- Сьюзан Хинтон. Изгои / Пер. с англ. А. Завозовой. — М.: Livebook, 2017. — 288 с.
За что американская ассоциация библиотекарей может внести книгу в список «100 запрещенных книг XX века»? Например, если она будет правдиво рассказывать о проблемах реальных подростков, о молодежных бандах, о жителях бедных кварталов, о детях из неполных семей ‒ то есть об обычных проблемах маленького американского городка в Оклахоме в 60-е годы. А именно об этом повествует опубликованная в 1967 году книга Сьюзан Элоизы Хинтон «Изгои», в которой описывается давний конфликт между двумя бандами: грязерами и вобами.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В постели пришлось проваляться еще целую неделю. Меня это бесило, не люблю лежать без дела и таращиться в потолок. В основном я читал и рисовал картинки. Однажды я листал старый школьный альбом Газа и наткнулся на снимок, который показался мне смутно знакомым. Но даже имя под фотографией — Роберт Шелдон — мне поначалу ни о чем не сказало. Но потом до меня дошло — это же Боб. И я хорошенько вгляделся в снимок.
На фото он был совсем не похож на того Боба, которого помнил я, но на школьных фото мало кто вообще на себя похож. Здесь он в десятом классе, значит, когда погиб, ему было лет восемнадцать. Да, он уже тогда был симпатичным, с бесшабашной улыбкой — в этом он чем-то напоминал Газа. Красивый черноволосый парень с темными глазами, может, карими, как у Газа, а может, и темно-синими, как у братьев Шепард. А может, глаза у него были черными. Как у Джонни. Раньше я особо не думал про Боба — не было времени о нем подумать. А тут задумался. Каким он был?
Я знал, что он любил нарываться на драку, потому что, как и все вобы, считал, что он такой мистер Суперкрутыш, раз живет на западной стороне, знал, что ему идут бордовые свитера и что он гордился своими кольцами. Но что насчет Боба Шелдона, которого знала Черри Валанс? Она была девчонка умная, он ей не за красивые глаза нравился. Милый и приветливый, не такой как все — вот, что она сказала. Настоящий человек, лучше друга не найдешь, все хотел, чтобы его остановили, — вот, что мне сказал Рэнди. Был ли у него младший брат, считавший его своим кумиром? Или старший, который все нудел — мол, полегче на поворотах? Родители разрешали ему творить все, что вздумается, — потому что слишком его любили или любили недостаточно? Ненавидят ли они теперь нас? Я надеялся, что они нас ненавидят, что у них не лезет из ушей вся эта чушь насчет того, как нам надо пожалеть жертв дурного влияния среды, которую Кудряхе Шепарду скармливали соцработники всякий раз, когда он попадал в исправиловку. Пусть уж лучше ненавидят, лишь бы не жалели. Но, как знать, может, они все понимали, как Черри Валанс. Я смотрел на фото Боба, и из него начинал проглядывать человек, которого мы убили. Бесшабашный, вспыльчивый парень, нахальный и в то же время до смерти перепуганный.
— Понибой.
— Чего?
Я даже головы не поднял. Думал, врач пришел. Он почти каждый день заходил, хоть ничего особо и не делал, только со мной болтал.
— Там к тебе парень пришел. Говорит, что тебя знает, — Дэрри это таким тоном сказал, что я вскинул голову. — Зовут Рэнди.
— Ага, я его знаю, — сказал я.
— Пустить его?
— Ну да, — я пожал плечами. — Давай, почему нет?
Народ из школы заходил меня навестить, у меня в школе много приятелей, даже несмотря на то, что я младше всех и не очень разговорчивый. Но школьные приятели — они и есть школьные приятели, это тебе не друзья. Я радовался их приходу, но мне и неловко было тоже, потому что район у нас паршивый, а дом не то чтобы шикарный. Он какой-то весь обветшалый, а внутри — так даже и бедняцкий, хоть мы и вполне неплохо тут моем-убираем, даром что парни. Почти у всех моих школьных приятелей дома поприличнее, не такие прямо богатые, как у вобов, но средний класс, в общем. Странно, кстати, — я переживал, что мои школьные приятели увидят, как я живу. А вот на то, что там Рэнди подумает, мне было наплевать.
— Привет, Понибой, — Рэнди смущенно топтался в дверях.
— Привет, Рэнди, — ответил я. — Садись, если найдешь куда.
Везде лежали книги. Он снял парочку со стула и сел.
— Как себя чувствуешь? Черри сказала, что про тебя в школьной газете написали.
— Я нормально. Мое имя в любой газете не пропустишь.
