Илья Лагутенко, Василий Авченко. Владивосток-3000. Киноповесть о Тихоокеанской республике (фрагмент)

Отрывок из книги

О книге Ильи Лагутенко и Василия Авченко «Владивосток-3000. Киноповесть о Тихоокеанской республике»

1

Резкие, беспокоящие звуки. Они похожи одновременно на громкое возмущённое мяуканье и скрип несмазанных качелей, но не являются ни тем ни другим.

В поле нашего зрения появляются большие морские птицы, и мы понимаем, откуда берутся непонятные звуки: это кричат чайки. Они отчего-то
нервничают, кружатся над одной точкой и голосят,
опасаясь спуститься ниже.

В этой точке — человек. Он взволнован не меньше чаек. Он озирается по сторонам, глаза блестят. Он явно не знает, как попал в эту точку и вообще что это за точка. Перед ним — море, за спиной — буроватая скала, внизу совсем голая, сверху покрытая зеленью. Чайки наконец теряют интерес к внезапно появившемуся непонятно растрёпанному человеку. Он осматривается по сторонам и начинает карабкаться вверх. Больше ему двигаться некуда.

Это — Пришелец.

Человек молод, карабкаться у него получается неплохо. Вот он оказывается наверху и
осматривает окрестности. Видны другие берега
— возможно, каких-то островов, а может быть, это просто противоположный берег морского залива.
Далеко на рейде дремлет исполинский, сурового
свинцового цвета корабль. Возможно, это целый авианесущий крейсер. Ближе, тоже на рейде,
видны судёнышки поменьше, явно мирного — рыбацкого и торгового назначения.

Бухта, на берегу которой оказался молодой человек, называется красивым гомеровским именем
Патрокл, но знает ли об этом сам молодой человек — нам неведомо. Он идёт по тропинке, удаляясь от берега, и подходит к какой-то металлической
конструкции — очевидно, навигационному
знаку, установленному на самой высокой точке берега. Несколько секунд молодой человек смотрит на эту надпись. На знаке крупно — непонятное
сочетание букв и цифр, ниже написано:

«ВЛАДИВОСТОК-3000»

В стороне возникает, становясь всё громче, звук автомобильного двигателя.

2

— Ты откуда, друг? — спрашивает другой, не знакомый нам человек, выходя из автомобиля. Человек тоже молод, но всё-таки смотрится чуть постарше Пришельца. Может быть, такое впечатление
создаётся из-за его официального вида. На вышедшем из автомобиля человеке — выглаженная
чёрная форма морского офицера с погонами капитан-лейтенанта, тогда как Пришелец одет неформально — что-то вроде дежурных джинсов и майки. Капитан-лейтенант, или просто Каплей, имеет классическое военно-морское лицо, каким
мы представляем себе образцового военмора или выпускника профильного вуза — взгляд со стальной искрой, строгая причёска, начисто выскобленные
скулы и подбородок, небольшие аккуратные,
можно даже сказать — щегольские тёмно-пшеничного оттенка… Впрочем, форма чем-то отличается от той обычной, к которой привыкли. В ней присутствует некий элемент, снижающий градус официозности бюрократизма, присущий всякой форме. Может быть, это особый блеск ткани, может быть — незаметное отличие в каких-то тонкостях покроя…
Двое молодых людей чем-то определённо похожи друг на друга, но сейчас это не очевидно. То ли из-за различия в одежде, то ли потому, что Пришелец слегка небрит и небрежно причёсан. И ещё потому, что Пришелец заметно нервничает,
тогда как Каплей спокоен и даже суров. Хотя переодень его в одежду Пришельца — и он, возможно,
превратится в обычного городского парня с тихоокеанского побережья евразийского континента
самого начала третьего тысячелетия.

— Ты не местный?

— Местный… — отвечает Пришелец.

— Что-то не похож ты на местного, — с сомнением
говорит Каплей. — Документы есть?

У Пришельца нет документов — он мотает
головой.

— Поехали, — спокойно говорит Каплей. — Давай-давай, поехали.

