ЛитРес подводит итоги за I полугодие 2013 г. и представляет имена победителей премии «Электронная буква 2012»

Компания «ЛитРес» подводит итоги работы за I полугодие 2013 года, а также представляет имена победителей премии «Электронная буква 2012», произведения которых стали абсолютными лидерами продаж.

По итогам первого полугодия 2013 года компания «ЛитРес» увеличила оборот на 98,9% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. За первое полугодие 2013 года было продано более 1 350 000 книг. Средний реализованный тираж наименований, входящих в топ 100, увеличился на 76,2%, при росте средней цены на 20%.

ЛитРес стал абсолютным лидером по продажам электронных книг и аудиокниг в российском сегменте App Store. Приложения «Читай!» и «Слушай!» закрепились на ведущих позициях рейтингов App Store и входят в десятку самых кассовых приложений наравне со всемирно популярными игровыми приложениями, а в категории «Книги» занимали первое и второе место соответственно. Приложение «Читай!» для Android вошло в Топ-3 кассовых книжных приложений. Мобильные приложения ЛитРес на сегодняшний день установили более 4 миллионов человек.

Высокую динамику продаж показала категория «Аудиокниги» — продажи аудиокниг увеличились более чем на 400% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Высокий рост продаж категории обусловлен успешным запуском приложений «Слушай!» для iOS и Android, а также активной политикой издательств и студий звукозаписи по быстрому предоставлению новинок и передаче на реализацию ранее изданных произведений.

«Хорошие результаты деятельности компании по итогам первого полугодия 2013 года, помимо очевидного роста рынка электронной книги, также являются следствием тех проектов, которые мы реализовывали в течение последних 9-12 месяцев. Мы запустили и активно продвигаем наши мобильные приложения, запускаем нестандартные проекты, открывающие перед нами доступ к новым пользователям. Среди примеров таких проектов можно привести приложение, позволяющее прослушивать аудиокниги на телевизорах, работающих на платформе Samsung Smart TV, — а также ряд решений, которые мы предложили традиционным библиотекам для предоставления их посетителям возможности чтения электронных книг из фонда библиотек удаленно непосредственно на устройствах самих посетителей. Мы и дальше планируем реализовывать различные проекты, позволяющие выходить на новую аудиторию и повышающие удобство чтения в электронном виде», — подводит итог Сергей Анурьев, генеральный директор компании «ЛитРес».

Результаты премии «Электронная буква 2012»

Премия «Электронная буква» ежегодно присуждается в 13 номинациях по результатам продаж русскоязычных электронных и аудиокниг за год. В этом году в регламент премии «Электронная буква» было внесено несколько изменений. Так, например, «Автор года» и «Серия года» теперь определяются в двух номинациях — по совокупному объему продаж в рублях по итогам года («Кассовый») и по количеству проданных экземпляров книг («Популярный»). Первая номинация отражает кассовость автора или серии, и интересна профессионалам рынка, тогда как вторая номинация говорит о широте популярности автора, ведь за каждым купленным экземпляром книги стоит реальный читатель.

Также в связи с возросшей популярностью различных гаджетов было принято решение переименовать номинацию «Ридер года» в «Устройство года».

По итогам продаж за 2012 год лидером по числу номинаций и наград стал писатель Борис Акунин*. Долгожданное продолжение серии «Приключения Эраста Фандорина» — роман «Черный город» — и роман идей «Аристономия» находятся в топе рейтинга продаж за 2012 год и принесли их автору четыре награды.

В номинации «Издательство года» благодаря активной работе по расширению портфеля электронных книг победила группа компаний «АСТ». Пользователи ЛитРес стараниями группы компаний АСТ получили возможность приобрести электронные книги таких авторов как Умберто Эко, Стивен Кинг, Чак Паланик и многие другие.

Список лауреатов премии «Электронная буква 2012»

1.​ Бестселлер года — «Бой тигров в долине», Александра Маринина

2.​ Самый кассовый Автор года (по объему продаж) — Борис Акунин

3.​ Самый популярный Автор года (по количеству проданных экземпляров) — Дарья Донцова

4.​ Фантастика года — «Новый дозор», Сергей Лукьяненко

5.​ Бизнес-книга года — «Сам себе MBA. Самообразование на 100%», Джош Кауфман

6.​ Детектив года — «Черный город», Борис Акунин

7.​ Любовный роман года — «Пятьдесят оттенков серого», Э. Л. Джеймс

8.​ Проза года — «Аристономия», Борис Акунин

9.​ Самая популярная серия (по количеству проданных экземпляров) — «Любительница частного сыска Даша Васильева», Дарья Донцова

