Метка: Гийом Мюссо

• Издательство «Эксмо», 2012 г.
• Вместе с героями нового романа Гийома Мюссо «Спаси меня» читатели окажутся в заснеженном Нью-Йорке. В необычно молчаливом и спокойном городе, укутанном снежным покровом, происходит случайная встреча двух людей. Он — доктор, за плечами которого немалый груз тайн и застарелой боли. Она — официантка-француженка, как и тысячи молодых девушек приехавшая в Центр мира, чтобы покорить его. И, как тысячи молодых девушек, столкнувшаяся с беспощадностью этого города. Герои как две снежинки кружатся в беспечном вихре, пока страшная авиакатастрофа не разделяет их жизнь на «до» и «после». Какова цена жизни любимой? Может ли ошибка, совершенная в далеком прошлом, перечеркнуть счастье в столь хрупком настоящем?

Сэм читал историю болезни, когда старшая медсестра Бекки похлопала его по
плечу.

— Доктор, ваше дежурство закончилось полчаса назад, — произнесла она, указывая
на расписание, висевшее на стене.

— Да-да, сейчас… Только дочитаю, — ответил Сэм так, словно просил ее об
одолжении.

Но Бекки была непреклонна.

— Вас самого пора лечить, — сказала она, отбирая у него папку. — Идите домой.
И Сэму пришлось подчиниться. Бекки смотрела, как он идет по коридору. Одна из
практиканток, проходивших стажировку в больнице Святого Матфея, вздохнула:

— Какой он клевый…

— Даже не думай, милочка. У тебя никаких шансов.

— Он что, женат?

— Хуже.

В комнате отдыха Сэм повесил измятый халат в металлический шкафчик.
Поправил галстук, надел пиджак и пальто — и все это, даже мельком не посмотрев в
зеркало. У него давно пропало всякое желание производить на других впечатление, но ему
и в голову не приходило, что в глазах многих женщин именно это делало его еще более
привлекательным.

Он вызвал лифт. Следом за ним в кабину вошел китаец-санитар, толкавший перед
собой каталку. Лежавшее на ней тело было с головой накрыто простыней, что не
оставляло никаких сомнений в том, что этот пациент больше не нуждается в лечении.
Санитар хотел было пошутить на эту тему, но, встретив мрачный взгляд Сэма, передумал.
Лифт остановился на первом этаже. Больничный холл, где было полно народу и стоял гул
голосов, напоминал зал ожидания в аэропорту. Не удержавшись, Сэм заглянул в
приемную отделения скорой помощи. Она была переполнена.

«А в следующие несколько часов все только ухудшится».

В углу приемной скорчился на стуле пожилой мужчина. Его била дрожь, и он
кутался в потертое пальто, глядя на стайку экзотических рыбок в аквариуме. Рыбки, не
останавливаясь, плавали по кругу. Очень худая молодая женщина сидела, подтянув
колени к подбородку. Сэм случайно встретился с ней взглядом. Ее глаза были красными
от недосыпа или наркотиков, за ее ногу цеплялся хнычущий ребенок.

«Может, остаться на ночное дежурство?»

— Шесть долларов, дорогуша!

Жюльет расплатилась с таксистом-гаитянином, добавив немного на чай за то, что
тот, узнав в ней француженку, говорил на ее родном языке.
Такси остановилось на перекрестке Бродвея и Седьмой авеню — на Таймс-сквер, где
и днем и ночью было не протолкнуться. Жюльет всегда тянуло сюда как магнитом. На
этом небольшом треугольнике, залитом асфальтом и со всех сторон стиснутом
небоскребами, находилось множество знаменитых театров.

В любую погоду — в дождь, снег, ураган — Таймс-сквер всегда залит светом
огромных рекламных щитов и ярких вывесок, которые тысячью огней переливаются на
фасадах. Восхитительное зрелище! Кажется, будто волны прилива и отлива вносят
оживленные праздничные толпы в двери театров, кинозалов, ресторанов и выносят
обратно на улицу.

Жюльет купила хот-дог и с удовольствием ела, стараясь не закапать кетчупом свое
чудесное пальто. Она посмотрела на огромный экран с расписанием ближайших
спектаклей и направилась к зданию из белого мрамора, перед которым каждый год
тридцать первого декабря собирается целая толпа, чтобы увидеть, как, возвещая начало
нового года, спускается вниз огромный хрустальный шар — знаменитое Большое Яблоко,
символ Нью-Йорка.

