Борис Мячин. Пулемет Джойса

Борис Мячин родился в 1979 году. Учился на историческом факультете СПбГУ, работает редактором на телевидении. Публикуется с 2014 года. Постоянный участник литературной мастерской Дмитрия Орехова и Андрея Аствацатурова.
Рассказ «Пулемет Джойса» приводится в авторской редакции.

ПУЛЕМЕТ ДЖОЙСА

Однажды я познакомился с музой. Я лайкнул фотку в фейсбуке, и мы начали переписываться, обсуждать литературу. А потом договорились встретиться на Маяковке. На ней было старомодное пальто и еще что-то красное, то ли шапка, то ли перчатки, я не помню точно, что. А я пришел с ноутбуком под мышкой, весь из себя понтовый и одеколоном надушенный.
— Так вот ты какой, молодой писатель Борчес! — сказала муза. — Я Рита.
— Может быть, мы, это, кофе попьем, — робко предложил я.
— Пойдем, — кивнула девушка.
Я тоже кивнул, и мы пошли пить кофе.
— М-м-м, как же вкусно! — сказала Рита, сделав глоток капучино. — Расскажи о себе. Я хочу знать все: где родился, когда женился, из-за чего развелся, а главное, почему начал писать.
— Я сидел на «Петровском» как-то раз в апреле, — соврал я, — смотрел футбол, и вдруг понял, что мог бы написать книгу…
У нее были резкие, какие-то пролетарские, что ли, черты лица. Так выглядели девушки в двадцатых годах, вспомнил я, в эпоху военного коммунизма. Кажется, по тогдашней моде нужно было носить красный платочек, чтобы совсем уже отречься от старого мира, от хлыстика и перчаток, забытых на столе.
— Рита, — сказал я, — вы мне очень симпатичны. Не подумайте плохо, мне просто нравится, как вы думаете. Я почитал ваш фейсбук и проникся.
— А мои физические характеристики тебя, значит, не вдохновляют? — обиделась муза. — То есть светлая косая челка и шикарная грудь первого размера как бы выпали из рассказа? Ты писатель, и должен был бы знать, как важно в деталях изображать внешность героев.
— Мне всегда это говорят, — вздохнул я. — Говорят, что я умею писать только диалоги, а во всем остальном я фальшив до мозга костей…
Она правильно говорит, понял я. Вот что мне в ней нравится. Она строит свою речь, как пишут, а не говорят. Люди говорят обычно невпопад, типа «я пойду, сами знаете, куда» или «мне бы надо, это, отлить». А Рита сказала четко, как древнерусский князь Святослав: «Иду в сортир. Заодно посмотрю в зеркало, вдруг у меня грудь выросла».
— Я думала, пока сидела на толчке, — весело проговорила она, вернувшись, — и придумала. Давай я буду твоей музой.
— Рита! — вытаращился я. — Нельзя же вот так… пошло… Тут люди ходят…
— Вот только не надо мне про пошлость заливать. Ты пришел сюда с конкретной целью. Чтобы произвести на меня впечатление, ты вылил на себя флакон какого-то душистого говна. Тоже мне Жан-Батист Гренуй!
Я покраснел.
— Пойдем, — сухо сказала она.
— Куда?
— Туда…

Она надела свое старомодное пальто, и мы пошли на автобус. Было дождливо и ветрено, как это обычно и бывает в нашем городе. Мы купили бутылку дрянного чилийского вина с ламой на этикетке. Она проститутка, подумал я, цепляет мужиков в интернете, а потом тащит их в апартаменты.
— С вас три тысячи семьсот рублей… Одиннадцатый этаж…
Я все боялся, что администраторша гостиницы будет косо смотреть на меня, как если бы это была не администраторша, а, скажем, Лев Толстой. Но все прошло благополучно. Нам выдали магнитную карточку.
— Да здравствует свобода! — крикнула Рита, прямо в пальто падая на койку. — Давай играть в ролевые игры. Например, я французская революционерка, а ты бородатый русский казак, оккупировавший Париж. Скажи что-нибудь по-французски…
— Мадемуазель, бистро… La belle dame sans merci…
— О, месье знаком с поэзией…
Мне представился опять Лев Толстой, который грозит мне пальцем и говорит что-то про нравственную силу и традиции.
— Я так не могу, — сказал я. — Как-то это неправильно все…
— Дай я угадаю, как ты себе это представлял, — Рита начала стягивать сапоги и раскидывать их по разным углам. — Я стою у окна и смотрю на далекую звезду, а ты говоришь: это Сириус, а я говорю: нет, это Бетельгейзе, красный сверхгигант, вокруг которого вращается десять тысяч планет…
— Я просто хочу, чтобы все было естественно…
— Ты все испортил. Пойду в душ.
— А я?
— А ты работай. Ты же молодой ленинградский писатель. Вот и напиши чего-нибудь, стихотворение, что ли.
— Про что написать?
— Да какая разница. Про Троянскую войну. I who have sat by Thebes below the wall…
Она просто сумасшедшая, подумал я.
— Рита, подожди…
— Работай, кукла.
Я сел на кровати, раскрыл ноутбук и начал придумывать стихотворение про Троянскую войну. Ничего путного, конечно, не придумывалось.
— Ну что, написал? — Рита вернулась из душа в одном полотенце.
— Написал…
— Почитай.
Я почитал.

