Четырнадцать шагов

• Дмитрий Григорьев. Птичья Псалтырь. ‒ СПб: Лимбус-Пресс, 2016. ‒ 364 с.

В «Птичьей псалтыри» – четырнадцать разделов, куда вошли стихотворения из книг, изданных и неизданных с середины восьмидесятых прошлого века до середины десятых нынешнего. Читая этот сборник, замечаешь, что названия разделов складываются в удивительный гипертекст, а сами разделы можно представить как шаги по дороге жизни, оставляющие следы в виде слов, рифмованных и не очень, звучащих ритмично, но иногда вдруг меняющих ритм, словно странные живые часы. И ты совершаешь эти шаги вместе с автором или даже вместо автора.

Первый шаг – «Древний поезд». Ты отрабатываешь свой темп, трамбуешь слова, стараешься попадать в такт биению сердца, прислушиваясь к себе. Ты несешься, словно поезд, опаздывающий к прибытию, на ходу срывая мимолетные впечатления: издалека все кажется красивым. Рвешь, что попадается под руку, чтобы засушить на память в какой-то забытой книге.

Второй шаг – «Неторопливый гребец». Сердце бьется учащенно, ты замедляешь ритм: нельзя же так гнаться, можно упустить что-то важное. Хочется разглядеть то, что проплывает мимо. «Каждый взмах весла – начало строки». Ты уже не сушишь свой «гербарий», ты оживляешь.

Третий шаг – «Перекрестки». Стоп! Ты что-то понял, а потому остановился. А может, потому что Бог появился на пути, и ты не знаешь, надо ли здороваться. Он показывает детали, которые раньше не замечал: хвост от ящерицы, пень от дерева, след от черники на губах и ребенка в себе. А смысл всего носят птицы, но они высоко, и их много ‒ не поймать ни одной. И пока не пойман смысл, все слова – от тебя одного, от твоей любви.

…слово Любовь и Бог –
только выдох и вдох.

Четвертый шаг – «Господин ветер». Ты уже не идешь, а позволяешь нести себя ветру. Ветер поднимается от всего, от чего угодно: от свершившихся событий, от дыхания, от непогоды и от течения самой жизни, оттого что ты идешь по ней. Ты замечаешь, что все на свете имеет свой путь: птицы, рыбы, бабочки и муравьи и даже растения, чей путь – они сами. Но все жизни уносит ветер. Он, может, и не Бог, но уж точно Господин. И слова – это тоже ветер, который кочует из одного стихотворения в другое.

Пятый шаг – «Ее зовут весна». И это другой путь. Ты знаешь, что он есть, и думаешь о нем, как о непроизошедшем. По этому пути зовет сам Гомер – уж он-то знает, как происходит преображение. Этот путь ведет к счастью, еще никем не испытанному.

Шестой шаг – «Башня из лепестков вишни». Пока ты не нашел, а только рассчитываешь найти что-то впереди. Ты оглядываешься назад: сколько прошло и сколько осталось, и что там осталось позади, не из лепестков ли те башни, что ты строил, и когда же, наконец, будет следующий поезд, который тебя подбросит? Тебе уже «снятся колеса», которые тебя повезут.

Седьмой шаг – «Огненный дворник». Все-таки ты возвращаешься. Что-то забыл. А может, потерял безвозвратно. Себя? Ты уходишь искать себя там, где ты был. Возможно, что и весь твой путь ‒ это поиски себя. Как и стихи. Только в них мы такие, какие есть. Только в них остается смысл. И ты понимаешь, что жизнь – дорога, даже, если никуда не идешь. Как растение, сидишь летом на даче, а за тебя ходит кто-то за воротами («кто косит и жнет»).

Восьмой шаг – «Имена дождя и снега». Этот кто-то, неизвестный, чужой, продолжает путешествие, начатое тобой. «…Уже не моя, а чья-то другая жизнь» течет, а ты застрял на краю. Кто же идет за тебя, ты не знаешь, можешь только придумывать ему имена.

