Аршин, сын вершка
- Лурье С. Изломанный аршин: Трактат с примечаниями. СПб.: Пушкинский фонд, 2012. 475 с. Тираж 1000 экз.
Вместе с рождением профессиональной журналистики, формированием конкуренции на книжном рынке, возникновением профессионального писательского сообщества — короче, вместе с началом новой русской литературы неизбежно должны были появиться литераторы особого рода. Уделом их было не властвовать над умами, не пытаться предлагать новые идеи или импортировать заграничные знания, не жечь сердца глаголом или выжимать слезу у романтически настроенных дев. Им были чужды как муки творчества, так и сомнения в себе, от них не сохранилось черновиков (потому что их и не было), а шедшие в набор рукописи никто не думал забирать из типографии. Они родились для того, чтобы ежедневно, методично заполнять разделы «Смесь» в толстых журналах или газетные фельетоны, чтобы отлаиваться от противников, когда тяжелую артиллерию было пускать в ход не к лицу, чтобы сочинять книжки вроде «Нет более геморроя» или составлять рецепты разведения брюквы. Иногда они были милы, иногда остры, но чаще всего беспросветно скучны или хамовиты. Почти полное отсутствие идей, чувств и переживаний они за пару столетий научились компенсировать подзаржавевшими остротами, хрестоматийными каламбурами или натужными парадоксами, мастерски отточив умение мысль величиной с вершок растянуть на аршин печатного текста. Иногда они считались «прогрессивными», иногда «реакционными» — все зависит от того, что в конкретный момент вкладывалось в эти слова.
Не хочу быть снобом: такие авторы нужны во все времена, более того — у них даже есть свой, преданный читатель (что особенно ценят скупые до гонораров редакторы). И в самом деле: кому из работодателей не понравится умение в срок и почти без помарок заполнить журнальный лист-другой. Да еще с шуточками, с прибауточками, с рассуждениями о погоде или рыбалке и обязательной оппозиционной фигой в кармане. Кроме журнальной рутины они любят и поработать в смежных областях: выпустить роман, повесть, пьесу или трактат — в зависимости от темперамента и запросов книгопродавца. Конечно, кроме читателей, у таких авторов есть и клака, собратья по профессии, любящие время от времени обильно обслюнявить друг друга, прибавляя что-нибудь типа: «Старик, да ты же гений! гений!! а все они... все они — ничтожества!!».
Проходит время, о них пишутся статьи в словарях, иногда даже монографические работы, совсем редко — книги. Подобные исследования нередко бывают интересны; просто потому, что зачастую достают из реки забвения литератора второго-третьего ранга, показывают его связь с более удачливыми современниками, ставят в контекст эпохи. Гораздо менее интересными кажутся попытки возвеличить, «реабилитировать» своего персонажа, приписать ему такие качества и достоинства, какими он не обладал в глазах даже собственной жены, или уж тем более пытаться извлечь из его ежемесячных сочинений какую-то самостоятельную идею или философскую систему.
Лежащую передо мной книгу можно отнести именно к таким раритетам. Главный ее герой — журналист, прозаик, историк и драматург 1820-1840-х годов Николай Полевой, которого намереваются сжить со света его литературные недруги: Александр Сергеевич Пушкин, Сергей Семенович Уваров (который именуется не иначе, как «идиотом») и Виссарион Григорьевич Белинский. Вот про них, про их слабости и интриги и идет повествование, обильно разбавленное различными эссеизмами и трюизмами, ради которых, как понимаешь, и писался этот громоздкий текст. Заодно автор по любому поводу иронизирует над Советской Наукой о Пушкине, или, как он сокращает смеха ради, «старухой СНОП», которая, по его мнению, одно исказила, второе пропустила, третье недопоняла. В ответ на все это безобразие предлагаются головокружительные гипотезы, поразительные трактовки и многочисленные открытия Америк из форточки. Словом, на смену шамкающей вставными челюстями пенсионерке СНОП приходит румяный, невинный, не сомневающийся в себе Современный Треп о Пушкине (сокращенно СТОП).
Как любой молодой человек, он умело пользуется Гуглем и поэтому не сомневается, что все, о чем не находится информация на первых двух страницах этого почтенного поисковика — до него никто никогда не изучал и не касался. Он совершенно не парится по поводу проверки дат и имен («Смирдин не Василий Филиппович? ах, я вас умоляю...»); он не указывает источники цитат и сведений, поэтому его информацию затруднительно верифицировать; похоже, он даже думает, что до него никто не открывал ни «Московский телеграф», ни «Северную пчелу»; он уверен, что Полное собрание сочинений Белинского не имеет указателя. Зато при случае он умеет завернуть какую-нибудь фразочку с подзаковыркой, через которую не сразу и продерешься: «...синтаксис симулирует симптомы полиомиелита...» — это ж надо так! ну-ка перечислите эти симптомы, пожалуйста.