Всем царям о локальных успехах доложено;
все спокойно, — в отчете я так накалякал.
За палаткой хохочет бухая наложница,
тихо стонет троянец, посаженный на кол…

— А ниче так, барочненько, — засмеялась Рита. — Иди в душ.
Я пошел в душ, а когда вернулся, Рита уже лежала, закутавшись в одеяло, и безбожно храпела.
Наутро я узнал, что у моей музы есть жених.
— Это че такое? — недовольно поморщился я. — Тут тебе эсэмэска пришла. «Любимый котенок…» Ты без пяти минут замужем!
— Вообще-то чужие эсэмэски читать нехорошо, — зевнула Рита, щелкнув пультом от телевизора.
— Погоди, — строго сказал я. — Давай объяснимся.
— Нечего объяснять, — опять зевнула муза.
Я отобрал пульт и нажал красную кнопку. Рита надулась и сложила руки на груди. Из этой взбалмошной девочки, которая лежит в трусах с покемонами на гостиничной койке, подумал я, можно выжать целую гребаную трагедию в двух частях с прологом на небе и мистическим хором…
— Я не позволю…
— Ох! — вздохнула, почти даже вскрикнула Рита. — На дворе двадцать первый век. Свободная любовь давно что-то вроде асфальта. А ты рассуждаешь, как султан Бахрейна: вот мой гарем, и я буду его иметь. Отрежьте всем детородный орган в радиусе пяти фарсахов от дворца…
— Если ты за свободную любовь, зачем тогда замуж выходить?
— Из-за денег, — сказала муза. — Мой жених — тренер по тайскому боксу. Очень перспективный молодой человек. Мы поссорились, и он уехал на чемпионат. Скоро вернется…
— А я, значит, неперспективный?
— Ты нищеброд. Прости, Борчес, но это правда. Ты живешь в коммуналке, питаешься в Макдональдсе. Ты, конечно, умеешь работать языком, кофе, цветочки, экзистенциальные беседы… Но… современная девушка всегда смотрит в кошелек, а у тебя в нем ничего, кроме давно заблокированной кредитки, нет…
Настала долгая пауза, которая бывает только в те минуты, когда люди расстаются.
— Ладно! — засмеялась Рита и стукнула меня по спине. — Пойдем вниз, сожрем шведский завтрак…
— То есть ты решила назло жениху переспать с первым встречным… Я себя чувствую сейчас аппаратом искусственного кровообращения… Ты меня использовала просто…
— Какой же ты зануда!
Опять настала долгая пауза.
— Не молчи, — тихо произнесла Рита. — Не плачь. Не собирай в складки каких-то там иссохших губ. Будь мужиком. Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Что ты талантлив? Окей. Ты талантлив. Я сошью тебе черную круглую шапочку с буквой «М». Она означает «мудак».
— В жопу литературу! — крикнул я, пихнув ногой ноутбук. — Мне просто нужна ты. Понимаешь?
— Я щас вся расплачусь, — оборвала она мои романтические излияния. — Ты очень ревнив, Борчес. Ревнив и самовлюблен. Ты помешан на своих рассказах. Тебе все кажется, что они кому-то интересны. Но это не так. Людям нравятся рассказы про красивые вещи, про любовь, про чувства. А от твоих рассказов попахивает классицизмом. Все холодно, разумно. Ты как будто прячешь свои чувства под кат. Вместо чувств у тебя куча высокоинтеллектуальной информации: об истории, об искусстве, о всяких научных штуках. Возможно, ты считаешь это новым словом в литературе. Только это не новое слово, а хрень.
— А по-твоему, я должен писать, как Герман Садулаев: ах, мама, милая мама, плохие русские сбросили кассетную бомбу на наш аул…
— Да хоть бы и так.
Пауза, снова пауза.
— Хорошо, — сказал я. — Пойдем жрать шведский завтрак. Только знай, что я просто так теперь тебя не отпущу и у твоего жениха тебя отобью. Я не красавец, че уж там, и не богач. Но я знаю, я чувствую это, что мне нужна только ты. Вот так.
— Дебил… — вздохнула Рита. — Ну, окей. Добился ты меня, и че дальше? Сиськи мои будешь ежедневно трогать и вдохновляться?
— Я уже все сказал. Мне нравится, как ты думаешь, как говоришь. Ты не такая, как все. Если ты хочешь знать, это любовь. Несмотря на твое идиотское пальто, трусы с покемонами и фашистскую манеру злить меня, я тебя люблю!
— А вот это меня завело, — Рита закусила губу. — Фашисткой меня еще никто не обзывал. Значит, так. Сейчас один раз по-быстрому, потом идем в столовую, съедаем омлет, выпиваем сок, возвращаемся в номер и трахаемся до двенадцати, пока администраторша не начнет стучать в дверь.
— Может быть, обойдемся без завтрака?
— Нет, — отрезала муза. — Шведский завтрак — это святое.
Мы встречались еще несколько раз, в гостинице или еще где-нибудь, и всякий раз Рита критиковала мои рассказы, а я дразнил ее старомодное пальто. Однажды ей попалось на глаза мое студенческое эссе про Джойса.
— Ты неправ, — сказала она. — Ты изображаешь Джойса эдаким интеллигентом и пацифистом. Мне кажется, Джойс был совсем другим.
— Очень интересно. Каким же?
— Там есть эпизод, когда он думает: взять бы сейчас пулемет, и по толпе, по всем этим буржуям и ханжам — тра-та-та! тра-та-та! Вот настоящий и живой Джойс. А все остальное придумали Хоружий и Аствацатуров…
— Может быть, может быть…
— Давай не будем больше про литературу. Давай ты лучше еще раз обзовешь меня фашисткой.
— Фашистка…
— Еще!
— Фашистка, дрянь, сволочь…
— А-а-а, круто! Меня прямо в дрожь всю бросает…
Другой раз мы просто лежали, смотрели в потолок и курили.
— Я не верю, что все это из-за денег, — сказал я. — Твоего жениха я имею в виду. Ты взрослая девка, а рассуждаешь, как участница «Дома-2»…
— Как же ты глуп, Господи… Жизнь — это ремесло, а не искусство. Умная девушка всегда предпочтет умелого ремесленника Моцарту…
— Но запомнят-то все Моцарта, а не Сальери…
— А мне-то что с того, кого люди запомнят? Меня-то уже не будет. Мне по фиг будет, потому что я уже буду жить на одной из десяти тысяч планет, вращающихся вокруг красного сверхгиганта Бетельгейзе. Ты мне нравишься, правда. Ты мне сразу понравился. Потому что в тебе есть это, божья искра, какая-то сумасшедшинка. Но жить с тобой, рожать детей и выплачивать ипотеку я не буду…

