Ярое око театра

В те годы, когда проходит пик популярности современной драматургии, хочется оглянуться назад. В чем были ошибки новой драмы последнего десятилетия? Где искать ключи к новым сюжетам? Может быть, придется вернуться на тридцать лет назад? Но сейчас главное — вспомнить все то хорошее, что с нами было.
Дочитав эту подборку до конца, вы сможете справедливо заметить: «Позвольте, а где же Коляда, Гришковец, Клавдиев и Сигарев?». Но их томики доступны нам и в библиотеках, и в сети. Я же хочу познакомить вас с теми, до кого ваши руки, может быть, не дотянулись, либо вы, встретив эти книги, не стали их даже листать.

 

  • Максим Курочкин. Кухня – М.: Эксмо, 2005. – 336 с.

Восемь классических пьес Максима Александровича. К сожалению, в сборник не попала «Стальова воля», которая была отдельно издана в 1999 году и с тех пор не переиздавалась. Про «Кухню» напомню, что большинство театралов до сих пор считают лучшей режиссерской работой Олега Меньшикова инсценировку заглавной пьесы. А остальные семь можно прочитать совсем не напрягаясь — правда, будет это достаточно обыденно и суховато. Тексты Курочкина не хотят впускать вас в себя, да и вы, скорее всего, не захотите войти. Но, поверьте, десять лет назад знакомство с этим сборником было сродни потере невинности и чтению первого выпуска журнала «ПТЮЧ».

До сих пор остаются актуальными «Тридцать фактов о Максиме Курочкине», которые предваряют сами пьесы. Написаны они были самим автором и его другом Михаилом Угаровым. Очень смешно читать признание драматурга в том, что все его герои являются бесстрашными сексуальными экспериментаторами. Или, например, узнать, что в детстве Курочкин мечтал стать Индианой Джонсом и из-за этого поступил на исторический факультет Киевского педуниверситета.

 

  • Ксения Драгунская. Пить, петь, плакать. – М.: Время, 2009. – 448 с.

Фанаты группы «Ундервуд» наверняка вспомнят имя этого драматурга. Ксения Викторовна давно уже стала классиком, все про нее слышали, но практически никто не читал. Театральный режиссер Ольга Субботина ставила свои самые знаменитые спектакли по ее произведениям. Это «Ощущение бороды» и «Яблочный вор» по пьесе «Все мальчишки – дураки». Группа «Ундервуд» специально написала музыку для оформления пьесы, а Мария Голубкина блистала в главной роли. Обе пьесы вы найдете в книжке. Нет «Голой пионерки» — видимо, театр «Современник» не дал права на публикацию. В остальном сборник можно считать «Best of» пьес данного автора. Важно учесть, что Драгунская пишет не «лесенкой», не сценическим письмом, а киноповестью. Любителям покопаться в архивах журнала «Искусство кино» будет очень комфортно читать. Тут вот в чем дело: эти сказки – для взрослых. Герои – литературовед Мария Дербарендикер и предприимчивая девушка Аня Фомина. Их приключения в эпоху становления кремлевского гламура смогут заиграть в вашей голове (потому что лучшие спектакли по Драгунской уже сняты с репертуара), только если вы сами себе позволите роскошь заинтересоваться проблемами тех, кому слегка за сорок пять. А заодно представить, какими они были пятнадцать лет назад.

 

  • Братья Пресняковы. Европа-Азия. – М.: АСТ, 2009. – 257 с.

Окрыленные успехом сборника «Паб», Олег и Владимир Пресняковы выпустили роман-поэму «Европа-Азия». Не удивляйтесь, что в подборке представден роман. По стилистике и манере восприятия это и есть настоящая ультрасовременная пьеса. А по их собственному определению, книга – микс из сериала «LOST» и книги «Москва-Петушки». На самом деле это текст-пазл, где куски киносценария, основанного на известной пьесе «Европа-Азия», соседствуют с потешным и восхитительнейшим повествованием. О том, как братья помогали «крутому дядьке» (опять же по определению самих Пресняковых) Ивану Владимировичу Дыховичному снимать многострадальную «черную» комедию. Ой, не запутайтесь. В романе кроме Дыховичного и авторов много персонажей. Конечно, без Сергея Шнурова, Ксении Собчак, Ивана Урганта и Татьяны Лазаревой не обошлось. Самый обаятельный и отрицательный персонаж в книге, фантастический модник и «плейбой», постоянно курящий трубку и разъезжающий на «Порше», не кто иной, как сам режиссер Ваня Дыховичный. Напомню, что в фильме и пьесе сюжет повествует о банде мошенников, имитирующих свадьбу около стелы на границе Европы и Азии (стела установлена под Екатеринбургом, откуда родом братья Пресняковы). Лично я помню, как охотился за этой книгой и когда ее заполучил, то радовался так, будто Пресняковы и Дыховичный – мои близкие родственники. После этого романа они для меня все стали как родные. Это, пожалуй, самая увлекательная книга из всей подборки.