Девятый шаг – «Другой фотограф». «У поэта много жизней, и одна другой короче…» Тот, кто шел по твоему пути, на самом деле шел тебе навстречу, и он наконец открывает свое имя: «Вот смерть идет в твоих ботинках». Она и есть другой фотограф, который запечатлеет тебя иначе, не так, как ты привык себя видеть. Да и она неузнаваема порой – то механиком прикинется, то котенком, то нагрянет пожаром или войной. Она сделает тебя Новым пророком или назначит «незримых земель землемером». Но не сейчас, а позже. Ты «пока не влезаешь в кадр», и дорога твоя превращается в лабиринт. Но и эта жизнь представляется раем по сравнению с тем, что «идет навстречу».

Десятый шаг – «Между играми». А ты все идешь. Без цели, без ориентиров. Что-то призрачное вдали, как рифмы. И только птицы «знают, где верх, где низ». Приходится ориентироваться по птицам. Но и это бесполезно. Ты чувствуешь себя игрушкой в чужих руках. Нами играют, нас переставляют по дороге, как фигуры. И с каждой новой игрой «позади становится все больше, а впереди все меньше». И когда переиграют нами во все игры, и когда сами дороги потеряют ориентиры и станут ступенями вверх, тогда, может, и падение превратится в полет, и ты научишься летать.

Одиннадцатый шаг – «Новые сказки». Какие бы страшные тайны ты ни открывал, в них всегда находятся новые сказки. И новые дороги. Потому что за зимой всегда приходит весна, и все переворачивается. Сказки приобретают другой смысл. Смысл того, что ты прожил. В реке жизни можно найти новых золотых рыбок.

Двенадцатый шаг – «Стихи на карте». Карту земель, что ты исходил, заполняют лишь стихи, а ты «в масштабе этой карты меньше точки». От этого еще тяжелее. Ты уже не налегке – тянешь груз, даже твоя тень становится тяжестью. И ты сам ‒ на теневой стороне улицы. «Играешь только во вчера» и уже никуда не едешь, и сапоги снял. Но ведь можно еще улыбаться и радоваться тому, что живешь, от улыбок светлеет и солнечная сторона улицы.

Тринадцатый шаг – «Птичья псалтырь». Шаги складываются в дорогу, а слова – в псалтырь. Круги на воде от камня – тоже шаги, и то, что принесли птицы-ангелы, сгодится для строк, по которым пройдешь еще дальше, уже не смотря по сторонам. «В фокусе остается немного», потому что все внимание ‒ на слова-шаги. Они переплетаются друг с другом, словно ты читаешь «лесную книгу». Не тебе решать, куда ты «денешься дальше», в тебе уже есть внутренний человек, который «идет по своей дороге», но пока «его дыхание не стало словами».

Четырнадцатый шаг – «Радиостанция “Седьмой шлюз”». Нет такой радиостанции. Это иллюзия. Как птичка, вылетающая из фотокамеры другого фотографа. На твоей дороге скопилось много мусора от прожитой жизни, в которой все страны были чужими. Но «надо покончить с ветряными мельницами», потому что все ветры ‒ это ветры странствий. Пора в новое путешествие, ведь путешествовать можно и во снах. «Да и надо ли вперед?» Верное ли это направление? Ты не уверен. Тебе остались лишь следы на дороге, как многоточия. Как дырчатый край кинопленки, которую ты смотришь. Кино, где есть только свет и тьма. Эти две противоположности и составляют жизнь. В ней оживают старые выцветшие фотографии, на которых мы

так и живем непонятные,
наполовину вечные.

Ты прошел четырнадцать шагов, взобрался на четырнадцать этажей замка, падение со стены которого может превратиться в птичий полет. Можно продолжить движение к следующим этажам: их контуры уже проступают впереди. И где-то там, в светлой комнате на столе лежит «Птичья псалтырь», которую так ждут герои одноименного стихотворения Дмитрия Григорьева.