Закончилось все так же странно, как и началось. Я ждал Риту у подъезда. Была уже почти зима. Я сидел на скамейке, подняв воротник, с ноутбуком под мышкой, и в тусклом свете фонаря думал о творчестве поэта Блока. Рита все обещала спуститься, но не спускалась. Наконец, вместо Риты вышел ее жених, маленький, но мускулистый хрен.
— Вот что, писатель, — сказал хрен, входя в круг света, созданный фонарем. — Рита мне все рассказала. Я думаю, ты здесь лишний.
— Ого! — я встал со скамейки и тоже вышел на импровизированный ринг. — У тебя есть чем думать…
Жених врезал мне, и я ударился лицом о скамейку. Очки, разумеется, всмятку.
— Ненавижу таких, как ты, — причмокнул губами жених. — Интеллигент… Думаешь, если ты умный, то тебе все дозволено? Фотки лайкать? Мою бабу трахать? Я тебе сейчас пальцы сломаю…
— Да, — всхлипнул я. — Я надушился одеколоном и считаю, что мне все дозволено…
— Очнись, придурок! — завопил жених, схватив меня за воротник. — Посмотри по сторонам и скажи, что ты видишь. Ты видишь мир, в котором девушки предпочитают сильных и красивых пацанов… Эволюция, слышал про такое?

Уличный фонарь светил мне прямо в разбитое лицо, и я подумал, что было бы, действительно, неплохо взять и вдруг изменить свою жизнь, сделать ее привычным, приятным ремеслом. Почистить плейлист, убрать оттуда Валерия Леонтьева и напихать побольше качественной пацанской музыки… Что там сейчас модно слушать-то, знать бы…

Маргарита, ведь ты не забыла?
Маргарита, ты же помнишь, как все это было…

— Да, я слышал про эволюцию, — сказал я, отряхивая сопли. — Но в том-то и дело, что динозавры иногда вымирают, и их место занимают мелкие теплокровные говнюки…
Я размахнулся и со всей дури ударил его ноутбуком по колену. Жених вскрикнул и опустился на асфальт. Наверху раскрылось окно, выглянула Рита.
— Сереженька! — закричала она. — Не связывайся с ним, он больной! Сережа, любимый! Он ударил тебя? Не поднимайся, я сейчас принесу бинты…

Иногда, когда я закрываю глаза, мне представляется пулеметное гнездо и Рита в красном пролетарском платочке; она пахнет шведским омлетом. А еще почему-то мне снится Хемингуэй, который наклоняется ко мне и с улыбкой говорит: «Ты же знаешь, по кому строчит пулемет Джойса. Он строчит по тебе». А я говорю: «Иди в жопу, Эрни! Иди в жопу!»

