Отрывок из книги
О книге Виктора Шнирельмана «Порог толерантности: Идеология и практика нового расизма»
Между тем о преодолении расизма в США говорить еще
рано. Ведь, дружа с выходцами из иных этнорасовых групп,
молодые люди считают своих друзей исключениями и сохраняют предрассудки в отношении иных рас в целом. Социологические исследования показывают, что молодые люди свыкаются с расовым неравенством в социальной и экономической
сферах и оно не вызывает у них возмущения. Сегрегация в некоторых школах сохраняется, ибо, предпочитая жить в чисто белых пригородах или городках, белые родители отдают
своих детей в школы, где представителей иных рас нет или
почти нет. В то же время у афроамериканцев и испаноязычных
имеется гораздо больше шансов быть остановленными полицией, чем у белых. Немало американцев считают, что безразличное отношение властей к афроамериканцам, оказавшимся
жертвами урагана «Катрина» в Новом Орлеане осенью 2005 г.,
еще раз наглядно показало, что о закате расизма в США говорить не приходится.
В то же время белая молодежь старательно отворачивается
от расистской истории и отказывается взять на себя ответственность за грехи своих предков. Многие молодые люди отстаивают либеральный принцип «равных возможностей» и
придерживаются позиции «цветной слепоты», позволяющей
сохранять расовое статус-кво. Это вовсе не означает, что
раса для них теряет значение. Как раз напротив, в ходе ассимиляции они утрачивают интерес к своей этничности, но зато
охотно подчеркивают свою связь с белой расой. Мало того,
большинство из них предпочитают называть себя «белыми», а
не «американцами». И дело доходит до того, что, как с тревогой замечают исследователи, в университетах идет формирование «белых студенческих союзов», куда «чужаков» не пускают (рис. 17). В этом проявляется форма «нового расизма»,
пытающегося объединить всех «белых» в рамках единой «евроамериканской» этничности, которая представляет себя «меньшинством» и добивается тех же прав, что и остальные меньшинства. В некоторых школах вводятся специальные
программы для особо одаренных детей, но на поверку те оказываются «белыми», что превращает такой проект в форму расиализации.
Некоторые противники расизма полагают, что его преодолению помогает повышение образования. Однако факты говорят о том, что сама по себе образованность проблемы не решает, ибо расисты встречаются и среди высокообразованных
людей, хотя в целом с повышением уровня образования отношение белых американцев к чернокожим становится более
мягким. По наблюдению некоторых современных социологов, повышение образования ведет не столько к исчезновению
расизма, сколько к изменению форм его выражения. Теперь
расизм выступает в косвенных скрытых формах, плохо осознается и нередко даже отрицается.
Сегодня как нельзя более актуально звучит предупреждение
Р. Бенедикт о том, что для избежания расовых конфликтов недостаточно одного лишь повышения уровня образования, связанного с расширением знаний об иных культурах. По ее мнению, это могло прививать учащимся лишь лицемерие, тогда
как «им нужно говорить о неблагополучных условиях жизни не
как о неизбежных фактах природы, а как о том, что можно
преодолеть путем определенных усилий». Отмечая, что расизм находит питательную почву среди бедных и ущемленных
слоев населения, она делала вывод о том, что невозможно
преодолеть его, проявляя заботу только о чернокожем населении и пренебрегая жизненными потребностями белых бедняков на американском Юге. Иными словами, проблему расизма она связывала не с биологией, а с социальными условиями
жизни. В то же время, как замечает Ли Бэйкер, негативный
опыт расиализации и его последствия долго сказываются на
обществе, и внутренняя политика должна это учитывать.
Еще в начале
США, социолог Дж. Макконехей убеждал, что необходимо учитывать символические запросы белых, открыто демонстрировать уважение к их ценностям и нуждам, например вводя в
школах дополнительные привлекательные для них программы
обучения. В свою очередь, феминистка Р. Франкенберг доказывает, что белым нужно осознать свою собственную идентичность и культурную принадлежность хотя бы потому, что иначе белые нормы рассматриваются как точка отсчета, которая
якобы позволяет оценивать всех остальных и навязывать свои
нормы как некие универсалии в ущерб всему остальному.
Проблема кризиса белой идентичности в связи с «политикой идентичности» стала особенно остро ощущаться в 1980—
Тогда белые супрематисты стали выступать под лозунгом защиты и сохранения белой расы. Считая культуру выражением
расовой сущности, они выступают против культурного смешения и предлагают решить проблему радикальным способом —
путем полной сегрегации. При этом, предпочитая называть
себя «белыми националистами», а не расистами, они опасаются того, что в скором будущем белым предстоит стать меньшинством в США. Поэтому они выступают против интеграции
и стоят за расовое размежевание и строгое соблюдение территориальности отдельными расами и этническими группами. Отождествляя расу, этничность и нацию, они подчеркивают необходимость развития и укрепления белого расового
самосознания. На эту идею работают созданные ими некоторые новые религиозные движения («Всемирная церковь Всесоздателя» и движение «Христианская идентичность», «Церковь Израиля»), предназначенные исключительно для «белых
людей». Иными словами, отвечая на вызов современности,
американские «белые националисты» заимствуют стратегию у
французских Новых правых. Однако они идут еще дальше и
предрекают неизбежную расовую войну.