10.​ Самая кассовая серия (по объему продаж) — «Приключения Эраста Фандорина», Борис Акунин

11.​ Аудиокнига года — «Хочу говорить красиво! Техники речи», Наталья Ром

12.​ Открытие года — «Астрология обольщения. Ключи к сердцу мужчины. Энциклопедия отношений», Василиса Володина

13.​ Издание года — Журнал ComputerBild

14.​ Устройство года — Nokia Lumia 920

15.​ Издательство года — АСТ

Вручение наград премии «Электронная буква 2012» состоится на Московской Международной Книжной выставке-ярмарке.

* Внесен в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга.

Чак Паланик. Проклятые

  • «АСТ», 2012
  • Добро пожаловать в ад!

    Для начала забудьте про кипящие котлы, ядовитый аромат серы и
    прочие ветхозаветные пошлости. В преисподней грешников ждет, в общем, вполне благоустроенная послежизнь — с маленькими нюансами.
    Как говорится, дьявол — в деталях.

    Тринадцатилетняя дочь голливудской кинозвезды Мэдисон Спенсер, совершившая самоубийство по девчоночьей дурости, не намерена
    прозябать в адском «болоте».

    Она ищет выход. А кто ищет, тот всегда найдет!..

  • перевод с английского Е. Мартинкевич

Ты там, Сатана? Это я, Мэдисон. В последний
раз я видела своего любимого Горана в
вечер «Оскара». Если, как утверждали древние
греки, в аду действительно надо раскаиваться и
вспоминать, я начинаю делать и то и другое.

Мы с Гораном валялись на ковре перед широкоэкранным
телевизором среди остывших остатков
принесенной в номер еды. Я сделала косяк из
лучшей гибридной травки родителей, затянулась
и передала объекту своего детского обожания. На
секунду наши пальцы соприкоснулись, совсем
как в какой-нибудь книжке Джуди Блум. Мы едва
тронули друг друга, будто Бог и Адам на потолке
Сикстинской капеллы, но между нами затрещала
искра жизни — или просто статическое электричество.

Горан взял косяк и тоже затянулся. Пепел он
сбрасывал на блюдо с недоеденным чизбургером и картошкой фри. Мы оба сидели молча, задерживая
в легких дым. Будучи романтическими
анархистами, мы решили проигнорировать, что
номер был для некурящих. По телевизору кому-то
за что-то давали «Оскара». Кто-то кого-то благодарил.
Рекламщики впихивали кому-то тушь для
ресниц.

На выдохе я закашлялась. Я все кашляла и
кашляла, никак не могла остановить приступ,
пока не взяла стакан апельсинового сока с подноса,
где стояла тарелка остывших куриных крылышек.
В номере пахло, как на каждой прощальной
вечеринке, которые родители устраивали в
последний день съемок. Воняло марихуаной, картофелем
фри и жженой бумагой для самокруток.
Марихуаной и застывшим шоколадным фондю.

По экрану мчался европейский люксовый седан,
выписывал виражи между оранжевыми дорожными
конусами среди соляной пустоши. За
рулем сидел знаменитый киноактер, и я так и не
поняла, реклама это или отрывок из фильма. Потом
знаменитая киноактриса пила диетическую
содовую известной марки, и опять было неясно,
реклама это или фильм.

Гоночные автомобили ползут, как в замедленной
съемке. Моя рука движется к тарелке с остывшими
чесночными тостами; Горан вставляет мне
между пальцами тлеющий окурок. Я прикладываюсь
к окурку и передаю его обратно. Я тянусь к
блюду, где горой навалены дымящиеся, маслянистые,
аппетитнейшие креветки, но кончики пальцев
касаются гладкого стекла. Ногти скребут по
невидимому барьеру.

Горан смеется, изрыгая целые тучи кислого
наркотического дыма.

Мои креветки, такие заманчивые и вкусные на
вид, — просто рекламный ролик ресторанов с
морепродуктами. Вкусные, хрустящие и совершенно
недосягаемые. Всего лишь дразнящий мираж
на экране дорогого телевизора.