— Слышь, уважаемый, а что я сделал такого?
Ты сам кто такой? — Пришелец вспыльчив и своеволен.

— Давай не барагозь. Я — патрульный. — Каплей,
по-прежнему спокойный, достаёт какой-то документ и показывает его Пришельцу. — А вот здесь оказался — сам объяснишь. В другом месте.

— Где оказался? Где?

— На объекте, — невозмутимо отвечает офицер.

На боку у Каплея — предмет, в котором наверняка прячется нечто употребляемое для убийства. Возможно, именно вид этого грозного предмета убеждает Пришельца, хотя Каплей, несмотря
на строгий тон, не проявляет агрессии. Или же дело ещё в том, что Пришельцу самому непонятно, как он здесь оказался и, главное, где именно. Он надеется разобраться в этом с помощью
Каплея — больше всё равно рядом никого нет.

Всё это время автомобиль патрульного продолжает
тихо шелестеть двигателем в стороне. Это тёмно-зелёный Land Cruiser 80-й модели, особенно популярной у рыбаков и охотников. В отличие от позднейших «городских», или «паркетных», версий такой «крузак» обладает всеми характеристиками полноценного внедорожника. Патрульный садится за руль, справа. Пришелец устраивается слева. Под ветровым стеклом виден квадратик ламинированного картона — скорее всего, пропуск. На нём изображено нечто гербообразное
с крабом в обрамлении из водорослей и те же самые слова, что и на навигационном знаке: «Владивосток-3000».

Машина трогается. Сзади, рядом с запаской, укреплён номер: стандартная комбинация цифр и две большие буквы — ТР.

— Что такое Владивосток-3000? — спрашивает
Пришелец.

— А говоришь — местный, — улыбается Каплей.

— Ну да, местный.

— Не из Москвы, нет?

— Какая Москва, я на Эгершельде живу.

— Где на Эгершельде? — быстро спрашивает
Каплей.

«Эгершельдом» во Владивостоке почему-то принято называть полуостров Шкота — один из городских районов.

— Где поворот на порт. Стрельникова улица.

— А не Стрелочная?

— Проверяешь? — улыбается Пришелец. — Стрелочная — это где «тёщин язык». А у нас — Стрельникова.

— Стоп, а Стрелковая?

— Стрелковая… Это… Ну, как с Воропайки на Нейбута ехать. Теперь веришь, что местный?

— Ну предположим. А чего ты по режимной территории
шибаешься, можешь мне объяснить? — добродушно спрашивает Каплей. У него низкий приятный голос. Его речь нетороплива, спокойна, серьёзна и в то же время — благожелательна. Он, видимо, и человек такой — надёжный, серьёзный, неторопливый.

Зелёный Land Cruiser движется по какой-то
явно не магистральной дороге. Огибает бухту Улисс, где у причалов отдыхают яхты с торчащими
в небо спичками мачт и тоненькими поперечинками
краспиц. В стороне отдельным породистым
табуном бодрствуют ракетные ещё какие-то судёнышки — на вид гражданские, но отличающиеся от беззаботных яхт примерно так же, как боец штатской одежде отличается от расплывшегося диванно-пивного обывателя. Вдруг машина попадает
в серьёзную яму, слышится сильный удар по подвеске. Водитель не сбавляет хода.

— Машину не жалко? — спрашивает Пришелец.

— Это ж «крузак», что ему будет, — беззаботно
отвечает Каплей. — Ничего страшного.
Автомобиль подъезжает к отдельно стоящему
зданию, утыканному тарелками и прутьями антенн.

— Пошли, — говорит Каплей.

Двое выходят из автомобиля и проходят внутрь здания. Пришелец успевает бросить взгляд на вывеску, на которой написано в несколько строк: «Тихоокеанская республика. Владивосток-3000.
Военно-морской флот. Морская патрульная служба». Мешкает перед лестницей в холле, но Каплей подгоняет его:

— Давай-давай. По трапам не ходят — по трапам
бегают.

3

— Влад? Очень хорошо. Хорошее у тебя имя. Значит, местный?

