Кормак Маккарти. Содом и гоморра

Кормак Маккарти. Содом и гоморра

  • Кормак Маккарти. Содом и Гоморра: Города окрестностей: Роман / Пер. с англ. В. Бошняка. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. — 384 с.

    I

    Остановившись в дверях, они затопали сапогами
    и затрясли шляпами, сбивая капли дождя, вытерли мокрые лица. На улице дождь плясал на стальных крышах машин, припаркованных вдоль тротуара, и так хлестал
    по лужам, что в их кипении красный неон вывесок мешался с зеленым.

    — Черт подери, я прям что чуть ли не утоп наполовину, — сказал Билли. Еще разок взмахнул промокшей шляпой. — А где же наш главный американский
    ковбой?

    — Да он-то вперед нас уже там.

    — Что ж, зайдем. А то он всех пухленьких симпампушек себе заберет.

    Сидевшие в потрепанном дезабилье на потрепанных
    кушетках потрепанные проститутки подняли взгляды.
    В помещении было немноголюдно. Еще немного потопав сапогами, мужчины прошли к бару и там, сбив
    шляпы на затылок и поставив по сапогу на перекладину над вымощенной кафелем сточной канавкой, остановились в ожидании, пока бармен нальет им виски.
    В расходящихся клубах дыма, подсвеченного кроваво-
    красным, сразу взялись за стопки, подняли и, будто поприветствовав кивком какого-то четвертого, ныне отсутствующего приятеля, опрокинули их себе в глотку,
    после чего вновь поставили на стойку и вытерли губы
    о запястье. Дернув подбородком в направлении бармена, Трой округло обвел пальцем пустые стопки. Бармен кивнул.

    — Слушай, Джон-Грейди, у тебя вид как у той крысы, что еле вылезла из воды на причал.

    — Да я и чувствую себя примерно так же.

    Бармен налил им еще виски.

    — В жизни не видывал такого проливного дождя.
    А не вдарить ли нам по пиву? Три пива сюда.

    — А ты из тутошних милашек кого-нибудь уже наметил?

    Малый покачал головой.

    — Ну, кто из них тебе глянется, а, Трой?

    — Да я вроде тебя. Коли уж пришел сюда за жирной
    женщинкой, так только такую и подавай. Вот серьезно
    тебе говорю, братан: когда вобьешь себе в башку насчет
    жирной женщинки, так уж ничто другое даром не надь.

    — Это я тебя понимаю. Но и ты уж кого-нибудь выбирай давай, Джон-Грейди.

    Малый развернулся, обвел взглядом сидящих в другом конце зала проституток.

    — Как насчет той здоровенной бабищи в зелененькой пижамке?

    — Хорош мою девчонку ему сватать, — сказал
    Трой. — А то, глядишь, из-за тебя тут драка через минуту начнется.

    — Ладно тебе. Вон она — как раз на нас смотрит.

    — Да они там все на нас смотрят.

    — Ладно тебе. Говорю же, ты ей понравился.

    — Не-е, Джона-Грейди она с себя враз скинет.

    — Ну да! Такого ковбоя поди-ка скинь. Ковбой к ей
    так прилепится — прям банный лист. А что скажешь
    насчет вон той? Ну, которая вроде как синенькой занавеской обмотана.

    — Не слушай его, Джон-Грейди. У ней такая рожа,
    будто она горела и огонь с нее сбивали граблями. Это я к тому, что та блондинка с краю — она вроде как больше в твоем вкусе.

    Билли качнул головой и потянулся за стопкой виски:

    — Ну что вы ему объясняете? Он все равно в женщинах ничего не понимает, это ж математический
    факт!

    — Ничего! Главно, держись за старого папика, —
    сказал Трой. — Он те познакомит кое с кем, у кого есть
    за что подержаться. Вот Парэм — тот наоборот: говорит, что с такой, которую мужику не поднять, и связываться не следует. Говорит, вдруг пожар в доме случится.