 

 

  • Валерий Печейкин. Люцифер. – М.: KOLONNA PUBLICATIONS, 2013. – 230 с.

Отрывок из сценария для спектакля-открытия Гоголь-центра «00:00» в постановке Серебренникова и три полноценных пьесы. Все это находится под концептуальной, но совсем не шокирующей обложкой. Валерий Валерьевич — открытый гей и в творчестве своем более всего близок к произведениям легендарного драматурга-новатора Евгения Владимировича Харитонова. Но проблема в том, что такими текстами вряд ли уже кого-то удивишь. Они были написаны про определенные события, происходившие с 2007 по 2011 год. Поэтому сейчас эти пьесы читаются непреднамеренно монотонно. Только драматургический отрывок «День», созданный специально для перформанса Кирилла Серебренникова, известной актрисы Лики Руллы и молодых артистов «7 студии», хорошо читается до сих пор. Это текст, написанный в стиле древнегреческого театра. Когда из обрывков слов молодых строителей, работающих днем, проступает удивительно прекрасное будущее (теперь уже настоящее) одного из самых лучших модных театров. Потом все персонажи влюбятся, умрут и по закону «капустнических» юморесок — воскреснут. Те, кто уже знаком с творчеством Печейкина, с нетерпением ждут, когда он выпустит новый сборник, где будут пьесы «Девять» по Михаилу Ромму, «Идиоты» по фон Триеру и пьеса, написанная по дневникам Кафки.

 

  • Иван Вырыпаев. Что такое пьеса? – М.: Три квадрата, 2016. – 560 с.

Возможно, для начала знакомства с новой русской драматургией этот сборник идеальная вещь. Как Пауло Коэльо, ставший для студентов середины нулевых годов проводником к прозе Достоевского или Тургенева, так Иван Александрович может помочь увлечься пьесами Алексея Казанцева или Виктора Денисова. Сборник составлен так толково, что комар носу не подточит. Это не просто собрание лучших произведений за 13 лет. Здесь выводится портрет поколения сорокалетних на фоне эпохи. Например, «Пьяные» написаны очень назидательным языком. При столкновении с этим текстом может возникнуть неприятное ощущение, что вас отчитывают за то, чего вы не совершали. «Невыносимо долгие объятия» были специально написаны для берлинского «Дойчез театр». Это чувствуется даже по тому, что в ней представлен апофеоз нынешней фонетики автора, а также бросается в глаза повтор всех сюжетных линий Вырыпаева из «Танца Дели», «U.F.O.» и «Иллюзий». «Июль» актуален до сих пор: публика стабильно делает аншлаги на питерской постановке этой пьесы режиссера Дмитрия Волкострелова. Но, на самом деле, наиболее интересное в книге – это вступительная статья «Что такое пьеса?». В ней Вырыпаев объясняет читателям, зачем издал это все на бумаге, зачем эту книгу читать и — самое главное – как он к этому относится. Очень важно, что в статье он не поучал и не лукавил. Она читается, как самостоятельное произведение. Настоящее украшение для этого собрания лучших вещей.

 

  • Юрий Щекочихин. Армия жизни. – М.: Сommon place, 2017. – 488 с.