Теперь там медленно вращаются гигантские
гамбургеры, и мясо в них такое горячее, что еще
пенится и брызгает жиром. Кусочки сыра падают
и плавятся на обжигающе горячих говяжьих котлетах.
Реки расплавленной помадки текут по горному
пейзажу мягкого ванильного мороженого
под жестоким градом измельченного испанского
арахиса. Глазированные пончики тонут в метели
сахарной пудры. Пицца сочится томатным соусом
и тянет за собой клейкие белесые ниточки моцареллы.

Горан берет из моих пальцев дымящийся окурок.
Очередную затяжку он запивает шоколадномолочным
коктейлем.

Снова взяв в рот влажный конец нашего общего
косяка, я пытаюсь различить вкус слюны
любимого. Я перебираю языком влажные складки
бумаги. Вот печенье с шоколадными крошками,
украденное из мини-бара. Вот кислинка искусственных
фруктов, лимонов, вишен, арбузов —
ароматизаторов из конфет, которые нам запрещают,
потому что они вызывают кариес. И наконец
под всем этим мои вкусовые сосочки обнаруживают
что-то земляное и нутряное, слюну моего
яростного бунтовщика, мужчины-мальчика, незнакомую
гнильцу моего стойкого Хитклиффа.
Моего неотесанного, грубого дикаря. Я наслаждаюсь
этим, словно закуской для пробуждения
аппетита. Меня ждет банкет влажных поцелуев с
языком Горана. В обугленной гандже я чувствую
нотки его шоколадно-молочного коктейля.

По телевизору показывают начос, щедро гарнированные
оливками и алой, как кровь, сальсой.
Это видение растворяется и принимает форму
красивой женщины. На женщине красное платье
— или скорее оранжевое — с ленточкой, приколотой
к корсажу. Ленточка розовая, как мякоть
свежего помидора. Женщина говорит:

— На лучшую картину года номинируются…

Женщина на экране — моя мама.

Я кое-как встаю. Я стою и шатаюсь над остатками
еды и Гораном. Спотыкаясь, иду в ванную.
Там разматываю ужасно много туалетной бумаги,
целые мили, и сминаю в два комка приблизительно
одинакового размера, а потом запихиваю себе
под свитер. В зеркале ванной мои глаза совсем
красные, и веки тоже.

Я встаю боком к зеркалу и изучаю новую
себя, с грудями. Я вытаскиваю туалетную бумагу
из свитера и смываю в унитаз — бумагу, не свитер.
Я так обкурилась! Мне кажется, что я провела
тут уже целые годы. Десятилетия. Эоны. Я
открываю шкафчик рядом с раковиной и достаю
длинную полосу презервативов «Хелло Китти».
Выхожу из ванной к Горану с полосой резиновых
изделий, обмотанных вокруг шеи, как перьевое
боа.

По телевизору камера показывает моего отца
в зале. Он сидит в середине, у прохода. Его любимое
место — чтобы во время награждения всякой
скучной иностранщины можно было смыться и
тайком пить мартини. Прошла всего-то пара минут.

Все аплодируют. Стоя в проеме ванной, я кланяюсь,
очень низко.

Горан переводит взгляд с телевизора на меня.
В глазах вспыхивает алый огонек. Горан кашляет.
Его подбородок измазан алым соусом. По рубашке
сползают влажные капли соуса тартар. Воздух
полон тумана и дыма.

Я завязываю ленту презервативов потуже.

— Хочешь поиграть в одну игру? Тебе нужно
будет только подуть мне в рот. — Я крадучись подступаю
к своему возлюбленному и говорю: — Это
называется игра во французские поцелуи.

Чак Паланик. Снафф (Snuff)

Отрывок из книги

Мистер 137

Знаете, как это бывает, когда приходишь в «качалку» и выполняешь, к примеру, жим лежа с шестью блинами, и все идет просто отлично: ты, как заведенный, жмешь штангу, чередуя тяги на низком блоке с тягами вниз на высоком блоке с широким хватом — подход за подходом, как нечего делать, успевай только накручивать диски, — а потом завод резко кончается. И все, ты выдохся. Спекся. Каждый жим, каждое сгибание рук превращается в натужное усилие. Вместо того чтобы получать удовольствие от процесса, ты считаешь, сколько еще повторений осталось. Задыхаешься и обливаешься потом.

И дело не в резком падении уровня сахара в крови. Дело в том, что какой-то придурок за администраторской стойкой взял и вырубил музыку. И знаете что? Может быть, ты ее и не слушал, но когда музыка умолкает, тренировка становится обычной работой.