    — Или в конюшне.

    — Или в конюшне.

    — А помнишь, как мы привели сюда Клайда Стэппа?

    — Ну еще бы! Вот уж кто разбирается. Выбрал себе девушку с та-акими довесками!

    — Они с Джей Си сунули тогда старухе-бандерше
    пару долларов, и та пустила их к двери подглядывать.
    Собирались еще и пофоткать, но одолел смех, и это дело сорвалось.

    — Мы говорим Клайду: слышь, ты был похож на
    бабуина, который трахает футбольный мяч. Он так
    разъярился, думали, придется его держать. А как насчет
    вон той, в красном?

    — Не слушай его, Джон-Грейди.

    — Прикинь, сколько это фунтов мяса выйдет на
    каждый доллар. Куда ему! Разве он способен вникнуть
    в такие сложности?

    — Да ладно вам. Идите приступайте к делу, — сказал Джон-Грейди.

    — Ты-то себе тоже выбери.

    — Не надо за меня беспокоиться.

    — Ну видал, что ты наделал, Трой! Только и добился, что засмущал парня — Джей Си потом всем рассказывал, что Клайд в ту
    шлюху старую влюбился и хотел забрать ее с собой,
    но они были приехавши туда в пикапе, и пришлось посылать за грузовиком-шаландой. Но к тому времени,
    когда приехал грузовик, Клайд протрезвел и разлюбил
    ее, так что теперь Джей Си клянется, что ни в жисть
    больше не станет брать его с собой в бордели. Говорит,
    тот вел себя неподобающим мужчине, безответственным образом.

    — Да ладно вам. Идите приступайте к делу, — сказал Джон-Грейди.

    Из коридора, ведущего к дверям, слышался шум
    дождя, колотящего по железу крыши. Он заказал еще
    порцию виски и стоял, медленно поворачивая стопку
    на полированном дереве стойки и следя за происходящим сзади по отражению в желтоватых стеклах полок
    старого, чуть ли не антикварного буфета. Одна из проституток подошла, взяла его за руку и попросила купить ей что-нибудь выпить, но он ответил в том смысле, что просто ждет друзей. Через некоторое время Трой
    вернулся, сел к бару на табурет и заказал еще виски.
    Сидел, сложив руки на прилавке, и смотрел серьезно,
    будто он в церкви. Вынул из нагрудного кармана сигарету.

    — Не знаю, Джон-Грейди.

    — Чего ты не знаешь?

    — Н-не знаю.

    Бармен налил ему виски.

    — Ему тоже налейте.

    Бармен налил.

    Подошла другая проститутка, тоже взяла Джона-
    Грейди за руку. Пудра на ее лице была треснутая, будто штукатурка.

    — Скажи ей, что у тебя триппер, — сказал Трой.

    Джон-Грейди заговорил с ней по-испански. Она все
    тянула его за руку

    — Билли когда-то сказал здесь это одной. А та ответила, что это ничего, потому что у нее тоже.

    Он прикурил от зажигалки «зиппо третий полк»
    и, положив зажигалку на пачку сигарет, выпустил дым
    на полированный прилавок; покосился на Джона-
    Грейди. Проститутка заняла прежнее место на кушетке, а Джон-Грейди во все глаза уставился на что-то
    в зеркале буфетных полок. Трой обернулся поглядеть,
    на что он смотрит. На подлокотнике кушетки, сложив
    руки на коленях и опустив глаза, сидела молоденькая
    девушка — самое большее семнадцати лет, а то и меньше. Сидит, мнет в пальцах подол цветастого платьица,
    будто школьница. Подняла взгляд, посмотрела на них.
    Длинные черные волосы упали ей на плечо, и она медленно отвела их ладонью.

    — А она ничего, скажи? — проговорил Трой.
    Джон-Грейди кивнул.

    — Так и давай, бери ее.