В этом году исполняется 14 лет с момента гибели Юрия Щекочихина. Большинству он известен как легендарный журналист, освещавший трудности становления подростков 80-х годов и деятельность организованной преступности. Но в этом сборнике, к счастью, нашлось место не только для его знаковых репортажей. В 1982 году он выпустил пьесу «Продам старинную мебель». Это событие проходит практически незамеченным, но заявляет Щекочихина еще и как современного драматурга. Через три года состоялась театральная сенсация. Только что написанная пьеса «Ловушка 46, рост 2» попадает в модный молодежный театр РАМТ. Посвящена она жесточайшему противостоянию двух молодежных футбольных группировок. С грандиозным успехом спектакль идет несколько лет, и залы штурмует армия поклонников. Половина из них – настоящие футбольные ультра-активисты. Скоро это произведение успешно экранизируют под названием «Меня зовут Арлекино». В начале 1989 года Юрий Петрович принесет в театр новую пьесу «Между небом и землей жаворонок вьется» о том, как одиночный молодежный бунт приводит к печальным последствиям. В спектакле звучала живая музыка в исполнении актеров. Спектакль назывался строчкой из романса Глинки, а в конце выходил маленький мальчик и пел «Между небом и землей». В 90-е Щекочихин будет трудно, но кристально честно депутатствовать в Госдуме РФ. А в июле 2003 года он трагически и безвременно нас покинет. Уникальное собрание его пьес и статей должно подтвердить тезис о том, что все новое – это очень хорошо забытое старое.

Влад Лебедев

Гертруда Стайн. Кровь на полу в столовой (Blood on the Dining Room Floor)

  • Перевод с англ. В. Михайлина
  • М.: Митин Журнал, KOLONNA Publications, 2007
  • Обложка, 144 с.
  • ISBN 5-98144-095-3
  • 1000 экз.

Попытка — пытка

«Гертруда Стайн? Та самая Стайн?..» — примерно такие мысли посещают меня, когда в книжных магазинах я наталкиваюсь на свежеизданные «Автобиографию Алисы  Б. Токлас» и «Кровь на полу в столовой». Стайн была одной из самых влиятельных фигур в американской литературе двадцатого века. Ее творчество является не столько даже ярким примером литературного эксперимента, сколько его синонимом. Именно Стайн удалось определить границу, отделяющую экспериментальную авангардную прозу от невменяемой, сумасшедшей. Сложность такой задачи трудно переоценить — всем известно, насколько шаткими являются критерии разделения литературы и всего того написанного и изданного, что в конечном счете ею не является. Стайн выбрала самый надежный способ определения такой границы — сама ею стала. Именно поэтому ее тексты сложны для восприятия как никакие другие, и мне трудно представить себе человека, который стал бы читать произведения Стайн ради удовольствия. Однако, прошедшие фильтр культуры, книги писательницы время от времени все-таки издаются. И что еще удивительнее — переиздаются.

Странный детектив под названием «Кровь на полу в столовой» как раз и стал одним из примеров такого бескорыстного (во всяком случае, по моим прогнозам) книгоиздания.

Читателю следует с самого начала усвоить, что в руки ему попала говорящая книга. При этом произносить она будет преимущественно одну и ту же фразу: «Читай меня два раза», но зато с завидной регулярностью. Стайн написала «Кровь на полу в столовой» в лучших традициях «автоматического письма». Она не желала говорить от своего имени, отлично понимая, насколько безнадежными являются любые попытки превзойти такого безупречного рассказчика, как сама жизнь. Стайн готова была быть всего лишь инструментом в ее руках, простым карандашом, а никакой не писательницей. Она записывала этот роман, воспринимая любую правку как кощунство и стараясь максимально устранить из текста себя как автора. Именно поэтому местоимение «я» везде в романе заменяется словом «каждый». Это обстоятельство позволяет облегчить затрачиваемый на произведение читательский труд. Но и только. Воссоздание сюжетной канвы все равно требует от читающего бесконечных возвратов, остановок, повторов и подсчетов, а продвижение вперед на одну страницу происходит ценой перечитывания десяти предыдущих. Однако даже самые заядлые любители разгадывания литературных ребусов не будут вознаграждены вожделенным ответом на классический вопрос. Судя по всему, бытие категорически отказалось открыть Гертруде Стайн имя убийцы, поднявшего такой переполох в тихом, маленьком городе. Скрупулезный анализ текста, имеющий целью уяснить хотя бы расстановку героев в произведении, в результате ровным счетом ничего не дает.

