Майкл Ондатже. Призрак Анил

Майкл Ондатже. Призрак Анил

  • «Азбука-Аттикус», 2012
  • Майкл Ондатже прославился на весь мир «Английским пациентом» — удивительным бестселлером, который покорил читателей всех континентов, был отмечен самой престижной в англоязычном мире Букеровской премией и послужил основой знаменитого кинофильма, получившего девять «Оскаров». Последовавшего за ним романа Ондатже «Призрак Анил» пришлось ждать долго, но ожидания окупились сторицей. Итак, познакомьтесь с Анил Тиссера — уроженкой Цейлона, получившей образование в Англии и США, успевшей разбить не одно сердце и вернувшейся на родину как антрополог и судмедэксперт. Международная организация по защите прав человека поручила ей выявить вдохновителей кампании террора, терзающей Шри-Ланку — древнюю страну с многовековыми традициями, вытолкнутую в трагичную современность… Роман впервые издается на русском.
  • Перевод с английского Н. Кротовской

Работая с бригадой судебно-медицинских экспертов
в Гватемале, Анил время от времени летала в Майами,
чтобы встретиться с Каллисом. Она появлялась там усталая,
осунувшаяся. Дизентерия, гепатит, лихорадка
Ден ге — все это было рядом. Она и ее бригада ели в деревнях,
где эксгумировали тела. Им приходилось есть
эту пищу, потому что жители деревень могли участвовать
в их работе только так — готовя им еду.

— Ты просишь бобов, — бормотала она Каллису
в гостинице, стягивая рабочую одежду (она боялась
опоздать на последний самолет) и залезая в первую за
несколько месяцев ванну. — Стараешься избегать севиче.
Если тебе все-таки приходится его съесть, то надо
побыстрее выблевать его в укромном уголке.
Она вытянулась, наслаждаясь чудом пенистой ванны,
и устало улыбнулась ему, довольная, что они вместе.
Он знал этот утомленный, направленный в одну точку
взгляд, протяжный монотонный голос, рассказывающий
разные истории.

— На самом деле раньше я никогда не копала. Работала
в лабораториях. А мы проводим полевые раскопки.
Мануэль дал мне кисточку и что-то вроде палочки для
еды и велел расковыривать землю и сметать ее кисточкой.
В первый день мы раскопали пять скелетов.

Сидя на краю ванны, он смотрел на нее: закрытые глаза,
полная отрешенность. Она коротко остригла волосы.
Сильно похудела. Он видел, что она еще сильнее полюбила
свою профессию. Работа изматывала ее, но вместе
с тем придавала сил.

Наклонившись вперед, Анил вытащила пробку и
опять легла, чтобы чувствовать, как вытекает вода. Потом
встала на кафельный пол, ее тело осталось безучастным
к полотенцу, которое он прижал к ее смуглым
плечам.

— Я знаю называние нескольких костей по-испански,
— похвасталась она. — Я немного говорю по-испански.
Это omóplato. Лопатка. Maxilar — верхняя челюсть.
Occipital — затылочная кость. У нее слегка заплетался
язык, как будто она вела обратный счет под действием
анестезии. — Там работают самые разные люди. Известные
патологоанатомы из Штатов, которые не могут протянуть
руку за солью, не ухватив при этом женщину за
грудь. И Мануэль. Он местный, поэтому он не так защищен,
как мы. Однажды он мне сказал: «Когда я устаю
копать и мне хочется бросить, я думаю, что в этой могиле
мог бы лежать я сам. Мне не хотелось бы, чтобы ктото
перестал меня откапывать…» Я всегда вспоминаю об
этом, когда мне хочется отдохнуть. Я засыпаю, Каллис.
Мне трудно говорить. Почитай мне что-нибудь.

— Я написал статью о норвежских змеях.

— Нет, не надо.

— Тогда стихи.

— Да. Всегда.

Но Анил уже спала, на ее лице была улыбка.