    — Не надо за меня беспокоиться.

    — Да черт тя дери, ну давай же!

    — А вот и он.

    Билли подошел к стойке, надел шляпу.

    — Хочешь, чтобы я ее взял? — сказал Трой.

    — Захочу — возьму.

    — Otra vez 1, — сказал Билли.

    Он тоже обернулся, окинул взглядом комнату.

    — Ну же! — сказал Трой. — Давай! Мы тебя подождем.

    — Это вы на ту девчушку смотрите? Бьюсь об заклад, ей нет и пятнадцати.

    — Ну так а я про что? — сказал Трой.

    — Возьми ту, которую только что поимел я. Скачет
    пятью аллюрами, или я вообще не наездник.

    Бармен налил им по стопке виски.

    — Она сюда вот-вот вернется.

    — Не надо за меня беспокоиться.

    Билли бросил взгляд на Троя. Потом повернулся,
    поднял стопку и посмотрел на просвет — как стоит в
    ней налитая до краев красноватая жидкость; поднял,
    выпил и, достав из кармана рубашки деньги, дернул
    подбородком в сторону наблюдающего за его действиями бармена.

    — Все готовы? — спросил он.

    — Да вроде.

    — Пошли куда-нибудь, поедим. По-моему, дождь
    перестает. Что-то я его уже не слышу.

    Прошли по Игнасио Мехиа до Хуарес-авеню. По сточным канавам неслась сероватая вода, а на мокрых
    мостовых кровавыми лужами растекались огни баров
    и сувенирных лавочек. Владельцы лавок наперебой
    зазывали к себе, отовсюду выскакивали и хватали за
    рукав уличные торговцы, предлагая бижутерию и одеяла-серапе. Перейдя Хуарес-авеню, двинулись дальше
    по Мехиа к «Наполеону», где сели за столик у окна. Подошедший официант в ливрее метелочкой обмахнул
    испятнанную белую скатерть.

    — Caballeros? — проговорил он.

    Они ели жареное мясо, пили кофе и слушали рассказы Троя о войне, потом курили и смотрели, как древние желтые такси вброд пробираются по залитым водой мостовым. По Хуарес-авеню дошли до моста через
    Рио-Гранде.

    Трамваи уже не ходили, улицы были почти свободны — как от торговцев, так и от транспорта. Сияющие
    во влажном свете фонарей рельсы бежали к пропускному пункту и дальше, где, впечатанные в мост, напоминали гигантские хирургические зажимы, скрепляющие эти чуждые друг другу хрупкие миры; тучи в небе тем временем сдвинулись и, уже не накрывая горы
    Франклина, ушли на юг, по направлению к темным силуэтам горных хребтов Мексики, ясно прорисовавшихся на фоне звездного неба. Мужчины перешли мост, по
    очереди протиснулись через турникет и оказались —
    слегка пьяные, в небрежно заломленных шляпах — уже
    в Эль-Пасо (штат Техас), на улице Саут-Эль-Пасострит.

    Когда Джон-Грейди разбудил его, было еще темно.
    Джон-Грейди был уже одет, успел наведаться на кухню, пообщался с лошадьми и стоял теперь с чашкой кофе в руке, откинув к косяку дерюжную занавесь дверного проема, ведущего в спальную клетушку Билли.

    — Эй, ковбой, — позвал он.

    Билли застонал.

    — Пора идти. Зимой отоспишься.

    — Ч-черт.

    — Пошли. Ты уже чуть не четыре часа прохлаждаешься.

    Билли сел, сбросил ноги на пол и сгорбился, обхватив голову руками.

    — Не понимаю, как ты можешь так долго дрыхнуть.

    — Черт тебя возьми, тебе по утрам будто кто шилом
    в зад тычет. А где положенный мне кофе?

    — Вот еще, буду я тебе кофе носить. Давай подымай
    зад. Жрачка на столе.