Фотография на обложке статьи: Джеймс Джойс, 1926 

Праведная Матрона Московская

Глава из книги Дмитрия Орехова «Русские святые и подвижники XX столетия»

Блаженная старица Матрона 1

Праведная Матрона Московская
(† 1952); 19 апреля (2 мая)

…Сила Моя совершается в немощи. 2 Кор. 12, 9

В конце сталинской эпохи под Москвой, на станции Сходня, почила сном праведницы Матрона
Дмитриевна Никонова, уроженка села Себено Епифанского уезда Тульской губернии. Эта неграмотная
женщина из крестьянской семьи родилась слепой.
Еще в юности в результате паралича она лишилась
способности самостоятельно передвигаться и последние пятьдесят лет жизни провела сидя. Матрона сочетала в себе черты юродивой, прозорливой
старицы и безмездной целительницы. От людей,
приходивших к ней за советом и исцелением, она
требовала только веры во Христа.

Детство святой Матроны

Блаженная родилась в 1881 году. У ее родителей — Дмитрия и Натальи Никоновых — было уже
трое детей — два сына и дочь. Еще до рождения Матроны мать задумала отдать ребенка в приют. Так бы
она и поступила, если бы не странный сон, приснившийся ей накануне родов: дивная птица, парящая
в вышине, птица с человеческим лицом и закрытыми глазами. Наталья посчитала этот сон за знамение
и не стала отдавать ребенка в чужие руки.

Когда блаженной было три года, она иногда выходила на улицу. Дети постарше стегали ее крапивой
и сажали в яму. И, спрятавшись, смотрели: вылезет
или нет. Матрона с трудом вылезала и шла домой.

Мать часто говорила ей: «Дитя ты мое несчастное!» А девочка отвечала ей: «Я-то несчастная!
У тебя Ваня несчастный да Миша!» 2

Ночью, когда все спали, слепая девочка пробиралась в красный угол, снимала со стены иконы и
в одиночестве, в полной тишине, играла с ними.


Дар прозорливости проснулся в Матроне с раннего детства. Ей было восемь лет, когда за какую-то
провинность отдали под суд Илью Горшкова, мужа ее родной сестры. Та не могла прийти в себя: детей
полная изба, что делать? «Подожди, придет твой
Илья!» — сказала Матрона. Сестра не поверила, отмахнулась. Вскоре Горшковы отправились в ригу,
молотить зерно. Матрона их предупредила: «Молотите быстрее, а то не успеете». Те только посмеялись:
«Что ты там предсказываешь, слепая?» Но только
начали работать, прибежал кто-то из односельчан:
«Илья пришел!»

Матрона предсказывала события и более значительные. Однажды она попросила у матери куриное
перо. Ободрав его, спросила: «Мама, видишь это перышко?» — «Да что ж его смотреть, ведь ты его ободрала». — «Вот так же обдерут и нашего царя-батюшку». (Потом, уже много лет спустя, Матрона говорила об императоре Николае II: «Пожалел народ, собой
расплатился! Знал наперед путь свой…»)

Слепой девочке-подростку открывалось то, что
было сокрыто от всех. Вскоре к ней начали ходить
посетители. Она указывала на события, которым
еще предстояло случиться, давала советы, как поступить. По молитве девочки люди получали исцеление
от болезней! Посетители оставляли родителям Матроны подарки; из обузы она превратилась в главную кормилицу семьи. Каждый день к избе Никоновых шли люди, тянулись повозки с больными из окрестных сел и деревень, со всего уезда, из других
уездов и даже губерний. В день приходило пять-шесть подвод, а иногда и больше.

Бог дал Матроне радость посещать монастыри
и различные святые места: дочь местного помещика
Янькова, добрая и благочестивая девица, совершая
путешествия в Киево-Печерскую, Троице-Сергиеву
лавры или в Петербург, всегда брала девочку с собой. В одно из этих путешествий Матрона получила
благословение отца Иоанна Кронштадтского.

Дмитрий Орехов. Русские святые и подвижники XX столетия. Обложка

Все это, конечно, удивительно. Девочка Матрона была слепа, неграмотна, не имела духовного руководства. Как же она заслужила свой удивительный дар?