Среди борцов с расизмом также есть люди, стоящие за развитие прогрессивного «белого самосознания», но по иной
причине. С их точки зрения, следует наполнить «белую идентичность» иным, позитивным самосознанием. Как настаивает
Р. Франкенберг, лишь когда антирасисты в своей практической
работе будут сознательно действовать от лица «белых», «белизна» получит новое антирасистское наполнение. В свою очередь, обсуждая проблему в целом, американские сторонники
«критического мультикультурализма» подчеркивают, что «критические мультикультуралисты должны способствовать конструированию прогрессивной антирасистской белой идентичности в качестве альтернативы белой этнической гордости,
которую выковывают правые». И далее: «Главная цель критической педагогики белизны состоит в следующем: нужно создавать позитивную, горделивую, привлекательную, антирасистскую белую идентичность, способную взаимодействовать
с различными расовыми/этническими кругами с доверием и
эмпатией». Ведь, «если мультикультурное образование обращается только к Другому и культурным отличиям Другого, белым не требуется изучать свою собственную этничность и то,
как она определяет их социальные взгляды и идентичность».
В то же время прогрессивные американские педагоги пытаются доказывать учащимся, что игнорирование расовой
проблемы означает молчаливую поддержку фактического расового неравенства. Они убеждают в том, что белый расизм
значительно опаснее черного, ибо власть по-прежнему находится в основном в руках белых. По их мнению, отказ от расового дискурса возможен лишь в условиях полного расового
или этнического равенства. Но до этого еще далеко, ибо белые
сохраняют свое привилегированное положение. Поэтому
эти педагоги полагают, что пришло время для обсуждения с
учащимися тех вопросов, которые еще недавно замалчивались, — «расовой идентичности, расовых привилегий и расового дискомфорта, что позволило бы учащимся и другим людям громко говорить о своих прежде скрывавшихся чувствах
и ощущениях».
В свою очередь, австралийская преподавательница считает,
что необходимо обсуждать с учащимися вопросы вины, связанной с привилегиями, которые до сих пор предоставляет
белая кожа. Определенным вкладом в такое воспитание служит книга Р. Дайера, посвященная тому, как в течение последних
тем самым формировалась белая идентичность. Сознавая противоречивость восприятия и трактовки «белой идентичности»,
этот автор предупреждает против ее прославления в неофашистском духе и пишет: «Суть подхода к белизне должна состоять в том, чтобы упразднить ее центральное положение и
властные полномочии, а не восстановить ее в правах».
Ожидается, что результатом такого обучения станет «денормализация» белой идентичности; белые увидят свой
жизненный опыт в ином свете — таким, каким его видят афроамериканцы, испаноязычные и другие меньшинства, — и он
перестанет казаться белым «стандартным» и «нейтральным».
Такой подход требует отказа от эссенциализации идентичности и ее восприятия как абсолютной и неизменной. Кроме
того, эти педагоги советуют избегать эссенциализации расовой тематики в целом, в частности романтизации небелых и
навязывания белым комплекса вины за расизм. Важным элементом такого образования должно стать обучение белых
тому, что у них имеются общие интересы с небелыми. Следовательно, они должны основывать будущие альянсы не на расовом чувстве, а на реальных интересах. В то же время это
вовсе не означает отказа от изучения темных страниц истории
колониализма и империализма. Однако предлагается обучать
белых учащихся такой истории не для того, чтобы культивировать у них чувство вины за деяния предков, а ради того, чтобы
показать им, что невозможно вносить позитивные изменения
без учета горького опыта прошлых лет.
В антирасистском учебнике «Традиции и изменения», выпущенном Университетом штата Миссисипи в середине
на том, что не весь заложенный в ней прогрессивный потенциал оказался реализованным и что нынешнему поколению
предстоит выполнить эту задачу. Сходной позиции придерживается и социолог из Йельского университета Врон Уэар,
которая напоминает, что, во-первых, расизм негативно сказывается не только на черных, но и на белых, а во-вторых, немало белых на протяжении истории выступали против него.
Иными словами, западное интеллектуальное наследие наравне с расистской включает и антирасистскую традицию, и это
следует подчеркивать.
Вместе с тем рассматриваемый подход имеет и своих критиков, которые видят его слабость в недостаточной разработанности вопроса о позитивном наполнении «белой идентичности». Кроме того, некоторые критики опасаются, что акцент
на «белую идентичность» лишь приведет к ее реификации и,
следовательно, к закреплению расового взгляда на реальность.
С этой точки зрения никакой невинной «белой идентичности»
быть не может, и поэтому не следует изобретать никакой особой «белой культуры». Ведь, как подчеркивают многие аналитики, «белая идентичность» неразрывно связана с идеей
белого господства, причем на американском Юге «белое самосознание» было достаточно развитым и выражалось в легко распознаваемых поведенческих стереотипах. Но это лишь
способствовало расизму.