Он усмехнулся, но вид у него был по-прежнему смущенный.
— Курить будешь? — я предложил ему сигарету, но он помотал головой.
— Нет, спасибо. Эммм, Понибой, ну, я вообще, конечно, пришел, чтобы узнать, как ты, но тебе… нам… завтра в суд надо.
— Угу, — ответил я, закуривая. — Знаю. Слушай, свистни, если кого из моих братьев увидишь. А то мне влетит за то, что я в кровати курю.
— Отец сказал, чтобы я говорил правду, что это никому не повредит. Он, короче, здорово расстроился из-за всего этого. Ну, то есть отец у меня мужик что надо, уж получше, чем у многих, а я его, короче, подвел, потому что в историю эту вляпался.
В ответ я только поглядел на него. Ничего тупее я в жизни не слышал. Он, значит, думает, что вляпался? Он никого не убивал, ему в драке башку не разбивали, и это не его друга застрелили под фонарем. И кроме того, чего ему терять-то? У его старика куча денег, любой штраф оплатит — за пьянку или за драку там.
— Насчет штрафа я не переживаю, пусть штрафуют, — сказал Рэнди, — но из-за старика я себя очень паршиво чувствую. А я впервые за долгое время что-то чувствую.
Я же долгое время чувствовал один только страх. Дичайший страх. Я как можно дольше старался не думать ни о суде, ни о слушании. Газ с Дэрри тоже об этом говорить не любили, поэтому мы все молча считали дни, пока я болел, считали, сколько дней еще проведем вместе. Но Рэнди как сел на эту тему, так и поехал, так что и я теперь ни о чем другом и думать не мог. Моя сигарета начала подрагивать.
— Твои предки тоже, наверное, здорово переживают.
— Мои родители умерли. Мы с Дэрри и Газом — это мои братья — одни тут живем, — я сделал глубокую затяжку. — Вот я и переживаю. Если судья решит, что Дэрри — плохой опекун, ну или типа того, меня могут упечь в приют. Вот что самое поганое. Дэрри — хороший опекун, он заставляет меня учиться и всегда знает, где я и с кем я. Ну, мы, конечно, не всегда ладим, но он следит за тем, чтобы я ни в какую передрягу не попал, ну, или следил. Отец на меня столько не орал, сколько он орет.
— Про это я не знал, — Рэнди встревожился, прямо по-честному встревожился.
Воб, значит, встревожился из-за того, что малолетнего грязера могут отдать в приемную семью или еще куда. Чудно´. В смысле, чу´дно. В общем, вы меня поняли.
— Послушай, Пони. Ты ни в чем не виноват. Это у твоего друга Джонни нож был…
— Нож был у меня, — перебил я его. Он как-то странно на меня смотрел. — У меня. И я убил Боба.
Рэнди помотал головой.
— Я все видел. Тебя чуть не утопили. А у черноволосого парня оказался выкидной нож. Боб его так напугал, что ему деваться было некуда. Я все видел.
Я растерялся.
— Я его убил. У меня был нож, я испугался, что меня изобьют.
— Да нет, парень, это был твой друг, тот, который в больнице потом умер…
— Джонни не умер, — голос у меня задрожал. — Джонни не умер.
— Эй, Рэнди, — Дэрри просунул голову в дверь. — Мне кажется, тебе пора.
— Да-да, — сказал Рэнди. Он по-прежнему как-то странно на меня глядел. — До встречи, Пони.
— Даже не заикайся при нем о Джонни, — услышал я шепот Дэрри, когда они с Рэнди вышли за дверь. — Он пережил сильное потрясение, психическое и эмоциональное. Врач сказал, что все пройдет, но нужно время.
Я с трудом сглотнул, заморгал. Ничем он от вобов не отличается. Такой же бесчувственный. К убийству Боба Джонни никакого отношения не имеет.
— Понибой Кертис, а ну потуши сигарету!
— Ладно, ладно, — я потушил сигарету. — Дэрри, да не усну я с сигаретой. И где мне еще
курить, если ты велел мне лежать в постели и не вставать.
— Не умрешь, если лишний раз не покуришь. А вот если кровать подожжешь — умрешь. До двери не добежишь по такому бардаку.
— Блин, ну я не могу это все разобрать, а Газ не станет, так что, похоже, кроме тебя этого и сделать некому.
Тут он на меня так уставился.
— Хорошо, хорошо, — сказал я, — есть кому. Может, Газ тут немного приберется.
— А может, ты, дружок, будешь поаккуратнее?
Раньше он меня так никогда не называл. «Дружком» он только Газа звал.
— Ладно, — сказал я. — Буду поаккуратнее.