Тут же самую безысходность, тот же полный упадок сил ты ощущаешь, когда выключается музыка, часа в три ночи, под закрытие «Штыря» или «Орла», и ты остаешься совсем один, так никем и неоттраханный.

Точно такой же облом ждет тебя и на съемках кино: никакой фоновой музыки. Никакой музыки для настроения. Там, наверху, в этой комнате с Касси Райт, тебе не поставят даже самого простенького порно-джаза на электрогитаре с эффектом вау-вау. Нет, только после того, как фильм будет смонтирован, как озвучат все реплики, вот тогда и наложат музыку — для полноты картины.

И знаете что? Притащить с собой мистера Тото — это была неудачная мысль.

А вот сожрать весь пузырек виагры… может быть, это меня и спасет.

На другом конце комнаты настоящий, живой Бранч Бакарди беседует с мистером 72, с тем самым парнишкой с букетом увядших роз. Эти двое могли бы быть снимками «До» и «После» одного и того же актера. Бакарди — в атласных боксерах ярко-красного цвета — разговаривает с парнишкой и при этом задумчиво водит рукой по груди, растирает ее медленными кругами. В другой руке — одноразовый бритвенный станок. Когда рука, трущая грудь, замирает, рука с бритвой тянется к этому месту и соскабливает невидимую щетину. Бритва чиркает по коже — короткими быстрыми взмахами, как орудуют тяпкой, когда выпалывают сорняки. Бранч Бакарди продолжает беседовать, не глядя на руку, которая медленно перемещается по груди, щупает, ищет, а потом туго натягивает загорелую кожу, и рука с бритвой скребет, брея во всех направлениях.

Вот он, здесь: Бранч Бакарди, звезда таких культовых фильмов, как «Ввод да Винчи», «Иметь пересмешника», «Почтальон всегда заправляет дважды» и самого первого порномюзикла «Читти Читти Гэнг-Бэнг».

Даже сейчас, в помещении, все мастодонты «кино для взрослых» — Бранч Бакарди, Корд Куэрво, Бимер Бушмилс — не снимают темные очки. Они поправляют прически, приглаживают волосы. Все эти люди — из поколения настоящих сценических актеров; все учились актерскому мастерству в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе или в Нью-Йоркском университете, но им нужно было платить за аренду жилья и в перерывах между серьезными ролями. Для них сняться в порно — это была просто шалость. Радикальный политический жест. Главная мужская роль в «Сумеречной жопе» или «Истории двух буферов» — это хорошая шутка, которую потом можно будет включить в резюме. А когда они станут известными «кассовыми» актерами большого кино, эти ранние работы превратятся в веселые байки для рассказов на ночных ток-шоу.

Такие актеры, как Бранч Бакарди или Пост Кампари, они лишь пожмут загорелыми бритыми плечами и скажут:

— Да ладно, даже Слай Сталлоне снимался в порно, чтобы оплачивать счета…

Прежде чем стать архитектором с мировым именем, Рем Колхас снимался в порно.

На другом конце комнаты — девушка с секундомером, висящим на черном шнурке на шее. Она подходит к Бакарди и пишет номер «600» у него на руке. Жирным черным маркером. Шестерка сверху, под ней — один ноль, а под ним — второй ноль, как нумеруют спортсменов-триатлонистов. Несмываемыми чернилами. Даже пока ассистентка выводит цифры у него на руках, на одном бицепсе и на другом, Бакарди ни на секунду не прерывает беседу с мальчиком, у которого розы. Пальцы ощупывают брюшной пресс в поисках невидимой щетины. Пластмассовая бритва ждет поблизости — наготове.

Те, кто не ест картофельные чипсы, выскребают себя одноразовыми станками. Давят прыщи. Выжимают из тюбиков какую-то липкую массу, растирают ее в руках и размазывают по лицу, по бедрам, по шее, по стопам, покрывая себя коричневым. Бронзером. Автозагаром. Их ладони — в коричневых пятнах. Кожа вокруг ногтей — темно-бурая, как будто в корке запекшейся грязи. Скрючившись в три погибели, эти актеры роются в спортивных сумках. Ищут тюбики с гелем и с бронзером, вынимают пластмассовые бритвенные станки и складные карманные зеркальца. Отжимаются от пола. По их белым трусам растекаются коричневые дорожки. Заходишь в единственный на шестьсот человек сортир — один толчок, раковина и зеркало — и видишь картину: от многочисленных задниц белое сиденье унитаза сплошь заляпано коричневым. Вся раковина — в пятнах от испачканных бронзером рук. Белый дверной проем подернут налетом коричневых отпечатков ладоней и пальцев, оставленных спотыкающимися мастодонтами порно, слепыми за стеклами темных очков.

