Глава 9. ТЕХНИКА СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ
Лев Толстой. «Анна Каренина»
В романе «Анна Каренина» четыре части. Это не восемь, как в «Войне и мире». Но все-таки. Дважды подумаешь, прежде чем взяться читать.
Чтобы вам долго не сомневаться, я только одну вещь расскажу.
Анна Каренина бросилась под поезд от несчастной и запутанной личной жизни. Это известно. Муж не давал развода, а любовник разлюбил. Это преподают в школе. Показывают в кино. Отражают в книгах «100 шедевров литературы в кратком пересказе».
Вас щадят.
Анна Каренина бросилась под поезд не поэтому.
У нее была ломка.
Анна была морфийной наркоманкой. В XIX веке морфий продавался без рецепта в любой аптеке (считалось, что он помогает от головной боли и бессонницы). Любой врач-нарколог скажет, что в состоянии ломки наркоман готов спрыгнуть с шестнадцатого этажа. А не только с перрона.
…Часть 4, глава 24, если не верите.
Так что теперь решайте: стоит ли самим выяснить, а чего еще вам не сказали (и не скажут) на уроке литературы.
Если уж собственную бабушку трудно представить себе молодой, то книжку тем более. А ведь «Анна Каренина» была
Роман печатали по частям, и он сразил общественность уже первой порцией. В плохом смысле — сразил. Не верилось, что тот же самый человек, с той же знаменитой бородой, несколько лет назад написал такую прекрасную вещь, как «Война и мир». «Граф ищет дешевой популярности», — иронически хмыкали одни. «…И денег», — слышалось в ответ. А один из критиков написал — как убил: «роман из жизни мочеполовых органов». Так что вторую порцию «Анны Карениной» из магазинов просто смели. Каждому хотелось узнать, как далеко зайдет граф Толстой.
Купив, книжку стыдливо обертывали газетой (предпочтительно «Санкт-Петербургскими ведомостями»). Чтобы не попасться на глаза знакомым с «жизнью мочеполовых органов» в руках.
…А попробовали бы вы сегодня написать такое в школьном сочинении!
Все статьи были ужасны. Но на «мочеполовые органы» Лев Толстой особенно обиделся.
«Где, где там органы? Покажите хоть один!» — вскрикивал он, шагая взад-вперед по своей комнате (родственники боялись туда заходить и шепотом выясняли, у кого хватило ума показать отцу семейства злополучную статью). Толстой решил отправить автору статьи телеграмму соответствующего содержания. И, между прочим, был бы прав. Органов в «Анне Карениной» действительно нет. Когда герои занимались сексом или обсуждали способы предохранения от нежелательной беременности, Толстой ставил вместо букв одни точки:
……………………………………………………
Чтобы деликатно дать понять читателям, что дело движется. Но не смущать своих героев (все-таки он был воспитанный человек).
«Соня! — закричал он в дверь. — Соня!» Жена прибежала. Вопросительно посмотрела на мужа. Он хмуро теребил бороду и молчал; глаз почти не было видно
Толстой не стал их разуверять.
На самом деле ему просто стало стыдно. Шагая по комнате, он кое-что вспомнил. И смутился. Вспомнил свой замысел. Ведь именно так, как описал хамский критик, он сперва и задумывал «Анну Каренину»… Нет-нет, с тех пор, работая над романом, он, конечно, тысячу раз отказался от идеи. Многое изменил и переделал. Но все равно было неловко. Как всегда, когда
А еще Толстому стало немного стыдно перед дочерью Пушкина. Он ее
Да он вообще тогда не собирался писать никакую «Анну Каренину»! Он только что выпустил «Войну и мир» и хотел углубить успех. Возился над таким же толстым, серьезным романом, но на этот раз про времена Петра Первого. Собирал материал. Обложился книгами. Изучал мемуары. Работа не шла.
Толстой то и дело вставал
Когда нужно было хорошенько
Он взял колоду карт. Карты были истрепанные и мягкие, они давно служили хозяину (еще с «Войны и мира»). Но масти еще читались.
Для повестей он брал обычную колоду — в 52 карты (элементарный пасьянс «Косынка»). Для романов — двойную («Могила Наполеона», «Бабушка Ренненкампф» и многое другое). Как сейчас. Ведь ему требовалось навести порядок с огромным количеством персонажей. Он перетасовал колоды. Зашлепал картами по столу, уверенно разбрасывая одну за одной. В надежде, что «Петр Первый», с его запутанными и неясными сюжетными линиями, сойдется так же хорошо, как пасьянс.
Но дочка Пушкина все не выходила из головы.
Толстому было интересно сходить посмотреть на нее. Вернее, на нос, брови, губы (или что там ей передалось) великого Пушкина! А так бы он ни в какие гости, конечно, не пошел — учитывая трудности со своим «Петром».