Не исключено, что этот вывод позволит некоторым читателям задаться простым вопросом — если сюжет романа так тщательно скрыт, то, может быть, он не очень и важен? И, может быть, история, которую все-таки рассказывает нам Стайн (разумеется, Стайн), — это какая-то другая история, вовсе не про убийство?

На этот вопрос каждый сможет ответить, прочитав замечательный роман «Кровь на полу в столовой» не менее замечательной писательницы Гертруды Стайн. Я же по этому поводу сказала достаточно.

Анна Макаревич

Антонен Арто. Тараумара

  • Перевод с фр. Н. Притузовой
  • М.: KOLONNA Publications, Митин Журнал, 2006
  • Обложка, 208 с.
  • ISBN 5-98144-091-0
  • 2550 экз.

Был ли среди писателей и поэтов прошлого века кто-нибудь более сумасшедшим, чем Антонен Арто? Едва ли, если учесть то количество проектов, столь же масштабных, сколь и безумных, которое он успел породить за всю свою жизнь. Голоса и видения, наркотики, поэзия, театр, паломничество в разные уголки мира — все это про Арто и про схватку, в которой он постоянно сгорал. Он был «человеком с идеями». Каждый его замысел носил настолько утопический и невероятный характер, что в вопросах его реализации Арто приходилось идти столь же невероятным путем.

В 1936 году он отправился в путешествие в Мексику, чему и посвятил потом свою «Тараумару». Измученный наркотиками и постоянным поиском, автор надеялся, что там, среди индейцев, еще не утративших окончательно связь с природой, он сможет вновь обрести себя. Арто был наслышан о том, что ритуалы племени Тараумара, происходившие с использованием пейотля, позволяют человеку выйти за пределы себя и тем самым осознать эти пределы — вожделенная цель…

Ничего не произошло. Разочарованный, он вскоре вернулся во Францию. Результатом поездки стала эта его почти документальная книга, не несущая в себе ответа на более чем сложный вопрос, но зато в полной мере раскрывающая смысл исканий, побудивших Арто к путешествию на другой континент.

«Тараумара» не только содержит этнографически четкие описания ритуалов с пейотлем, но и дает возможность многое прояснить для себя в эстетической концепции Антонена Арто.

Отличный способ проделать экзотический путь в безумной компании.

Анна Макаревич

Алехандро Ходоровский. Сокровище тени (El tesoro de la sombra)

Лучник выпустил стрелу, она ушла за горизонт, облетела вокруг Земли и вонзилась лучнику в спину. Таков сюжет одной из притч Алехандро Ходоровского. Любого художника, дарящего миру свои творения, можно уподобить этому стрелку. Честертон говорил, что талантливые художники попадают в те мишени, в которые никто, кроме них, не может попасть. Гениальные — в те, которые никто не видит. Если развить эту мысль дальше, можно предположить, что некоторые попадают себе в спину, как тот лучник из притчи. Мне кажется, что к последним можно отнести, например, Гоголя или Кафку. Такова моя трактовка текста Ходоровского, хотя могут быть и другие.

«Сокровище тени» это сборник притч и сказок, овеянных южноамериканским колоритом и особой атмосферой, присущей мирам Ходоровского. Философ, которому длинная борода мешает ходить, отрезает себе ноги; приговоренный к повешению просит подарить ему пару свинцовых башмаков; трус осторожно крадется позади своего врага… Калеки и нищие, тираны и палачи, ученики и гуру населяют эту книгу.

Объективная реальность по Ходоровскому это Бог (притча «Видение избранного»). Но его герои почти не сталкиваются с реальным миром. Они живут в своих фантазиях (зачастую болезненных) и находят Бога за гранью бытия. Это значит, что с героями могут происходить любые метаморфозы — они превращаются в животных, становятся святыми и т.д. Персонаж может вообще исчезнуть, чтобы потеряться в глубинах своего сознания. Эффект отсутствия — один из любимых приемов Ходоровского:

— Учитель, где Бог?

— Прямо здесь.

— А рай?

— Прямо здесь.

— А где ад?

— Прямо здесь. Все здесь. Настоящее, прошлое, будущее, — все это прямо здесь. Здесь жизнь и здесь же смерть. Здесь сходятся противоположности.

— А где же я?

— Ты — единственное, что не находится здесь.