Cúbito. Omóplato. Occipital. Сидя за столом на другом
конце комнаты, Каллис записал эти слова в записную
книжку. Анил утопала в белой льняной постели. Ее рука
постоянно двигалась, как будто счищая землю кисточкой.

Проснувшись около семи утра — в номере было жарко
и темно, — она соскользнула с широкой кровати, где
все еще спал Каллис. Она уже скучала по лаборатории.
Скучала по волнению, охватывавшему ее, когда над алюминиевыми
столами вспыхивал свет.

Спальня в Майами напоминала бутик — вышитые
подушки, ковры. Она вошла в ванную, умылась, плеснула
холодной воды себе на волосы и окончательно проснулась.
Встала под душ, пустила воду, но спустя ми нуту
вышла, так как ей кое-что пришло в голову. Не потрудившись
вытереться, она расстегнула рюкзак и вытащила
из него большую старую видеокамеру, которую привезла
с собой в Майами, чтобы заменить микрофон. Подержанная
телекамера начала восьмидесятых годов принадлежала
бригаде судебных медиков. Анил пользовалась
ею на раскопках и привыкла к ее тяжести и несовершенству.
Она вставила в нее кассету, подняла ее на мокрое
плечо и включила.

Начав с комнаты, она вернулась в ванную и сняла себя
в зеркале, быстро помахав рукой. Крупным планом ткань
полотенец, крупным планом по-прежнему льющаяся из
душа вода. Встав на кровать, она сняла голову спящего
Каллиса, его левую руку, лежавшую там, где она всю ночь
была рядом с ним. Свою подушку. Опять Каллиса, его
рот, стройные ребра, вниз с кровати на пол, крепко держа
камеру, потом к его лодыжкам. Она отсту пила назад, чтобы
взять в кадр валявшуюся на полу одежду, потом стол
с его записной книжкой. Его почерк крупным планом.

Вынув кассету, она спрятала ее под одеждой в его чемодане.
Положила камеру к себе в рюкзак и, вернувшись
в постель, улеглась рядом с ним.

Они лежали на кровати в ярком солнечном свете.

— Не могу представить себе твое детство, — сказал
он. — Я совершенно тебя не знаю. Коломбо. Там скучно?

— Скучно дома. Снаружи бушуют страсти.

— Не возвращайся туда.

— Не буду.

— Один мой друг поехал в Сингапур. Везде кондиционеры!
Как будто он провел неделю в «Селфриджес».

— Наверно, люди из Коломбо были бы рады оказаться
в «Селфриджес».

Эти спокойные краткие мгновения, когда они лениво
переговаривались после близости, были лучшими в их
совместной жизни. Для него она была свободной, забавной
и красивой, для нее он был женатым, всегда интересным
и постоянно готовым к самозащите. Два из этих
трех моментов не сулили ничего хорошего.

Они встретились при других обстоятельствах, в Монреале.
Анил участвовала в конференции, и Каллис случайно
столкнулся с ней в вестибюле гостиницы.

— Я смываюсь, — сказала она. — С меня довольно!

— Пообедай со мной.

— У меня есть планы. Сегодня вечером я обещала
встретиться с друзьями. Можешь пойти вместе с нами.
Мы целыми днями слушали доклады. Если ты пойдешь,
обещаю худшую в Монреале еду.

Они ехали через пригороды.

— Ты говоришь по-французски? — спросил он.

— Нет, только по-английски. Но я умею писать посингальски.

— Это твой родной язык?

Сбоку от дороги появилась безымянная площадь,
и Анил остановилась около мигающих огней Боулерамы.

— Я здесь живу, — сказала она. — На Западе.