Она, конечно, была уже никакая не Пушкина, вышла замуж и стала графиней Гартунг. Но волосы у нее оказались в точности как у отца: колечками. Как ни старалась она причесаться аккуратно, эти колечки всегда выбивались — на висках и на шее. Она стояла к Толстому спиной, в своем роскошном шелковом платье. Платье было модное — тогда так носили: чтобы сверху открывало, спереди облегало, а сзади… У графини Гартунг была очень красивая фигура — от матери, знаменитой красавицы Натальи Гончаровой, которую современники сравнивали то с пальмой, то с античной статуей.
Мысли Толстого побежали непредвиденным образом.
Дама пик. Волосы темные, колечками, глаза темные, красивые плечи, характер роковой. Светская дама. Замужем. Анна Каренина.
Король пик. Суховатый, сдержанный, в возрасте, губы строго поджаты. Оттопыренные уши. Большой чиновник в Петербурге. Муж Анны.
Валет пик. Усы. Брюнет. Глаза темные. Офицер гвардии. Спортсмен. Любовник Анны.
Дама червей. Блондинка с голубыми глазами. Княжна, живет в Москве с папой и мамой. Кити Щербацкая.
Король червей. Помещик,
Дама бубновая. Долли. Шатенка. Старшая сестра Кити. Московская дама. Замужем, шестеро детей.
Король бубновый. Стива Облонский. Брат Анны Карениной, муж Долли. Полноватый, обаятельный, с бакенбардами.
И так далее.
А поскольку колода была двойная, то у главных героев получились «двойники». С ними случается то, что случилось бы с главными, если бы не… Если бы Кити так и не вышла за Левина! Она превратилась бы в Вареньку — старую деву. Если бы Левин не занялся хозяйством! С его несносным характером он кончил бы свои дни на дешевой гостиничной койке, как его брат Николай. Если бы Анна Каренина не ушла от мужа, а встречалась с Вронским тайно, все было бы хорошо: как у княгини Бетси Тверской. И так далее. Несколько московских и петербургских семей, связанных между собой. …Толстой закрыл глаза и попытался вообразить всех одновременно — как на большой фотографии. Получилось. Первая фраза романа всплыла сама собой: «В Москве была выставка скота…». Роман был задуман небольшой, страниц сто, мрачно-сатирический.
Лично против графини Гартунг Толстой ничего не имел.
…Но эти колечки, плечи, эта талия! У великого писателя было богатое воображение. Он сразу представил, до чего могут довести человека такие колечки, плечи и талия. Даже если женщина пока еще стоит спиной!
Толстого это пугало. Он знал, что в порыве страсти можно бросить все. Карьеру. Семью. Детей. Деньги. И этому не было разумных объяснений. Ни расчета, ни логики, ни мук совести. Просто безумие
Он вспомнил свои ежегодные битвы за урожай в поместье: каждый рубль давался огромным трудом. Пахота, сев, жатва, молотьба. Нанимали мужиков. Плюс сенокос. Огромные стога надо было укрывать от дождя, и, бывало, ночью, лежа в душистой темноте среди мягкого сена… Тут внезапно снова представилась графиня Гартунг. Она улыбалась, показывая белые пушкинские зубы. Поднимала бокал шампанского. …Пятьдесят рублей бутылка. Ужас. …Особенно жаль было брошенных детей.
Чтобы выразить ужас, жестокость и слепоту страсти, Толстой — на пробу — изобразил Анну Каренину толстой и с усиками. А Вронского волосатым и с серьгой в ухе. Это были действительно не люди, а
Толстой вздохнул облегченно, как человек, чья совесть теперь чиста, и радостно принялся за окончательную отделку романа. Так, пару штрихов тут, там… Он рассчитывал управиться недели за четыре.
Через несколько лет «Анна Каренина» была закончена. А «Петр Первый» так и не написан. (Его написал в итоге совсем другой Толстой — Алексей, да и то лишь в ХХ веке.)
Знаете, как это бывает. Тому родинку подрисовать. Тому бороду. Той пуговки на платье. Ночь заменить днем и наоборот. В одной сцене скатать траву в трубочку и постелить осенние листья. В другой — насыпать снег (чтобы героиня к любовному объяснению красиво разрумянилась от мороза), но тогда придется всех переодевать. Шубка, шапка, коньки, муфта. Присел вроде бы на минутку, а потом только по урчанию в животе вспомнил, что пора сделать перерыв. Но снова сел за стол: вспомнил, что на муфту надо дунуть несколько снежинок… Морока!
Вот так провозишься с каждым, и они, конечно, станут, уже как родные.