Это говорит третий находящийся в комнате кроме Каплея и Пришельца. Он — в желтоватой флотской рубашке с погонами капитана третьего ранга. Лет этому «каптри», может быть, тридцать пять. Хотя кто его разберёт. На стене висит подробная
карта с непонятными значками и цифрами и ещё какая-то схема. Между ними — изображение мужчины в старинной военно-морской форме: то ли парадный портрет, то ли вообще икона. На столе — компьютер: тонкий раскрытый ноутбук с росчерком непонятного бренда по задней крышке экрана. В углу угадывается контур гитары — видимо,
хозяин кабинета не чужд музыки и лирики. В кружке — остатки кофе.

— А не врёшь? В базе данных тебя нет, — с сомнением говорит Каптри. Голос у него не очень вяжется со строгой офицерской формой. Как не вяжется и неформальная причёска. Похоже, офицер недавно перекрашивался в блондина… — Документов точно нет никаких?

— Не знаю… — парень роется в карманах. — О, студенческий есть.

— Так ты студент, что ли? — недоверчиво спрашивает Каптри.

— А что?

— Да ничего… Мы просто подумали, что ты гопник какой-то. Так, чисто по разговору. А ты, оказывается, студент, — улыбается Каплей. — Гранит науки, да? И чего же ты студент?

— ДВФУ, — отвечает Влад.

— Это что?

— Дальневосточный федеральный университет.
Который на Русском.

— А-а, — догадывается Каптри. — Понятно. Значит, у вас он называется ДВФУ. Это МТУ, — бросает он вполголоса Каплею.

— Что-что? — переспрашивает Пришелец.

— МТУ — Международный тихоокеанский университет, — внятно объясняет Каптри. — Наша версия вашего ДВФУ. Тоже на Русском.

— Что значит «ваша версия»?

— Да погоди ты, не наводи суету.

Офицеры внимательно изучают студенческий
билет.

— Действительно — ДВФУ. Пробьём по базам,
— говорит Каптри и нажимает клавиши компьютера. Проходит несколько минут. Влад от нечего делать изучает буквы на задней панели монитора, обозначающие не известный ему бренд «ВладНао».

— Что за «ВладНао»? — спрашивает он Каплея.

Тот удивлённо вскидывает брови.

— Не в курсе? Компьютер, наша марка местная.
Знаешь, как китайцы называют компьютер? «День нао». Если перевести буквально — «электрический
мозг».

— А, ну да, точно, — соображает Влад. — Мог бы и догадаться.

Наконец Каптри отрывается от экрана.

Офицеры
переглядываются.
Каптри
неопределённо покачивает головой. Влад обращает внимание, какое у него то ли задумчивое, то ли даже грустное выражение глаз. «Не похож он на вояку», — думает Влад.

— Может быть, вы мне хотя бы поясните, куда я попал? — агрессивно спрашивает Пришелец.
У него явно тот тип темперамента, который называют «взрывным».

— Во Владивосток ты попал, во Владивосток. Только вот откуда? — Каптри переводит взгляд на Каплея.

— МТ № 2? — спрашивает тот.

— Конечно, — отвечает Каптри. — Влад, если ты действительно Влад, мы сейчас проведём небольшую
проверку. Это будет нетрудно.

Оба офицера встают. Один настраивает какую-то большую лампу вроде софита, другой прикрепляет к голове и рукам Пришельца, Владом, какие-то датчики, которых втыкает в компьютер.

— Значит, ты живёшь на Эгершельде? спрашивает Каптри. И спрашивает,
резко и отрывисто, не в своей обычной мягкой манере: — А на заре что обычно делаешь?

— На «Заре» у меня девушка живёт. Мы на Восточном вместе учимся.

— Где именно она живёт? Адрес? — так же отрывисто бросает офицер.

— Снимает гостинку в «самолёте» на Чапаева.

— А Чуркин — кто такой?

— Не «кто», а «что». Чуркин — это район. Каптри и Каплей переглядываются.

— Где стоят БПК, знаешь?

— Да прямо в центре. На 33-м.

