- Андрей Иванов. Харбинские мотыльки. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014. — 573 с.
Андрей Иванов — парадоксальный писатель. Неожиданными и странными кажутся его герои, которые страдают от одиночества, но при этом стараются держаться подальше от людей. Его стиль сочетает в себе развернутые фрагменты с отточенной аргументацией и тут же — полные экспрессии, шальные восклицательные предложения с двумя, а то и тремя знаками на конце. Сам Иванов — редкий, но меткий пример современной эмигрантской прозы: живет в Эстонии, а пишет абсолютно русские романы.
Под обложкой этой книги — два произведения: триумфальные «Харбинские мотыльки», принесшие Андрею Иванову в прошлом году премию «НОС» и отмеченные в лонг-листе «Большой книги» этого сезона, и ранний текст «Горсть праха», который еще в 2009-м взял второе место «Русской премии», но ранее в России не публиковался.
В центре внимания романа «Харбинские мотыльки» — Эстония начала XX века, отраженная в дневниках художника и фотографа Бориса Реброва. Он был вытеснен с родины событиями Октябрьской революции, а теперь мечется по Ревелю-Таллину, время от времени уезжая в Юрьев-Тарту, и пытается понять, как выжить в эпоху перемен. Этого не знает никто, даже таинственные, ни разу не явленные читателю эмигранты, осевшие в Харбине. На протяжении всего романа они обещают светлое будущее сумасшедшим и полусумасшедшим страдальцам, которые оказались ненужными ни своему, ни чужому отечеству, здесь, в Эстонии, между Первой и Второй мировыми войнами.
Роман «Горсть праха» возвращает читателя из тяжелого сна о XX веке в наши дни — словно бы для того, чтобы показать: в XXI столетии ничуть не приятнее. У главного героя этого произведения нет имени, он не имеет конкретной профессии, но постоянно заявляет: «Я пишу мою повесть». Повесть русского, родившегося в Эстонии, в течение длительного времени жившего в Скандинавии и вернувшегося в Таллин во времена конфликта вокруг памятника «Бронзовому солдату». Повесть о безысходности, спокойно принятой другими за норму, которая лишает молодого человека покоя.
Исследуя вопрос «На что мы тратим свою жизнь?», социологи ведут подсчеты того, сколько времени человек проводит во сне, или за чисткой зубов, или стоя в пробках. Однако сколько времени люди тратят на то, чтобы забыться, не известно. Персонажи Иванова, например, занимаются этим постоянно. Их переполняет презрение к стабильности, они рвутся в сквоты хиппи, в объятия кокаина и морфия, в клоаку публичных домов да в конце концов просто «в бар! в бар!» (как в исступлении кричит главный герой «Горсти праха»).
«Пока был в Тарту, многое изменилось. А всего-то прошла неделя. Он вернулся с кашлем, книгами, студенческой шинелью (невесть кем подаренной) и тоской на душе. Юрьев — мрачный городок, записал он в тетрадь. С недотыкомками. В таких вот городках и случается всякое, мценское», — писал Борис Ребров в одной из заметок.
Тексты Иванова построены до того изощренным образом, что время от времени кажется: «пуля припоминания, заложенная в барабан памяти», вот-вот выстрелит читателю в висок. Интертекстуальная пляска, разворачивающаяся в сознании, не может быть остановлена: автор неизменно подгоняет ее то прямыми отсылками (как к Федору Сологубу и Николаю Лескову, так и к Т.С. Элиоту и Ивлину Во), то стилевыми ассоциациями (с Федором Достоевским и Андреем Белым, Луи-Фердинандом Селином и Джеком Керуаком).
Это совершенно особое удовольствие, угрожающее читателю прогулками по самым неприглядным закоулкам памяти. Представьте себе бессмысленное хождение по покрытому булыжником городу — Таллину ли, Петербургу ли — под моросящим серым дождем, сопровождающееся непрерывным самокопанием. Тем самым, которое можно сравнить разве что с эксгумацией. Настолько низкие, подлые, аморальные воспоминания начинают подниматься из могилы памяти и терзать душу, что теряется вера в собственную человечность; тут уж, действительно, как не возопить о пуле в висок!
«Болезнь под названием жизнь» — такой диагноз ставит сам себе Андрей Иванов. В тот момент, когда все опротивело, лекарством может стать и эта книга — подобное, как известно, зачастую лечится подобным.
Эксгумация души
