— Звонит моему папе один его институтский товарищ. Аналогично заслуженный по самое академическое дальше некуда. Из Новосибирска. Болтают о том, о сём. И в конце разговора он просит отца, мол, девочка его будет в Москве по диссертационным делам. Его — в смысле он научный руководитель. Ну, и не мог ли мой старик отзыв этой девочке написать, чтобы красивое отпугивающее недоброжелателей имя для солидности. Папахен отвечает, мол, не вопрос. «Пусть, — говорит, — только „рыбу“ привезёт».
— Обычное дело. И что тут такого интересного?
— А то, что эта девочка рыбу и привезла. Здоровенную такую копчёную рыбу. Вкусную, кстати…
— Господи, да где же такие незамутнённые ещё водятся?
— В сибирских реках, видимо. Мой старик так восхитился, что в кои-то веки сам диссертацию прочитал и собственноручно! отзыв написал. И так ей долго руку тряс на прощание, что чуть не оторвал.
— Ну а диссертация-то как?
— Да в пределах средней паршивости, как и положено любой кандидатской. Но батя так проникся, что даже кое-какие замечания карандашиком сделал, чтобы в диссертационном совете не особо придирались. Ну, типа у неё там какие-то противоречивые результаты, которые не обработать, а выбросить ей жалко, ну и чтобы «по-честному», как она выразилась, вся заалев, как артериальная кровь. Очень добросовестная девочка. С рыбой в промасленной обёрточной бумаге. Вымирающий представитель научной фауны.
***
— Наука, наука! — Собеседник внезапно рассердился. — Ты уже не маленький восторженный зубрилка, чтобы воображать науку храмом. Нет никакого храма. Даже колоколенки затрапезной. Так что священнослужители ей не нужны. Есть публичный дом науки. Бордель. И борделю науки, как и приличествует подобному заведению, нужна хорошая хозяйка. А так же вышибала и бухгалтер. И трудяги, разумеется, которые будут спать не по любви, а потому что это их работа. Что? Не знал? Вот твой гипотетический Шеф и есть такая хозяйка. Работать с ним не хочешь? Тогда иди на окружную науки — на производственную трассу. Потому что бордель науки монополизирован. Так что больше не с кем работать, мой юный друг. И запомни: наука — забава групповая. В одиночку в ней ничего дельного не совершить. Понимаешь, какая штука? Ты, милый юноша, точно так же, как он в своё время, одержим страстями. Только его страсти были прозрачнее для него самого и потому честнее. Ты или глупец или лгун! Честолюбец, признавшийся себе в том, что он честолюбец, имеет больше шансов сделать что-либо стоящее, в том числе, и для науки, чем мечтатель, скрывший от себя самого истинные мотивы под белыми перчатками фасона «всеобщее благо». Хочешь спасти планету?! Или ты хочешь учёную степень? Венок, замаскировавшийся под лавровый, сорванный с сомнительной репутации оливы, из тех, на которых Иуды вешаются? Привилегии, которые якобы дают слава и деньги? Чего ты хочешь?! Того и другого? Только говори правду! Кто ты? Рыцарь без страха и упрёка или честолюбец, мечтающий о золотых доспехах?
— Я… — Молодой человек замялся. — Я хочу сделать что-то действительно важное. Но мне хотелось бы жить и работать в комфортных бытовых и психологических условиях, не буду скрывать. И хочу, чтобы мои заслуги были оценены по достоинству.