— Вместе с авианосцами?

— Авианосцев у нас вообще нет, походу. На гвозди давно продали.
Каптри смотрит на Каплея. Тот слегка кивает.
В том Владивостоке, откуда прибыл Пришелец,
оба тяжёлых авианесущих крейсера Тихоокеанского
флота — «Минск» и «Новороссийск» — в середине 90-х были проданы как металлолом в Корею и Китай. Ещё вполне в нежном по корабельным
меркам возрасте. Один из них китайцы, первым делом тщательно скопировав все параметры,
превратили в развлекательный комплекс…

— Хорошо, — продолжает Каплей. — Гребешок
ел?

— Сегодня или вообще?

— Вообще.

— Конечно, ел. А вы с какой целью интересуетесь?

Офицеры переглядываются, чуть улыбаясь. Каплей помечает что-то у себя в блокноте.

— Неважно. Как ловят кальмар?

— Кальмар ловят ночью, на свет, на такие кальмарницы… — Пришелец показывает руками, какие именно бывают кальмарницы. — Чё вы мне какой-то залепон, походу, вкручиваете, а?

Каптри что-то нажимает в компьютере, потом
подходит к Пришельцу и отцепляет от него провода. Каплей выключает яркую лампу.

— Ты не врёшь. Ты действительно из Владивостока,
хотя мне показалось сначала, что ты послан Москвой, — задумчиво говорит Каптри.
— Но ты — из другого Владивостока.

Пришелец молча смотрит на Каптри, ожидая продолжения.

— Тот Владивосток, откуда пришёл ты, мы называем Владивосток-2000. А сейчас ты попал во Владивосток-3000.

— Это как, в будущее, что ли? Через тысячу лет? Вы попутали или загоняете?

— Нет, не в будущее. В настоящее. Другое
настоящее. Все владивостокцы живут во Владивостоке-3000, но не все об этом знают. А те, кто уехал на запад… Там вообще другая планета, им это понять ещё сложнее.

— Я в параллельный мир попал, что ли? Как фантастических фильмах?
— не понимает Пришелец. — Вы как-то можете мне по сути пояснить?

Каптри улыбается, покачивает головой, глянув на Каплея.

— Настоящая фантастика — это те фильмы, которые выдают себя за реалистические, — говорит
он. — Параллельный… Ну, для тебя параллельный,
да. Так тебе будет проще. Считай, что ты попал в иное измерение, скажем так. Помнишь
Кэрролла, «Алису в стране чудес»? Вот у нас здесь — зазеркалье. Только не совсем параллельный…
Параллели — это такие прямые, которые никогда не пересекаются. Или пересекаются в бесконечности,
что, в общем, одно и то же… Здесь скорее
можно говорить о перпендикулярном мире.

Каптри одним глотком допивает из кружки остывший кофе и продолжает:

— У жизни, у любой жизни, всегда много вариантов.
Обычно мы выбираем только один вариант. Ты тоже до сих пор знал только один вариант своей жизни. Может быть, он неплох, но это не единственный
вариант. Владивосток-3000 — это настоящий Владивосток. Куда более настоящий, чем твой.

— Как это? — не понимает Влад.

— Помнишь старую историю об Атлантиде?
— включается в разговор Каплей. — Владивосток-
3000 — это тоже Атлантида, только скорее… Пацифида. Иногда… очень редко… у человека получается перезагрузить свою судьбу и переключиться на другой вариант. У нас слишком мало информации, чтобы делать выводы, но мы знаем, что иногда… нам попадают люди из Владивостока-2000. Как ты. Только вот почему и как именно точно не знаем.

Каптри расстёгивает рубашку, встаёт и берётся
за электрический пластмассовый чайник с логотипом «Завод Изумруд».

— Ну хватит грузить уже гостя, — говорит он. — Может быть, кофе попьём? У меня «Максим». Настоящий, японский — ребята подогрели.

— Ты запарил уже со своим «Максимом». Купил бы кофеварку, делал нормальный кофе…

— Мне такой нравится. Да и ребята подгоняют
всё равно, не выбрасывать же.

