Наташа Романова сказала однажды:
ЛЮДИ БЫВАЮТ ДВУХ ВИДОВ
ВЗРОСЛЫЕ И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ
Правильно.
Взрослые это — когда человек ВСЕ забыл
То есть, вырос и перешел ровно на другую строну баррикад.
Забыл человек, как просил этого несчастного Петушка На Палочке,
а мама говорила:
— Нет, нет — это микробы , цыгане их облизывают, чтоб блестели!
Съешь лучше грушу!
И ты, несчастный, давишься этой размокшей грушей.
А счастливые дети, которых называют «запущенными», где-то
надыбав гривенник — спокойно облизывают петушка.
И не фига потом почему-то не болеют!
И вот ты сам стал папаня или маманя — и сам веришь в эту хрень насчет «облизывают».
А ведь еще можно прочитать в книжке про Дореволюцию — насчет все тех же петушков, как их облизывают — какая нибудь «Дорога уходит в даль», или «Кондуит и Швамбрания».
Во время голода осмнадцатого года или голодомора на Украине — тема петушка исчезает, а как только жизнь восстановится — опять все те же цыгане и те же петушки.
И все те же табу.
Я — точно невзрослая.
Мои дочка и сестра, конечно, могли заесться этими петушками.
И болели вовсе не от петушковых микробов, а конкретно нажравшись окурков из урны. Ну было дело — и был стоматит.
Что с них возьмешь — совсем запущенные девчонки .
У богемы бывает, что и помрет ребеночек от грязи в самое что ни на есть мирное время.
Но чаще — выживет. Я вообще то знаю только один такой случай.
А все страшные истории про детей в мирное время — обычно происходят в сурьезных взрослых семьях.
Но вернемся к нашим петушкам.
Пугать вот уж третий век родных деточек такими вот ужасами
про «цыгане облизывают» и верить в эти ужасы — это што ли взрослое поведение?
Получается, что люди делятся на НЕВЗРОСЛЫХ и тех кто ЕЩЕ ХУЖЕ.
А груши, которые в супермаркетах вощат — почему-то никого не волнуют.
Для блеск и свежести — вощат!
А цыгане петушков теперь так специально, при всех прыскают водичкой из парикмахерского пульверизатора.
Наташа Романова в детстве была средне-запущенная.
Но детство ею явно любимо — она пишет о нем много и с нежностью.
И с таким особым горьким корейским юмором.
Корейцы как известно зовутся «евреи Азии».
Горькая ирония и вековая скорбь им свойственны.
Но совсем несвойственен здоровый цинизм.
Вот этого в Наташе — нет. Нет защитного слоя.
Я ее дразню «Корейский Януш Корчак».
Она филолог, профессор, лингвист и почти все совпадает.
Кроме Азии.
Правильнее дразнить «Корчак арийского разливу».
И если помножить это на Питер двадцать первого века —
получается уж совсем нескушно.
С ней нескушно. Особенно Невзрослым, из тех кто помоложе.
Но и старым Невзрослым — тоже весело.
В конце концов, я не стану обзывать ее Карлсоном — зачем?
И нисколько не похоже. А при этом есть Пеппи Длинныйчулок.
Вот же фотография — все понятно.
Сейчас у нее есть всякие удивительные костюмы и шапочки — и это делает ее муж Гришка.
Гришку я помню, когда он только появился у Наташи в доме — вообще был зеленый худой и дерганный.
А сейчас стал такой розовый — нормально весит.
На скелет не похож — отличный такой стройный парубок.
И психика явно устаканилась.
Потому что там большая хата в центре и всегда есть обед, борщ там салат, второе.
И много комнат.
И очень много творчества.
И никто не пытается волшебный сверкающий Петушок — заменить унылой мокрой грушей.
Меня эта упряжка, получившаяся из Гриши и Наташи, периодически вдохновляет и провоцирует самой что-нибудь делать.
Иногда мир Взрослых как-будто зовет Наташу к себе — там все-таки якобы побаблее.
Но стоит Наташе доверчиво подойти к пирогу, как ее грубо отталкивают.
У взрослых там свои терки. И они делят свои пироги — необлизанные цыганами.
А для блеску смазанные яичным желтком. Не всегда свежим.
Почти все наташины стихи о детстве.
Слова там часто встречаются детские.
Ну которые дети говорят.
Когда взрослых нету рядом.
Мне эти стихи — очень. От них страшно и смешно.
Я их не рассматриваю как изыски филолога- лингвиста.
Я помню, что это все по правде было.
Читать другие стихи вот тут
http://redhead-lg.livejournal.com/tag/новые стихи
А вот тут можно смотреть как она сама читает
http://redhead-lg.livejournal.com/
Дети индиго
К нам домой зачастил один неприятный тип:
Норовил к обеду вписацца всегда, скотина.
Он с трудом просовывал харю в двери, чтобы войти.
На его ожыревшем рыле обильно росла щетина.
Один глаз у него был заклеен пластырем,
А другой был в белых ресницах, как у свиньи.
У моей бабки он являлся духовным пастырем:
Он ей много пиздел за обедом всякой хуйни.
Я сидела в углу. А он: — А ну, подойди-ка!
Сейчас я тебя протестирую, неприветливое дитя:
А скажи-ка дяде: кто такие — дети Индиго?
— Чево? Ну, это дети индейца — какова-нибудь вождя!
Типа Индиго — это как Монтигомо:
Ястребиный Коготь и Зоркий Глаз.
Я про индейцев читала довольно много,
Когда перешла из пятого в шестой класс.