Через пару месяцев работы Толстой полюбил Анну всей душой. Обратите внимание: в одном месте он ей вставил черные глаза, в другом — серые. Все не мог решить, как красивее.
Он даже стал ревновать ее к Вронскому. Казалось бы, что плохого в хороших зубах? А в веселой, искренней улыбке? Но Толстой прямо корчился от отвращения. У него Вронский, улыбаясь, везде «показывает свои прекрасные зубы». Так что хочется отвернуться… Какие уж тут усики! — усики Анне Карениной Толстой стер в первые же месяцы. А Вронскому подрисовал лысину. Этот великий человек иногда бывал до смешного мелочным.
Он не мог простить Вронскому, что тот не сделал Анну спокойной и счастливой. Так что ей для успокоения пришлось сначала принимать этот дурацкий морфий, ну а потом…
Конечно, никто не мешал Толстому взять это на себя! Я имею в виду судьбу Анны. И он честно пытался! Узнав о романе жены с Вронским, господин Каренин сперва делал вид, что не знает, а когда она ушла, предложил вернуться… Но Анна не смогла. Толстой придумал ее честной, искренней женщиной, и уже поздно было это менять. У нее черное было черным, белое — белым, а такие — как мы уже знаем по Хосе в «Кармен» — обычно не могут выпутаться из трудной ситуации. Они ее разрубают. Даже если резать приходится по себе. И Анна бросилась под острые железные колеса.
Толстой, может, и морфий ей этот дал — только чтобы она поменьше в тот момент мучилась. Морфий в его времена использовали еще и как обезболивающее.
Но чтобы все кончилось хорошо — в это он сам не верил.
Вронский влюбился в Анну и тут же забыл о влюбленной в него Кити (она потом год не могла прийти в себя — родители показывали ее всем врачам подряд, все качали головой, и никто не мог поставить диагноз).
Анна ушла к Вронскому, бросив мужа и сына (муж от этого весь
Толстой искренне желал Анне добра. Но не верил, что с таким началом все наладится потом.
Страсть разрушала. Пусть поначалу влетело другим: Кити, Каренину и маленькому сыну. Но это как ударная волна: рано или поздно доберется и до Анны с Вронским. Закон физики.
С виду Анна и Вронский выглядели как истинные влюбленные. Но даже Толстой не мог бы поручиться, что они вправду любят друг друга, хотя знал о своих героях все.
Потому что от настоящей любви не может быть плохо.
Анна и Вронский видели одинаковые сны. Но как только стали жить вместе, никто не захотел уступать. Нет, они, конечно, ненавидели ссоры, страдали. Каждый пытался мириться. Но это ведь не одно и то же. Как только они пытались мириться, становилось только хуже.
Кити с Левиным до свадьбы тоже читали друг у друга мысли на расстоянии. После свадьбы это тоже прошло. Как все нормальные люди, которые живут вместе, они начали скандалить и ссориться. Но быстро поняли, что сидят теперь в одной лодке, и прекратили ее раскачивать.
Вот, пожалуй, и все. Других секретов супружеской жизни Толстой не знал. Он сам был женат, так что это не просто слова.
Только женившись, он смог написать «Войну и мир» и «Анну Каренину». А это возможно, только если в доме тишина и порядок. Завтрак, обед, ужин и чистые рубашки появляются как будто сами собой. Носки утром не приходится искать по одному. А хвалебные статьи и успех у публики ничуть не заботят: благодаря жене Толстой и так чувствовал себя любимым и самым лучшим.
Толстой писал очередную главу, с кляксами и помарками. Бросал на столе. Приходила жена, забирала. У себя в комнате переписывала все аккуратным, ясным почерком. Относила мужу. Он читал. Зачеркивал, вписывал, замазывал, вписывал поверх, потом снова вычеркивал и вписывал уже третьим ярусом. Бросал на столе. Приходила жена, забирала. Снова переписывала начисто — с учетом стертых усиков, налепленных на муфту снежинок и возникшего на тарелке соленого гриба. Снова относила мужу. И не падала духом, когда ее опять ожидала та же рукопись, столь густо испещренная новыми пометками, что иногда приходилось разбирать с лупой.
«Войну и мир» Софья Толстая переписала восемь раз и примерно столько же — «Анну Каренину».
Себя и жену Толстой вывел в виде Левина и Кити. Хотя жена его на самом деле была брюнеткой с большими черными глазами. Она сразу потребовала рассказать, какую такую блондинку имел в виду ее муж. Толстой ее успокаивал, говорил, что уже сделал брюнеткой Анну Каренину и что в романе не может быть двух — любителям блондинок будет скучно читать. …В общем, сумел
ПОЛЕЗНЫЙ СОВЕТ:
Не переходите дорогу, в том числе железную, в неположенном месте.