Жюльет хотела в последний раз окунуться в пьянящую атмосферу праздника и
роскоши. Можно было сколько угодно ворчать вслух, но в глубине души она обожала
Манхэттен. Она была городской мышью, а не деревенской. Природа, уединение, пение
птиц оставляли ее равнодушной. Ей были нужны кипение городской жизни, движение,
скорость, круглосуточно открытые магазины. Было нужно знать, что она может зайти в
них в любое время суток.

Конечно, все тут выглядело несколько преувеличенным, нереальным, словно
Таймс-сквер был гигантским ночным клубом, воздвигнутым посреди Манхэттена. Кому-то агрессивная реклама, оглушительная музыка и клубы дыма, вырывающиеся из дверей,
могли показаться настоящим кошмаром…

Но здесь Жюльет чувствовала себя живой. Вокруг было настоящее столпотворение,
зато она не была тут одна. Черт возьми, ведь это Нью-Йорк, это Бродвей, «самая длинная
улица в мире», как пишут в путеводителях! Улица, пересекавшая весь Манхэттен и
уходившая дальше, в Бронкс.

* * *

В холодном вечернем воздухе раздался вой сирены. Автоматические двери
больницы Святого Матфея медленно закрылись за Сэмом как раз в тот момент, когда на
стоянку влетела машина скорой помощи. Сэм бросился на помощь санитарам, но потом
остановился. Он только что предложил доктору Фримен, возглавлявшей отделение скорой
помощи, подежурить, но та отказалась, сославшись на то, что Сэм и так не спал несколько
ночей подряд.

Он с утра не выходил на улицу и уже забыл о том, какой был снегопад. Было так
холодно, что кружилась голова. Сэм шел к выходу с территории больницы и видел, как
санитары суетятся вокруг носилок. До него долетали обрывки фраз: «Ожоги второй
степени… давление 8/5… пульс 65… 6 по Глазго…»

Голоса становились все тише. Сэм сел в машину. Посидел несколько минут,
положив руки на руль. Ему всегда нужно было время, чтобы в голове утих шум, чтобы
забыть о пациентах, которых он видел в этот день. Чаще всего это ему не удавалось.

Сэм чувствовал чудовищную усталость. Он ехал вверх по Первой авеню, на север.
Сегодня вечером движение было не очень плотным. Он включил радио.

«…мэр Нью-Йорка оценивает ущерб, причиненный снегопадом, как минимум в
десять миллионов долларов. Напомним, что дефицит городского бюджета, возникший
этой зимой из-за расходов на расчистку дорог, уже составляет четырнадцать миллионов.

В настоящее время дорожные службы продолжают расчищать главные магистрали
города. На дорогах по-прежнему гололед, поэтому советуем вам быть особенно
внимательными за рулем…»

* * *

Жюльет казалось, что она — капля воды, влившаяся в бурный поток. Пестрая толпа
несла ее вперед по тротуарам, залитым ярким светом огромных вывесок. Гудки машин,
бренчание уличных музыкантов, шум разговоров, проносящиеся мимо желтые такси… У
нее начала болеть голова. Как загипнотизированная, она не могла оторвать взгляд от
огромных экранов на фасадах домов. Голова теперь не просто болела, но еще и
кружилась. Экранов было столько, что она уже не знала, куда смотреть: биржевые курсы,
видеоролики, новости, прогноз погоды…

Жюльет не видела, куда идет, со всех сторон ее толкали, и она решила перейти на
другую сторону. Ей показалось, что там не так много народу. По улице в обе стороны
неслись машины, но Жюльет их не замечала.

* * *

Сэм ехал вверх по Бродвею. Он поставил в проигрыватель диск с джазовой
музыкой, и в машине, за окнами которой мелькали здания из стекла и бетона, зазвучал
саксофон. Сэм подавил зевок и потянулся за пачкой сигарет, которая лежала в кармане
рубашки. Дурная привычка, которой он обзавелся в юности. В то время большинство
мальчиков Бед-Стая начинали курить лет в семь, а потом переключались на что-нибудь
покруче. На заднем стекле машины, ехавшей перед ним, красовалась яркая наклейка. Сэм
прищурился, чтобы разобрать, что там написано. If you can read this, you’re too near.
Длинный гудок заставил его вздрогнуть. Он мысленно выругался вслед обогнавшей его
машине. Его глаза скользнули по плакату с рекламой какого-то средства, помогающего
бросить курить. Пышущая здоровьем топ-модель в шортах и обтягивающей майке
наглядно доказывала, что спорт полезен, а табак вредит здоровью. Слоган, растянувшийся
во всю ширину дома, гласил: «Еще не поздно изменить вашу жизнь!»