Надо сказать, что в жизнеописаниях православных подвижников можно найти примеры, когда удивительные способности пробуждались у них в ранней юности и даже в детстве. Так, например, маленький Иванушка Сергиев уже в детстве пользовался
всеобщим уважением в родном селе Суре. К нему
приходили спросить о пропавшей лошади, просили
помолиться о больных, и он помогал… Рано стал помогать людям известный старец Гавриил Зырянов.
Будучи юношей, этот подвижник «старался постоянно пребывать в молитве, а ум и сердце держать в чистоте. Он был так чист и целомудрен, что соблазны
плоти и мира вовсе не интересовали его. В это время
у него начала открываться способность видеть и слышать все происходящее на дальних расстояниях
или знать, что думают другие. Много позже батюшка-старец понял, что эта способность зреть сокровенное
является у человека только при чистоте сердца» 3.

Прозорливость появляется тогда, когда сердце
очищается от греха, и прежде всего от гордости.
«Чистые сердцем Бога узрят», — говорится в Евангелии (Мф. 5, 8).

Наверное, причину необычайных способностей
блаженной Матроны тоже нужно искать в необыкновенной чистоте ее сердца.

Матрона терпеливо сносила обиды и с ранних
лет искала утешение только в молитве. Про нее говорили, что она выросла в храме: сначала с матерью,
потом одна, она бывала на каждой службе в себенской церкви. Не зная, где находится дочь, мать приходила в церковь. Матрона всегда стояла там на одном месте, за входной дверью слева, у западной стены. Всю службу девочка простаивала неподвижно,
будто спящая. Она хорошо знала церковные песнопения и тихонько подпевала клиросным.

Московская старица

Люди всегда искали советов старцев в трудных
ситуациях, не зная, как поступить. Тысячи людей
ехали к оптинским старцам, чтобы спросить, как
распорядиться имуществом, или получить благословение на брак. Шли с такими вопросами и к блаженной Матроне.

Вот интересный рассказ Зинаиды Александровны Карпиной, уроженки села Себено:

«Я уехала в Москву в шестнадцать лет, в общежитие к сестре, которая была старше меня на четырнадцать лет. Через два с половиной года меня стали
сватать за человека, которого я ни разу не видела.
Моя мама мне писала: „Дочка, даже если знаешь человека два дня, но если Матронушка благословит,
выходи. Москва — темный лес, это не дома, где всех
знаешь за несколько деревень“.

И вот я приехала на Сходню. Нашла домик, где
Матрона жила, а когда ехала, то думала (не нарочно,
лезло мне в голову): „Ничего она не понимает“.
В дверях меня встретила — потом я узнала — ее прислужница. Я не сказала, откуда я. Она мне говорит,
что Матрона сегодня больше принимать не будет.
Я сразу решила, что вот, я ехала, думала о ней плохо,
вот она меня и не принимает.

Одна комната была совсем закрыта, а другая на
один палец приоткрыта. И только я повернулась
уйти, как слышу ее голос из комнаты: „Татьяна Ивановна, пропусти, это дочка Дунина из Себена приехала“, — Татьяна Ивановна меня пропустила. Матушка мне не дала ничего говорить и сразу сказала:
„Это не твой жених, он всякими делами занимается;
ты скоро выйдешь замуж, и выйдешь вперед своей
сестры“. Еще сказала, что я к ней скоро приеду; и правда, через два месяца я к ней приехала, и она
мне сказала: „Это — твой муж, и ты будешь жить хорошо, только венчайся, до венчания ничего не позволяй“. И она мне читала молитвы над головой и три
раза сказала: „Будь честной христианкой, и будешь
жить хорошо“. Я так и сделала. Венчалась в Богоявленском храме. Сестра ездила ко мне в гости и тоже
вышла замуж в тот же дом…»

Рассказывают, что в мае 1946 года к матушке
привели женщину-комиссара в кожаном пальто,
только что приехавшую из Берлина. Муж ее погиб
на фронте, единственный сын сошел с ума. «Помогите, — сказала она, — больше идти некуда».

Старица выпрямилась: «Господь вылечит твоего
сына, а ты в Бога поверишь?» — «Я не знаю, как
это — верить…» — ответила коммунистка.

Блаженная помогла ей. Вскоре молодой человек
совершенно пришел в себя, был выписан из психиатрической больницы, поступил в университет 4.

Слепая старица точно знала, у кого из приходивших к ней был нательный крест, у кого нет. Иногда
она сердилась: «Кресты побросали, а ищут здоровья,
чтоб им Бог дал».

«Матронушка, помоги!» — просили ее. Она строго отвечала: «Я, что ли, помогаю? Бог помогает!»