У притч есть одна особенность, которая может сбить с толку неискушенного читателя. Есть она и у притч Ходоровского. Я имею в виду некоторую назидательность его текстов. Иные притчи бьют точно в цель — заставляют задуматься о себе, о своей жизни и лишний раз напоминают, что что-то пора менять. Прочувствовав это, невозможно просто наслаждаться написанным — слишком многое из давно забытого всплывает на поверхность. Происходит своего рода очищение, хотя не спорю — можно и не воспринимать Ходоровского как человека с претензией быть наставником своего читателя.

И еще один очень важный момент. В сказках чилийского писателя присутствует множество элементов, которые очень любят использовать так называемые некрореалисты. Экскременты, менструальная кровь, отрезанные конечности, выколотые глаза… Но Ходоровский знает меру вещам и не делает натуралистические подробности своим фетишем. Для него это всего лишь детали, необходимые в работе над текстом. Вот почему Ходоровский не отталкивает и не шокирует.

У его книги есть нечто, о чем мечтают многие художники — обаяние. Прочитав одну сказку, хочется сразу же погрузиться в следующую, а затем еще в одну, и так до последней страницы. Но «Сокровище тени» не заканчивается с заключительной притчей. Столько необычной информации невозможно забыть, просто захлопнув книгу. Эта книга дарит вдохновение. Она зовет читателя погрузиться в собственные фантазии и найти там что-то такое же необычное. Что ж, удачных поисков, и не бойтесь чудовищ собственного разума!

Виталий Грушко

Габриэль Витткоп. Торговка детьми (La marchande d’enfants)

История страстей

Повести Габриэль Витткоп, вошедшие в сборник под названием «Торговка детьми», после прочтения могут оставить тягостное впечатление. Изысканным языком автор описывает картины насилия над детьми, богохульства, расточаемые маленькой девочкой, и запретную страсть, без остатка овладевающую человеком. На фоне этого Париж конца XVIII века, исполненный кровавых событий и источающий, как водится, неприятные запахи, не производит сильного впечатления.

Однако опытному читателю известно, что подлинный интерес к литературе нередко бывает несовместим с брезгливостью и требует безоценочного отношения к излагаемым в книге событиям. Человек, способный соблюдать эти условия, бывает вознагражден. Именно такие требования предъявляет к читателю Габриэль Витткоп.

В обеих повестях, вошедших в сборник, мы сталкиваемся с проявлениями необычайно сильного человеческого стремления. При этом всякий раз оно бывает направлено на предметы, менее всего для этого подходящие. Так, в повести «Торговка детьми» объектом сексуального влечения выступают дети; в «Страстном пуританине» главный герой питает к тигру любовь, граничащую с одержимостью; юная Бланш из той же повести предстает перед нами бесконечно верующей, и доказательством этому служит ее непоколебимая уверенность в том, что месть Всевышнему является не только возможной, но и действенной.

Обо всем этом Витткоп говорит бесстрастно и холодно — в текстах отсутствует даже намек на одобрение или осуждение со стороны автора. И речь здесь идет вовсе не о том, что Витткоп не питала жалости к растерзанным детям или полагала возможной любовь к тигру. Здесь мы сталкиваемся с безразличием иного рода, безразличием человека, для которого замысел и намерение неизмеримо более важны, чем их осуществление. Витткоп выстраивает перед каждым из своих персонажей кирпичную стену, заставляя читателя перенести свое внимание с предмета на указующего, с объекта на субъект. Избегая вставать на путь осуждения, автор направляет наши размышления на познание человеческой природы, неистовой и экстатической в ее понимании.

Исходя из всего вышесказанного, несложно определить, какое из существовавших в XX веке литературных движений наиболее заметно сказалось на творчестве французской писательницы. Тексты вызывающего содержания, герои, позволяющие себе недозволенное, тема жертвоприношения, в полной мере раскрываемая Витткоп в повести «Страстный пуританин», — все это справедливо наводит нас на мысль о сюрреализме. Читатель, задавшийся целью обнаружить в повестях Витткоп максимальное количество сюрреалистских черт, будет сполна вознагражден. Однако по одному из пунктов данной программы автор все-таки терпит поражение, и это понятно. С трудом можно представить себе книгу, которая на сегодняшний день могла бы стать литературным скандалом в сюрреалистском понимании этого слова.