— Говори за себя, — сказал Сэм вслух.

Изменить жизнь? Зачем? Он уже один раз изменил свою жизнь, хватит. Он
вызывающе затянулся и глубоко вдохнул дым, словно доказывал кому-то, что ему
наплевать, здоровым или больным он умрет. Он не боится ни Бога, ни смерти. В Бога он
не верил, а со смертью ничего не мог поделать.

Убирая зажигалку в карман, Сэм нащупал рисунок Анджелы. Он развернул его и
увидел, что с обратной стороны листок покрывает множество мелких непонятных
значков: треугольники, кружки, звезды. Что бы это могло значить?

Задумавшись, Сэм только в последний момент заметил молодую женщину, которая
переходила улицу прямо перед его машиной.
О боже! Тормозить уже поздно! Сэм резко вывернул руль, взмолившись Богу, в
которого не верил, и заорал:

— Стойте!

* * *

— Стойте!

Жюльет замерла на месте. Машина пронеслась в миллиметре от нее, и она впервые
почувствовала дыхание смерти. Джип вынесло на тротуар, раздался визг тормозов, и
машина остановилась.

— Идиот! Убийца! — крикнула Жюльет водителю, отлично зная, что и сама была
виновата в том, что произошло. Ее сердце отчаянно колотилось. Опять она думала бог
знает о чем! А этот город не терпел мечтателей и рассеянных. Опасность тут подстерегала
повсюду, буквально на каждом углу.

— Черт бы вас побрал! — выругался Сэм.

Он действительно испугался. Всего две секунды, и его жизнь могла полететь
кувырком. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал, что все мы живем на краю пропасти. И
это страшно.

Он выскочил из машины, схватив аптечку, которая всегда лежала у него на
пассажирском сиденье.

— Что с вами? Как вы себя чувствуете? Я врач, я могу вас осмотреть или отвезти в
больницу.

— Все нормально. Со мной все в порядке, — ответила Жюльет.

Он подал ей руку, чтобы помочь подняться, и тут она впервые посмотрела на него.
Секунду назад ее вообще не существовало, и вот она стоит перед ним.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — снова пробормотал Сэм, словно не
слышал ее.

— Да.

— Может быть, хотите немного выпить, чтобы прийти в себя?

— Нет, спасибо, — отказалась Жюльет. — Не стоит.

Сэм с удивлением обнаружил, что продолжает настаивать.

— Прошу вас, соглашайтесь. Тогда я поверю, что вы меня простили.

Он указал на громадную башню отеля «Мариотт», нависавшую над западной
стороной Таймс-сквер.

— Я только поставлю машину на стоянку. Это займет всего минуту. Подождите
меня в холле, хорошо?

— Хорошо.

Он сделал несколько шагов к своему джипу, но вдруг обернулся и крикнул:

— Меня зовут Сэм Гэллоуэй. Я врач.

Жюльет смотрела на него. Ей вдруг ужасно захотелось понравиться ему. И в тот
момент, когда она открыла рот, чтобы ответить, она уже знала, что сейчас сделает
ужасную глупость. Но было поздно.

— Очень приятно. Жюльет Бомон. Я адвокат.

Пролог

Остров Нантакет

штат Массачусетс

Осень 1972 года

На острове, в западной его части, пряталось в болотистых берегах озеро, скрытое от посторонних глаз. Погода стояла славная — после нескольких холодных дней вернулось тепло; яркие краски бабьего лета как в зеркале отражались в водной глади.

— Эй, иди сюда, гляди!

Мальчик подошел к берегу и посмотрел в том направлении, куда указывала его спутница. По озеру, в окружении хороводом опавших листьев, грациозно скользила крупная птица. Гибкая длинная шея, белоснежное оперение, черный как смоль клюв — какое величие… Это был лебедь; когда до детей оставалось всего несколько метров, птица скрылась под водой — и вот снова показалась на поверхности. Из горла ее вырвался протяжный крик, такой нежный и мелодичный в сравнении с жалкими стонами собратьев с желтыми клювами — столько их обитало в городских парках.