Более радикальные антирасисты, напротив, требуют деконструкции белой истории и культуры. С 1992 г. в США выходит анархистский журнал «Предатель расы», который во имя
социальной солидарности трудящихся борется за отмену всех
привилегий, связанных с белой кожей. Его издатели призывают белых добровольно отказаться от своей благоустроенной
жизни, определяющейся одной только принадлежностью к
белой расе. Лозунг журнала гласит: «Предательство в отношении белой кожи выражает лояльность к человечеству».
Однако нелегко отказаться от мифа, определяющего саму
структуру американской жизни, тем более что общество
само навязывает как черным, так и белым исключительно расовый дискурс, делая его непременной чертой американской жизни в целом.
Поэтому если «прогрессивные педагоги» надеются на то,
что новое образование поможет белым деконструировать
«власть расовой идентичности» в социальных отношениях, то
скептики сомневаются в том, что многие белые пойдут на такое «расовое предательство». Кроме того, вдумчивые наблюдатели полагают, что такой радикализм лишь укрепил бы ряды
расистов, порождая излишние страхи в стане белых. Также
отмечается, что понятие «расы» было введено белыми отнюдь
не для себя, а для описания «других» и для противопоставления
себя им. Поэтому некоторые авторы доказывают, что с наступлением XXI в. следует вовсе отказаться от понятия «расы»,
что бы оно ни означало.
Напротив, некоторые выходцы из развивающихся стран
считают, что антирасизм должен быть наступательным и ему
следует идти много дальше «либерального мультикультурализма»: центром внимания следует сделать не предрассудки, которые якобы можно преодолеть путем обучения, а проблему
структурного неравенства и несправедливого общественного
устройства. Ведь предрассудки не появляются сами по себе, а
порождаются социальной средой. При этом расовая идентичность самым тесным образом связана с социальными различиями, создающими асимметрию властных отношений и
неравный доступ к «производству знаний». Поэтому, чтобы антирасизм не превратился в очередной «империалистический
проект», жертвы расизма должны получить голос и своими
силами заниматься изучением и критикой расизма. Кроме
того, антирасистский дискурс надо освободить от европоцентризма, иной раз довлеющего над специалистами. В то же время антирасистский дискурс не должен во имя призрачной
«объективности» пытаться «дерасиализировать» своего субъекта, ибо именно убедительность субъективности, включая эмоции и духовные связи со «своей общностью», представляется в
нем наиболее ценной. С этой точки зрения некоторые небелые авторы рассматривают созданные западными антропологами этнографические описания «других культур» как «проект по расиализации», где культура исполняет роль расового
маркера и тем самым закрепляет расовую иерархию. Правда, некоторые американские либералы критикуют такую «критическую расовую теорию» за преувеличение роли расы как
якобы главного ресурса во всех сферах социальной жизни, что
отдает приоритет эмоциям и мистике над разумом.
Иными словами, правые и некоторые левые радикалы сходятся в том, что необходимо развивать и укреплять расовое
чувство, хотя при этом и расу, и цели такого воспитания они
понимают весьма по-разному. Между тем все это вызывает
удивление и неприятие у американских неоконсерваторов и
республиканцев, которые, напротив, предлагают деполитизировать расу и этничность, вывести их за рамки государственной политики и постепенно снижать к ним внимание, исходя
из либеральных принципов равных прав и возможностей. Они
резко критикуют мультикультурализм, делают ставку на ассимиляцию иммигрантов и стоят за сохранение США оплотом
западной культуры. Левые на это отвечают, что в США никогда не было какой-либо единой однородной культуры и что
лозунг такой культуры отражает гегемонистскую программу
Новых правых, не оставляющую места для культурного разнообразия. Эту позицию разделяют, в частности, бывшие иммигранты, осевшие в США. Они утверждают, что в былых метрополиях, некогда властвовавших в колониальных империях,
обитало гетерогенное население, а потому там не могли сложиться ни единая идентичность, ни гомогенная культура. Тем
более не происходит это и ныне вследствие притока массы
новых иммигрантов. Поэтому таким странам суждено быть
мозаикой культур и в то же время своеобразным культурным
сплавом, где постоянно происходит диалог культур и одни
культуры плавно перетекают в другие.
В то же время некоторые вдумчивые наблюдатели предупреждают о том, что, если накопившиеся проблемы не будут
адекватно решены, США грозит серьезный социальный кризис, связанный с ростом напряженности в области расовых и
этнических отношений. Это заботит и некоторых умеренно
настроенных чернокожих интеллектуалов. Однако они отнюдь не спешат отказываться от понятия расы, с которым у
них связан как свой собственный, так и исторический жизненный опыт. Раса играет огромную роль в их идентичности. Поэтому, признавая центральное положение расы в жизни афроамериканцев, один из них предлагает чернокожим лидерам
переосмыслить понятие расы в трех отношениях: «Оно указывает на устойчивость белого господства. Оно бросает вызов
расхожим представлениям черных о расовой борьбе как слева, так и справа. Оно также увязывает антирасистскую борьбу
с другими формами политического сопротивления, включая
классовую и гендерную борьбу».