— Знаю я твоих ребят. Контрабандисты! Оборотень, блин, в погонах.

— А кому сейчас легко! — Каптри улыбается.

Трое пьют кофе.

— Я слышал что-то… Давно слышал, с детства,
— 
тихо говорит Влад. Он сжимает кружку с дымящимся
кофе, но не пьёт. Его голос становится необычно серьёзным, обычные улично-гопнические интонации
куда-то деваются. — Я никогда не верил… У нас в детстве было много легенд — про подводные ходы на остров Русский, про таёжных летающих людей на сопке Пидан, про спрятанный в катакомбах секретный
флот, но я думал, что всё это просто легенды…

— Для некоторых и море — легенда, — говорит
Каплей.

— Я всегда думал, что все эти мифы — так,
фантастика…

Офицеры молчат.

— Это и есть, — наконец говорит Каптри и замолкает. После паузы продолжает чуть нараспев:

— Это и есть. Фан-та-сти-ка…

Илья Лагутенко. Книга странствий. Мой Восток

Отрывок из выходящей в начале октября книги

Вводное слово

Я с детства бредил путешествиями, и пытался выбрать себе профессию так или иначе с ними связанную. Забавно, что я не стал ни капитаном дальнего плавания, ни международным репортером, ни военным переводчиком. Видимо, мне повезло больше и я — Музыкальный Турист. Благодаря своей музыке наблюдаю за жизнью в разных городах и на разных континентах и подчас понимаю людей именно через их реакцию на мои песни. Удивительный страноведческий опыт и источник вдохновения! Каждый такой контакт — прямой или сторонний — обязательный залог чего-то в будущем. И еще Движение — вот для меня действительно много значит.

«Ибо пока ты в пути, у тебя есть надежда» — сказал Ролан Быков в фильме «Хроники Подземелья», и мне эта фраза очень запомнилась.

Когда мне было всего несколько месяцев, в связи с внезапной смертью отца, крошку-меня посадили в самолет (тогда еще с большими черными винтами) и перевезли с Запада России на ее Восток, на тот самый Дальний Восток, поближе к семье моей мамы. Я оказался во Владивостоке. Здесь я учился сидеть, ходить, улыбаться, говорить, мечтать…. Так мое первое странствие и стало моей первой родиной. Дальневосточники, находясь вдали от собственных городов, все называют себя земляками — не важно, с Забайкалья они, Сахалина или Хабаровска, хотя расстояния здесь просто огромные — перемещение из одного пункта в другой может занять до нескольких суток на поезде или пару-тройку дней на корабле. Можно, конечно, и быстрее — на самолете, но тогда не так легко прочувствовать очарование здешних мест… Но когда ты дома — ты человек своего места. Я из Владивостока. Здесь я пошел в школу, стал учить китайский язык, здесь я закончил восточный факультет университета, отсюда начинал свои командировки в Китай, зарабатывал переводами. Покинуть Владивосток — это, похоже, тоже «чисто» владивостокская штука. Каждый человек тут — корабль. Бывает, возвращается домой, бывает — уходит под другим флагом. Бывает — продан на металлолом.

Во времена моего детства во Владивостоке существовала дурацкая шутка о том, что ближайший ночной клуб (а тогда, в советские времена, вся ночная развлекательная активность находилась под запретом) находится в Токио. Японские радиопередачи на длинных волнах были моими проводниками в мир популярной музыки, которую не передавали ни по радио «Маяк», ни по нашему славному телевидению. Фантики от японской жвачки, которую привозили моряки из рейсов, были моими мультиками. Я смотрел на разноцветные изображения и сам придумывал себе увлекательные истории. Не только про ночные клубы, кстати, а про мир, который вроде где-то рядом, но не со мной.

Интересно, что на английском языке под термином Дальний Восток подразумевают сразу весь азиатский регион. Поэтому моим Востоком видимо вполне логично считать ту самую Восточную часть России, где я вырос и где стал тем, кто я есть и прибавить туда Китай — соседа, о котором мы в детстве много слышали, но никогда не видели и совсем уж Дальний Восток — Японию. Вот те страны, с которыми у меня возникли свои отношения и куда меня возвращает вновь и вновь.