В иной день к блаженной приходило до сорока
человек посетителей. Это, конечно, привлекало к ней внимание местных властей. Матроне часто приходилось переезжать с квартиры на квартиру. Рассказывают, что некоторые квартиры старица покидала спешно, за день или за два до прихода за ней
милиции. Она давала указание перевезти себя в
другое место, спасая от неминуемых репрессий не
только себя, но и хозяев… Однажды она не съехала.
К пришедшему за ней сотруднику милиции блаженная обратилась со словами: «Скорее иди домой, у тебя дома несчастье. А я на постели сижу, не убегу».
Тот поверил ей и поспешил домой, а там с его женой
действительно случилась беда — женщина обгорела
от керогаза. Милиционер вовремя отвез ее в больницу, она поправилась. Забирать Матрону этот сотрудник наотрез отказался.

В годы войны блаженная сообщала людям о
судьбе их близких. Говорила «ждите» или же «отпевайте». Ее односельчанка по фамилии Хитрова три
раза получала извещения о смерти мужа. «Жив, придет на Казанскую! Постучит в окошко», — твердила
свое Матрона. Кончилась война, и все, кто был жив,
вернулись, но его не было. Но пришел 1947 год, и
в день празднования Казанской иконы Божией Матери Тимофей Петрович Хитров действительно постучал в окошко.

Особенно много историй о ее чудесной помощи
рассказывают жители села Себено. Вот случай, который произошел вскоре после Великой Отечественной войны с Анной Выборновой, дочерью старосты
деревенской церкви.

«Приехал мой брат из Москвы к матери. И вот повели мы с ним корову продавать в Москву, на Белорусский вокзал, а оттуда — в Жаворонки. Мы прошли километров тридцать, когда обнаружили, что брат обронил где-то документы: и свои, и мои, и коровьи — все растерял. Он говорит: „Я сейчас застрелюсь! Куда мне деваться?“ Я назвала его дураком.
„А как же мы теперь пойдем?“ — „Будем Матрону
просить, и она поможет“. Вот это Матронушка! Давала нам путь и дом, где ночевать… Вот, за десять дней
мы дошли, корову привели, все благополучно. Брат
дивится: после войны патрули везде были, везде
останавливали, но нас нигде не остановили. Я брату говорю: „Ты видишь, какие чудеса!“ Он говорит:
„Вижу, Нюра!“ Потом я говорю: „Вот вернемся в десятом или одиннадцатом часу, поедешь к Матрюше?“ — „Поеду“.

Пришли мы с братом к Матроне, еще дверь не
открылась, а слышим ее голос: „Пускай, пускай их,
это свои. Я, слепая, всю дорогу с ней корову за хвост
вела“. А брату говорит: „Как это сестра моложе тебя,
а дураком назвала?“ Брат потом говорил: „У меня
волосы дыбом встали, ведь она с нами не шла, а все
знает!“„

В Москве Матрона сменила несколько адресов.
До войны она жила на Ульяновской улице и возле
Павелецкого вокзала (в домике у трамвайной линии), и в Сокольниках (в летней фанерной постройке), и в Вишняковском переулке (в подвале). Жила
у Никитских ворот, в Петровско-Разумовском, гостила у племянника в Сергиевом Посаде (Загорске),
в Царицыно… Дольше всего она прожила на Арбате,
в Староконюшенном переулке. Здесь в старинном
деревянном особняке, в огромной сорокавосьмиметровой комнате жила односельчанка Матроны  Е. М. Жданова с дочерью Зинаидой. Иконы в этой
комнате занимали три угла (“сверху донизу»). Перед образами висели старинные лампады.

Подобно многим подвижникам, ночью блаженная не укладывалась спать — лишь дремала, лежа на
боку, а долгие часы отдавала молитве. До последних дней блаженная регулярно исповедовалась и причащалась Святых Таин. День своей кончины она предсказала заранее и три дня принимала всех неограниченно — прощалась. Отпеть себя просила в церкви
Ризоположения на Донской улице, а похоронить —
на Даниловском кладбище, «чтобы слышать службу». (Там находилась одна из немногих действовавших в то время в Москве церквей.)

У мощей блаженной происходило множество
чудесных исцелений.

Прозорливость матушки Матроны

Еще девочкой Матрона стала просить односельчан, чтобы они собрали деньги: она решила заказать
для церкви образ Божией Матери «Взыскание погибших». Для многих это была возможность отблагодарить Матрону, которая им бескорыстно помогла. Но некоторые из жителей Себено были настроены скептически: один из мужиков дал рубль нехотя,
а его брат дал копейку — хотел посмеяться. Когда
деньги принесли Матроне, девочка все деньги перебрала, нашла этот рубль и копейку: «Мама, отдай им,
они мне все деньги портят».