Склонен СТОП и к юморку. Например, он сравнивает Пушкина с кашалотом, Николая I с треской, потом кого-то еще с кем-то, но кого именно и с кем я забыл, потому что по третьему разу этот прием уже не работает. А вот Пушкин — кашалот... Может быть, это действительно остроумно? Давайте на всякий случай сделаем «хи-хи».
Приведу показательный пример «научного поиска» красавца СТОП (беру почти первый попавшийся, который мне легко проверить, благо материалы под рукой). Так, он размышляет, что могло послужить причиной «гневной вспышки» Белинского против Полевого в последнем, апрельском номере «Московского наблюдателя» за 1838 год. СТОП вычитывает у Ю. Г. Оксмана (где?), что «19 апреля 38 года <...> на Александринском театре разыгран был водевиль „Семейный суд, или Свои собаки грызутся, чужая не приставай“. Главную роль — студента Виссариона Григорьевича Глупинского — очень натурально исполнил г. Мартынов. <...> ...тотчас после премьеры водевиль был снят с репертуара, он не напечатан нигде и никогда, кто его автор — осталось загадкой. Поискать рукопись? Некогда и незачем. А я поискал — и мне повезло <...>: нашел». Далее СТОП глубокомысленно размышляет, что хотя водевиль был поставлен после выхода упомянутого номера «Московского наблюдателя», но сюжет его мог стать известным Белинскому, а тот мог принять его за сочинение Полевого, и поэтому...
Почти все вранье. Это видно даже из того, как бедный СТОП путается в своих показаниях: сначала он пишет о постановке 19 апреля 1838 года, потом о цензурном разрешении 29 сентября 1838 года — то есть получается, что цензуру водевиль прошел спустя полгода после постановки. Не скажу про цензурное разрешение, а вот дату постановки водевиля уточнить могу: это случилось не 19 апреля 1838 года, а 18 января года следующего и он был не тотчас снят с репертуара, а сыгран еще один раз — 23 января. Автор же водевиля не скрывал своего имени — это был актер В. А. Каратыгин: очевидно он был задет невысокой оценкой своего таланта в статьях Белинского и противопоставлением себя Мочалову (недаром речи Глупинского переделаны из статьи Белинского «Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета»). Да и роль Глупинского в пьесе была вовсе не главной. Если б СТОП владел минимальными библиографическими навыками, он бы нашел, что эту пьесу уже искали, благополучно находили и анализировали исследователи русского театра. Несколько страниц текста оказываются блефом.
С особенным умилением СТОП разбирает пьесы Полевого, доказывая, что их напрасно оклеветали «студентики» типа Герцена, объявив фальшивыми и реакционными. Пересказываются сюжеты «Дедушки русского флота», «Иголкина, купца Новгородского» и «Параши Сибирячки» — последняя объявляется «одним из самых благородных поступков русской литературы» и везде находятся примеры того, что «у Полевого был удивительный, только ему доставшийся дар трогательной декламации без фальши». Ну что ж, я могу привести еще пример трогательной декламации без фальши, несколько из другого времени: «Есть такие люди, которые обладают природным дарованием безошибочно отличать все настоящее, хорошее, большое от мелкого, случайного и наносного. Сами они, может быть, и не являются художниками, творцами, но зато, если они живут рядом с художником, но и незаметно для него самого влияют на его творчество, помогают ему, пробуждают в нем желание работать, творить, и творить по-настоящему». Как сказано-то, а? Заплакать и срочно дать Сталинскую премию. Правда, только второй степени.
Самое же печальное, на мой взгляд, в трактате СТОП — это его абсолютное непонимание эпохи, о которой он пишет. Нельзя первую половину 19 века просто проецировать на вторую половину века
Тот читатель, что продерется сквозь текст самого СТОП (признаться, мне это стоило немалых усилий), ожидает текст его приятеля, где все им написанное объявляется шедевром, а те, кому сей шедевр не понравится — закоснелыми дундуками. С удовольствием отнесу себя к племени дундуков, ибо не в силах постигнуть ни одной прелести «Изломанного аршина». В записных книжках Л. Я. Гинбург есть фраза про человека, который думает, что журнальный стиль — это когда берешь академическую статью и прибавляешь к ней немного хамства. От академизма СТОП, конечно, очень далек, а вот второго компонента у него в избытке.
Впрочем, как сейчас почти везде.
В сентябре в «Эрарте» начнется обучающий курс Самуила Лурье «Техника текста»
Отрывок из книги Самуила Лурье «Изломанный аршин»
Интервью Сергея Князева с Самуилом Лурье по поводу выхода книги «Изломанный аршин»
войдите или зарегистрируйтесь