— Я хочу погладить его!

Девочка подошла совсем близко, к самой воде, и протянула руку… Испуганная птица одним резким движением расправила крылья. Потеряла равновесие, девочка не удержалась и камнем свалилась в воду. Лебедь шумно взмахнул крыльями и оторвался от поверхности озера.

Вмиг от холода у нее перехватило дыхание, грудную клетку будто сдавило стальными тисками. Для своего возраста она неплохо плавала — порой ей удавалось одолеть несколько сот метров брассом, но то на пляже и в теплую погоду. А вода в озере ледяная, берег слишком крутой; она отчаянно барахталась, изо всех сил борясь с водной стихией. Потом ее охватил ужас, — кажется, никогда ей не выбраться на берег…

Увидев подругу в беде, мальчик не медля ни секунды бросился на помощь — мгновенно скинул кроссовки и прямо в одежде прыгнул в воду.

— Не бойся… держись за меня!..

Девочка уцепилась за своего спасителя. С трудом добрался он до берега и, с головой, опущенной в воду, изо всех сил вытолкнул ее на сушу. А когда попытался выбраться сам, тело неожиданно ослабело. Словно две мощные руки тащили его ко дну, он задыхался, сердце бешено колотилось, голову невыносимо сжимало. Из последних сил, несмотря на безвыходность положения, он боролся пока легкие не заполнились водой — невозможно больше сопротивляться. В висках невыносимо стучало, яркая вспышка — и кромешная тьма… Окутанный ею, он погрузился в воду.

Никакой надежды, только холодная, жуткая тьма, мрак, он сгущается… И вдруг — луч света!..

1

Одни рождаются великими,

Другие достигают величия…

Шекспир

Манхэттен

Наши дни

9 декабря

В это утро, впрочем, как и во все остальные, Натана Дель Амико разбудили два звонка — он всегда заводил два будильника: один механический, другой на батарейках. Мэллори находила это забавным. Он позавтракал кукурузными хлопьями, облачился в тренировочный костюм, натянул видавшие виды кроссовки «Рибок» — предстоит ежедневная пробежка.

Увидел себя в зеркале лифта: молодой мужчина, в неплохой физической форме, вот только лицо усталое. «Отдых тебе нужен, Натан мой дорогой», — подумал он, пристально разглядывая синеватые тени под глазами. Плотно, до самого верха застегнул куртку, надел теплые перчатки, шерстяную шапку с эмблемой команды «Нью-йоркские янки» и вышел на улицу. Глоток холодного воздуха, согретый в легких, — облако пара при выдохе.

Квартира его — на двадцать третьем этаже Сан-Ремо-Билдинг, одного из самых шикарных зданий верхнего Вестсайда; окна выходят прямо на Сентрал-парквест.

Темно еще, очертания всех этих роскошных сооружений по обеим сторонам улицы только начинают выступать из сумерек. Сегодня обещали снег, но прогноз пока не сбывается; он побежал трусцой.

Квартал выглядит празднично: повсюду гирлянды, двери домов украшены венками из падуба. Не останавливаясь, мимо Музея естествознания, Натан углубился в парк. В столь ранний час здесь никого, да холод и не располагает к прогулкам. Какой ледяной ветер с Гудзона, он сметает мусор с беговой дорожки, что огибает искусственное озеро посреди Сентрал-парка.

Почему-то считается плохой идеей бегать вокруг озера, пока не станет совсем светло, но он-то не обращает на это внимание — много лет тренируется здесь, и ничего ужасного с ним не случилось. Ни за что на свете не отказался бы от своей ежедневной пробежки!

Через сорок пять минут он остановился в районе Траверс-Роуд, выпил воды и устроился на лужайке немного передохнуть. Подумал о мягких зимах Калифорнии, вспомнил побережье Сан-Диего, с десятками километров пляжей, будто специально придуманных для пробежек. Всего мгновение — и воспоминания захватили его целиком, прямо наяву слышит звонкий смех Бонни, дочери, — как он по ней скучает! Воображение столь живо рисует ему лицо Мэллори, жены, ее огромные глаза цвета моря…

Пришлоь сделать усилие, чтобы стряхнуть наваждение. «Хватит бередить рану!» — произнес он мысленно. Однако все сидел и сидел тут, на газоне… Давящая пустота поселилась в душе после ухода жены и вот уже несколько месяцев не дает покоя. И не подозревал до сих пор, что бывает подобная тоска, что можно почувствовать себя таким одиноким и несчастным… В глазах блеснули слезы, но миг — и ледяной ветер смел их.