— О! Заслуги… Достоинство… Не с того начинаешь. Путаешь причину и следствие. На первом месте достоинство. И только лишь где-то там, в списке аутсайдеров — заслуги! Так вы все и делите шкуру неубитого медведя, забыв, что надо сперва отправиться в дремучий лес, потому что в других медведи не водятся, выследить это огромное небезопасное всеядное, затем — укокошить, а после совершить ряд нелёгких кровавых манипуляций по аккуратному снятию той самой шкуры с ещё тёплой огромной туши. И лишь потом приступать к дележу. Но если ты охотник неопытный, то шкура, знаешь ли, достаётся твоему наставнику, даже если снимать её будешь ты. Потому что без его чуткого руководства ты шкуру испоганишь! То, что ты участвуешь в охоте — его заслуга. И ты, как минимум, должен уметь оценить это по тому самому достоинству. А снять шкуру с убитого медведя, не испачкавшись, невозможно, мой юный друг. И уж тем более — не замарав белых перчаток. Если ты, конечно, не путаешь чистоту одёжек с достоинством, заслуги — с выслугой, сердце с насосом, а душу с бортовым компьютером под названием «интеллект». Так что сними белые перчатки и выбрось. Зовут в клинику? Читай: «на охоту». Иди. Другого шанса у тебя не будет. Туда дважды не зовут. Сейчас вообще никого никуда не зовут с одним голым достоинством наперевес — сверху спускают. По протекции. За не их заслуги. Нет-нет, и среди «мажоров», вопреки расхожим штампам, частенько случаются умные и трудолюбивые, но достоверно ниже, чем в популяции таких, как ты. Да и управляемы вы, «бесприданники», гораздо лучше. По-крайней мере, на первых порах. Папин звонок не раздастся, мама не выведет ржавый бронепоезд с запасного пути. Старая любовница не позвонит своему давно бывшему, и не почирикает о «талантливом мальчике», который умеет заправски носить портфель, разыскивать рассол по утрам и авиабилеты в любое время суток, а также — писать научные доклады самого высочайшего уровня. Так что ты, можно сказать, своего рода уникум. Которые, что, правда, хоть и бывают брыкливы, но конкретно тот, о ком мы сейчас беседуем, и не таких объезжал, уж поверь! Кого кнутом огладит, а кого задубевшим пряник с барского стола саданёт. Ты имеешь все виды на успех. Провинциал-честолюбец без единого лишнего гроша в кармане, но уже с наработанной оперативной техникой, подвешенным языком. Гонору многовато, но у любой монеты две стороны, орлом в мир до поры до времени можно и не разворачивать. Считай, что тебе сильно повезло. И это на самом деле так.
— Но если он такой непорядочный, как о нём говорят…
— Кто говорит? Я ничего такого не слышал. Напротив. Ум, честь и совесть данной конкретной специальности на текущем этапе. И если бы не он, не было бы у нас ни криохирургии, ни лазерных манипуляций, ни эндоскопии, ни маммологии, ни успехов в акушерско-гинекологической эндокринологии, и я не говорю уже о такой «мелочи», как репродуктивная медицина. Ни много чего ещё. Да и бабки с вполне здоровых богатых буратин ловко придумал грести, частью — в казну общего толкового дела. Ну и себе, конечно, не без этого. Целая индустрия «наладки» перинатальных матриц с его лёгкой руки в гору пошла. Коррекция астрального тела и профилактика коррозии зодиакального знака. Чистка полового апельсина, прости господи! Но и в этом маржа на толковые дела заложена в скрытой строке.
— Да он же сам врач никакой. А уж эти последние «революционные» подвижки…
— В обязанности хозяйки борделя обслуживание клиента не входит. Её дело — организовать процесс к удовольствию всех участников.
— Охотник, не умеющий убивать? Тренер по плаванию, не умеющий плавать? — Молодой человек хмыкнул.
— Охотник, обладающий даром выследить, знающий все звериные тропы и животные повадки. Тренер по плаванию, не ставший чемпионом, но вырастивший целую плеяду таковых. Не пытайся соревноваться со мной ни в риторике, ни в софистике. Я однозначно куда лучший «пловец» данными стилями, нежели ты. И куда более меткий стрелок в указанную цель. Если понимаешь, о чём я.
— Не очень. Ну ладно. Пусть будет хозяйка борделя, организующая процесс. И по дороге набивающая собственную мошну.