К тому же автор ни на минуту не позволяет нам забыть о том, что все написанное является всего лишь плодом чьей-то фантазии. И как бы ни хотелось нам иногда погрузиться в книгу, увлечься описываемыми в ней событиями, сделать это не удается. В «Торговке детьми» мы имеем дело с письмами, которые по определению являются чьим-либо сочинением. Что же до «Страстного пуританина», то в этой повести первое лицо самым неожиданным образом превращается в третье, и едва обретенный повествователь оказывается вдруг персонажем, находящимся во власти другого рассказчика. При этом нам всякий раз предлагается по большому счету одна и та же история человеческой страсти.

Взыскательному читателю может показаться, что приемы, используемые Габриэль Витткоп, были в полной мере реализованы в литературе XX века, эксплуатируемые ей темы — раскрыты и тексты ее не несут в себе никакого нового сообщения. Отчасти так оно и есть. Однако выполненные с необычайным мастерством, обе повести, безусловно, заслуживают внимания той части читательской аудитории, которая получает удовольствие не столько от новизны, сколько от узнавания.

Анна Макаревич

Алехандро Ходоровский. Попугай с семью языками (El Loro de las Siete Lenguas)

  • Перевод с испанского Владимира Петрова
  • Митин журнал, Kolonna Publications, 2006
  • Переплет, 396 с.
  • ISBN 5-98144-070-8
  • Тираж: 2000 экз.

«Я хотел изобразить приключения не персонажей, но группы архетипов, каждый из которых представлял бы одну из граней нашей души». Этим кратким комментарием к своей книге Алехандро Ходоровский только усложняет задачу читателя, вынужденного угадывать, какие именно архетипы скрывают в себе двадцать два персонажа «Попугая…». При подступах к довольно объемистому роману в голове неизбежно возникает путаница: слишком много героев, слишком хитроумными нитями они связаны между собой. К концу книга приобретает четкость, начинает прослеживаться сюжет, создается иллюзия удобоваримости текста. Читатель, с головой нырнув в глубокий омут, внезапно ощущает под ногами дно. Но не стоит поддаваться соблазну — в самом конце новый омут захлестнет читателя, и опять все встанет на свои места — то есть опять все станет непонятно.

Герои Ходоровского: поэты, паяцы, богоборцы, утерявшие внутреннюю гармонию, — путешествуют по вымышленной стране, которая, впрочем, имеет название — Чили. Они сражаются, предаются разврату, пишут романы, а под конец (как раз в этом месте книга становится внятной) вступают в оппозицию с властью. Информации слишком много. Информация путает и сбивает с пути. Ходоровский — дитя сюрреализма, вот почему его книгу предпочтительнее созерцать, а не читать.

Начало первой главы напомнит нам о Борхесе, некоторые метафоры — о Павиче. Но у Ходоровского все гораздо сложнее. Он умудряется проследить судьбу каждого из своих двадцати двух героев и довести ее до логического конца. При этом у каждого героя есть своя история, а у каждой истории — предыстория.

В книге много отталкивающих сцен. Ходоровский достаточно жесток и бескомпромиссен. Но его умение завлечь читателя, затянуть в паутину своих фантазий берет верх над любыми догмами. В мире, нарисованном автором, царит своя мораль. Здесь нет ни одного события, вносящего дисгармонию в путешествие героев по вымышленному Чили и в путешествие читателя по собственному подсознанию.

Роман-путешествие (или, если угодно, трип). Это особый жанр (не имеющий, кстати, ничего общего с путевыми заметками). Особенно радует, что Ходоровский, говоря о путешествии, не упоминает о наркотических трипах — а ведь этим грешат многие авторы, пишущие нечто подобное. У героев романа слишком богатое и слишком больное воображение для того, чтобы подкреплять его химическими веществами. Лишь один герой в романе принимает наркотики — президент вымышленного Чили, убогий диктатор с убогим внутренним миром.

Сегодня мы только начинаем открывать для себя творчество Ходоровского. Многие знакомы с его фильмами. Настал черед и книг. «Попугай с семью языками» — хорошее подспорье для любителей всего нового и неизведанного.

Виталий Грушко