Объявлен короткий список премии «Ясная Поляна»

Вчера, 7 сентября, был оглашен шорт-лист литературной премии «Ясная Поляна» по двум номинациям.

В номинации «XXI век» (призовой фонд 3 млн рублей) в список попали следующие романы:

• Александр Григоренко «Мэбэт»;

• Борис Евсеев «Офирский скворец»;

• Данила Зайцев «Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева»;

• Елена Радецкая «Нет имени тебе…»;

• Роман Сенчин «Зона затопления»;

• Гузель Яхина «Зулейха открывает глаза».

В номинации «Детство. Отрочество. Юность» (призовой фонд 800 тыс. рублей) в список вошли:

• Валерий Былинский «Риф»;

• Ольга Громова «Сахарный ребенок»;

• Вячеслав Казакевич «Охота на майских жуков»;

• Евгений Мамонтов «Приключения Славки Щукина, или 33 рассказа про вранье»;

• Борис Минаев «Мужской день».

Призовой фонд каждой номинации делят между собой финалисты и лауреат.

У премии «Ясная Поляна» есть еще три номинации, выбор победителей в которых происходит иначе, чем в номинациях «XXI век» и «Детство. Отрочество. Юность». Члены жюри (в этом году в него входят писатели Евгений Водолазкин, Павел Басинский, Алексей Варламов, а также литературные критики и эссеисты Лев Аннинский, Валентин Курбатов и Владислав Отрошенко и председатель премии, советник президента РФ по культуре Владимир Толстой) самостоятельно номинируют и выбирают по одному лауреату в номинациях «Современная классика» и «Иностранная литература». Путем читательского голосования через сервис Bookmate будет определен лауреат в номинации «Выбор читателей». Сроки читательского голосования — с 7 сентября по 28 октября.

Имена победителей будут оглашены в октябре. Дополнительно стоит отметить, что в 2015 году компания Samsung, спонсор премии, увеличил призовой фонд в три раза.

Люди гибнут за металл!

  • Сергей Самсонов. Железная кость. — М.: РИПОЛ классик, 2015. — 672 с.

    Здешние люди внушают проезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, с громадными кулачищами. Родятся на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствуют не акушеры, а механики.

    А. Чехов

    И все-таки это удивительно — насколько порой на автора не влияют внешние обстоятельства. Вот писатель Сергей Самсонов, родившийся где-то под Москвой, вдруг сочиняет историю об уральском городе Могутове, чьим прототипом является Магнитогорск. И если бы он вышел к своим героям на площадь у заводской проходной, те явно сочли бы его чужаком — настолько сильно противопоставление «местных» и «столичных» в мире, который описывает Самсонов.

    Аннотация к роману «Железная кость» дает понять, что главных героев двое — однако автор строит свое произведение, руководствуясь методом дедукции: от общего — к частному, от семьи (даже шире — от породы) — к человеку. Углубляясь в родословную, рассказывая о детстве, он дает характеристику в классических традициях русского романа XIX века обоим героям: Артему Леонидовичу Угланову, бизнесмену, стоящему у руля металлургического комбината, и Валере Чугуеву, молодому представителю рабочей династии Чугуевых. Сложный, изменчивый Угланов противопоставлен прямому и простому Валере: они, пожалуй, не враги, но уж точно антагонисты. Хотя оба могли бы подписаться под таким словами:

    И я увидел льющуюся сталь, она стояла у меня перед глазами, вечно живая, вечно новая, как кровь, метаморфозы эти все расплавленного чугуна, и ничего я равного не видел этому по силе, вот по тому, как может человек гнуть под себя исходную реальность, — это осталось тут, в башке, в подкорке.

    Фразы одного героя могут звучать и из уст другого — все действующие лица говорят как условный автор, и, начиная читать очередную главу, догадаться о том, кто является рассказчиком, можно только увидев имя персонажа. Это абсолютно не реалистично — и оттого прекрасно. Героев сплавляют обратно в ту единую породу, из которой жизнь их и выдолбила. Возвращение к истокам, к появлению на свет, к самому процессу родов — ключевая метафора всего романа. Все очень просто в этом мире: надо работать и надо рожать.