Сразу же представляется Касси Райт: там, на съемочной площадке, на огромной продавленной кровати, застеленной белыми атласными простынями, к этому времени — несвежими, захватанными и испачканными. С каждым новым актером они темнеют все больше и больше. Грязное порно.

Я принимаю таблетку.

Проходя мимо, девочка-ассистентка приостанавливается рядом со мной и говорит:

— Точно ослепнет. Только, чур, к нам потом никаких претензий.

— Что? — переспрашиваю.

— Силденафил, — говорит девочка-ассистентка и легонько стучит меня маркером по руке, в которой зажат пузырек с голубыми таблетками. — Вызывает естественную эрекцию, однако в случае передозировки может случиться неартритная ишемическая оптическая невропатия.

Она идет дальше, а я глотаю еще одну голубую таблетку.

Обращаясь к мальчику с розами, Бранч Бакарди говорит:

— Участников вызывают не по порядку. — Сложив ладонь чашечкой, он приподнимает провисающую, дряблую грудную мышцу и скребет под ней бритвой.

Он говорит:

— Официально это объясняют тем, что у них всего три гестаповских костюма трех разных размеров: маленький, средний и большой. И они вызывают парней, так чтобы они подходили под эти размеры. — По-прежнему бреясь, он поднимает глаза и смотрит на телеэкран, установленный под потолком. На экране идет порнофильм.

Он говорит:

— Когда подойдет твоя очередь, не жди, что костюм будет сухим, не говоря уже о том, чтобы чистым…

По всему периметру комнаты, под потолком, установлены телеэкраны. На каждом экране — свой фильм. Жесткое порно. На одном крутят «Волшебника страны Анус». На втором — классику порно «Гроздья порева». Величайшие хиты с Касси Райт в главной роли. Снятые лет двадцать назад. На экране, куда глядит Бранч Бакарди — он сам, только на поколение моложе, шпарит Касси Райт раком в «Шлюха идет на войну: Первая мировая. В глубоких окопах». Этот экранный Бакарди, у него не провисают грудные мышцы. Его руки — не красные от раздражения после бритья и не покрыты штриховкой вросших волос. Руки сжимают бока Касси Райт, кончики пальцев чуть ли не соприкасаются на тонкой талии. Кутикулы не очерчены темными остатками старого автозагара.

Живой Бранч Бакарди — его ищущая рука и рука с бритвой враз замирают. Он глядит на экран. Рукой, которая с бритвой, снимает темные очки. Он застыл, словно в оцепенении; движутся только глаза, взгляд мечется туда-сюда. С экрана — на лицо мальчика, и вновь — на экран. Под глазами Бакарди — набрякшие мешки. Сморщенные складки багровой кожи. На носу, под загаром — багровые вены. Точно такие же багровые вены оплетают его икроножные мышцы.

Молодой Бранч Бакарди, который сейчас вынимает свой поршень и выстреливает струей спермы прямо на эти мокрые розовые половые губы, он — просто вылитый мальчик с увядшими розами. Мальчик, которого девочка-ассистентка обозначила номером 72.

Номер 72 стоит, баюкая на руках свои розы, спиной к экрану. Стоит и не видит. Он, этот мальчик, наблюдает за действием на экране за спиной у Бакарди. Там крутят «Шлюха идет на войну: Вторая мировая. Случка на острове», где Касси Райт самозабвенно отсасывает у молоденького Хирохито, с перебивками на кадры с «Энолой Гей», приближающейся к Хиросиме со своим смертоносным грузом.

Как раз после того, как «Вторая мировая» была удостоена премии «Adult Video News» за лучшую сцену мальчик-девочка-девочка, где Касси Райт на пару с Клепальщицей Рози минетит Уинстона Черчилля, в том же году Касси взяла длительный отпуск. И целый год не снималась вообще.