    Протянув руку, Билли снял с гвоздя над постелью
    шляпу, надел, выровнял.

    — О’кей, — сказал он. — Я встал.

    По центральному проходу конюшни Джон-Грейди
    двинулся к выходу во двор — тому, который в сторону
    дома. Пока шел, кони в денниках приветствовали его
    ржаньем. Знаю, отвечал он им, ваше, ваше время. В торце конюшни, пройдя мимо соломенного жгута, длинной плетью свисавшего с сеновала, он допил остатки
    кофе, выплеснул гущу, подпрыгнул, в прыжке хлопнул
    ладонью по жгуту и, оставив его раскачиваться, вышел вон.

    Все были за столом, ели, когда Билли толкнул дверь
    и вошел. За ним вошла Сокорро, взяла поднос с крекерами, понесла к печи, там, переложив на противень,
    сунула в духовку и, почти сразу вынув из нее горячие
    крекеры, ссыпала их на поднос и подала к столу. На столе стояла миска с омлетом, другая с овсянкой, сосиски на тарелке и в плошке соус; помимо этого соленья
    в мисках, салат пико-де-гальо, масло и мед. Умыв над
    раковиной лицо, Билли принял от Сокорро полотенце, вытерся и, положив полотенце на прилавок, шагнул
    через свободное место на скамье к столу; уселся, потянулся за омлетом. Оторвавшись от газеты, Орен наделил его долгим взглядом и продолжил чтение.

    Ложкой наложив себе омлета, Билли поставил миску и потянулся за сосисками.

    — Доброе утро, Орен, — сказал он. — Доброе утро,
    Джей Си.

    Джей Си оторвал взгляд от тарелки:

    — А ты опять, что ли, всю ночь медведей пугал?

    — Ну было дело, пугал, — сказал Билли. Протянув
    руку, взял с подноса крекер, вновь прикрыл поднос
    салфеткой, потянулся за маслом.

    — А ну-ка, дай я на твои глазки погляжу, — сказал
    Джей Си.
    &

    mdash; Да все у меня с глазами нормально. Передай-ка
    мне лучше сальсу.

    Он густо покрыл свой омлет острым соусом.
    — Огонь надо выжигать огнем. Правильно я говорю, Джон-Грейди?

    В кухню вошел старик в брюках со спущенными
    подтяжками и рубашке из тех старинных, к которым
    воротнички пристегивались, но на нем она была без воротничка и сверху расстегнутая. Он только что брился: на его шее и мочке уха виднелись следы крема для
    бритья. Джон-Грейди пододвинул ему стул.

    — Садитесь, мистер Джонсон, — сказал он. — Вот
    сюда. Я-то уже все.

    Он встал с тарелкой в руке, хотел отнести ее в раковину, но старик сделал знак, чтобы парень сел на место, а сам прошел дальше, к плите.

    — Сядь, сядь, не надо, — сказал он. — Мне только
    чашку кофе.

    Сокорро сняла одну из белых фарфоровых кружек
    с крюка под буфетной полкой, налила и, повернув ее
    ручкой от себя, подала старику, который взял кружку,
    кивнул и пошел назад через кухню. У стола остановился, дважды большой ложкой зачерпнул из сахарницы
    песка, бросил в кружку и ушел, на ходу помешивая
    ложкой. Джон-Грейди поставил свою чашку и тарелку около раковины, взял с прилавка бадейку с ланчем
    и вышел следом.

    — Что это с ним? — сказал Джей Си.

    — Да ничего, все нормально, — сказал Билли.

    — Я, в смысле, с Джоном-Грейди.

    — Я понял, о ком ты.

    Орен сложил газеты и бросил на стол.

    — Так. Вот этого лучше даже не начинать, — сказал
    он. — Трой, ты готов?

    — Я готов.

    Они встали из-за стола и вышли. Билли продолжал
    сидеть, ковыряя в зубах. Бросил взгляд на Джея Си.