Дядя сказал моей бабке: — Я как психолог
Констатирую задержку психического развития.
Я как друг семьи могу устроить ее в спецшколу —
Ведь таким все равно не место в социалистическом общежитии.
Я не знаю, дядя, кто такие дети Индиго.
Но сейчас зато мы узнаем, кто ТЫ такой.
Я вышла во двор. В сарае нашла мотыгу,
Впотьмах в углу нащупав ее рукой.
Я встала за дверью, от страха едва дыша,
Он вышел — и сделал так, как люди делать не могут:
Смерть почуяв, встал на карачки — и бросился вон, визжа.
Пришлось мотыгой ему в паху перерезать ногу.
Я с детства знаю, как надо колоть свиней:
Сначала не в сердце бить, а делать надрез в паху:
Чтобы кабан не сбежал. — На склоне осенних дней, —
В Покрова́, — отдавалась дань красному потроху.
Вот лежит его туша, осклабясь дико.
Это я его завалила — одна — не бздя!
Именно так бы и поступили дети Индиго —
Беспощадного и храброго индейца — вождя!
Государственный Эрмитаж
Бугоревич на каждом уроке выходит сцать.
Типа еблась в сугробе — теперь цыстит.
Я-то знаю — она пошла про меня в сортире писать:
«Цай — корейка и блядь. У ней триппер, сифон и СПИД».
Однажды на физике во время лабораторной
Я вышла за ней, сделав вид, что блюю.
И точно — она тусила в мужской уборной.
Мою фотку пришкерила к кем-то уже заранее нарисованному хую.
И выглядит это крайне похабно и непристойно.
И тут из кабины, посцав, вылез завуч, и, зыря на сей коллаж,
Застегивая ширинку, он строго сказал, достойно:
— Здесь вам что, Государственный Эрмитаж?
Обе снимайте штаны и вставайте раком!
Так как вы нашей школе наносите вандализм.
Бугоревич сразу засцала и подставила свою сраку.
А я съебала в окно. Нафига мне такое палево и фашизм.
Сортирная психотравма
К моей бабке пришла приятельница — старушенция Смилькинсон.
Она бра́ла у нас читать роман-газеты, книги, брошюры;
Про еврейское гетто вспоминала, как страшный сон, —
Где из евреев делали мыло и абажуры.
У Смилькинсон была дочь — старая дева Двойра.
Все ее обзывали так: «Телеграфный столб».
Похожая на ворону. Когда она шла по дво́ру,
Казалось, воронью башку нахлобучили на ходячий столб.
Я знала, что г. Слуцк был окуппированной территорией,
А также — исторически — зоной оседлости.
Но мне было 3 года, и все эти истории
Я слушала из-за угла, подыхая от вредности:
Почему из Смилькинсоних не сделали мыло,
Или двойной какой-нибудь абажур?
Тогда бы они не сидели бы тут, уныло
Похожие на старых ощипанных кур.
А мы как раз с бабкой собирались пойти к Бабе-жабе:
Чтобы зырить кро́лей и к о́зу чесать.
(Баба-жаба неподалеку жыла в овраге).
И к тому же мне очень хотелось сцать.
Ну а как мне сесть на горшок в присутствии Смилькинсон?
Вот отсюда у меня и пошла сортирная психотравма.
Они свое гетто вспоминали, как страшный сон.
А я до сих пор вспоминаю весь этот трабл.
А на улицу выйти в жало мне бабка не разрешала.
И сказать при гостях, что я писать хочу — тоже нельзя.
Тогда я залезла в шкаф и в цветочный горшок посцала.
А хули мне было делать? А что, нельзя?
Оказалось, что нет. Я поступила хуже фашыстов,
Которые мыло делали из евреев.
Вот такая картина Репина «Всюду жызнь».
Я завидую всем, кто может смело в подъезде писать под батарею.
Шура
Шура пришла к дяде Коле, восстав из гроба.
Точный адрес ей подсказала посмертная интуицыя.
Дядя Коля, залив алкоголем свою утробу,
Решыл, что это за ним — налоговая милиция.
Шура же дядю Колю едва узнала.
Ведь с тех пор прошло как минимум 30 лет.
Я имею в виду с тех пор, как ее не стало, —
И того — ее Коли прежнего — уже нет,
А тогда-то он был пиздатый, похож на Лермонтова.
Хоть заикался, но очень обворожительно.
Особенно после пузыря молдавского вермута.
Тогда он был у Шуры юным сожытелем.
А теперь перед Шурой лежало жырное тело.
По всем позицыям видно — с цырозом печени.
Это все, что она увидела. И ей не было дела,
Насколько это тело успешно и обеспечено.
Там, откуда Шура пришла на побывку — другое ценится.
При чем тут дети, собаки и стеклопластик.
Она шла узырить того, кто стоял на сцене
Когда Коля был то ли в 8, то ли в 9 классе.
Но хуй. Ожыревший дядя из алкогольной комы
Высунул харю и две руки —
И увидев в Шуре мента, инспектора, управдома
Снес ей тяжелою гирею полбашки.
Вот бы лучше он вообще никогда не проснулся
И достойно закончил свой жызненный путь навсегда.
И образ Шуры в загробный мир бы тогда вернулся.
А счас такого уже не будет: пришла пизда.
Тот, кто убил покойника — сам упырь
Да и убитый этого не простит.
Теперь дядя Коля будет вечный не жыд, а старо́й колдырь
А собутыльники его будут — Паркинсон, Альцгеймер и Простатит.