Кирилл Шелестов. Укротитель кроликов

Кирилл Шелестов. Укротитель кроликов

  • М.: Захаров, 2006 г.
  • Переплет, 208 стр.
  • ISBN 5-8159-0608-5
  • Тираж: 10 000 экз.

«Здесь были все, кого местная пресса почтительно именовала элитой: политики, бизнесмены, бандиты…»

Роман Кирилла Шелестова гораздо лучше, чем можно было бы подумать, раскрыв книгу на случайной странице и прочтя эту (либо любую подобную ей) фразу. И вот почему. Я, честно признаться, не знаком с тоннами массовой литературы и по этой простой причине делать сравнительный анализ не возьмусь. Я могу судить лишь о самом романе Шелестова, о его конкретных достоинствах и недостатках, взятых безотносительно всех остальных книг жанра. Критик детективной литературы из меня никудышный: я почти не читал детективов. Разве что «Имя Розы»… Поэтому скажу, что могу, вы уж меня извините.

Роман «Укротитель кроликов» обладает одним бесспорным достоинством, которое совсем несложно принять за недостаток. Это достоинство — высокая степень правдоподобия книги, достигаемая путем сознательного отказа от того блеска, который так легко пустить в глаза, но который в действительности очень мало стоит. Нет, не бандитские разборки и тщательные, правдоподобные (ли?) описания жизни «бизнесменов, криминальных авторитетов, коррумпированных чиновников, продажных политиков» (как заявлено на обложке) составляют всю соль книги, хотя и они тоже. Главная находка автора (и находка тем более смелая, что рискованная: как воспримут?) — это дурные, казалось бы, диалоги и дурная, казалось бы, философия. То-то и оно, что «казалось бы»! Составить диалоги не сложно, а вот выдержать их на той грани, когда главгир, соблазняя женщину и говоря ей то, что по тонкому замыслу автора должно выглядеть остроумным и иметь эффект (и что действительно имеет его!), когда этот главгир говорит совершенно неумные, пошлые фразы, которые не могут не выглядеть глупыми и пошлыми (то, что большинство действительно посчитают их остроумными — лишь еще одно свидетельство того, что я имею в виду), — так вот: выдержать диалоги на грани, когда они очевидно пошлы, но вот именно что не кажутся большинству таковыми — истинное мастерство, безграничная авторская смелость. Ибо неужели кто-то усомнится в том, что именно глупые, пошлые, но зато выспренние и с претензией выверты как раз и приводят в реальной жизни к цели? И неужели кто-то может подумать, что действительно остроумные и тонкие ходы не вызовут непонимания и отторжения у определенного рода женщин? То же с философией «основного состава» действующих лиц романа: веские, тщательно продуманные концепции в устах убийц, проституток, прихватизаторов?.. — сейчас, в самом деле, не XIX век, читателей не проведешь на подобных сказках. И тем более смело то, что, жертвуя высоколобыми философскими спорами о смысле жизни, жертвуя остроумными диалогами, Шелестов идет навстречу жизненной правде и правдоподобию: примитивная концепция: мы хищники, они — жертвы, так было и будет всегда, — ждать чего-либо другого от людей, способных если не убить, то ограбить (пусть даже не преступая закона) было бы глупо, автор это отлично понимает и не пытается ничего украшать, а изображает реальность такой же серой, пошлой и примитивной, какой она, бесспорно, и является, — пусть даже представляясь подавляющему большинству захватывающей, блещущей юмором и исполненной смысла.

Гораздо более бесспорное достоинство романа, нежели только что названное — тонко закрученная интрига, — кроме шуток. Не все ли равно для шахматной партии, насколько искусно сделаны фигуры? «Укротитель кроликов» ни что иное, как искусно составленная шахматная партия, предугадать исход которой невозможно. Самое замечательное в этой партии — тщательная проработка мотивов каждого хода. Шелестов не жалеет времени на то, чтобы его герои-фигурки просчитывали даже те варианты, по которым партия развиваться заведомо не будет, — и это воистину достойно восхищения. Ну и, конечно, достоин восхищения редкий в шахматах ход, решающий исход противостояния: одна из пешек меняет свой цвет, загораживает проход своим же легким фигурам, преимущество в развитии теряется, и…

Вот весь он в оперенье белом

Как лебедь женски-утонченный

И музыка

Но вдруг как выстрел-парабеллум

Он просыпается — он в черном

Весь

Мохнатые когтисты лапы

Он здесь! Он — Штирлиц. Он — Гестапо

Сотрудник, —

впрочем, в книге все происходит, скорее, прямо противоположным образом.

Дмитрий Трунченков