Ромыч ещё позвякал инструментами в своём отсеке, потом
электрический свет погас, хлопнула дверь стеклянной перегородки,
а немного погодя заурчал мотор и заскрипели роллеты.
Теперь угасало вообще всё освещение — Ромыч опускал полотнище
ворот. Брякнуло. Еле слышно зазвучал двигатель «крузера», зашуршали колёса. Совсем-совсем далеко лязгнула железная
створка. Ромыч уехал.
Кирилл вслепую выбрался из ямы и застыл на месте, пока
глаза привыкали к темноте. Он стоял и начинал понимать, что
зря сюда залез, мальчишество всё это и вообще бредни. Ладно,
предположим, что Шестаков где-то прячет псоглавцев, которые
достались ему в наследство от хозяина зоны. Но зачем прятать
их в подвале своего дома? Рядом два других здания и домик
охраны. И вообще: чудовища в подвале — это из «Зловещих
мертвецов».
Темнота постепенно превратилась в сумрак, сквозь который
уже можно передвигаться не на ощупь. Кирилл вошёл в отсек
за стеклянной перегородкой и включил лампы. В гараже никаких
люков в полу он не заметил. Зато в его отсеке обнаружилась
ещё одна дверь.
Она вела в подсобное помещение, где находились отопительные
котлы и насосы. Большой распределительный электрощит
висел рядом на стене. Кирилл откинул крышку и осмотрел рубильники.
Под каждым имелась табличка. Похоже, нужен вот
этот — «Агрегатная». Кирилл перекинул тугой рычаг. Подсобное
помещение осветилось.
Кирилл спустился по лесенке и обошёл довольно просторный
зал, опутанный трубами. В котлах и силовых установках
он не разбирался. Судя по всему, усадьба Шестакова была полностью
автономна. Сама вырабатывала электричество, качала
и очищала воду, обогревалась. И правильно: в деревне Калитино
ЖКХ давно сдохло. Чем топились котлы, Кирилла не интересовало.
Может, мазутом или углём. Может, и торфом. А торф
должны добывать псоглавцы и привозить в мешках на дрезине
Мурыгина, чтобы недаром есть свой хлеб, решил Кирилл.
Он вернулся в гараж и направился к двери в дом. Если заперто
— все его усилия зря. Он потянул за ручку. Дверь открылась.
Кирилл не бывал в особняках богачей типа Шестакова и не
знал, как всё здесь должно быть устроено. Представления о жилье
премиум-класса формировал телевизор. Наверное, в нём
и шестаковский терем произвёл бы впечатление супер. Однако
наяву оказалось иначе. Навязчивая роскошь не восхищала, а
угнетала бессмысленностью.
Сейчас всё было погружено в густой сумрак вечера. Дом словно
выключили, и вместо шоу остались одни декорации. Кирилл
подумал, что дизайнеры Шестакова просто выписали из исторических
романов в столбик разные назначения помещений,
а затем распределили покои заказчика согласно этому каталогу.
Здесь имелись: зал приёмов, холл, каминная, салон, столовая,
комната для кофе и комната для сигар, бильярдная, кабинет,
библиотека, будуар и три спальни. Кирилл ещё по теленовостям
заподозрил, что провинция черпает понятия о быте
высшего общества не из живой практики, а из школьной классики.
Балы, паркет, портьеры, зеркала, картины и люстры — они
оттуда.
Вразрез с великосветской темой смотрелись огромные плазменные
панели Panasonic в кабинете и библиотеке. Особенно
умилял экран в столовой: в этом внятно прочитывалась давняя
привычка советского человека ужинать перед телевизором.
Мебель для особняка делали явно по заказу хозяина, на его
вкус, а не закупали у брендового производителя вроде итальянской
фирмы Caspani Tino. Мастера старались, вырезая гроздья
винограда и морды львов, выгибая ножки и набирая инкрустации.
Но в итоге все детали выглядели не собою, а чем-то иным:
звериными лапами, цветочными бутонами, хвостами драконов.
Вещи отчуждались от своего смысла и будто намекали, что и хозяин
— не богач, уверенно владеющий своим богатством, а жулик,
выдающий себя за миллионера.
Кирилл думал о Шестакове. Этот тип когда-то вступал в комсомол,
пил квас из уличной бочки, списывал на экзаменах по какому-
нибудь сопромату, завидовал владельцам «жигулей». Он
был беден и жил по законам общества, а не по традициям своего
рода. Нет у нуворишей традиций, не может быть семейных легенд
вроде проклятия собаки Баскервилей. А если у нуворишей
нет традиций, то у Шестакова не прижились бы древние псоглавцы.