Глотнул еще воды. С самого утра в груди ощущается какое-то странное стеснение, что-то вроде колющей боли, которая не дает сделать полный вдох. Между тем в воздухе закружились первые хлопья снега; он поднялся и поспешил домой, прибавив темп, — нужно успеть принять душ.

Безукоризненно выбритый, в корректном темном костюме, Натан вышел из такси на углу Парк авеню и 52-й улицы и направился к зданию из стекла в виде башни — здесь офисы компании «Мабл и Мач». Из всех деловых адвокатских фирм города, «Мабл» самая успешная: в штате более девятисот служащих по всей территории Соединенных Штатов, около половины из них работают в Нью-Йорке.

Карьеру он начал в представительстве в Сан-Диего и сразу завоевал всеобщее расположение — сам директор фирмы Эшли Джордан предложил его кандидатуру на руководящую должность. Так в тридцать один год вернулся он в город своего детства, где его ждал пост заместителя начальника отдела слияний и поглощений. Удивительный взлет в эти годы: он осуществил свою мечту — стал лоббистом, одним из самых молодых и знаменитых адвокатов.

Не играл на бирже и никогда не пользовался какими-либо связями, чтобы преуспеть в жизни. Зарабатывал деньги собственным трудом — заставлял уважать законы, защищая права граждан и компаний. Блестящ, богат и горд собой — таким казался Натан Дель Амико со стороны.

Первую половину этого дня он занимался текущими делами, встречаясь с сотрудниками, чью работу контролировал. К полудню Эбби подала ему кофе и соленые крендели с тмином и сливочным сыром. Вот уже много лет Эбби его помощница. Родилась она в Калифорнии, но настолько привязалась к Натану, что последовала за ним в Нью-Йорк. Средних лет, не замужем, всю себя отдавала работе; он всецело ей доверял, никогда не сомневался в результате, поручая самые ответственные дела, и все это с полным основанием. Эбби обладала незаурядными способностями, что позволяло ей выдерживать бешеный темп, который задавал начальник. Пусть даже приходилось тайком поглощать в больших количествах фруктовые соки с витаминами и кофеином.

На ближайший час как будто не запланировано никаких встреч — Натан решил воспользоваться паузой и отдохнуть. Боль в груди не оставляла его; он ослабил узел галстука, помассировал виски и сбрызнул лицо холодной водой. «Перестань думать о Мэллори!» — приказал он себе.

— Натан? — Эбби вошла без стука, как всегда, когда они оставались одни, и, сообщив ему расписание на вторую половину дня, добавила: — Друг Эшли Джордана позвонил утром и попросил о срочной встрече. Его зовут Гаррет Гудрич.

— Гудрич? Никогда не слыхал.

— Как я поняла, он друг детства Джордана. Известный врач…

— И что ему? — Натан удивленно приподнял брови.

— Не знаю, он не сказал. Сказал только, что Джордан считает вас лучшим.

«Это правда: я не проиграл ни одного процесса за все время своей профессиональной деятельности. Ни единого».

— Пожалуйста, свяжите меня с Эшли.

— Час назад он уехал в Балтимор по делу Кайла…

— А, да, точно! В котором часу придет этот Гудрич?

— Я назначила ему на семь.

Эбби уже вышла из кабинета, но потом повернулась, просунула голову в приоткрытую дверь и позволила себе предположить:

— Это, должно быть, по вопросу привлечения к ответственности какого-нибудь врача. Иск пациента или что-то подобное.

— Наверно, — согласился он, снова погружаясь в бумаги. — Если это так, мы отправим его в отдел на четвертом этаже.

Гудрич пришел чуть раньше семи, и Эбби сразу проводила его к Натану. Мужчина в расцвете лет, высокий, крепкого сложения; длинное пальто безупречного покроя и темно-серый костюм подчеркивали статную фигуру. Вошел уверенным шагом, остановился посреди кабинета — мощные, как у борца, плечи придавали его фигуре какую-то особую значимость, — широким жестом сбросил пальто и протянул Эбби. Затем запустил пальцы в седые волосы, поправил непослушную густую шевелюру; наверняка ему уже за шестьдесят… Медленно поглаживая короткую бородку, посетитель впился в адвоката пронизывающим взором. Как только взгляды их встретились, Натану стало плохо — дыхание участилось, мгновенно потемнело в глазах…

2

И увидел я одного ангела, стоящего на солнце.