После этого она вернулась к своему обычному графику: два проекта в месяц. Снялась в порноэпопее «Моби Дик: Белый дрын». Получила еще одну премию «AVN» за лучшую анальную сцену в фильме «Сунь в летнюю ночь», который имел потрясающий успех — в первый год после выхода в свет было продано более миллиона экземпляров. После тридцати Касси забросила съемки и выпустила собственный бренд шампуня под названием «Тридцать три удовольствия» — с ароматом сирени, в длинных флаконах, недвусмысленно и нарочито изогнутых на сторону. Магазины как-то не рвались закупать партии кривобоких флаконов, неудобных в складировании, и никто не спешил делать заказы через Интернет, пока Касси не договорилась о том, чтобы ее продукт «промелькнул» сразу в двух фильмах. Во «Много шума из дрочево» актриса Казино Курвуазье ублажала себя посредством флакона с шампунем, демонстрируя, как эта длинная изогнутая емкость бьется о шейку матки, так что каждый толчок завершается неизбежным вагинальным оргазмом. Актриса Джина Гальяно проделала то же самое в «Двенадцатой дрочи», после чего все складские запасы «Тридцати трех удовольствий» в розничных магазинах были распроданы вмиг.

Но знаете что? В «Wal-Mart» были не очень довольны, что их вынудили продавать секс-игрушки в одном отделе с зубной пастой и присыпкой для ног. Это вызвало отрицательную реакцию. А потом и бойкот.

После той эпопеи с шампунем Касси Райт попыталась вернуться в кино, но здесь, на экранах под потолком, эти фильмы не крутят. Фильмы с «девочками-пони» для японского рынка — когда женщины носят уздечки и седла и исполняют элементы выездки для мужика, щелкающего кнутом. Или фильмы для фетишистов типа «Похабного лакомства», снятые в жанре «сплэш», когда красивых женщин раздевают догола, забрасывают тортами с кремом, обмазывают взбитыми сливками и клубничными муссами и поливают медом и шоколадным сиропом. Нет, здесь никто не желает смотреть ее последние киноработы и особенно «Леси, кончай!».

Среди людей, осведомленных о положении дел в современной порноиндустрии, ходят слухи, что фильм, который мы снимаем сегодня, выйдет в свет под названием «Шлюха идет на войну: Третья мировая. Последнее выступление».

В «Первой мировой шлюхе» сцена сношения раком сменяется эпизодом освобождения французского женского монастыря в Эльзасе тремя солдатами армии США. Когда начинается новая сцена, Бакарди вновь надевает темные очки. Без облачения и плата, у одной из монахинь заметны белые полоски от купальника. У всех монахинь выбриты лобки. Пальцы Бакарди растирают кожу вокруг соска, бритва начинает скрести.

Девочка-ассистентка с секундомером на шее и черным маркером в руке, проходя мимо меня, говорит:

— Эти таблетки — по сто миллиграммов, так что следите, не появятся ли у вас следующие симптомы: головокружение… — Она говорит, загибая пальцы: — …тошнота, опухание ног и особенно стоп и лодыжек…

Я принимаю еще таблетку.

На другом конце комнаты Бранч Бакарди слегка наклоняется вперед и заводит обе руки за спину. Одной рукой он оттягивает эластичную резинку своих красных боксеров. Другой рукой сует бритву внутрь и принимается брить ягодицы.

Девушка-ассистентка проходит дальше, продолжая считать на пальцах:

— …учащенное сердцебиение, аритмия, заложенность носа, головная боль, понос…

В тот год, когда Касси Райт вдруг прекратила сниматься и взяла продолжительный отпуск на целый год в самом расцвете своей карьеры, среди осведомленных людей ходили слухи, что она родила ребенка. Она залетела случайно, прямо на съемках, когда Бенито Муссолини не успел вовремя вынуть и спустил прямо в нее. Ходили слухи, что она родила ребенка и отдала его на усыновление.

И знаете что? Муссолини играл Бранч Бакарди.

Я принимаю еще таблетку.

Чак Паланик

Мода на бунт

Участники «Игры Ума» — это в основном ученики 10-11 классов. Все они заняты в школе, на подготовительных курсах, да мало ли где еще. Но ошибочно думать, что эти люди читают только произведения из школьной программы или не читают вообще. Другой вопрос, насколько оригинальны ребята в своем выборе.

Востребованы культовые книги предыдущих поколений — своеобразная «классика не из школьной программы» — Борхес, Кортасар, Сартр, Кундера.

Литература протеста тоже, кажется, не устаревает. Молодежь по-прежнему читает книги Кена Кизи, Олдоса Хаксли, Рея Брэдбери, Джорджа Оруэлла, Карлоса Кастанеды. Обидно, пожалуй, только то, что нынче чтение подобных книг стало модным, а бунт и протест заворачиваются в оранжевые обложки.