    …гладким сиянием начальной новизны показывалась сталь — головкой смертоносного ребенка между ног неутомимой и неистовой роженицы.

    …быть с этой домной, как с женщиной, и помыкать ее живородящим огненным нутром.

    О сюжете романа практически невозможно рассказать так, чтобы не выдать авторских секретов. Героев, разумеется, ждут приключения, в результате которых они встретятся в весьма неожиданном (или, наоборот, в самом ожидаемом) месте, но с каждой новой страницей становится все менее понятно, к чему же писатель ведет. По своей композиции роман тяжеловесен. Сложности ему добавляет и стиль автора, в котором сочетаются элементы советской риторики и политической пропаганды, кое-где появляется воровской жаргон, а украшают текст сложные метафоры и инверсии. Некоторые эпитеты становятся семантически значимыми: «стальные», «железные», «чугунные» — в восьми случаях из десяти это будут синонимы слову «рабочие».

    По статистике, каждый десятый россиянин живет в моногороде — промышленном царстве, молящемся на языческого заводского бога. Такие города похожи друг на друга настолько, что подобный роман мог бы быть написан и о Карабаше, и о Норильске, и о Нижнем Тагиле. Наряду с «региональной» литературой (в пример можно привести особенно сильную сибирско-уральскую ветвь — Александра Григоренко, Виктора Ремизова и Алексея Иванова) вполне может народиться и литература «заводская»: начало положили Ксения Букша и Сергей Самсонов. Разница между ними не только тематическая: если «региональная» старается феномен объяснить изнутри, то «заводская» литература все еще пытается в первую очередь показать и понять его извне.

    В отличие от советских производственных романов, построенных, словно сказки, по одной схеме, новые сочинения не похожи друг на друга ни в чем, кроме одного: завод можно назвать государством в государстве. Такое пространство позволяет продемонстрировать сложные социальные процессы. И рабочего материала достаточно —целых полтора миллиона «железных» человек по всей стране.

Елена Васильева

6 книг, которые странно читать летом

Когда за окном кружит метель, а снежные хлопья танцуют «Вальс цветов», многие достают с полок книги Гофмана, Диккенса, Андерсена и О. Генри, однако читать одно и то же из года в год — привычка так себе. Гораздо полезнее экспериментировать, пополняя домашнюю библиотеку новыми находками. «Прочтение» выбрало шесть книг, которые странно читать летом. Длинные каникулы позволят вам познакомиться с каждой.

Линор Горалик «Агата возвращается домой»

От небольшого рассказа Линор Горалик кидает то в жар, то в холод подобно тому, как маленькая Агата прислоняется сначала к раскаленной батарее, а потом — к ледяному окну. Это отнюдь не славная святочная история, а поучительная сказка для взрослых о том, что игры с нечистой силой не приводят ни к чему хорошему: бесовское наваждение исчезает и остается лишь болезненная лихорадка. Диву даешься, как Горалик умудряется создавать атмосферу волшебного хоррора и рождественского саспенса.

«Агате так невыносимо одиноко, что она не может ступить ни шагу. Ей кажется, что только что она была в сказочном дворце, — опасном, но полном волшебства, мрачном, но роскошном, волнующем, полном обещаний, — а сейчас она просто стоит одна в чащобе, пижамные штаны пропитались снегом до колена».

Елена Катишонок «Против часовой стрелки»

Во второй части семейной саги писательницы действие не случайно происходит зимой: испокон веков это время года ассоциируется с последним этапом человеческой жизни. Парадоксально, но изображенная Еленой Катишонок старость не пугает, а, наоборот, притягивает, поскольку этот период жизни поворачивает время назад. Старики понимают: они отставляют этот мир, уступая новую весну следующим поколениям. Так забытье оборачивается легкостью человеческого бытия.

«Пришел Новый год, и был праздничный стол у Левочки и, конечно же, «Голубой огонек». Похорошевшая Алла Пугачева громко пела и трясла красиво растрепанной шевелюрой, держа микрофон, похожий на эскимо. И были подарки «от Деда Мороза», которые вручала Милочка…

Не было рядом сестры.