— Это не по дороге. Для него это — одна из целей. А благие дела — те да, те по пути случились. Но ты — не Гор и Анубис, материализовавшийся в одной сущностной ипостаси, чтобы взвешивать чьё-то ещё живое сердце на предмет обременения грехами. И скажи мне, откуда такой горький сарказм у молодого ещё человека? Ладно я — прожил далеко не лёгкую жизнь — но ты?.. Осуждаешь мошну как таковую или завидуешь набитости чужой?
— Осуждаю.
— Из зависти?
— Исключительно из-за общечеловеческой порядочности, брезгливости и разборчивости!
— Знаешь, одно из свойств истинной порядочности — это когда о ней узнаёшь из уст оппонентов. Что уж говорить о том, что брезгливым в медицине делать нечего! И, в конце концов, я категорически отказываюсь верить в то, что ты всерьёз решил заняться наукой. Ты?! Практик чистой воды и вдруг кафедра? Получить учёную степень на бейджик, висящий на кармане халата? Да. Это украшает. Но наука?! Коэффициент полезного действия науки ничтожно мал, как бы ты не хотел обратного. Тупая малоэффективная работа. Решение конкретных мелких задач и твои личные заслуги обыватели могут никогда и не узнать. Да и неинтересно им, что именно ты выяснил роль какой-нибудь амилазы в чём-нибудь ещё менее им малопонятном. К тому же медицинская наука — дисциплина большей частью эмпирическая. Если она ещё и есть, эта медицинская наука. Биохимия? Есть. Физиология? Присутствует. Оперативная хирургия? Презент. Патологическая анатомия? На месте. Медицинская наука? Кто такая? В списках не значится. Is absent! И, кстати, тема научной работы — это не то, чего жаждет конкретный учёный, тем более не заслуженный. У науки есть направление. И только у направления — финансирование. Такое мизерное, что ты и представить себе не можешь. Да и эти крохи выбить сложно. Все прочитанные тобою книги и просмотренные во времена юношеского романтического энтузиазма фильмы о рыцарях науки — тьфу. Галиматья! Ничуть не лучше сериалов о врачах. Нет в медицинской науке романтики. Тупая механистическая работа. Зачастую — недостоверная, если не сказать сфальсифицированная под ожидаемые результаты в рамках того самого конкретного направления. Для последующего развития или, напротив, в связи с заданием прикрыть лавочку. Это только в легендах молодые Уотсон и Крик, напившись в лаборатории, открыли структуру ДНК. Вот так — бах! — напились и открыли, ага! Высрались, ни разу не надувшись. Кто, кроме них самих и сотрудников данной конкретной лаборатории и узкоспециального мирка знает, сколько за этим стояло тысячекратно повторяющихся малоэффективных действий? И кто знает имена сотрудников той самой лаборатории, а?! Что Менделееву периодическая таблица элементов приснилась, знает даже водитель московской маршрутки. А сколько Дмитрий Иванович дум передумал, литературы перелопатил и колб перебил, кто знает? Химики. Да и то не все. И так во всём. Коэффициент полезного действия науки не только ничтожно мал, но и постоянно стремится к нулю, как стремится именно туда всё более-менее толковое. Бестолковое сразу в минус уходит безвозвратно. В общем, я хочу, чтобы ты представлял на что и куда ты идёшь. И, пока не поздно, остановился. Тему подберём, аспирантуру закончишь заочно, не вопрос. Хочешь заниматься наукой? Бросай всё и милости прошу в те же штаты. Было время, когда все гении Силиконовой долины говорили на чистейшем русском языке. В Гарвардской медицинской школе и сейчас частенько можно услышать родную речь. Только вот что запомни: и там мусора и балласта в работе куда больше, чем ты можешь вообразить, начитавшись толстых медицинских журналов. Одна маленькая более-менее разумная статейка — суть квинтэссенция пятилетки по разгребанию Авгиевых конюшен. Да и не сможешь ты уйти в «чистую» науку. Хирурги, они без крови засыхают, как лесные фиалки без естественной среды обитания. А хочешь одной задницей и в учёные