    — Ты чем с утра намерен заняться?

    — Еду в город со стариком.

    Билли кивнул. Снаружи во дворе завели грузовик.

    — Ладно, — сказал Билли. — Уже, кажись, достаточно рассвело.

    Встал, подошел к прилавку, взял свой бидончик
    с завтраком и вышел. Джей Си протянул руку, взял
    газету

    За рулем урчащего на холостых грузовика был
    Джон-Грейди. Билли сел с ним рядом, поставил бидончик с завтраком в ноги, закрыл дверцу и повернулся к водителю.

    — Что ж, — сказал он. — Ты готов сегодня наработать точно на те деньги, что платят за день?

    Джон-Грейди врубил передачу, и они покатили от
    дома прочь.

    — От зари до зари повкалываешь, и божий доллар
    твой, — сказал Билли. — Люблю такую жизнь. Ты эту
    жизнь любишь, сынок? Я люблю эту жизнь. Ты ведь
    тоже ее любишь, правда же? Но уж как я ее люблю, так
    это ж — господи! Вот люблю, и все.

    Он полез в нагрудный карман рубашки, достал из
    лежавшей там пачки сигарету, поднес огонек зажигалки и сидел курил, пока они катили по дороге, там и сям
    перечеркнутой длинными утренними тенями столбов,
    кольев изгороди и деревьев. Белое солнце в пыльном
    лобовом стекле слепило глаза. Коровы стояли вдоль
    забора и мычали вслед грузовику; Билли их внимательно рассматривал.

    — Коровы, — сказал он.

    Полдничали на травяном склоне среди рыжих глинистых откосов в десяти милях к югу от центральной
    усадьбы ранчо. Потом Билли лег, сунув под голову
    свернутую куртку, шляпой накрыл глаза. Выглянув
    из-под шляпы, прищурился на серые осыпи отрогов
    гор Гваделупес в восьмидесяти милях к западу.

    — Ненавижу сюда наведываться, — сказал он. — Чертова здешняя земля не способна удержать даже столб
    забора.

    Джон-Грейди сидел по-турецки, жевал травинку.
    В два дцати милях южнее виднелась полоса живой зелени, вьющаяся вдоль русла Рио-Гранде. А перед ней —
    огороженные серые поля. За трактором, волочащим по
    серым осенним бороздам хлопкового поля культиватор, тянулся хвост серой пыли.

    — Мистер Джонсон говорит, министерство обороны посылало сюда людей с приказом обследовать
    семь штатов Юго-Запада, найти, где самые тощие земли, и доложить. И вроде ранчо Мэка оказалось как раз
    в их середке.

    Билли поглядел на Джона-Грейди и снова устремил
    взгляд к горам.

    — Как думаешь, это правда? — спросил Джон-
    Грейди.

    — Хрен знает.

    — Джей Си говорит, старик Джонсон дурнеет и дурнеет, прям совсем спятил.

    — Да он и спятимши поумней будет, чем Джей Си
    в самом блеске разума, так что Джей Си-то уж молчал бы.

    — Ты думаешь?

    — Со стариком все нормально. Просто старый, да
    и все тут.

    — Джей Си говорит, он слегка двинулся с тех пор,
    как умерла его дочь.

    — Ну-у… Так это и нормально, как же иначе-то?

    Она для него много значила.

    — Да-а.

    — Может, нам Делберта спросить? Что думает насчет этого Делберт.

    — А Делберт не такой дурак, как кажется, кстати
    говоря.

    — Ну, будем надеяться. Между прочим, за стариком всегда водились некоторые странности, да и сейчас водятся. А вот места тут изменились. И никогда уж
    прежними не будут. Может, мы все слегка спятивши.
    Думаю, если у всех крыша съедет одновременно, никто и не заметит, правда же?

    Наклонясь вперед, Джон-Грейди сплюнул сквозь
    зубы и опять сунул в рот травинку.