Нас только я».

Фэнни Флэгг «Жареные зеленые помидоры в кафе „Полустанок“»

Зима — самое лучшее время для того, чтобы подвести итоги и начать жизнь с чистого листа. Книга Фэнни Флэгг рассказывает о женщине, которая смогла преодолеть «сезонную» депрессию. Она слышит истории об убийстве, нетрадиционной любви и других странных вещах, о которых ей, приличной американке, и не подобало бы знать. Роман намекает на то, что переосмыслить вечные ценности никогда не поздно и не бесполезно. Это книга о бунтарстве, на которое каждому стоит найти время.

«Живешь, стараешься, а потом, после стольких лет жизни, выясняется, что вовсе не так и важно, хорошо ты себя вела или плохо. Девочки из колледжа, которые прошли огонь, воду и медные трубы, отнюдь не закончили свои дни на задворках общества, и никто их не презирал, как предполагала Эвелин».

Юрий Буйда «Синяя кровь»

Роман Юрия Буйды представляет собой причудливое собрание сказочных героев всех времен и народов, порой напоминающее безудержную фантазию сумасшедшего кинорежиссера. Героиня — Спящая красавица — руководит фантасмагорическим действом, в результате которого чудо становится сильнее реальности. Она превращает неприглядную обыденность в выдуманный мир, в котором только и возможно существование. В общем, леденящая воображение сказка, которая длится круглый год.

«Благодаря Иде, благодаря ее историям маленький скучный городок оживал, его образ приобретал глубину, а его история, наполнявшаяся людьми и событиями, — драматизм. <…> Страсти бушевали, кровь лилась, свершались подвиги святости — такой была настоящая жизнь Чудова, по версии Иды…»

Милорад Павич «Пейзаж, нарисованный чаем»

Полные любовного томления эротические сцены, неотличимые друг от друга метафоры, намеренная афористичность и форма романа-кроссворда — «Пейзаж, нарисованный чаем» расставляет сети, в которых увязает воображение. Перед глазами возникает средневековая таверна, темная, шумная и порой даже опасная. Разбираться в сюжетных перипетиях, связанных с судьбой главного героя, — все равно что пытаться уследить за разворачивающимся во время долгого зимнего чаепития разговором: запомнить многое все равно не удастся, зато на душе хорошо.

«— Нельзя верить каждому слову буквально. <…> Песня — она и есть песня: как вода, никогда не стоит на месте и, подобно воде, идет от уст к устам. Не стоит думать, что она способна всегда утолить ту же жажду и погасить тот же огонь. Нам говорят, что мы видим звезды, которых давно нет, но не знают того, что и вода, которую мы пьем, давно выпита».

Александр Григоренко «Мэбэт»

Герой романа «Мэбэт» — сверхчеловек из древнего таежного племени. Он не только охотится на медведей, покрывает свой чум оленьими шкурами и ездит на нартах, но и отправляется в далекое путешествие по потустороннему миру, в котором его поджидает немыслимое количество испытаний. Прочувствовать все тяготы жизни в тайге удастся в полной мере в период, когда сугробы и метель не просто декорация.

«Засвистело что-то — сначала далеко и тонко, будто пурга выводит злую песню на дырявых ровдугах, покрывающих бедные чумы, — потом нестерпимо пронзительно, так что Мэбэт, бросив пальму, скорчился и зажал обеими ладонями уши. Свист двоился, троился, множился — и вместе с ним назревала в небе чернота. Раздробившись на бесчисленные точки, она бросилась на любимца божьего».

Елена Васильева, Надежда Сергеева

Сквозь кровь и пыль

  • Александр Григоренко. Ильгет. Три имени судьбы. М.: ArsisBooks, 2013. — 332 с.

    Возвращение в прошлое — выбор многих современных писателей. Вероятно, говорить о высоком, о судьбе и смысле жизни легче, когда отвлекаешься от века сегодняшнего, от его бешеного ритма и сиюминутных проблем. Александр Григоренко вошел в литературу так же стремительно, как летит стрела, пущенная одним из его персонажей. Имя автора становится все более известным: оба его романа, «Мэбэт» и «Ильгет», в разные годы проходили в финал «Большой книги». А последний отметился и в шорт-листе премии «НОС».