Часть 1. Российский Дальний Восток

Детство

В доме, где я жил (Ленинская улица — ныне Светланская, 73), было две, нет, даже три достопримечательности. Главной достопримечательностью был, конечно, Военно-морской порт, вид на который открывался прямо из окон. Каждый раз, выходя на балкон или выглядывая в окно, я видел море и корабли. Более того, утренние сигналы горнистов и утреннее же построение на военных судах (от которых Золотой Рог ломился в 70-х) и были моими будильниками на протяжении многих лет. Второй достопримечательностью была танцплощадка матросского клуба. Танцплощадка тогда была неким вариантом сегодняшнего MTV. Когда начинались танцы (а начинались они, разумеется, поздно), мне как ребенку пора было спать, но громкая музыка, раздающаяся напротив, мне спать не давала, и я был вынужден изучать весь ее репертуар (хитами тогда были «Я никогда не видел такого чуда» группы «Карнавал» и «За тех кто в море» Машины Времени), а иногда и подсматривать за драматическими коллизиями, разворачивающими прямо под нашими окнами. Дело в том, что танцы всегда заканчивались неким экшн-триллером — наверное потому, что матросы и местные хулиганы никогда не могли поделить самых красивых девушек танцплощадки. Приезжала милиция и военный патруль забирали их всех. А девушки оставались одни. Так каждую среду, пятницу и субботу я был сначала слушателем рок-н-ролла, а потом — свидетелем обязательной драки. Я быстро сделал глубокомысленный вывод, что лучшие девушки оставались с музыкантами ансамбля, и уже тогда захотел стать одним из них! Третей достопримечательностью нашего дома был подвал, где сначала хранились лыжи, а потом, когда мы уже пошли в школу, там прорвало какую-то канализацию, и все последующие годы там было что-то вроде тропического бассейна, в котором нельзя было купаться. Мы были уверены, что там-то, вероятно, и водится Лохнесское чудовище. Оттуда странно пахло, иногда доносились непонятные звуки, бегали крысы. Хотя нет, крысы не бегали… Вру, наверное. Но летали огромные комары из-за того, что вода в протекающей канализации была теплая. Летали и летом, и зимой. А охотиться на комаров из рогатки у меня не было желания. Поэтому я предпочитал слушать громкую музыку, чтобы не слышать, как они жужжат, читал книжки и пытался творить сам.

Когда настало время идти в школу — выбирать особо не приходилось. Родители сказали, что я пойду в ближайшее к дому образовательное учреждение, поэтому с первого по десятый класс я ходил в одну и ту же школу — № 9. Красивое старинное здание, в котором некогда располагалась гимназия. Школа была с углубленным изучением китайского языка, в то время чуть ли не единственная в своем роде в СССР. До сих пор помню самое первое свое 1 сентября. Первый раз мама отвела меня за ручку. В школе нас встретила учительница, а затем все мы пошли на сбор первоклашек района за несколько трамвайных остановок в МДК им. Ленина… Он до сих пор существует, этот межсоюзный дворец культуры. Может, половина превратилась в магазин, но он все равно «культуры». (Сейчас здесь известный ночной клуб-уточнить название) Много событий потом было связано с этим ДК. 

Идти в школу было ровно пять минут. Иногда путь туда занимал минут семь, например, если северный ветер дул в лицо и нужно было идти в сопку, зато до дома можно было легко добежать за 3 минуты. Школа находилась рядом с цирком. Ее единственный минус заключался в том, что у нас не было ни своего стадиона, ни даже полноценного спортзала. Поэтому физкультурой мы занимались на той же площадке, где выгуливали цирковых слонов. И в футбол гоняли по соседству со слонами и тиграми. Таким образом, любовь к животным была привита с детства. По дороге в школу находился музей Тихоокеанского флота, располагался он, как ни странно, в старинной лютеранской церкви. Очень необычно, что существовало такое вот сооружение во Владивостоке, потому что город был молодой, и хотя в центре присутствовала какая-то историческая часть, таких старинных готических зданий больше, по-моему, не было. Во дворе этого здания стояли самые настоящие орудия и пушки, и по дороге в школу или из нее, мы любили ползать по ним и воображать себя моряками очень дальнего плавания, которые участвуют в неведомых боях и строчат из этих орудий.