Каллис был представлен семи антропологам, которые,
внимательно его оглядев и выслушав, кто он такой, стали прикидывать, может ли он оказаться полезным для
их команды. Казалось, они собрались сюда со всех концов
планеты. Прилетев в Монреаль из Европы и Центральной
Америки, они сбежали с очередного слайд-шоу
и теперь, как и Анил, были готовы сразиться в боулинг.
Они в одно мгновение прикончили плохое красное вино
из автомата, стекавшее тонкой струйкой в маленькие
бу мажные стаканчики вроде тех, что дают у дантистов,
а также чипсы, уксус и консервированный хумус. Палеонтолог
включил электронное табло, и десять минут спустя
светила судебной медицины, вероятно единственные
в Боулераме, кто не говорил по-французски, носились,
словно гоблины, в своих кроссовках для боулинга и так
же хрипло орали. Они мошенничали. Роняли шары на
паркетные дорожки. Каллису не хотелось бы, чтобы до
его мертвого тела дотрагивались эти неумехи, столько
раз заступавшие за линию. В ходе игры Анил и Каллис
все чаще бросались друг к другу с объятиями и поздравлениями.
Он легко передвигался в своих пятнистых кроссовках,
кидал, не целясь, шар, который, если судить по
звуку, опрокидывал ведро гвоздей. Она подошла и поцеловала
его сзади, нерешительно, как раз в середину шеи.
Они покинули боулинг, взявшись за руки.

— Должно быть, дело в хумусе. Это правда был хумус?

— Да, — рассмеялась она.

— Известный афродизиак…

— Я ни за что не стану спать с тобой, если ты скажешь,
что не хочешь. Художник, Некогда Известный
Как… Поцелуй меня сюда. У тебя есть какое-нибудь
трудное второе имя, которое я должна выучить?

— Бигглс.

— Бигглс? Как в книжках «Бигглс летит на восток»
и «Бигглс мочится в постель»?

— Да, тот самый Бигглс. Мой отец вырос на этих
книжках.

— Мне никогда не хотелось замуж за Бигглса. Мне
всегда хотелось выйти замуж за жестянщика. Мне нравится
это слово…

— У жестянщиков не бывает жен. Если только они
настоящие жестянщики.

— У тебя ведь есть жена, правда?

*

Однажды ночью, когда Анил работала в лаборатории
на корабле одна, она сильно поранилась скальпелем, срезав
мясо с большого пальца. Она залила рану деттолом,
забинтовала, но потом решила по дороге домой заехать
в больницу. Она боялась воспаления — в трюме кишели
крысы, возможно, они бегают по инструментам, когда их
с Саратом здесь нет. Она устала и вызвала ночной «баджадж», который высадил ее рядом с приемным отделением
скорой помощи.

На длинных скамьях сидели и лежали человек пятнадцать.
Время от времени появлялся доктор, делал знак
следующему пациенту и уходил вместе с ним. Она просидела
здесь больше часа и наконец сдалась: с улицы
приходило все больше пострадавших, и по сравнению
с ними ее рана показалась ей не столь серьезной. Но ушла
она не поэтому. В помещение вошел человек в черном
пальто и уселся между ними, его одежда была запачкана
кровью. Он сидел и молчал, дожидаясь, чтобы ктото
оказал ему помощь, не беря номерок, как остальные.
В конце концов на скамейке, где он сидел, освободилось
три места, и он растянулся на ней, сняв черное пальто и положив под голову взамен подушки, но он не мог
уснуть, и его открытые глаза смотрели на нее через комнату.

Его лицо было красным и мокрым от крови на воротнике.
Он сел, вытащил из кармана книгу и начал ее читать,
очень быстро перелистывая страницы. Проглотил
таблетку, снова лег и на этот раз уснул, окружавшая его
действительность перестала для него существовать. Пришла
сестра и дотронулась до его плеча. Он не пошевелился,
и она не убрала руки. Анил прекрасно это помнила.
Потом он встал, сунул книгу в карман, дотронулся
до одного из пациентов и исчез вместе с ним. Он был
доктором. Сестра взяла его пальто и унесла. Тогда Анил
ушла. Если она не смогла определить, кто в этой больнице
доктор, а кто пациент, зачем ей было здесь оставаться?