Старица была абсолютно незрячей (под веками
у нее не было глаз), и тем не менее она имела представление о цветах. (Например, она учила, что не надо одеваться в темную одежду, подражая монашествующим.) Зинаида Жданова как-то сказала ей:
«Жаль, матушка, что вы не видите, какая земля и какой мир». И та ответила: «Бог однажды открыл мне
глаза и показал и мир, и творение Свое. И солнышко
видела, и звезды на небе, и все, что на земле, красоту
земную: горы, реки, травку зеленую, цветы, птичек».

Блаженная «видела» не только то, что происходило рядом, но и события далекого будущего. Ей
принадлежит интереснейшее предсказание, которое,
по-видимому, уже сбылось:

«Начнутся смуты, распри… Пойдут одна партия
на другую… Будут ходить по домам, спрашивать:
за кого? Будет резня». — «А что нам тогда отвечать?» — спросили тогда ее. — «Отвечайте: мы люди
верующие, кого Господь даст, тот и будет».

Старице было известно о ее будущем прославлении. «После моей смерти на могилку мою мало будет
ходить людей, только близкие… запустеет моя могилка… Но через много лет люди узнают про меня и пойдут толпами за помощью в своих горестях и с просьбами помолиться о них», — предсказывала она.

З. В. Жданова однажды сказала блаженной:
«Матушка, как жалко, что никто из людей не узнает, какие чудеса вы творите именем Бога». — «Как
это не узнают? Узнают!» — «Кто же об этом напишет?» — «Кто? Да ты и напишешь!»

Так оно и случилось — через сорок восемь лет.

Поучения блаженной

Блаженная была немногословна. Она не имела
образования, всю жизнь провела среди простых
людей. И поучения ее очень просты. Так, она часто
повторяла: «Зачем осуждать других людей? Думай
о себе почаще. Каждая овечка будет повешена за
свой хвостик».

И еще: «Если старые, больные или кто из ума выжил будут вам что-то неприятное или обидное говорить, то не слушайте, а просто им помогите. Помогать
больным надо со всем усердием и прощать им надо,
что бы они ни сказали и ни сделали». — «Матушка,
нервы», — говорили ей. «Какие нервы, вот ведь на
войне и в тюрьме нет нервов… Надо владеть собой,
терпеть», — отвечала блаженная. Была у нее и такая
пословица: «Человек человека скорежит — Бог поможет. Бог скорежит — никто не поможет!»

Старица предостерегала людей обращаться к гадалкам, целительницам: «Нельзя обращаться к бабкам, они одно вылечат, а душе повредят». Отучала от
суеверного отношения к снам: «Не обращайте на них
внимания: сны бывают от лукавого — расстроить человека, опутать мыслями».

Своих духовных детей она наставляла: «Ходи
в храм и ни на кого не смотри, молись с закрытыми
глазами или смотри на какой-либо образ, икону.
Не интересуйся священниками и их жизнью и не бегай, не ищи прозорливых или старцев».

Свято-Покровский ставропигиальный монастырь

Монастырь «Покрова на убогих домах» был основан в 1635 году первым царем из династии Романовых, Михаилом Федоровичем. До этого здесь уже
стояла деревянная Покровская церковь, а возле нее
было кладбище для бездомных, бродяг и казненных.

Монастырь был закрыт в 1920 году, а богослужение прекратилось шесть лет спустя. Колокольня
и купола храма были разобраны, обширное кладбище срыто (на его месте разбили парк культуры).

4 апреля 1998 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II освятил три придела Покровского храма. На купола Воскресенского
и Покровского храмов были подняты кресты.

1 мая 1998 года, в пятницу второй седмицы по
Пасхе, гроб со святыми мощами блаженной Матроны был торжественно перенесен в Свято-Покровский монастырь. Обитель встречала процессию колокольным звоном. А через год, 2 мая 1999 года,
двор монастыря снова заполнился народом. За праздничным богослужением, которое совершал Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II, Матроне в последний раз была пропета
«вечная память». Затем Патриарх огласил с амвона
определение о канонизации в лике местночтимых
святых праведной Матроны Московской.

Ныне рака с мощами блаженной старицы Матроны находится в левом приделе церкви Покрова
Пресвятой Богородицы. Там же находится другая
святыня — икона Божией Матери «Взыскание погибших», написанная художником по благословению блаженной старицы.


Святая говорила: «Если народ теряет веру в Бога, то его постигают бедствия, а если не кается, то гибнет и исчезает с лица земли…»


Блаженная мати наша Матроно, моли Бога о нас!