Апокалипсис, XIX, 17

— Как вы себя чувствуете, господин Дель Амико?

«Черт побери, да что это со мной?! »

— Да… да нет, ничего, просто перехватило дыхание… переутомился немного.

Он, однако, не убедил посетителя.

— Я врач; если хотите, я вас осмотрю. Охотно сделаю это! — предложил он звонким голосом.

Хозяин кабинета попытался улыбнуться.

— Спасибо, не нужно, все в порядке.

— Правда?

— Уверяю вас.

Не ожидая особого приглашения, Гудрич расположился в одном из кожаных кресел и внимательно оглядел все вокруг: стены увешаны книжными полками, на них старинные издания; массивный письменный стол, элегантный диванчик — вид респектабельный.

— Итак, что вам угодно, доктор Гудрич? — осведомился Натан после небольшой паузы.

Доктор скрестил ноги и принялся раскачиваться в кресле; потом ответил:

— Мне от вас ничего не нужно, Натан… вы позволите вас так называть?

По форме — вопрос, но похож на утверждение.

Адвокат не смутился:

— Вы пришли ко мне по профессиональному вопросу? Наша фирма защищает врачей, которых преследуют пациенты…

— К счастью, это не мой случай, — перебил его Гудрич. — Я не оперирую, когда слишком много выпью. Глупо ампутировать здоровую правую ногу вместо больной левой, правда?

Натан опять изобразил что-то вроде улыбки.

— Так что же вас привело ко мне, доктор Гудрич?

— Ну хорошо, у меня несколько лишних килограммов, но…

— Согласитесь, это не требует помощи адвоката.

— Согласен.

«Этот тип принимает меня за идиота…». В кабинете воцарилась продолжительное молчание, — впрочем, особого напряжения не чувствовалось. Натан не отличался излишней впечатлительностью; профессия сделала из него непробиваемого собеседника — очень непросто вывести такого из равновесия при разговоре.

Пристально смотрел он на посетителя: где-то уже видел этот обширный, высокий лоб, мощную челюсть, густые брови… Глаза не выражают никакой враждебности, однако почему-то чувствуешь себя в опасности…

— Выпьете что-нибудь? — Натан старался сохранять спокойствие.

— С удовольствием. Стаканчик «Сан-Пелегрино», если можно.

— Конечно! — уверил Натан посетителя, снимая трубку, чтобы предупредить Эбби.

Пришлось подождать, пока принесут напиток. Гудрич встал с кресла, сделал несколько шагов и устремил горящий интересом взор на книжные полки. «Ага, мы здесь как дома! » Натан все более раздражался. Возвращаясь на место, доктор заметил на столе фигурку лебедя, сделанную из денежных купюр, и взял ее в руки.

— Таким предметом можно убить человека, — прикинул он вес лебедя.

— Без сомнения, — согласился Натан, криво улыбаясь.

— В древних кельтских текстах находят множество упоминаний о лебедях, — негромко произнес Гудрич, словно обращаясь к самому себе.

— Вы интересуетесь культурой кельтов?

— Семья моей жены родом из Ирландии.

— Моей тоже.

— Вы хотите сказать — вашей бывшей жены.

Натан так и пронзил его взглядом.

— Эшли мне говорил, что вы в разводе, — спокойно объяснил Гудрич, крутясь в удобном мягком кресле.

«Вот дурак! Рассказывал бы этому типу о собственной жизни! »

— В кельтских текстах, — продолжал Гудрич, — говорится о том, что существа из другого мира, попадая на землю, часто принимают образ лебедя.

— Очень поэтично, но не могли бы вы объяснить….

В этот момент в кабинет вошла Эбби с подносом, на нем бутылка и два больших стакана, наполненных пенящимся напитком. Врач отодвинул фигурку и медленно выпил содержимое своего стакана — пил так, будто наслаждался каждым глотком.

— Что это? — Он указал на царапину на левой руке адвоката.

Тот пожал плечами.

— Пустяки, поцарапался о решетку во время пробежки.