влезть и в операционной засесть — готовься к вечному противостоянию и работе обеих половинок на разрыв со всеми соответствующими запахами и звуками, малоприятными как для тебя самого так и для окружающих, извини за столь приземлённую аллегорию. Настоящий учёный — он могуч, как мексиканский кактус. Он аккумулирует соки, и экономно расходует. Да и вообще, как по мне, так крепкий хирург лучше любого учёного, а на кафедрах ничего хорошего нет. Ни базы, ни оборудования, зато есть бесконечные студенты, интерны, клинординаторы, курсанты и прочая суета сует, которая над тобой же ещё и издеваться будет. Потому что никто, кроме, разве что, студентов не уважает кафедральных. Ты хочешь стать «училкой» в белом халате? Добро пожаловать. Ты хочешь званий, степеней и прочей мишуры? Так натренируй свой язык на высококачественное вылизывание разнообразных объектов, на юление, скольжение и достоверную фальшь. На более адский труд, чем лечебное дело, потому что куда менее результативный и никакого сиюминутного удовлетворения, ни малейшей эйфории от всемогущества он не приносит. Но, с другой стороны, как я уже сказал, хотя ты и не обратил внимания на мои слова, я вашу породу люблю, если честно!
— Какую породу?
— Такую. На всё готовых честолюбцев, желающих вырвать у жизни всё, что можно и нельзя и немножко более того. Вас, таких, у которых цель всегда оправдывает средства. Вы — вечно свежая кровь плебеев, впрыскиваемая эволюцией в дряхлые вены истинного аристократизма. И чем вы подлее, тем решительнее, менее подвержены страху, стереотипам, выдуманной не вами морали и нравственности. Жизнеспособнее, короче. Я стар, мальчик. Я устал. И я говорю тебе: «Определись, чего ты действительно хочешь! Признайся сам себе!» И мы вернёмся к этому разговору через месяц. И если ты не будешь врать, я напишу распрекрасную рекомендацию, которую от тебя требуют. Но если я почувствую, что ты недостаточно изначален, я и пальцем не шевельну. Плох ты или хорош, главное — не изменять себе. И тогда никто и ничто не изменит тебе. Ни люди, ни обстоятельства, ни то, что неудачники называют удачей. От тех же, кем движут исключительно идеалы гуманизма, толку не бывает, поверь. Потому что нет их, тех, кем движут исключительно идеалы гуманизма. Я — так точно не таков. Моими путеводными вешками были лишь собственное благо и удовлетворение собственными же успехами. То есть, как ни крути, сребролюбие и гордыня.
— Вы, учёный с мировым именем, один из самых известнейших в этой специальности, вы, кого я имею честь называть своим учителем, говорите страшные вещи. Куда же подевалось: «Я московский студент, а не Шариков!»
— Был. Я был учёным с мировым именем. Я был одним из самых известнейших в специальности. А теперь мне горько. И это закономерный исход. Всё подевалось именно туда, куда подевалось, девается, и деваться будет впредь — кануло в небытие. В анамнез, если тебе угодно. С тех самых пор, как Шариковых стали повсеместно зачислять в полноправные московские студенты. Это не плохо и не хорошо, это просто-напросто так. Закономерный промежуточный исход эволюции. Туда же когда-то канули динозавры, античность, средневековье, эпоха Возрождения, Рюрики и Романовы и Советский Союз, в конце концов. Всегда создаётся более сильное что-то или кто-то. Это филогенетический закон. Вселенское правило. И поверь своему именитому, известному учителю: страшных слов и вещей не бывает. Страшны только дела человеческие. Но бесстрашных это не останавливает. И только из бесстрашных выходит что-нибудь действительно дельное, будь то великий теоретик, величественный практик или гениальный Хрен С Бугра. Последнее, знаешь ли, тоже один процент таланта, девяносто девять — труда и толстая длинная чуйка, на которую в ряд усядется двенадцать орлов и ещё один воробушек. И всем места хватит. Пусть даже у последнего и лапка соскальзывает…