1 По литературным источникам:

  • О жизни и чудесах блаженной Матроны. М., 1999
  • Православная Москва. Справочник действующих
    монастырей и храмов. М., 1999

2 Прошли годы, и оба брата стали деревенскими активистами, участвовали в раскулачивании крестьян. Во многом
из-за них блаженная всю жизнь не имела своего угла и вынуждена была переезжать с места на место.

3 Старец схиархимандрит Гавриил (Зырянов) и Седмиезерная Казанская Богородичная пустынь. М., 1991. С. 38-39.

4 К сожалению, ни о его дальнейшей судьбе, ни о судьбе
его матери ничего не известно.

Дмитрий Орехов. Будда из Бенареса

  • СПб.: Амфора, 2006
  • Переплет, 272 с.
  • ISBN 5-367-00062-2
  • Тираж: 3000 экз.

Герман Гессе, вспоминая о том, как создавал свою знаменитую индийскую повесть, писал: «Мне необходимо было… провести часть своей жизни в аскезе и медитации, прежде чем святой и близкий мне с юных лет мир индийской духовности вновь мог стать по-настоящему родным».

Познакомившись с романом Дмитрия Орехова, написанным почти век спустя, чувствуешь, что «мир индийской духовности» тоже стал вполне родным для ее автора. Впрочем, маловероятно, чтобы Д. Орехов, подобно немецкому классику, проводил время в аскезе и медитации. Скорее всего, нет. Автор «Будды из Бенареса» явно не трепещет перед мистиками Востока. Однако при этом ему удается — и это весьма важно — не затыкать своим героям рот, не навязывать им собственных мыслей.

Язык героев — это язык Ригведы и Дхаммапады. Их одежда, еда, образ жизни вполне достоверны. Отшельники медитируют, испытывают экстатические состояния сознания и даже парят над землей «на высоте двух-трех локтей». Однако все эти моменты воспринимаются вполне естественно. Перед нами не сказка, а притча. Притча о восточном мистицизме или, если угодно, об оккультизме.

Роман можно отнести к столь популярному сейчас жанру «альтернативной истории». Фабула произведения строится на допущении: исторических будд было два. (Следует оговориться, что с точки зрения буддологической науки подобная версия вполне правомочна. Неслучайно современный исследователь Эдвард Томас, автор книги «Будда. История и легенды» (М., 2003), сообщает, что Девадатта, двоюродный брат Сиддхарты Гаутамы, основал свою — альтернативную — буддийскую общину.)

Первая часть романа вполне, если так можно выразиться, «канонична» — герои действуют согласно историческому преданию. Перед читателем появляется царевич Сиддхарта, покинувший дворец после встреч с больным, стариком, мертвецом. Однако уже в самом начале книги появляется ощущение, что дальше без сюрпризов не обойдется. Во-первых, Ананда, любимый ученик Будды, предстает перед нами двухлетним ребенком. Во-вторых, человека, знакомого с «канонической» биографией Будды, не может не удивить маршрут путешествия Сиддхарты и Девадатты. Это путешествие начинается в городе Кушинаре. А ведь согласно буддийской легенде, именно возле Кушинара Будда окончил свои дни, отравившись свининой в гостях у кузнеца Чунды! В романе Орехова Сиддхарта тоже угощается у кузнеца парной свининой, а потом преспокойно продолжает свой путь. Дальше — больше. Маршрут путешествия в точности повторяет последнее путешествие Будды, за одним исключением — это путешествие в обратном направлении!

Во второй части действие решительно съезжает с накатанных рельсов исторического предания. Это происходит в тот момент, когда Девадатта, решившись захватить власть в общине, покушается на жизнь своего двоюродного брата. Согласно буддийским легендам, Сиддхарта вышел победителем из этой дуэли: бешеного слона он «наполнил любовью» и остался во главе общины. В романе Орехова все происходит несколько иначе. Впрочем, ощущение достоверности происходящего не покидает нас до последней страницы.

Но дело, конечно же, не в том, насколько точно книга реконструирует историю или жизнь ранней буддийской общины. Автор и не ставил такой задачи. Роман «Будда из Бенареса» — это соединение истории, мифологии и фантазии автора, причем все в нем подчинено одной идее, одному важнейшему вопросу: может ли задача внутреннего самосовершенствования быть оправданием отказа от нравственных норм? Сиддхарта в романе Орехова (впрочем, как и исторический Будда Шакьямуни) убежден, что страдания проистекают от желаний. Следовательно, надо побороть в себе абсолютно все желания. Получается, что с точки зрения буддийской доктрины желание поквитаться с обидчиком или желание протянуть руку ближнему равноценны — они одинаковым образом держат человека в «плену сансары». Сиддхарта упорно пытается провести в жизнь свою философию. Так создается коллизия: Сиддхарта-человек борется с Сиддхартой-отшельником. Кто же из них победит? Напряжение не спадает до самой последней страницы…

Н. Н.