    — Вижу, тебе она понравилась, верно?

    — Чертовски. Она была со мной так нежна, как
    никто.

    В четверти мили восточнее из кустов вышел койот
    и потрусил куда-то вдоль гривки.

    — О! Смотри, видал сукина сына? — сказал Билли.

    — Ну-ка, где там мое ружье.

    — Да он уйдет прежде, чем ты успеешь приподнять зад.

    Пробежав вдоль гривки, койот остановился, оглянулся и вниз по склону нырнул куда-то опять в кусты.

    — Как думаешь, что он тут делает среди бела дня?

    — Вот и он небось точно так же недоумевает насчет
    тебя.

    — Думаешь, он нас видел?

    — Судя по тому, как он очертя голову ломанулся
    в колючки, вряд ли он совсем-то уж слепой.

    Джон-Грейди не сводил с того места глаз, ждал, что
    койот появится снова, но тот так и не появился.

    — Самое странное, — вновь заговорил Билли, — что,
    когда она заболела, я как раз собирался уволиться. Готов был опять куда-нибудь податься. Причем после ее
    смерти у меня сделалось еще меньше причин оставаться, а я вот тем не менее остался.

    — Ну, ты, может, решил, что Мэку теперь без тебя
    никуда.

    — Да ну к черту!

    — Сколько ей было?

    — Не знаю. Под сорок. Может, чуточку за. По ним
    это разве поймешь?

    — Как думаешь, он с этим справится?

    — Кто, Мэк?

    — Ну.

    — Нет. Такую женщину разве забудешь! Да он и не
    из тех, кто забывает. Нет, не из тех.

    Он сел, надел шляпу, выровнял.

    — Ну, ты готов, братишка?

    — Вроде.

    Он с усилием встал, взял бидон с ланчем и, отряхнув сиденье штанов ладонью, нагнулся за курткой.

    Посмотрел на Джона-Грейди:

    — Как-то раз один старый ковбой сказал мне, что
    он ни в жисть не видывал, чтобы из женщины, выросшей в доме, где сортир внутри, получилось бы что-нибудь путное. Вот и она тоже в роскоши не купалась.
    Старина Джонсон всегда был простым ковбоем, а за
    это дело сам знаешь, сколько платят. Мэк познакомился с ней на церковном ужине в Лас-Крусес, ей тогда
    было семнадцать, и тут уж не отнять и не прибавить.
    Нет, ему через это не переступить. Ни теперь, ни вскорости, и никогда.

    Когда вернулись, уже стемнело. Покрутив ручку,
    Билли поднял дверное стекло и продолжал сидеть, глядя на дом.

    — Устал я как последняя скотина, — сказал он.

    — Хочешь все бросить в кузове?

    — Нет, ну лебедку-то надо выгрузить. Может пойти дождь. Ведь может? Да еще там этот ящик со скрепами. Заржавеют, на хрен.

    — За ящиком я слазаю.

    Джон Грейди потащил из кузова ящик. В конюшенном проходе вспыхнул свет. У выключателя стоял Билли, встряхивал руку, словно градусник.

    — Ну каждый раз! Стоит мне этой заразы коснуться — бьет током.

    — Это из-за гвоздей в подметках.

    — Так почему ж меня тогда не по ногам бьет?

    — Это я без понятия.

    Лебедку повесили на гвоздь, а ящик со скрепами
    поставили на поперечный брус стены у самой двери.
    В денниках наперебой ржали лошади.

    Джон Грейди двинулся по конюшенному проходу
    и, дойдя до последнего бокса, хлопнул ладонью по двери денника. И в тот же миг раздался такой удар по доскам стены напротив, будто там что-то взорвалось. Пыль
    сразу же пронизал лучик света. Джон бросил взгляд
    на Билли, усмехнулся.

    — Ни хрен-нас-се! — вырвалось у Билли. — Он же
    теперь на улицу ногу сможет высунуть!