Гудрич отставил стакан и назидательно проговорил:

— В тот самый момент, когда вы произносите эти слова, сотни клеток кожи находятся в процессе восстановления. Когда погибает одна клетка, другая ее замещает. Феномен тканевого гомеостаза.

— Рад это узнать.

— Вместе с тем большое количество нейронов вашего мозга разрушается каждый день начиная с двадцатилетнего возраста.

— Это, полагаю, удел всех человеческих существ.

— Точно — постоянное равновесие между созиданием и разрушением.

«Этот тип — настоящий индюк».

— Почему вы мне все это рассказываете?

— Потому что смерть — повсюду. В каждом человеке, на любом отрезке его жизни существует противоборство двух противоположных сил — жизни и смерти.

Натан поднялся и двинулся к двери кабинета.

— Вы позволите?

— Пожалуйста.

Адвокат направился в зал секретариата, к свободному компьютеру, подключился к интернету и начал поиск по сайтам нью-йоркских больниц. Человек, сидящий в его кабинете, не самозванец. И проповедник, не сбежавший из больницы душевнобольной, — его действительно звали Гаррет Гудрич. Хирург-онколог, стажируется в Главном медицинском госпитале Бостона, сейчас работает в больнице Стейтен Айленд и там же руководит Центром паллиативной помощи. Влиятельное лицо, светило медицины: фото в интернете соответствует ухоженному лицу шестидесятилетнего мужчины, который ждет его в соседней комнате.

Натан внимательно прочитал резюме гостя: насколько ему теперь известно, он никогда не бывал ни в одной больнице, где работал доктор Гудрич. Почему же его лицо кажется таким знакомым? Именно этот вопрос занимал Натана, когда он возвращался в кабинет.

— Итак, Гаррет, вы говорили о смерти? Вы позволите называть вас — Гаррет?

— Я говорил о жизни, Дель Амико, — о жизни и о времени, которое уходит.

Натан воспользовался этими словами, чтобы подчеркнуто посмотреть на часы — дал понять, что у него есть дела и гостю пора уходить.

— Вы слишком много работаете, — только и сказал Гудрич.

— Очень тронут, что кто-то заботится о моем здоровье.

Снова воцарилось молчание — такая тишина сближает и в то же время давит; напряжение возрастало:

— Я в последний раз спрашиваю, господин Гудрич, чем могу быть вам полезен?

— Нет, Натан, думаю, это я мог бы быть вам полезен.

— Не очень хорошо понимаю…

— Ничего, Натан, потом поймете. Некоторые испытания бывают тяжелыми, вы узнаете.

— На что вы намекаете?

— Я говорю, что необходимо быть готовым к испытаниям.

— Не понимаю.

— Кто знает, что ждет нас завтра? Важно правильно расставить приоритеты в жизни.

— Очень глубокая мысль, — насмешливо отозвался адвокат. — Это что, угроза?

— Нет, это послание.

«Послание? » Во взгляде Гудрича ни капли враждебности, но этот взгляд почему-то вселяет тревогу. «Выброси его вон, Нат! Этот тип несет вздор. Не дай выставить себя дураком».

— Возможно, мне не стоит этого говорить, но… если вы пришли не от Эшли Джордана, я вызову охрану и прикажу выбросить вас на улицу.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Гудрич. — С Эшли Джорданом я, к вашему сведению, не знаком.

— Я считал, что он ваш друг!

— Да нет, мне просто нужен был предлог, чтобы попасть к вам.

— Постойте… если вы не знаете Джордана, кто вам рассказал о моем разводе?

— Это написано на вашем лице.

Ну все, это последняя капля. Адвокат резко встал и с плохо скрываемым раздражением открыл дверь:

— Мне нужно работать!

— Вы не уверены, что это так, поэтому я вас оставляю… пока оставляю.

Гудрич поднялся — падающим светом очертило его мощный силуэт, этакий несокрушимый гигант, — направился к двери и не оборачиваясь шагнул за порог.

— Что вам от меня нужно? — растерянно задал вслед ему вопрос Натан.

— Думаю, вы знаете, что мне нужно, Натан. Думаю, вы это знаете, — бросил Гудрич уже из коридора.

— Ничего я не знаю! — крикнул адвокат; хлопнул дверью, тут же снова распахнул ее и прокричал в глубину коридора: — Я не знаю, кто вы такой!

Но Гаррет Гудрич был уже далеко.

О книге Гийома Мюссо «После…»