Шестаков — простолюдин, который не почувствует под
периной богатства горошину предания. И пускай Шестаков сам
родом из Калитина, для него Псоглавец такой же пустой звук,
как литургия для Ромыча, у которого в «крузере» иконостас.
Кирилл понял, что напрасно залез в этот дом, не потому, что
Шестаков не будет прятать чудовищ в своём подвале, а потому,
что Шестаков вообще не будет прятать чудовищ. Кирюша, это
несерьёзно.
Кирилл включил свет и спустился в подвал, точнее, в длинный
кафельный зал с душевыми и бассейном. Дно пустого бассейна
и потолок были облицованы зеркалами. В дальнем конце зала
имелись ещё две двери. Кирилл прошёл вдоль стены, где по кафелю
плыли три голые девушки, и толкнул правую дверь — за ней
оказалась сауна. Толкнул левую — и она не поддалась толчку.
Кирилл присмотрелся и удивился. Было похоже, что эта дверь
ведёт на улицу, потому что замок находился под рукой у Кирилла.
Но планировка здания указывала на то, что за дверью другое
помещение.
Замок был электрическим. Без ключа его невозможно открыть
ни изнутри, из запертого помещения, ни снаружи, из бассейна.
Видимо, Шестаков не хотел, чтобы прислуга заходила в секретную
комнату, и сам врезал в дверь замок — грубо и неумело.
Но Кирилл знал, как войти. Такой же замок дядя Димка купил
для дачи тётки Анжелы, и тётка этой покупкой чуть не проломила
ему голову. Без электричества замок превращался в простую
щеколду на пружине. Шестакова спасало то, что особняк
всегда был подключён к сети. Кирилл вспомнил про распределительный
электрощит в гараже. Сходить, что ли, выключить
рубильник — или наплевать на секреты Шестакова? Ладно, если
уж забрался в дом, надо доделать дело.
Кирилл вернулся из бассейна в гараж. На полке он заметил
большой аккумуляторный фонарь. Пригодится, чтобы не бегать
туда-сюда, включая-выключая свет. Кирилл откинул крышку
электрощита и решительно перекинул вниз все рычаги до единого.
Освещая путь фонарём, Кирилл прошёл обратно к бассейну.
В луче голые девушки с кафельной стены смотрели на Кирилла,
будто ведьмы ночью заглядывали в окошко с улицы. Кирилл
поёжился.
Он с натугой сдвинул плоскую планку замка, вытягивая
из паза ригель, и толкнул дверь, пока ригель не соскочил обратно
в паз. Дверь открылась. Кирилл направил луч фонаря
в проём. Не надо туда.
Он сразу понял, что обнаружил то, чего искал, и сразу же сердце
прыгнуло в груди: а если там — псоглавцы? Он, дурак, распахнул
им дверь!.. Но псоглавцев, видимо, за дверью не было.
Кирилл подождал, пока ужас уляжется в душе, и шагнул через
порог. Он находился в мрачном бетонном… каземате? Или
в узилище? Или в бункере?.. Фонарь выхватывал из темноты
деревянные лавки с какими-то ремнями и массивные самодельные
кресла с захватами для рук и ног. Из стен торчали вмурованные
железные крючья, на которых были насажены ошейники
и кандалы. Кирилл увидел стол, где лежали жуткие витые
кнуты и клещи с длинными рукоятями. Под потолком протянулись
балки-швеллеры, с них свисали цепи с наручниками.
Но страшнее всего был огромный деревянный крест от пола
до потолка. На лапы его были намотаны верёвки.
Не верилось: неужели это наяву? И где? В деревне Калитино?!.
Деревня Калитино с её убожеством и распадом — конечно, кошмар,
но кошмар давно привычный, отечественный. А вот этот
кошмар откуда-то совсем не отсюда. Средневековая жуть. Инквизиция.
Молот ведьм. И этот чудовищный крест, пыточное
распятие… И тишина…
Что Шестаков делает тут, в своём подвале? Истязает псоглавцев?
Приковывает их цепями, надевает ошейники и кандалы,
подвешивает, хлещет плетью? Зачем? Что здесь творится, когда
никто не видит?..
Кирилл водил фонарём из стороны в сторону и наткнулся лучом
на узкий самодельный шкаф в углу. Там тоже было что-то
непонятное.