Печально и то, что «своими» авторами поколение пока не обзавелось. С некоторой натяжкой «нулевыми» писателями можно считать Виктора Пелевина, Чака Паланика и Харуки Мураками, произведения которых, правда, с тем же успехом можно отнести и к достоянию поколения девяностых.

В общем, портрет читателя поколения «нулевых» традиционен почти до заурядности. Но, быть может, из досконального знания традиции как раз и вырастет индивидуальный талант сегодняшних школьников и студентов?

Круг чтения

А 

Э. Асадов Стихотворения

Б 

Р. Бах «Ничто неслучайно»

Д. Барнст «До того, как она встретила меня»

Х. Л. Борхес «Алеф»

Р. Брэдбери «Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту»

М. Булгаков 1. «Белая гвардия» 2. «Мастер и Маргарита»

В 

Б. Вербер «Муравьи»

Ю. Вознесенская «Путь к Кассандре или Приключения с макаронами»

Г 

Г. Гессе «Сиддхартха»

И. Гончаров «Обыкновенная история»

Н. Гоголь «Вий»

Г. Горин «Тот самый Мюнхгаузен»

Л. Гумилев «Древняя Русь и Великая степь»

Д 

Ф. Дик «Убик»

А. Конан Дойль «Ошибка капитана Шарки»

Ф. Достоевский 1. Петербургские повести и рассказы 2. «Братья Карамазовы»

К 

Д. Карнеги «Учебник жизни»

К. Кастанеда «Учение дона Хуана»

Э. Кертис «Кадиш по нерожденному ребенку»

К. Кизи «Над кукушкиным гнездом»

Р. Киосаки «Богатый папа, бедный папа»

З. Корогодский «Начало»

Х. Кортасар «Игра в классики»

М. Кундера «Невыносимая легкость бытия»

Л 

Э. Лу «У»

С. Лукьяненко «Осенние визиты»

М 

Х. Мураками «Призраки Лексингтона»

Н 

В. Набоков «Со дна коробки: Рассказы»

А. Никонов «Апгрейд обезьяны»

О 

Дж. Оруэлл «1984»

П 

В. Панюшкин, М. Зыгарь «Газпром»

Ч. Паланик «Призраки»

В. Пелевин «Generation «П»,

А. Пехов «Крадущийся в тени»

Ч. Питсольд «Код»

А. Политковская «Россия Путина»

Р 

Э. М. Ремарк «На Западном фронте без перемен»

С 

Ж.-П. Сартр «Тошнота»

Ф. Саган «Здравствуй, грусть»

В. Соловьев «Путин. Путеводитель для неравнодушных»

А. и Б. Стругацкие «Волны гасят ветер»

Т 

Ван Тарп «Биржевые стратегии игры без риска»

Ф 

Э. Фромм «Душа человека»

Х 

О. Хаксли «О дивный новый мир»

П. Хлебников «Крестный отец Кремля Борис Березовский»

Ч 

Че Гевара «Дневник мотоциклиста»

Ш 

Э. Шмидт «Оскар и Розовая Дама»

М. Шолохов «Тихий Дон»

Ъ 

«Последние дни Распутина», состоит из дневников Владимира Пуришкевича и князя Феликса Юсупова

Алексей Белозеров

Чак Паланик. Фантастичнее вымысла

Чак Паланик «Фантастичнее вымысла»

  • М.: АСТ, 2007;
  • переплет, 285 с.;
  • 20 000 экз.

Да, Паланик. Да, автор «Бойцовского клуба». Но вот этот небрежно написанный сборник рассказов со всей очевидностью не дотягивает до масштабов его писательской личности. «Фантастичнее вымысла» — говорит нам автор о своих текстах, каждый из которых представляет собой либо маленький репортаж о каком-нибудь диковинном событии, либо зарисовку на тему «странное в нашей жизни». С одной стороны, материал действительно подобран на славу: праздник сексоголиков, битва старых комбайнов, увеличители губ и детородных органов, сленг американских подводников. Но все это в совокупности не производит впечатления сборника — во всяком случае, сборника рассказов. Попытки найти между этими «острыми» темами хоть что-нибудь общее раз за разом проваливаются. Автор, видимо, был готов к тому, что читатели не доищутся его глубинного замысла, и поэтому все изложил в предисловии: «Каждый рассказ в книге посвящен пребыванию среди людей. Моей персоне среди людей. Или же тому, что собирает людей вместе». Действительно, книга об этом и еще о том, как много всего странного происходит в Америке. Больше ни о чем.

И что здесь фантастичнее вымысла?