С другой стороны нашего дома был государственный банк. Тогда не было банков на каждом углу, и он был единственный на весь город. Дом у нас был небольшой, и почти в каждой квартире жили мои ровесники и одноклассники (со многими из которых я дружен и по сей день) и мы развлекались тем, что сидели во дворе и наблюдали, как ровно в назначенное время инкассаторы привозили и, вероятно, увозили, огромные суммы денег. И мы представляли себе различные истории с ограблениями банков, причем нам не было интересно стать их участниками, напротив, мы мечтали, что станем именно свидетелями какой-то детективной истории. Кстати, говорят, что как раз в нашем Владивостокском банке в начале 1970-х случилась умопомрачительная история, когда под видом съемок кино, его действительно ограбили какие-то бандиты.

В советских школах учеников всегда заставляли петь в хоре. Не пойти в хор было равносильно предательству родины. Петь в нем могли, разумеется, все, главное было вовремя открывать рот. Однажды в наш хор пришла разнарядка, что всем нужно пойти в тот самый дворец культуры им. Ленина и пройти прослушивание в хор мальчиков. Раньше, как это ни странно, во все творческие кружки загоняли буквально пинками, участие в художественной самодеятельности было ответственной обязанностью каждого уважающего себя школьника. Я чуть ли не единственный из всего класса прошел прослушивание и стал участником хора мальчиков.

Хор мальчиков по тем временам был очень часто гастролирующей единицей, потому как детские коллективы развлекали рабочих во время обеденных перерывов и в праздничные дни. Мы пели на фабриках и заводах, во дворцах культуры и филармониях, и всегда начинали выступление с песни «Шагают рядом Ленин и весна». С этой песни и началось мое шествие по стране. И все мои последующие странствия долгое время были связаны именно с хором мальчиков, потому что мне удалось объехать огромную территорию нашей страны — мы колесили по колхозам и совхозам, по воинским частям, фабрикам, заводам. Мы объехали все Приморье, были в Хабаровске, Комсомольске , проехали всю трассу БАМ со всеми остановками, видели комсомольские стройки, выступали на Сахалине и на Камчатке.

Первая официальная зарплата была получена мной в 7-м классе. У нас во Владивостоке было такое очень серьезное и правильное увлечение среди друзей: в каникулы не шататься без дела по улице, а устраиваться на работу. В основном помогать почтальонам. Большого выбора для подростков не было. Одним летом я, по совету старших товарищей, устроился в Бюро международного молодежного туризма и стал проводить экскурсии для таких же школьников, съезжавшихся со всего Союза. Они ходили по музеям, и я рассказывал им об истории города. В день платили около трех рублей, и, в зависимости от того, сколько проработал, рублей 30 выходило всегда, иногда и 50 в месяц. Деньги я, конечно, тратил исключительно на пластинки и кассеты. Фирменная пластинка тогда на черном рынке стоила от 70 рублей, а кассета — 25, поэтому можете себе представить, сколько нужно было впахивать на один диск какой-нибудь любимой группы. Кстати, одной из любимых групп моих детства и юности были странные разрисованные ребята из группы Kiss. В СССР у этой группы был образ людей не от мира сего. Фантастические персонажи, которых почему-то выбрали в качестве врагов: вот, пионеры, пример того, какими быть нельзя. И мне сразу захотелось не то чтобы стать ими, но попасть в этот мир и понять, как он устроен. Увидеть, что скрывается за масками. Я быстро понял, что это клоуны, и что музыка их мне не очень-то уж и нравится. Но игра, которую они придумали, доставляет удовольствие им самим и огромному количеству людей.

Купить книгу Ильи Лагутенко «Книга странствий: Мой Восток»