    «Ильгет. Три имени судьбы», по словам самого Григоренко, — вторая часть дилогии о человеке тайги. Идейное содержание здесь то же, что в «Мэбэте». Герой на протяжении всего романа упорно пытается выяснить, где его истинное место на Древе мира: «Жизнь спутанной сетью лежит у моих колен, и я мучительно пытаюсь отыскать в ней начальную нить, чтобы извлечь все, что видел сам, слышал от других людей, то, что приходило в снах и видениях, чтобы понять ее строй и надобность моего появления на земле».

    Задача эта не из легких — чтобы ее решить, придется пройти сквозь множество испытаний и потерь. Но если в первом романе навстречу своей судьбе шел сильный Мэбэт, любимец богов, то здесь главным героем является «маленький» человек, сирота, взятый из жалости чужой семьей. Ильгет тем не менее переживает не одну метаморфозу. Из обиженного приемыша он превращается в великого война, отца большого семейства, а потом вновь становится рабом.

    Погони, бои, испытания, неожиданные повороты конфликта, появление забытых героев — мир романа не позволяет замерзнуть от скуки в выдуманной тайге. Заслуга автора в том, что он не бросает ни одну сюжетную линию. «Ильгет» населяет большое количество персонажей. И судьба каждого прослеживается до конца.

    Художественный язык писателя одурманивает, заставляет полностью погрузиться в повествование. Подобно художнику, Григоренко выдумывает новые яркие краски для того, чтобы точнее передать настроение: «Помимо воли вспоминалось другое — день, блистающий цветами осени и солнца, растворенного в воде. Ябто вздрогнул от мысли, что по цвету этот день очень похож на нынешний».

    Автор не боится шокировать читателя физиологическими подробностями и описаниями кровавых битв:
    «Железный Рог вынул из ножен большой кривой нож, вспорол грязную худую малицу мертвеца, оголив тело — бледное, покрытое струпьями — следом неизвестной болезни. В одно мгновение нож разрезал кожу под ребром, широкая рука тунгуса проникла в тело, как в узкий мешок, и шарила что-то нужное. Олени приплясывали на щеках, когда он резким движением вынул руку, и я увидел на почерневшей ладони неровный вздрагивающий шар.

    — Ешь»
    .

    Постепенно привыкаешь к подобным пассажам. В результате можно не заметить, как сознание меняется: вместо человека XXI века появляется древний житель тайги, всегда помнящий о том, что опасность поджидает на каждом шагу, а человек человеку — скорее враг, нежели друг.

    Проблемы правдоподобия в этом романе не возникает. Реальность легко сосуществует с потусторонними мирами. Духи предков возвращаются и разговаривают с живыми людьми. Женщина, спасенная волком, превращается в волчицу. Супруги, разлученные, казалось бы, навсегда, неожиданно встречаются вновь. Рассказчик умеет проникать в мысли других героев и пересекать любые временные и пространственные границы. За спинами у людей живут демоны, которые в трудный момент подсказывают верное решение. И стоит только прислушаться к себе, чтобы понять, что многое из этих чудес не выдумка.

    Роман Александра Григоренко обнаруживает демонов и в современном человеке, который мучается теми же желаниями, что и люди Нга. Одежда из оленьих шкур — всего лишь декорация, главный предмет изображения — душа, которая может «говорить», «плакать», «одеваться тревогой» и жить сама по себе: «Слова, которые изрекал рот, существовали за тем пределом, где уже нет слез, ровно как нет ни горя, ни радости, ни смеха. Душа превратилась в жилище, которое давно оставили люди и увели за собой запахи жизни».

    «Ильгет» дает возможность освободиться от множества культурных наслоений, чтобы понять: «жизнь и люди одинаковы», «ничего не меняется, никто не меняется». Это напоминание о том, что всегда и везде человечество будет идти в поисках своей судьбы вдоль реки, на которой стоит мир.

Надежда Сергеева