Анна Энтер

Чак Паланик. Беглецы и бродяги (Fugitives and Refugees)

  • Перевод с английского Т. Ю. Покидаевой
  • АСТ, 2006
  • Твердый переплет, 252 с.
  • ISBN 5-17-0037539-5
  • Тираж: 20 000 экз.

Постмодерн мертв… Да здравствует постмодерн?

Вопреки ожиданиям, создатель «Бойцовского клуба» выбрал новый жанр. Жанр, в равной степени чуждый и романистике, и киносценариям. Альтернативный путеводитель. Время: конец восьмидесятых — начало девяностых. Место: Портленд, штат Орегон. Герой: город и… сам автор.

«Беглецы и бродяги» — текст, знакомящий читателя и со становлением самого Паланика, и со своеобразием того, что принято называть «местным колоритом».

Однако Паланик не был бы Палаником, напиши он банальное руководство по осмотру и посещению местных достопримечательностей. Слишком буржуазно, слишком по-истеблишментски (и не важно, каков порядок гонорарных сумм Чака, — мы верим и знаем, что он по-прежнему останется верен своему безумию и не предаст читателя, продавшись за каких-то лишних полмиллиона).

Трансвеститы и призраки, биеннале «Апокалипсиса» — сквот-сейшена в загаженном, вонючем, декорированном кусками манекенов бывшем ангаре для ремонта автобусов и магазины «всякой всячины», стрип- и свинг-шоу, международная конференция/фестиваль садомазохистов — таков Портленд Чака Паланика, который он знает и любит.

Описания Нынешнего перемежаются «Открытками из Прошлого» — воспоминания Чака о самом себе, о том, как создавался и становился «Бойцовский клуб».

Вернее, где. Всякий, кто прочел «Беглецов и бродяг», понимает: только здесь, и нигде более, мог появиться замысел. Именно эти ударницы эротического труда, эти отели с привидениями, эти герои трансвеститских шоу могли привести к полному и окончательному внутреннему освобождению автора и… читателя.

Паланика можно сравнивать с Берроузом, Керуаком или даже с Тимоти Лири. В сущности, моды и идеи шестидесятых и девяностых так же похожи друг на друга, как стили начала нового тысячелетия и семидесятых-восьмидесятых годов позапрошлого века. Одежды, прически, музыкальные стили и даже то, что принято называть «идеологией» (или отсутствием таковой), нередко повторяется с точностью до мельчайших деталей.

Насколько пафос американских шестидесятых-девяностых с их «занимайтесь любовью, а не войной», с их «оттепелью» на фоне жесточайшего политического кризиса и Великой Психоделической Революцией был, несмотря на провозглашение безграничной индивидуальной свободы (зачастую в ущерб обществу), в сущности, социальным — настолько же присущий семидесятым-восьмидесятым-миллениуму культ «сильной личности», насилия (в том числе и социального — как формы государственного или корпоративного принуждения), эстетизация боевиков и просто боевых искусств оказались, в сущности, противообщественными. Ибо если в первом случае нам предлагают (пусть и утопически) некие Великие Земляничные Поляны, то во втором — тотальную «Стрельбу по живым мишеням», где, при отсутствии «левых» и «правых», каждый участник процесса — в лучшем случае «Игрушка» или «Высокий блондин в черном ботинке», не ведающий, что самой своей нелепостью бросает вызов Системе.

Но Паланик, как всякий настоящий художник, гораздо выше любой системы или «Системы». Рискну предположить, что любое подлинное творчество асоциально по определению, поскольку являет собой самый антиобщественный процесс, своего рода открытую мастурбацию.

Вы можете представить себе коллективное творчество? Успешный художественный проект, ориентированный на «социальный заказ»? Политически ангажированный шедевр?

Я — нет. Мои герои — «проклятые поэты», ганнибалы-лекторы, франсуа вийоны и салманы рушди всех мастей, «беглецы и бродяги».

Постмодернизм, как и рок-н-ролл, мертв, но было бы наивно полагать, будто он мирно скончался в постели в окружении доброжелательных критиков и многочисленных (или не очень) потомков.

Постмодернизм, в отличие от рок-н-ролла, оказался мертворожденным проектом: концептуально «Бойцовский клуб» представляется мне гораздо интереснее того же Фуко или Дерриды. Хотя бы потому, что с изяществом парадокса сводит воедино эстетику шестидесятых-девяностых и семидесятых-миллениума.

Адам Асвадов